Страх и ярость

Свет всегда забирает. Хочется того или нет, но в самый неподходящий момент он заберёт нечто дорогое тебе, прикрываясь тем, что это, якобы, для твоего же блага. И это неизбежно. Свет на то и свет, что отбирает счастье, чтобы потом вернуть его. Вот только о последнем догадаться очень трудно. Глеб Бейбарсов

POV Матвей Власть... какова она на вкус? Какова возможность безграничного правления? Каков мир глазами человека, что может всё? Ответы на эти вопросы не знает никто. Власть никогда не принадлежала одному. Это закон. Священный закон света, который все негласно соблюдают. Даже цари правили, опираясь на приближённых к ним. И от этого отнюдь не проигрывали. - Багров, что ты тут расселся? Иди дров принеси. Но любовь никогда не подчинялась законам логики. Вечно жила своим, немыслимым никому законом. - Ау! Сонное царство! - Ирка начала размахивать перед моим лицом руками, на что я поднял взгляд к её лицу. - Чего? - прослушал. В последнее время это случается довольно часто. И в какой-то мере, наверное, это даже нормально. Слушать женщину - делать себе же хуже. - За дровами сходи, вот чего. Ирка уходит на кухню, что является предвестником очередных кулинарных экспериментов. Пора доставать противогаз и огнетушитель... Встаю и иду во двор, колоть эти самые дрова. Сами они, увы, не колются. В любви всегда есть тот, кто правит, и тот, кто поддаётся власти первого. Это неизбежно, как то, что вода постоянно течёт. Один удар, и полено разрублено на две части. Я приобретаю навык. Это повод для гордости. Но никто не задумывался: а почему второй поддаётся этой власти? Из-за того, что любит? Но ведь это бред. Многие влюблённые расставались на почве этого. А значит есть некий другой секрет. Тот, что скрыт в мыслях и потаённых чувствах. - Мо-о-оть, а блины надо переворачивать или нет? И я найду этот секрет. - Надо! - ору в ответ и, взяв в охапку пару брёвен, тащусь к дому. Переезд в деревню был глупой затеей, но спорить с Иркой мне не хотелось. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вредничало. Хозяйство вёл я. А так же убирался, готовил и работал. Это напрягало и бесило, но сопротивляться Ирке я не мог. Она была Царём, а я был рабом. И в этом был чёрный юмор нашей истории. Хорошая пара с виду. Но по одёжке не судят. Захожу в дом и иду к печи - подбрасывать дрова, чтобы огонь не потух. На улице -10. Мне ещё ничего, но Ирка мёрзнет, хотя ходит в валенках и тёплой кофте. Вот что значит незакалённый человек. Я, смотря на огонь, начинаю думать о том, насколько странными являются наши отношения. Некромаг и смерть. Мрак. И соль в том, что эта смерть не является полной смертью. Ирка смертна. Пусть и звучит это странно, но её можно убить. Она может мерзнуть. Она слаба, хотя и может забирать жизни. Чувствую сильный запах гари. Ирка опять перестаралась. Глупа была её затея научиться готовить, но она не слушала. Верила в то, что права. Иду на кухню и смотрю на то, что стало со сковородкой. К ней сильно пригорел чёрный блинчик, который в идеале мог бы стать очень вкусным. Тесто делал я. Отбираю сковородку и выбрасываю её в мусорку. Оттирать бесполезно, да и лень. - На что отвлеклась-то? - интересуюсь без ярко выраженного любопытства, пусть мне и интересна причина потери очень хорошей сковороды. - Микки хотел съесть колбасу с плесенью. Я не знал, что мне делать: то ли смеяться, то ли материться. Но что же, всякое в жизни бывает. - И кто из нас в школе учился? - бурчу под нос, а сам отправляюсь обратно, готовить. Ужинать чем-то надо, не святым же духом питаться. На кухне жарко. Открываю окно и думаю над тем, чего бы смастерить на ужин. Можно было бы сделать омлет (и плевать, что это больше завтрак), можно было бы котлет или мяса, но тогда практически вся Иркина порция отойдёт Микки (тот умел строить жалобные глазки), а можно было бы не заморачиваться, отварить макарон. Последнее показалось мне наилучшим решением. Я отвернулся к холодильнику, из-за чего буквально на секунду потерял так называемую бдительность, но и этого оказалось достаточно, чтобы мой затылок прострелила резкая боль, а тело безвольной