жалкая копия.

      Рука нервно сжимает плоть, пытается не давить слишком сильно и выровнить движение, подстроиться под нужный ритм и выдавить всё удовольствие из этого вялого тела. Глаза жмурятся, пытаются не смотреть вниз, сознание хочет уплыть в наслаждение и отдаться моменту, пока мнимый кайф еле-еле дотягивает до нужной отметки невидимой шкалы удовлетворения.       Тетчер, словно застыженный подросток, прячется под одеялом и дрочит, боится, что его спалят и накажут за непотребство, а ведь он просто хочет расслабиться хотя бы на минуту. Как жаль, что даже такие махинации, как обычная мастурбация, не приносят ничего в его бренную жизнь, кроме опустошения и самоистязания.       Если раньше, будучи неокрепшим умом, он боялся осуждения в глазах матери, эту палящую неловкость, то сейчас в его голове бродил животный страх. Страх за свою жизнь, и он не отпускал его никогда. Каждую секунду пребывания в своей прокуренной крепости грозила ему слётом с катушек или самовыпилом. — Ну давай же… — Терпение на исходе, легкие судорожно сжимаются от приближающейся кульминации, рука давно затекла, но он отчаянно пытался довести дело до конца, чтобы потом с пустой черепушкой лечь спать, позабыв про немигающий взгляд в дверном проёме. Даже сейчас, укрытый под одеялом, Дэвис чувствовал на себе этот взгляд. Ко всему ужасу осознания нежелательный жилец испытывал отнюдь не отвращение или брезгливость.       Интерес. Пугающий интерес к человеческим потребностям. — Вы постоянно делаете это под одеялом, лейтенант? — Его же голос, искажённый помехами и язвой, звучал по другой конец комнаты, заставляет вскрикнуть и высунуть голову, чтобы ошарашенно посмотреть на свою демоническую копию. Он выглядел абсолютно так же, только был лучшей версией Тетчера. Абсолютно во всём. Пребывание в этом омуте не растрепало волосы, что аккуратно зализаны назад, а полицейская форма оставалась всё такой же аккуратно выглаженной.       Дэвис отдёргивает руку, испуганно поджимает ноги под себя и пятится назад, к стенке. Спустя столько неловких моментов, молчаливых наблюдений, его впервые прерывают, затрагивают апогей паники и стыда, он чувствует себя и тем самым спермотоксикозным мальцом, и чёртовой мышью в логове коршуна. Ком в горле застрял, не позволяет и пискнуть в сторону своего клона. — Простите, что прервал Вас, — Издевательская улыбка натягивается постепенно, с каждым шагом вперёд, открывая взору прекрасную копию человека, который давным-давно пал в дебри своего тёмного сознания, — Вы так старались, пыхтели над одним простым итогом. Жаль было упускать такой момент…       Глаза ошарашенно расширяются, когда чужая рука ложится на край кровати, заставляет скрипеть под своим весом. Альтернатив залазит на постель, медленно крадётся прямиком к своей неудавшейся жертве и хозяину комнаты, будто ещё раз испытывает психику на прочность, но уже другим способом. — Вас так легко обломать, лейтенант. Это грустно, — Лицо, злобно ухмыляющееся лицо смотрит на него, давит своим спокойным и снисходительным видом, — Могу ли я что-нибудь сделать в качестве компенсации? — Томный голос приобретает естественность с каждым угнетающим мгновением, а голова наклоняется к уху, опаляя дыханием.       Таким горячим, будто живым.       Тетчеру страшно от одной только мысли, что альтернатив, позаимствовавший его внешность, нависает над ним в такой ситуации. Ужасное существо играется с этим отвратительным чувством, вызывает бурю эмоций, которые должны охладить пыл, но он был на финишной прямой, так резко обломавшись, что неожиданно выдыхает в ответ, громко и спёрто, зажмуривая глаза, не желая видеть ничего, кроме темноты.       Ему не хотелось видеть, в какую стыдную ситуацию он попал. — Умоляю Вас, лейтенант, не нужно бояться, — Тело чувствует, как одеяло стягивают, ловко выкрадывают из сжимающихся кулаков, а после ладони ощутило сжимают коленки, желая раздвинуть ноги, — Или же Вы не хотите, чтобы Вам дрочил свой же клон? Слишком стыдитесь себя? Может тогда…

...этот образ поможет Вам расслабиться?

