——
Острый ум, Завещанный в наследство нам обоим, Был отдан мне. . Когда сгустились сумерки, Рейстлин всмотрелся в горизонт и не разочаровался. Знакомый стук, и деревянная телега, запряженная паршивой лошадью, порадовала его взгляд. Вожжи держали сильные, натруженные работой руки. Он мог только представить, какую боль должны были чувствовать эти руки после целого дня работы в поле. Но улыбка Карамона показала, как мало он заботился о таких вещах. — Рейст! Ты долго меня ждал? — он радостно махал, показывая все свои зубы в искреннем смехе. Он был на пике зрелости, и никакая юношеская неуклюжесть не беспокоила его. Сквозь рукава рубашки проглядывались мускулы, и Карамон двигался уверенно; он без колебаний натянул поводья, убирая стога с сеном с сиденья рядом с собой. Рейстлин, напротив, изо всех сил пытался удержать свои книги в руках. Он делал осторожные шаги, ибо белая мантия, которую он носил, была слишком длинной, а синяков у него уже было немало. — Нет, всё в порядке, — он взобрался на телегу, поморщившись, когда его локоть ударился о борт. Это оставит еще один синяк. — Я бы просто хотел поехать домой. — Я тоже, — Карамон похлопал близнеца по плечу, игнорируя тот факт, что это плечо было больше костью, чем плотью. — С тех пор, как ты уехал, стало скучно. Держу пари, в твоей магической школе много чего происходит. Поджигал кого-нибудь в последнее время? Рейстлин закатил глаза. — Ничего подобного, — он положил стопку книг рядом с собой, кроме одной, которую он положил на колени, с треском открывая. — Если только ты не хочешь, чтобы я сбежал из города. — Ой, Рейст, я же просто пошутил, — Карамон хлестнул поводьями, заставляя лошадь идти вперед, поднимая копытами пыль. После того, как он это сделал, Рейстлин оглянулся и увидел нескольких учеников, стоящих возле здания его наставничества; их лица были в тени густых листьев, свисавших с высоких деревьев. Он не мог видеть их глаз, но в этом не было необходимости. Карамон заметил, как он повернулся. — Кто-то доставлял тебе неприятности? — спросил он с ноткой злости в голосе. — Нет, — Рейстлин посмотрел в свою книгу, заканчивая дискуссию. Карамон был слишком тупоголовым, чтобы заметить. — Я могу помочь, если кто-то насмехается над тобой. Просто позволь мне их… — Он ударил кулаком раскрытую ладонь, нечаянно натянув поводья и сбив коня с дороги. Резкое ржание и быстрое регулирование со стороны Карамона вернули тележку на правильный путь. Рейстлин не сводил глаз со страниц. — Я не просил тебя об этом. — О, я… Я знаю, я просто сказал, если тебе нужно… И Рейстлин знал, что если он попросит, Карамон так и сделает. Он ненадолго повалит других мальчиков на землю, а затем с улыбкой поможет им встать. Он посмеётся, обменяется шутками, вызывая улыбку и у других. Не будет больше уязвленной гордости, вместо этого появятся новые дружеские узы. И Рейстлин все это увидит, наблюдая со стороны, оставаясь, как всегда, посторонним. — Это не поможет, и ты это знаешь, — он поднял голову, ссутулившись в своей мантии. Ветер продувал его насквозь, как слабый хлóпок. — Так что, пожалуйста, хватит об этом. Уголки губ Карамона опустились, свет исчез из его глаз. Телега снова чуть не слетела с дороги, и ему пришлось отвести взгляд, чтобы смотреть вперёд, а не на брата. — Прости. Я просто… Я просто хочу помочь. Это было всё, что он когда-либо хотел, конечно. Рейстлин вздохнул, закрывая книгу. Заклинания мгновенно вылетели из его памяти. Он оттолкнул их, так же как оттолкнул жабье лицо мастера Теобальда и студентов, смотревших на него с насмешкой в глазах. И со страхом. Даже в печали Карамон смотрел на него с надеждой, с такой же надеждой, как когда они были младше, когда