куклой упало на пол. Лишь какой-то шум тревожил мой "покой" первые несколько секунд, потом же наступила абсолютная темнота. *** Ощущение похмелья. Сильного такого. Будто бы до этого момента я, не переставая, пил недели две. И все напитки не были чистые. Сплошное месиво из каких-то коктейлей. Отличие было одно: я не пил. Глаза долго не хотели нормально видеть. Сначала были какие-то тёмные пятна, потом яркий свет, причиняющий моим глазам боль. А затем, едва я попытался приподнять голову, окружающий меня мир резко решило станцевать канкан. Начало двоиться, затошнило, голова отозвалась резкой болью. Хотя она и так болела, но до этого эту боль можно было терпеть. В тот же момент она стала более сильной, что заставило меня упасть обратно, ударившись головой об ту поверхность, на которой я находился. Лишь вдалеке слышался посторонний шум. Раздражающий посторонний шум. Преодолевая боль, а, вернее, - просто шля её к чёрту, я пополз на этот шум, когда услышал одно единственное слово, проскользнувшее в разговоре: "Ирка". Воспоминая о случившемся ранее будто бы ударили по голове, заглушив здравый смысл и инстинкт самосохранения, что вопили о том, чтобы я остался на месте. Ничего не видя, я полз, опираясь на свои знания о доме. С каждым сантиметром чужой разговор становился чётче, хотя голоса разобрать я не мог. Просто из-за чувства того, что мою голову режут на части. - Жаль её. - Она заслужила. - Предательница! - Давно стоило это сделать. - Ещё в тот момент, когда она спуталась с некромагом. - Ясно же было, что к свету он её точно не приведёт! - Да не её надо было убивать, а некромага этого. - Вот в чём права, в том права. - Не соглашусь. Некромаг - это лишь толчок. Она изначально была ближе к мраку, чем к свету. - Стоп! Об умерших плохо не говорят. Умерших. Распахиваю глаза, пусть даже те ничего и не видят. Из последних сил хватаюсь за стену и начинаю карабкаться, пытаясь принять вертикальное положение. Надо атаковать. Или бежать? Одно ясно: надо делать хоть что-то. Но, едва сумев хотя бы немного распрямиться, слышу тонкий женский крик, и в моё тело вторгся посторонних предмет - копьё. Я чётко ощущал его в миллиметрах от своего сердца. Темнота перед глазами на секунду развеялась, а затем вновь появилась, мозг отказался работать. Последнее что помню - это вопль. И в нём я узнал Гелату. *** Следующее пробуждение намного легче первого. Голова уже не болит, зрение фокусируется практически сразу. Одна проблема - руки к чему-то пристёгнуты. Нескольких секунд хватает понять, что наручниками и к батарее. Кому только хватило ума до этого додуматься? Память услужливо подсказывает. В нашем доме была Гелата - раз. Раз была она, значит были и другие валькирии - два. Они говорили о Ирке - три. До четвёртого пункта додумать не успеваю. Вспоминаю слово, заставившие тогда меня пойти на необдуманные поступки. Умершая. Они говорили об Ирке. И одна из них это сказала. Ирка. Начинаю дёргаться в своих оковах, как безумный. Будто бы пытаюсь порвать наручники или вырвать батарею. Лишь спустя минуту понимаю, что это зря. Тогда и применяю заклинание, освобождая руки. А дальше начинается безумие. Помню, как ворвался в комнату, и как замер, поражённый. Распахнутый шкаф с оторванной дверцей, сорванная люстра, чьи осколки усыпали весь пол, разбросанная одежда и перевёрнутый диван. Ирка сопротивлялась. Она не хотела сдаваться без боя. Обожжённые в некоторых местах обои, стулья, рассыпавшиеся прахом, и распахнутое окно, на котором догорали занавески. Всё это свидетельствовало: они использовали магию. А Ирка продолжала сопротивляться. Боролась до конца. И, наконец, труп. Труп, в груди которого зияла рана, а волосы были укорочены огнём сантиметров на двадцать, лицо изуродовано ожогами и царапинами, как и всё остальное тело. И кровь. Вокруг этого трупа, на обоях и даже на потолке. Она и раненная хотела жить. Продолжала спасаться, продолжала атаковать. Но её всё равно убили. Всё равно сама Смерть лежала мёртвой посреди комнаты. На этот раз, во второй, Мамзелькина забрала желанную ей душу. Ирки больше не было. Потому что так решили. Так решил свет.