Еноты почти коты

      Декабрьский вечер был холодным и суровым, не позволял разглядеть хоть что-то за окном – все заволокла метель, будто несколько слоев белой вуали окружили тихий дом одинокого писателя.       Сейчас Эдгар напоминал дикого зверя. То он сидел за столом, придерживая голову руками, то твердым шагом бродил по комнате, погрузившись в мысли. На столе были привычно разбросаны листы – зарисовки для будущих рассказов. Несколько листов, смятые и изорванные, лежали в углу комнаты, слабо покачиваясь из-за тяжело различимого сквозняка, бродившего по помещению как и писатель. —Это ужасно! Нет, это просто невозможно! Невозможно придумать идеальное преступление! Он громко ставит руки на стол, зависнув над очередным ненавистным листом. Перечитывая текст вновь, Эдгар убеждается, что он не знает, что писать. Что, черт побери, делать дальше. История обрывалась на середине, и уже как месяц не обретает продолжение. Эдгар хотел вырвать себе волосы, откусить язык и выколоть глаза, лишь бы вновь в его голове появилась горящая идея, чтобы он мог продолжить ненавистный рассказ.       Но идей нет. По рычит сквозь зубы, схватив листок и положив его на стопку других таких же, после чего небрежно берет весь рассказ и стремительным шагом скрывается в другой комнате, громко хлопнув дверью. Останавливается на пол пути к гостиной, достав первый попавшийся лист и вчитываясь в него. Сейчас до него доходит, насколько отвратительным, неправильным и нелогичным вышел весь детектив. От злости и негодования писатель прикусывает щеку изнутри, продолжив путь.       Когда ноги ступают на темный паркет, стопка листов падает на побитый временем стол, а мужчина, бубня под нос, приближается к камину и бросает на тлеющие угли несколько поленьев. Идей нет, и единственное, что Эдгар может теперь сделать с этим позорным чтивом – сжечь. Его текста не раз подвергались огню. Многие рассказы были и будут сожжены в этом камине.       Пламя постепенно разгорается, а Эдгар отходит от камина и падает в кресло, глубоко вдыхая полный пыли воздух. Давно он не убирался. Глаза, от чего-то жутко болящие, закрываются, а в голове слышится голос. Он услышал его очень давно, ещё в своей юности, когда только начал писать первые рассказы и редкие стихи. Слова знаменитого на тот момент критика литературы, казалось, навсегда отпечатались где-то там, в черепной коробке. «Твоя писанина, Мистер По, – детский лепет на фоне великой литературы. Твои рассказы не появятся ни в одной библиотеке, и тебе стоит заняться тем, что тебе по зубам – вернись в театр к своей родне. Может, хоть там ты не будешь ляпать литературу своими пародиями на детективы.»       Эдгар усмехается, изогнув искусанные губы в нервной, почти безумной улыбке. —Детский лепет? Не по зубам?! Пародии на детективы?! Новый удар, но уже по креслу, отдается болью в кистях и предплечьях, но писатель не обращает на это внимания. —А что вы скажете теперь, критик? Моя литература знаменита на всю Америку! Нет человека, который не слышал бы мое имя! А когда я смогу втоптать в грязь Эдогаву Рампо..! Он замолкает, переводя дыхание, а после, понуро опустив голову, утыкается взглядом в собственные колени. В очередной раз усмехается, но уже тише – от осознания, насколько больно могут сделать простые человеческие слова. А ведь не зря говорят, что язык – самое опасное оружие. Раны от клинка зарастут, а от слов остаются большие, яркие шрамы.       Неожиданно, ногу обхватывают небольшие лапки, оставив на брюках слабые затяжки. Эдгар утих, наблюдая за сидящим у его ног енотом. Карл тычется носом в хозяйскую ногу, а после, зацепившись за одежду, забирается на его колени. Негромко фыркает, поставив лапы на грудь писателя и утыкаясь мокрым носом ему в подбородок. Карл не глупый, далеко не глупый. Он прекрасно видит и понимает, что его хозяин переживает очередной творческий кризис. И пытается помочь. В своей животной манере, но пытается.       Эдгар не двигается, сквозь челку глядя на мордочку зверька. Черные глаза смотрят в ответ, а пышный мягкий хвост будто невзначай касается холодных ладоней. Мысли медленно и плавно покидают голову, а напряжённое до этого тело впервые за, кажется, несколько дней, расслабляется. Откидывается на спинку кресла и запускает пальцы в мягкую шерсть. Карл теплый и мягкий, а ещё так нужный в этот момент. —Ох, Карл. Ты такой умница.. На тихий голос енот урчит, сворачиваясь клубочком на груди писателя.       Эдгар устало улыбается, украдкой глянув на стопку листов. Чтож, может, сжигать тексты было слишком резким решением.       Под тихий треск поленьев в камина и свист ветра за окном По засыпает в кресле, пока енот мирно сопит возле его сердца.