они едва могли ходить, едва могли понять жестокость мира. Рейстлин положил худую руку на руку Карамона; его длинные тонкие пальцы контрастировали с толщиной руки его брата. — Я просто хочу сейчас быть дома с тобой, братец. Вот как ты мне помогаешь. Его было так легко порадовать. Карамон просиял в улыбке. — Я рад. Может, ты расскажешь мне, что ты выучил? Это наверняка интереснее, чем рубка дров целый день. Карамон бы мало что понял в учёбе брата, но его рвение тронуло Рейстлина. Даже его сестра, которая открыла перед ним путь магии, не обращала внимания на его занятия. — Если это сделает тебя счастливым, — сказал он. Ведь им обоим это было нужно, не так ли? Быть дома, вместе, с камином за спиной.——
Вот он я, С голодной птицей схожий… . Сострадание — это не навык, которому нужно учиться. После своего жестокого испытания Рейстлин едва мог осмыслить, что его окружает. Мягкая кровать, яркий камин, деревянные балки, перекрещивающиеся на потолке. Обстановка дома, но не его. Затем тёплая рука схватила его собственную. — Они заставили тебя сделать это. Я знаю. Рейстлину пришлось закрыть глаза. Дерево над ним уже сгнило, и рука, державшая его, похолодела. — Что они с тобой сделали? Не они. Это был его выбор. Это всегда был его выбор. Сделка, голод и убийство собственной крови. Конечно, они заставили Карамона смотреть. «Мы надеемся научить тебя состраданию», — сказал Пар-Салиан. Но какому состраданию можно научиться, видя только постоянную смерть? Старый дурак. Рейстлин увидел этого человека первым, и для него он был не чем иным, как ходячей грудой костей с полностью расплавленной плотью. — Рейст? Ты меня слышишь? Он перевёл взгляд на человека, сидящего рядом с ним. Густые каштановые волосы, в которых играли блики костра, открытые глаза, полные боли и замешательства. Это был знакомый взгляд, и Рейстлин не был уверен, устал он его видеть или нет. Он не ожидал ничего другого от своего близнеца. В любом случае, захочет ли он? Карамон поднёс руку брата к его лбу, закрыв ему глаза, не в силах сдержать слёзы. Загорелая кожа контрастировала с полированным золотом. Другая отметина, которую должен носить Рейстлин, чтобы ещё раз отделить его от нормальности. Простая характеристика, которую даже незнакомцы с большого расстояния могут использовать, чтобы отличить их друг от друга. Два существа из разума и плоти, бесполезные порознь, вместе могли бы стать чем-то большим. От этой мысли желчь подступила к горлу. Уже угрожал приступ кашля, но он подавил его. Рейстлин не отводил взгляда. Однажды он уже видел, как его брат умер, как его плоть обгорела в пламени заклинания. Даже дар Пар-Салиана не мог превзойти этот образ. — Братец, — позвал он, и когда Карамон посмотрел на него, свет уже померк, оставляя его пустой оболочкой. Хотя его глаза были пусты, они всё ещё были там. Они не исчезли. — Я… Я боялся, что потеряю тебя, — Карамон издал рваный всхлип. Здоровяк, который только учился владеть мечом, который мог поднимать тяжёлые тюки и камни, закалявший своё тело для беспощадных бурь — он теперь дрожал, испуганный и потерянный, как ребёнок. — Рейст, меня не волнует, что там произошло. Это был не ты. Я знал, что мы не можем им доверять. Если бы я просто пошёл за тобой…! — Нет, — вмешался Рейстлин, быстро, как удар кинжалом в темноте. Он сжал руку брата, хрупкую в своей силе. Огонь магии горел в его груди. Гнев все еще был в нём, он всегда был, но только сейчас он действительно почувствовал какую-то вину за него. — Не будь глупцом. Ты не знал, где проходило моё Испытание в Башне. Что бы ты сделал? Выломал бы все двери и кричал мне? Погремел бы своим мечом на начинающих волшебников, чтобы добиться своего? Я