Proud

      — Уэнсдей! — позвала Энид с верхней лестничной площадки.       — Ты опоздала, — констатировала Уэнсдей, когда Энид сбегала вниз по лестнице.       — Знаю, но посмотри на это с другой стороны, у меня есть кое-что для тебя, — она достала из кармана маленькую черную коробку. — Это тебе, Аддамс.       Уэнсдей приподняла бровь, глядя на Энид, которая открыла коробочку, чтобы показать ей бутоньерку из черных роз.       — Черные розы ассоциируются со смертью и трауром, — проговорила Уэнсдей, принимая букетик от Энид и рассматривая его.       Ее глаза расширяются от сказанного:       — Мне жаль…       — Они также символизируют возрождение и омоложение, — Уэнсдей взглянула на Энид.       — Мне нравится, — сказала она своим фирменным невозмутимым тоном.       — Я так и поняла, она же черная, — Энид неловко хихикнула, чувствуя себя глупо, произнося это вслух.       — Это мило, — Уэнсдей отдала бутоньерку Энид. — Не возражаешь?       — Вовсе нет, — блондинка забрала ее, надевая Уэнсдей на запястье.       — Давай сделаем это, — пробормотала Энид, когда они направились к танцполу.       Дверные проемы были завешаны темным декоративным дождиком. Энид отодвинула его в сторону, пропуская Уэнсдей.       Она остановилась как вкопанная и растерянно оглядела комнату. Предполагалось, что темой будут «неоновые ночи», по крайней мере, так ей сказала Энид.       Вместо этого в бальном зале было темно и холодно, на всех были маски и мрачные костюмы. Единственным источником света была большая люстра, свисавшая с потолка и освещавшая комнату.       Энид наклонилась, равняясь ростом с Уэнсдей:       — Мне удалось убедить всех сменить тему на «мрачный маскарад».       — Я хотела, чтобы все было идеально, в отличие от прошлого года, — Энид поморщилась воспоминая «кровь», хлещущую из спринклерной системы.       — Если это что-то вроде последнего Вороньего бала, то сегодняшний вечер может оказаться приятным, — прокомментировала Уэнсдей.       Энид засмеялась и протянула руку:       — Миледи, — обратилась она с усмешкой. Уэнсдей протянула Энид за руку и позволила ей вести их по кругу в танце.       Что-то привлекло внимание Уэнсдей, когда они шли, она сразу остановилась, увидев, что Энид следует за ней.       — Кровь настоящая, — Энид указала на фонтан с кровью, — Йоко и другие «Клыки» заставили всех подписать петицию на разрешение такого.       Уэнсдей взяла пластиковый стаканчик и зачерпнула немного крови, поднося его к губам:       — Так и есть, — хмыкнула она.       — Хочешь фруктового пунша? — спрашивает Энид, на что Уэнсдей отвечает кивком.       — Забавно, я думала, вампиры единственные, кто пьет кровь, — усмехнулась Бьянка, когда Энид отошла, чтобы принести им выпить.       — Едва ли, слышала когда-нибудь о каннибалах и серийных убийцах?       — Расслабься, Аддамс, я просто шучу, — Бьянка подняла руки, сдаваясь.       Уэнсдей кивает и бросает взгляд на Энид, которая разговаривает с Юджином возле бара с закусками.       — Знаешь, Энид спланировала все это для тебя, — Бьянка облокотилась на стол. — Произнесла целую речь и все такое.       Уэнсдей не знала об этом, она предположила, что Энид соврала ей насчет темы. Она была озадачена тем, что не слышала, что Энид подготовила речь для того, чтобы сменить тематику бала.       Бьянка все еще стояла, облокотившись на стол, и ждала ее ответа. Уэнсдей кивнула.       — Как бы сильно я ни любила хорошие «кошачьи» перепалки, мы можем вести себя цивилизованно сегодня? — Подошла Энид, передавая Уэнсдей стаканчик.       — Мы с Аддамс просто болтали, — взгляд Бьянки скользнул ко входу, где появилась ее пара.       Уэнсдей узнала его с прошлого года, это он включил разбрызгиватели.       — Вот и мой сигнал, — сказала Бьянка, уходя.       Сама того не подозревая, Уэнсдей перевела взгляд на танцпол. Она вспомнила, как они с Тайлером провели прошлый год.       Воспоминания на вкус были как горькое поражение. Она не злилась, что ее первый поцелуй был с серийным убийцей, она злилась, что не смогла остановить его до того, как он причинил боль Юджину.       