Когда не стоит пить

      Руслан закрывает дверь, пытаясь спрятаться хотя бы в собственной ванной. За ее пределами шумно, много смеха и алкоголя. Он закрывает глаза, спиной прислоняясь к бортику, запрокидывает голову, пальцами скользя по плитке. В висках стучит кровь, и голова болит так, что перед глазами плывут грязные чернильные пятна, похожие на разводы бензина. Он тяжело дышит, ослабляя узел галстука, расстегивая рубашку, которая в данный момент оказывается лишней. Усачев еще раз тяжело вздыхает, с силой заставляя легкие наполниться кислородом и молясь о том, чтобы вечер (медленно перетекший в ночь) видеоблоггерской тусовки скорее подошел к концу.       Сейчас в большой, просторной питерской квартире было слишком много людей, вполне известных деятелей ютьюба. Почти все, кто сейчас был в северной столице, заглянули на огонек. Нифедов-старший, обнимающийся со своей белкой (на его, Руслана, диване). Паша, спокойно распивающий пиво и общающийся с какой-то неизвестной Усачеву девушкой. Заглянул даже Хованский, бесцеремонно вытащивший из холодильника купленный накануне сервелат — впрочем, запивать его он решил принесенным с собой шампанским. Руслан видел всё это как в тумане, когда медленно пытался скрыться от творящегося в доме кавардака. Он уже сотню раз проклял себя, позвавшего всю эту компанию в квартиру после вполне успешного выступления Черникова накануне вечером. Градус спонтанной вечеринке придали еще там, в баре. Из не радужных мыслей Вихлянцева вырвал стук в дверь. Видеоблоггер хотел было крикнуть что-то условно оскорбительное, но до истрепанного сознания медленно дошло, что стучали во входную. Писклявый голос Хованского и вопрос: «А ты нахуя приперся? Ладно, проходи», — не предвещали ничего хорошего. Чтобы не вырубиться окончательно, Руслан попытался сосчитать, сколько всего человек сейчас было в его квартире. Выходило хреново.       Было тяжело открывать глаза, слушать и даже дышать. Количество выпитого — а точнее, залитого в него насильно — алкоголя сказывалось совсем не так, как ожидалось. Простуженное горло саднило. Руслану вдруг показалось, что если он сейчас сдохнет прямо тут, на полу, то о нем не вспомнят как минимум до утра — ну, или пока кому-нибудь не припрет поблевать или выебать приведенную с собой женщину. Эта мысль затягивала, заставляя заниматься самобичеванием, на другое у блоггера все равно не было сил. Руслан потянулся к забытой кем-то бутылке, приставил ее донышком к виску. Жалкое, отвратительное зрелище — Руслан понимал это, чувствуя, впрочем, небольшой прилив жизненной энергии. Сразу стало как-то легче, хотя и ненадолго; он почувствовал в себе силы прожить еще полчаса или больше. Зависело это от того, как быстро будет нагреваться стекло. Неожиданно, дверь открылась, а после его окатило волной музыки, смеха, запаха сигарет и пиццы. В комнату проник свет. — Ну, ты как? — Миша — да, он тоже был тут. Усачев слабо улыбнулся, стараясь избавиться от удушающего кашля, пытался сдержать его, от чего на глаза наворачивались слезы. Мысленно он ответил скечмейстеру, что все хреново. Его собеседник покачал головой, захлопывая дверь и подходя ближе. Вихлянцев услышал шум воды, действующий, как снотворное, а Кшиштовский опустился на колени, кладя ему на лоб холодное полотенце. Вроде бы простое действие, но Усачев не сдержал стона, слегка запрокидывая голову назад. — Видел бы ты, какой там бардак… — Миша все понимает, видит, как ему хреново, и говорит шепотом. Его пальцы, все еще мокрые, едва ощутимо запутываются в волосах, и Руслан фиксируется на этом прикосновении. — Там Хованский напился до такой степени, что полез к Линку, ну, а Нифедов все, как обычно, снимает. У них там спор какой-то, я не вникал, — скечмейстер наклоняется ближе, губами скользя по открытой шее. Руслан чувствует, как от него пахнет чаем и чем-то пряным. Ему нравится. — Ну да, а ты решил приставать ко мне? — Вихлянцев находит момент, когда пульсирующая боль стихает, немного неуклюже притягивая Мишу еще ближе, ладонями скользя по его спине. Он почти невесомо касается чужих губ, острее чувствуя запах парфюма. — Ого, Руслан! — Кшиштовский картинно удивляется, расправляясь с оставшимися пуговицами на рубашке Усачева, углубляет поцелуй, языком раздвигая его губы. — Эй, я же не в этом смысле… — это немного отрезвляет: не закрытая на замок дверь и целая толпа жадных до сплетен коллег, бухающих в соседней комнате. — А я думаю, в этом, — кажется, что Мишу ничего не смущает. Он окончательно заваливает Усачева на пол, бережно подстелив под больную голову полотенце, нависает сверху, смотря прямо в глаза. — Стоп, а что у меня дома делает Игорь?! — Не пытайся запудрить мне мозги, — скечмейстер, словно и не заметив вопроса, притягивает его для поцелуя. Скользит по губам и выше, к скулам, едва ощутимо прикусывая мочку уха. Усачев старается сдержать вырывающийся кашель, откидывает голову назад, незамедлительно жалея о содеянном. Он слышит шаги, совсем рядом. Или ему, уставшему и измотанному, так кажется.       