лучше умру, чем претерплю такое унижение перед своими сверстниками. Боль на лице его близнеца принесла удовлетворение только на мгновение. Как часто он видел её, вызванную его резкими словами? Хриплый, с мокротой кашель вырвался из горла Рейстлина. Он почувствовал, как сильные руки сжали его плечо, пока приступ не прекратился. — Прости, — сказал ему Карамон. — Я просто хотел, чтобы ты был в безопасности. Я не мог вынести мысли, что… что ты уйдёшь. То, как он его удерживал, было безумием. Как когда их мать умерла, а Рейстлин заболел. Тогда его близнец поднял его из могилы, умоляя его остаться, остаться, пожалуйста, не уходить. Это то, чем Боги прокляли их? Эта нужда, что держала их скованными вместе? Рейстлин сжал руку своего близнеца и вздохнул. — Я просто хочу домой, Карамон. И впервые с тех пор, как он проснулся, Карамон улыбнулся. — Я тоже, Рейст. Я тоже. — Но сначала, — он закрыл глаза, и на губах его появилась улыбка. Она была более искривленной, чем у близнеца, но Карамон этого никогда не заметит. — Мне нужно, чтобы ты помог мне. — Конечно, что угодно. — Пар-Салиан оставил мне рецепт чая от моей… болезни, — Рейстлин прочистил горло от медного привкуса. Он судорожно вздохнул. — На полке в углу стоит чайник. Не мог бы ты сделать его для меня? Карамон был только рад исполнить просьбу. — Конечно. Сейчас налью. Он медленно отпустил своего близнеца, недавний разлад смылся с него как вода. Как легко Карамон избавляется от забот! Если бы не лёгкая нерешительность в его шагах, можно было бы подумать, что он полностью забыл, что видел. Рейстлин откинул голову на подушки, слыша, как разрывается бумага, в которую были завёрнуты травы, и звенит чайник, когда близнец ставит его над камином. После того, как вода была налита, всё, что было слышно — это потрескивание огня, столь же знакомое ему, как зимние ночи, которые он проводил на полу, читая свои заклинания, а Карамон сидел рядом с ним, оттачивая новый меч, который его сестра прислала ему из своих путешествий. Затем Карамон осмелился сказать: — Я хочу, чтобы ты знал, Рейст, то, что случилось… Я понимаю. Я знаю, что… — Братец. Тишина между ними скоро станет очень привычной. — Никогда больше не говори между нами об этом. Его брат всегда был послушен до порока.——
Я жалел Твоею жалостью — и постепенно крепнул. . Сострадание — это не то качество, которому можно позавидовать. На корабле в водовороте он отбросил подобные слабости. Ярость бури, ломающиеся, как ветки, мачты наверху, безумные крики экипажа — нужно отгородиться от всего, когда концентрируешься на магии. Оставить часть себя в мире, поддаться влиянию других, незначительных вещей — значило разрушить себя. Поэтому крики его брата было легко игнорировать. «Мы думаем об этом каждый раз, когда мы смотрим друг на друга. Моя зависть и твоя жизнь, погашенная моими собственными руками.» — Карамон! — кричал Танис, паникуя, не в силах постигнуть тьму, лежащую между обоими братьями, как бездну, в которую можно так легко упасть, не надеясь на спасение. — Иди к нему! Рейстлин, держа кинжал в одной руке и око дракона в другой, уставился на своего близнеца. — Ты знаешь, на что я способен. Даже если ты не понимаешь, почему. Он не откажется от своего выбора, какую бы боль он не причинял. Кто бы мог понять такое? Карамон всхлипывал и трясся, ещё хуже, чем тогда. — Я понимаю! Я понимал тогда! Мне жаль! Он осмелился сделать шаг, к ножу, к близнецу, который призвал огонь, чтобы сжечь его собственную плоть и кровь. — Только не уходи без меня, Рейст! Ты такой слабый! Я тебе нужен… Неужели боги настолько жестоки? — Ты мне больше не нужен, — даже если с помощью посоха, он будет стоять самостоятельно. — Мы не нужны друг другу. Наглая ложь. Карамон знал только о нужде и ничего более. Когда Рейстлин положил обе руки на око дракона, он подумал о доме. О доме, где он, наконец, сможет быть целым и завершенным. Это то, чего он так отчаянно желал все свои годы. «А Карамон? — думал он, увлекаемый магией; рыдания близнеца доносились до него сквозь расстояние. — Ты все ещё желаешь этого? Быть располовиненным, быть навсегда изувеченным? Разве это не мучение для тебя?» Должен ли он был спросить?——