      Дэвиса пробивает на холодный пот от одного только осознания, насколько этот голос знакомый. Тело тут же поддаётся, попадается на такую низкую и простую уловку.       Ноги без сопротивления раздвигаются, но голова теперь опускается и вжимается в плечи, веки сжимаются плотнее. Тетчер ещё сильнее боится открыть глаза и увидеть… — Что-то не так? Вам не нравится Ваш друг, лейтенант? Всё же, Вы любите ту… — Нет!.. — Голос кажется очень жалким, писклявым нечто. Мысли о Рут в таком ключе вызывали отторжение в любом его проявлении. Он мог назвать кого угодно из круга знакомых, но они прекрасно понимали, что выбор пал на неё, — …Т-только не она. Пожалуйста.       Мокрая от мерзотного пота кожа чувствовала издевательскую ухмылку на противоположном лице. — …Нравится, когда протягивают мужскую руку помощи? Ну ты даёшь, дружище! — Ещё одна волна дрожи пробивает тело. Даже интонация такая же, та же манера речи, те же наглые прикосновения, — От тебя, конечно, стоило такого ожидать, но это удар ниже пояса.       Чужие колени, одетые в эти драные джинсы, прижимаются к бёдрам, заставляют приподнять таз и выставить на показ стояк, что больно пульсирует от резко прекращённой дрочки. Крупные, мясистые пальцы оглаживают ноги, задевают каждый волосок, одна тянется вниз и больно сжимает основание, не давая и шанса кончить. А он готов был, пиздец как готов. Со стыдом и ужасом, но таким удовольствием в этой иллюзии. — Д-дейв… — Мямлит он, прикусывая губу, пытаясь утонуть в своей фантазии, но резко раздавшийся смех разбивает остатки гордости. — Во-о-оу, Тетчер, ты чего? — Колючие усы прижимаются к скуле, а губы норовят издевательски поцеловать кожу, покрытую щетиной, — Тебя так легко запутать? Я же просто ужасный альтернатив, принявший облик твоего друга. Он же тебе друг, верно? Или он тот, о ком ты думаешь, когда пытаешься подрочить? — Язык мажет, пачкает слюной подбородок и проводит от него к уху, заставляя задрать голову, — Неужели ты мечтаешь о том, чтобы он тебя трахнул прямо здесь? Мы можем устроить…       Ладонь, сжимающая ствол, делает движение, плавное, расслабляющее, нежное движение вверх. Большой палец гладит по головке, оттягивает крайнюю плоть, давит на уретру, пачкаясь предэякулятом. Тетчер предательски стонет от одного такого движения и пытается вновь сомкнуть ноги, но поздно — чужое тело слишком близко, заставляет охватить его и прижать плотнее, пачкая и фирменную футболку. — Только не говори, что все твои влажные фантазии были сконцентрированы на этом придурке. Он же такой жалкий! — Ещё одно движение ладонью, выбивающее стон. Глаза под сомкнутыми веками закатываются, а Дэвис скалится, — Хотя, признаю, я могу стать его лучшей версией. — Да как ты… — Стоило ему хоть что-то сказать, как вторая рука охватывает глотку, ощутимо сдавливает и прижимает к стенке, пока губы почти смыкаются с его, — …с-смеешь? — Запомни, Тетчер, — На секунду голос вновь приобретает искажённые помехи, холодность и угрозу, — Тебе стоит смириться с тем фактом, что ты жалок. Вы, людишки, ничто, по сравнению с нами. Ваши желания не лучше примитивного ленточного червя в твоём кишечнике. Я лишь исполняю одну из твоих прихотей. Ты можешь смириться, принять это или же тянуть на себе ношу стыда. Выбор за тобой.       Морщины у носа сглаживаются, лицо расслабляется, но брови продолжают хмуриться, а на закрытых глазам появляются слёзы. Мужчина тихо всхлипывает, с горькой лёгкостью принимая своё поражение. — Умничка, — Этот бас кажется глумливым, надменным, но всё же чем-то родным.       Как же ужасно.       Рука на горле расслабляется, а в губы впиваются, надеясь на человеческий поцелуй. Даже когда ладонь возобновляет движения, рот не пытается принять этот язык, что лижет десна. Тетчер постанывает от всего этого, пока пальцы скользят вдоль члена, задевая каждую венку, ускоряются и замедляются ближе к головке, покручивая. Животный кайф подступает к подкорке сознания слишком быстро, стоило ладони опуститься ниже дозволенного и задеть мошонку.       Рот предательски открывается, пропуская внутрь язык, что норовит сплестись с его, смешаться слюне и уже откровенно стонать в чужие губы. Грудь вздымается, прижимаясь к чужой, более крупной. Терпение лопается с каждой секундой, Дэвис в полубреду осмеливается открыть глаза, чтобы заглянуть в чужие.       Такие живые, тёмные, карие глаза смотрят на него в ответ. Взгляд такой естественный, нежный, любящий и заботливый.       Этого мгновения было достаточно, чтобы новая порция слёз затмила взор, а глазам закатиться. Организм не выдерживает нагрузки иллюзий, и он кончает в чужой кулак, пока тот не прекращает движения, выдаивая до последней капли. Стон проглатывают с таким же упоением, как и последующий стыд, который виден по заплаканному лицу, стремящееся отстраниться. Дэвис разрывает поцелуй и отворачивает голову, не желая смотреть на картину, в которой принял участие. — Хэй, — Чужая голова опускается к шее, прижимаясь носом к артерии, ласково трётся и продолжает этот цирк, — Было здорово. — …Ты отвратителен. — В принципе, Вы не лучше, лейтенант.       Тетчер снова жмурит глаза и всхлипывает, пытаясь сдержать рыдания.