Вспоминать об этом сейчас было бесполезно, у нее была Энид, и Энид было более чем достаточно для нее.       Она перевела взгляд с Уэнсдей на танцпол и снова на Уэнсдей.       — Могу я пригласить вас на танец? — оборотень заговорила, смотря сверху вниз с улыбкой на лице       — Ты хорошо танцуешь? — спрашивает Уэнсдей. Инид тихо смеется, она протягивает руку Уэнсдей.       — Думаю, нам придется это выяснить, — сказала Энид, когда Уэнсдей взялась за ее руку, позволяя повести их на танцпол.       Музыка затихает, и вскоре другая начинает играть вместо нее, эта песня медленнее, чем предыдущая.       Энид положила ладони на талию Уэнсдей, а Уэнсдей опустила свои на шею Энид.       Она могла видеть кучу знакомых лиц в толпе, Аякс и Ксавье танцевали на другом конце зала.       Йоко подмигнула им, танцуя в противоположном направлении, а Дивина хихикнула про себя.       — Σε ευχαριστώ που ήρθες*, — шепчет Энид ей на ухо. — Όλα για σένα, φεγγάρι μου*.       Уэнсдей вернула свой пристальный взгляд на лицо Энид, почти потрясенная, пытаясь все осознать.       Энид только что назвала ее луной по-гречески.       У оборотней всегда была глубокая связь с луной, и некоторые стаи верили, что они ничто без луны, поклоняясь ей до смерти.       Уэнсдей вспоминает недели, предшествовавшие ее первому превращению в полноценного оборотня, блондинка бесконечно жаловалась на то, что луна не выбрала ее. Она вела себя так, будто ее избегал сам Бог.       Энид прожидала бесчисленные часы на балконе, ожидая, когда луна прольет на нее свой вечный свет, но безрезультатно. Девушка хандрила до конца дня.       Уэнсдей в то время не понимала всего этого, Энид реагировала так, словно ее отвергли с самой земли.       Можно представить себе удивление Уэнсдей, когда Энид назвала ее именно тем, что она боготворила. Энид выбрала ее своей луной, своей парой. Уэнсдей почувствовала, как в груди разлилось чувство гордости при этом имени. Оборотни относились к луне так же серьезно, как и к своим обращениям. Эти слова не были произнесены легкомысленно.       — Παρακαλώ, ήλιε μου*, — шепчет Уэнсдей ответ, она слышит, как у Энид перехватывает дыхание.       Она понятия не имела, что Уэнсдей говорит на греческом, и теперь сожалела обо всех тех случаях, когда грубила ей на этом языке.       Набравшись смелости встретиться взглядом с черноволосой девушкой, она не увидела в нем гнева или обиды, только любящий взгляд.       Они внимательно смотрели друг на друга, когда Энид начала тихо подпевать.       Обе оставались в таком состоянии даже после окончания песни, просто покачиваясь и крепко прижимая друг друга.       После нескольких танцев, увлеченных разговоров с друзьями и заключительного танца в завершение вечера двое оказались на балконе.       — Почему? — слова слетели с ее губ прежде, чем она смогла их остановить.       — Почему что? — спросила Энид, поворачиваясь лицом к Уэнсдей.       — Почему ты выбрала меня своей луной? — уточняет Уэнсдей. Она не знала, почему Энид выбрала ее из всех людей.       — Потому что, — сказала она шепотом, ее голос был спокоен, как когда она прошептала свои следующие слова Уэнсдей на ухо. — Ты была первой, кто принял меня, по-настоящему принял как оборотня, растаявшего на месте.       Энид придвинулась ближе, взяв ее за руку.       — Когда я думала, что все остальные бросили меня, ты была рядом, ты моя луна.       Энид была в нескольких дюймах от ее лица:       — Даже если ты чертовски странная.       Смех Энид мягкий, и Уэнсдей тихонько вздыхает.       Она не была уверена, кто наклонился первым, но она точно знала, что губы прижались к ее губам прежде, чем она успела моргнуть.       Руки Энид скользят по шее, притягивая ближе, Уэнсдей кладет руки ей на талию, удерживая равновесие.       Когда они отстранились, Энид улыбнулась ей широкой и искренней улыбкой, зубы жемчужно-белые и идеальные. Каким-то образом чудовищные.       У Уэнсдей на лице постоянная хмурость, но она на самом деле улыбается, что было редким явлением даже для Энид.