Не сможешь ты Войти за мной в мой мир кривых зеркал, Хранящих отражение души, В мир пустоты отважных рук жонглера… . У городских ворот Нераки, сидя на драконе по имени Циан Кровавый Губитель, Рейстлин посмотрел на своего близнеца. Синяки и порезы украшали руки Карамона, как медали, обещая шрамы от битвы с армией Темной Королевы. Если бы он вернулся в Утеху, его бы считали героем войны; одним из тех, кто помог выковать легендарные Копья Дракона, одним из тех, кто боролся с тьмой, чтобы мир исцелился. У него были друзья, которые ценили его, женщина, которая его любила. У него был свой дом, куда он мог вернуться, как и у Рейстлина свой. Тем не менее, даже так. — Позволь мне пойти с тобой! — снова закричал Карамон. Еще один всхлип грозил вырваться, он был на грани падения. — Пожалуйста! Рейстлин положил свой посох себе на колени. Стеклянный шар на нём он аккуратно взял в руку. — Пойдешь ли ты за мною в ночь? Даже когда тебя убаюкивает солнце? — В голосе его было удивление. — Ответь мне честно. Карамон сжал кулаки. Те руки, что могли свернуть шею дракону, теперь тряслись, как хрупкие листья. Стиснув зубы, он кивнул. Позади него хрипло закричала Тика, а Тас молча стоял, прижав руки к груди, заворожённо наблюдая. Ночью Карамон ждал один. «Боги настолько жестоки.» — Ты последовал бы за мной, не так ли? — спросил его Рейстлин, почти не дыша. Выбор был предоставлен ему в эту знаменательную ночь, когда пали армии. На этот раз он колебался. Не было ни корабля, качаемого на волнах, ни осуждающего взгляда Таниса, ни презрения Пар-Салиана. В эту ночь его брат, его единственная семья, пожертвовал тем, что у него осталось. «И все же ты любишь меня, простой, словно порыв И баланс нашей слепо смешанной крови.» Было ли правильным со стороны Рейстлина отвергнуть самое заветное желание своего брата? — Карамон, — позвал он. Его близнец вздрогнул, подняв глаза, наполненные той же любовью. Смысл безусловности лежал здесь, прямо перед ним. — Свет так легко испортить. Зная это, ты всё равно пойдёшь со мной? На этот раз Карамон ответил быстрее. Он сделал ещё шаг, не обращая внимания на ядовитое шипение Циана. — Да, я… Я пойду. Тогда Рейстлин улыбнулся, и в ответ дракон опустил крыло. Он проигнорировал отчаянные крики Тики. Оба брата проигнорировали. Темный маг протянул руку. — Тогда пойдём домой, братец. . . .——
Ученичество Даламара в Башне Палантаса пошло не по плану. Он был прилежным эльфом с хорошо подвешенным языком, который довёл его до изгнания, и руками, ловко обращающимися с редкими и дорогими артефактами в кабинете его Шалафи. Когда он позволял. Иногда Хозяин Башни разрешал ему доступ ко многим архивам. Иногда нет. В лучшем случае Даламару пришлось бы научиться быть ещё осмотрительнее. Он шёл по мягкому ковру в темноте; шаги его были бесшумны. Тусклого света пылинок, вызванных, когда свечи не годились, не было. Эльф был этому рад. Он мог достаточно легко ориентироваться в этой комнате. Его пальцы коснулись края большого дубового стола, тронули научные приборы, едва сдвигая их с места. Пар-Салиан настаивал на том, что ему нужно быть осторожным, и воспоминание об этом заставило Даламара стиснуть зубы. Неужели старый дурак считал