Он тут же порывается встать, отталкивая Кшиштовского, но скоординировать действия получается плохо, в темноте все происходит быстро и словно наугад; сознание включается лишь тогда, когда спина соприкасается с чужой грудью, а руки крепко перехватывают его поперек талии. — Руслан, ты чего? — голос у скечмейстера все такой же тихий, до интимного шепота. Он тяжело, прерывисто дышит, а Вихлянцев отчетливо слышит сбивающийся стук сердца, заводясь, как школьница, от невесомых прикосновений к собственному бедру. — Там шаги — это больше похоже на плохое оправдание; Руслан сам улыбается, чувствуя, как пальцы расстегивают пряжку ремня. Сопротивляться скечмейстеру он не видит смысла. Видеоблоггер поворачивает голову, носом трется о Мишину шею, до хруста сжимая пальцы, когда Кшиштовский скользит под кромку боксеров. Усачев едва уловимо всхлипывает, пытаясь побороть кашель, расставляет ноги шире, чувствуя себя очень дешевой шлюхой. В голове творится черт знает что: мысль о коллегах, бухающих в соседней комнате; горячий, влажный воздух ванной, резонирующий с холодной плиткой пола; сталкиваются с требовательными, ритмичными движениями руки, с желанием на границе с провалом.       Он словно удерживает себя, не позволяя сорваться. Пытается отвлечься, но требовательные пальцы, скользящие по члену, и горячие поцелуи в шею ничуть не помогают. Вихлянцев закрывает рот ладонью, бедрами подаваясь вперед. Он впервые искренне рад, что в темноте Миша не увидит выступивший румянец, это кажется какой-то слабостью. Все просто: ладонь двигается вверх и вниз, ритмично и наращивая темп, а за дверью очень много пьют и снимают кто в инстаграм, кто на свои лайв-каналы. И это подстегивает разбушевавшиеся нервы; Руслан легко приподнимается, требовательно и резко целуя скечмейстера. Руки путаются в застежках и пуговицах, блоггер несдержанно матерится, вызывая улыбку у Кшиштовского. Руслан не видит ее — чувствует, языком скользя по содранным до крови губам. А Миша, кажется, даже не собирается ему помогать, и это обстоятельство неуловимо злит: Усачеву кажется, что времени у них совсем мало. Тянущее, ноющее возбуждение заглушается страхом и ощущением запретности, это побуждает вести себя иначе: резче и быстрее.       Он подается ближе, прижимаясь своим лбом к его. С немного влажных волос капли падают Мише на плечи, скулы. Все словно останавливается, и они замирают так всего на пару секунд, прислушиваясь к ударам сердца друг друга или отдаленным голосам, а после крышу сносит окончательно, и чужой стояк, вполне недвусмысленно упирающийся в бедро, заставляет Руслана откинуть последние мысли. Душно, темно влажно. Вихлянцев вновь кашляет, утыкаясь Кшиштовскому в плечо. Его трясет, и ощущения от холодных длинных пальцев на пояснице становятся невыносимыми. Руслан проводит по выступающим ребрам, недолго ворочаясь с пряжкой ремня. Но Мишу он любит именно за то, что тот всегда все чувствует. Да, именно любит, без слов о любви и совместных вечеров, проведенных в кино или ресторанах. Вихлянцев думает об этом, когда Кшиштовский во второй раз опрокидывает его на пол, резко входя в него до конца. Руслан выгибается и тихо стонет, слыша скомканное «Потерпи» где-то совсем рядом с грудной клеткой.       И он терпит, обхватывая ногами чужую поясницу и подаваясь вперед. Прижимаясь к поджарому телу, пальцами изучая жилистые руки. Кшиштовский двигается медленно, и Руслан ярко реагирует на смазанные, обрывочные касания его губ. Скечмейстер говорит что-то совсем спокойное, опаляя дыханием шею и ключицы, но Руслан не слышит, прислушивается к чему-то более нормальному, происходящему где-то в другой комнате. Психодозер слегка меняет угол, и тело пробивает мелкая дрожь. Все это кажется абсолютным безумием, но Усачев поддается, ладонями зарываясь в короткие пряди. Он хотел бы видеть Мишу чаще, слышать, чувствовать прикосновения губ к губам, совсем как сейчас. Невозможность и несостоятельность по-детски глупого желания давит на нервы. Кшиштовский двигается быстрее, и сдерживать стоны получается хуже. На самом деле, Руслан до чертиков боится, что сейчас сюда зайдут. Боится даже не за себя — за любовника и друга; Вихлянцев давится подступающим к горлу сгустком плотной, словно кипящей крови, смешанной с усталостью и алкоголем, чувствует захлёстывающую его волну оргазма, накрывающего с головой.       Мысли медленно стекаются во что-то, поддающееся осмыслению. Руслан удивляется, когда обнаруживает себя лежащим на диване в собственной гостиной. Приятный полумрак и работающий телевизор, почти привычная, тихая атмосфера словно делают невозможным все то, что происходило ночью. Перед глазами проносится череда смазанных, обрывочных воспоминаний, и тело отдается ноющей, почти что приятной болью. Вихлянцев благодарен судьбе в общем и Мише — в частности, уже за то, что толпа из нетрезвых друзей все же покинула его квартиру, хоть и с некоторыми разрушениями. Он различает знакомое пение и чувствует запах кофе, тихо усмехается, поджимая губы. В складках шерстяного пледа путается, падая на пол, маленькая записка с простым содержанием: «Что ни говори, а трахаться тебе, Руслан, надо учиться тише!»       И что может быть лучше, чем питерское утро, два выходных и грядущие объяснения перед своенравным алкоголиком Хованским? Усачев тяжело вздыхает, предвкушая веселую недельку.