его таким же дряхлым, как и он сам? Он внимательно прочитал старый пергамент, спрятанный глубоко в ящиках. Бросив взгляд в окно, эльф увидел всеобъемлющий вид на великий город. Он был неотчётливым, несмотря на близость. Лес, окружающий Башню, повлиял на все факторы, помутнив воздух, из-за чего город казался чем-то из сна наяву. Именно это видели горожане всякий раз, когда смотрели на Башню, когда-то обречённую на бессилие, а теперь возродившуюся. Но Даламар проигнорировал эти взгляды, вернувшись к своей задаче, внимательно изучая записи в поисках каких-либо важных деталей. Подобно своим собратьям, он предпочитал смаковать радости жизни, подаренные ему. Подарок, что нашептала ему Нуитари, подарок, что обещал ему силу и ничего боле; жемчужины мудрости, которые его Шалафи даровал ему в своих редких уроках; даже мантии, сшитые из темнейшего бархата, ласкавшего кожу, и которые, когда дул ветер, нависали над ним, как крыло ворона. Однако его послания Главе Конклава всегда были краткими, всегда поспешными. «Он подготавливается поздно ночью. Даже в этом случае, подобные сведения сложно получить. Другая пара глаз теперь всегда наблюдает за мной — и я не имею в виду тёмных слуг этой Башни. Вознаградите меня за мои возросшие усилия.» Пар-Салиан ответил лишь коротким сообщением. «Поговори с близнецом и узнай.» Даламар знал, что с тем же успехом он мог признаться своему Шалафи и молить его о быстрой смерти. Он услышал тяжёлые шаги человека, поднимающегося по лестнице. Даламар задвинул ящики стола, поправил книги, ставя их на место. Его ноги снова пересекли мягкий ковер и, не тронув пыль и ворсинки, не оставили ни единого следа на его поверхности. Даламар быстро закрыл дверь кабинета и повернулся, чтобы найти человека, уже достигшего этажа. Он не носил тёмных мантий, его телосложение было слишком громоздким, а руки слишком толстыми, чтобы обращаться с необходимыми компонентами для заклинаний с необходимым изяществом. Вместо этого он носил обычную одежду, скрывающуюся под доспехами: просторную кольчугу, льняную рубашку и брюки, которые выглядели слегка потрёпанными после его обычных утренних тренировок. Если внимательно присмотреться, то можно было увидеть на его ладонях свежие мозоли, чуждые Даламару и, насколько он знал, Шалафи. — Приветствую, Маджере, — сказал Даламар, вежливо склонив голову. — Прекрасное утро. Карамон посмотрел на эльфа так, будто тот внезапно вырос из тьмы, но без удивления. Он смотрел на него как на новое достояние Башни, которое не принадлежало её гобелену, полному ночи. Ирония была ощутима. — Я пришел забрать книгу заклинаний, — Карамон указал на дверь кабинета. Даламар быстро отошел в сторону. — Полагаю, ещё одна серия экспериментов? Карамон ничего не ответил и просто прошёл в кабинет. Вспышка молнии не ужалила его руку, когда он повернул ручку; костлявые руки Дохляков не схватили его за ноги из тени. Магия смягчалась перед схожей кровью. Даламар едва сдерживал зависть, обжигающую горло. Он знал, что близнец презирал эти испытания больше всего на свете. Тем не менее, Хозяин Башни часто брал его с собою вниз, несмотря на отсутствие у него знаний в искусствах. Раньше именно Даламар помогал своему Шалафи, но сейчас такое случалось крайней редко. Близнец держал в руках увесистую книгу заклинаний в переплете из толстой кожи; на её обложке были архаичные буквы, инкрустированные тусклым серебром. Выйдя из кабинета, он закрыл дверь, и на его руках вновь не появилось ожогов или шрамов. Даламар снова поклонился. — Передавай Шалафи моё почтение. Карамон прошел мимо, потом остановился и повернулся. — Он сказал мне передать тебе то же самое, — он направился обратно к лестнице, его голос стал тише. — И убрать его стол, когда закончишь. Даламар затаил дыхание, стоя один в темноте. Близнец к тому времени уже давно ушел.——
Чертог Созерцания, помимо голубого пламени, пульсирующего в бассейне, допускал только магический свет: мягкие шаровидные создания, плавающие на невидимых нитях. Они отражали свечение Посоха Магиуса, который был прислонён к креслу Властелина. Посох не тянулся к ним, в этом не было необходимости. Он останется со своим владельцем до самой его смерти — ещё один подарок Пар-Салиана, который оказался действительно полезным. Дверь в Чертог осторожно открылась. Рейстлин не поднял головы; он был сосредоточен на пергаменте, набрасывая диаграммы и их описания. Он не обращал внимания на то, как пергамент скручивается по бокам и желтеет от быстро ускорившегося времени. Его зрение было как у того, кто привык к темноте после внезапной слепоты. Нужно было только достаточно умственных способностей, чтобы превратить такие кажущиеся недостатки в преимущество. Ещё одна величайшая неудача Пар-Салиана. Карамон молчал, пока не сел в кресло перед столом Рейстлина, расположенным в дальнем конце комнаты. Он положил книгу наверх, подальше от работы брата. — На этот раз у тебя правильная? — спросил Рейстлин. — Должна быть. Рейстлин наконец поднял глаза. Он взглянул на обложку книги, потом на мужчину. — Хорошо. Ты учишься. Одной этой маленькой похвалы было достаточно, чтобы черты лица его брата разгладились. Он всегда напрягался, когда спускался сюда. На Живчиков, населявших Чертог, было неприятно смотреть: мясистые отвратительные существа, чьи голоса колебались между голосами новорождённых и умирающих — одни гнили в стеклянных ящиках, а другие бродили по этажам. Некоторые держались в тёмных углах, в то время как другие лежали вокруг бассейна, находившегося в центре комнаты. Однажды Карамон дотронулся до того, который цеплялся за каменный край бассейна, и потом не мог перестать трястись почти час. Рейстлин, как ни странно, не сделал замечание своему близнецу, а вместо этого похлопывал его по спине, пока паника не прошла. Они нечасто приходили сюда; это место служило напоминанием об ограниченности силы Рейстлина. Пытаясь создать жизнь, он преуспел только в этих мучительных существах, которые барахтались в воде с открытыми ртами; тела их корчились на полу, как умирающие личинки. Хотя Карамон больше не бледнел, он не мог долго смотреть на них. Рейстлин тоже не мог, хотя и по совершенно другим причинам. Вокруг голубого пламени, горевшего в центре, вода была спокойна. Пол был таким же спокойным, звуки извивающейся плоти были не так слышны, как раньше. Пока Живчики были послушны. Нужно было подготовиться, и потому Чертога Созерцания нельзя было избежать. Рейстлин убрал перо, затем поставил локти на рабочий стол, сложив руки перед собой. Стол был покрыт темными пятнами, но это говорило об организующей природе его владельца. Флаконы со странными жидкостями, инструменты для измерения и отделения всевозможных ингредиентов были расставлены довольно аккуратно, всё в пределах легкой досягаемости. Несмотря на их количество, у Рейстлина было достаточно места для работы, для записей заметок, которые он использует в будущем. — Ты знаешь, сколько времени прошло, братец? Карамон вздрогнул от неожиданного вопроса. Он нахмурился, вспоминая. — Год, может, больше. — Да, уже год ты пробыл у меня, — Рейстлин слегка опустил голову. Магический свет отражался от серебряной отделки, такой же, как и буквы на книге заклинаний на его столе. — Предложение остаётся в силе. На мгновение в глазах Карамона вспыхнул гнев. — Я сказал, что не оставлю тебя. Несмотря на бульканье Живчиков, он не дрогнул, сохраняя твёрдый взгляд. Рейстлин привёл сюда своего близнеца не просто так. Карамону нужно было знать, чтобы полностью понять всю глубину амбиций Рейстлина. Какую бы жестокость он не применил к Живчикам, какие бы заклинания силы не направил в небеса, принося ещё более глубокие тени на лес, окружавший его башню. «Это мой выбор, — говорил он такими действиями, демонстрируя брату жертвы, которые он принёс и принесёт ради магии. — А каков твой?» Его брат хотел остаться с ним. Даже когда он жаловался своему близнецу: «Рейст, неужели это всё необходимо? Тебе это действительно нужно?», он никогда не бросал его. — Возьми свой меч, — внезапно скомандовал Рейстлин. Несмотря на удивление, Карамон тут же последовал приказу, взяв меч, прислонённый к стене, куда он приложил его перед тем, как уйти. Рейстлин посоветовал ему везде носить с собой оружие. Хотя Дохляки были вынуждены подчиняться Хозяину Башни, это не означало, что они не могли считать его близнеца незваным гостем, особенно из-за отсутствия у него магии. Однако они никогда не смели; их движения показывали признание, признание, которое пытался обнаружить Рейстлин. Дошло до того, что Карамон иногда оставлял меч со своим близнецом. Дело в высокомерии? Или в доверии? Он был уверен, что даже его близнец не знает причины. Ножны были инкрустированы золотой краской, но не блестели. Ничто в этом месте темных экспериментов не могло сиять. Карамон вытащил меч из ножен. Взяв рукоять в одну руку, а клинок в другую, он протянул его брату. Рейстлин высыпал в руку из одного из своих мешочков что-то, что выглядело как мелкая, почти невидимая пыль. При этом он прошептал на языке, одновременно напоминающем ползающих пауков и капающую освежающую воду. Он видел, как его близнец содрогнулся. Очевидно, Карамон всё ещё не мог привыкнуть к этому ощущению. Рейстлин сжал кулаки с резко выступающими костяшками из золотой кожи. Когда он разжал ладонь, пыли уже не было. Затем он положил два пальца на край лезвия и провел ими по всей длине. Когда он это делал, лезвие издавало тихое гудение, словно он провёл пальцами по краю бокала с вином. Карамону показалось, что он увидел свет, исходящий от своего меча. Или это тьма ещё более сгустилась? Властелин откинулся на спинку стула. Его руки исчезли в просторных рукавах мантии. — Что ты ему дал? — спросил Карамон. Он осторожно держал свой меч, будто это была спящая змея. — Мое благословение, — Рейстлин довольно улыбнулся. — Чтобы ты всегда носил меня с собой. Карамон поднял глаза. — Разве это не то, чего ты хочешь? И снова его черты смягчились. И снова эта улыбка, такая же простодушная, как в детстве. Как легко его было порадовать. Даже неприятные обитатели Башни не могли затмить силу этой улыбки. — Спасибо… Рейст. Рейстлин кивнул. Затем он ещё более тихо зашептал. — Хотя моя сила велика, знай, что однажды мне снова может понадобиться твоя защита, брат. Глаза Карамон слегка расширились. Он вложил свой меч в ножны. — Это связано с… — он не смог сказать. Раньше он настолько доверял людям, даже когда они были наемниками для любой армии, которая бросала им стальные куски. Но война изменила его, и Башня Палантаса только показала ему скрытые опасности такой наивности. Теперь он мог доверять только одному человеку. — Твои подозрения о нём верны, — ответил Рейстлин. — Даламар считает себя умным, но с ним будет нетрудно справиться. Нет, есть и другие опасности. Когда я надлежащим образом подготовлюсь, ты можешь понадобиться мне в качестве моего щита. — Поэтому ты всё ещё говоришь мне тренироваться? — на лице Карамона появилась надежда. — Мы что, скоро покинем это место и будем путешествовать, как раньше? Рейстлин ухмыльнулся. — В некотором смысле. Но на это потребуется время. Выражение лица Карамона слегка дрогнуло, но надежда все ещё осталась. — Звучит здорово — просто бродить по Кринну снова. «Прошло так много времени с тех пор, как ты был на солнечных просторах, — размышлял Рейстлин. — Но после нашего пребывания здесь, во тьме, действительно ли ты этого хочешь?» Требовалось еще одно испытание. В его левой руке материализовалось письмо. На нём торопливым почерком было написано имя Карамона. Рейстлин легко мог представить, как вымытые руки, дрожа, быстро выписывают имя; ожог, который, должно быть, возник при оттиске восковой печати. Да, она всегда была довольно неуклюжей во всём, кроме обращения с подносами, полными еды и эля. — Оно пришло сюда для тебя. Карамон тоже узнал почерк. — Оу. — Хочешь прочитать? Рейстлин уже просмотрел его содержимое. Слов в нем было достаточно, чтобы тронуть очерствевшее, жестокое сердце хотя бы до какой-то формы сентиментальности. Чернила растеклись там, где, должно быть, капнули слезы. Если бы у Рейстлина осталось хоть немного сострадания, он мог бы пожалеть эту одинокую официантку. Карамон еще мгновение посмотрел на письмо, затем отвернулся. Его взгляд остановился на мече в ножнах, теперь пристегнутых к его поясу. — Нет. — Уверен? Его брат кивнул. — Я знаю, о чём она меня попросит. Но теперь это мой дом. С легким дуновением письмо вспыхнуло. Оно исчезло, не оставив и следа. Карамон никак не отреагировал на заклинание. Он не сожалел. Как легко можно испортить свет. Рейстлин взял книгу заклинаний, обводя буквы на обложке. — Кажется, зря я послал тебя с поручением. Я уже устал. Карамон быстро встал. — Вот, позволь мне помочь тебе подняться. Я знаю, что заклинание телепортации будет для тебя сейчас слишком. Обычно Рейстлин был бы раздражен таким заявлением. Он был Властелином и мог вытягивать эфиры магии из бессмертных планов так же легко, как срывать яблоки с веток. Во времена, когда он носил красную мантию, он бы разозлился, пренебрегая сильной рукой, стремящейся защитить его слабое, хрупкое тело. В тот год, когда Карамон жил с ним в Башне Палантаса, он старался быть добрым и терпеливым. Это намного больше подходило для его целей. — Спасибо, братец, — сказал он. Держась за свой посох, он поднялся на ноги, затем позволил руке обнять себя за плечи. Тихий шорох мантии, медленные шаги и ровное дыхание его близнеца были единственными звуками в Чертоге. Живчики затихли. — Я сделаю тебе чай, если ты не против. Почувствовав знакомое жжение в задней части горла, Рейстлин кивнул. Движения были знакомы, но они были не такие, как прежде. Когда-то он чувствовал себя куклой, держащейся за силу своего близнеца; его кости были хрупкими и полыми, как у птицы. Но не таким был огонь его души, выкованной и закаленной в боли. Его близнец прошёл через свой собственный огонь и вышел из него повреждённым. И нуждающимся. «Ты всё ещё видишь это, когда смотришь на меня? Твоё лицо, плавящееся в пламени, которое сотворили мои руки?» Карамон шел рядом по пути из Чертога, поддерживая Рейстлина своими крепкими руками за плечи, чтобы придать устойчивость шагам на лестнице. Они были крепкими и уверенными, больше, чем Рейстлин мог припомнить. Может ли свет и правда процветать здесь, где видна только тьма? До тех пор, пока дорога перед ним не стала невыразимой? Его брат повернулся к нему, всё ещё искренне улыбаясь. — Это будет как в старые добрые времена, да? «Боги действительно такие жестокие. Но не ко мне.» И даже если было бы так, он бы воспользовался этой жестокостью, как только смог. Это было поистине благословением. . Но взамен того Нас учат Боги жалости и состраданью. Нехороша награда?.. Иногда . У них выходит.