Вы 18:55
И тебе привет. Передай Руслану что я не буду ничего слушать, и он сам прекрасно знает почему.
Надо встать и закрыть окно, включить свет, зайти на твич. Но Даня сидит и ждёт ответа, пока вверху экрана есть надпись «печатает». Давид 18:55 Дань, я не могу ничего ему передать Давид 18:56 Послушай пожалуйста голосовое Кашин не успел допечатать своё «не буду я нихуя слушать», прежде чем ему пришло новое сообщение. Давид 18:56 Руслан убил себя Даня замер, пока сердце пропустило удар, а по спине прошёл холод. Кисти на мгновение задрожали, но парень быстро взял себя в руки. Давид 18:56 Меньше часа назад стало известно Давид 18:56 Он попросил тебе это переслать Стерев уже написанное, Кашин протёр глаза, собираясь с мыслями.Вы 18:57
Это шутка?
Давид 18:57 Блять Даня Давид 18:57 ↳ Аудиосообщение (21:38) Это шутка? Давид 18:58 Просто блять послушай Давид вышел из сети почти сразу же, после отправки последнего сообщения. Даня же вдруг почувствовал, что его впервые за долгое время охватил самый настоящий ужас. Два года кряду он пытался вычеркнуть Руслана из своей жизни, два года пытался забыть. Конечно, полностью избавиться от человека в своей жизни невозможно. Особенно, если этот человек — блоггер-миллионник и музыкант. Ещё сложнее отдалиться было из-за количества общих знакомых, с которыми не хотелось обрывать контакты из-за одного долбоеба. Два года нескончаемых самокопаний, чтобы сейчас он ловил себя на мысли, что не может послушать голосовое. Не может нажать на кнопку воспроизведения, не может вдохнуть, не может пошевелиться. Секунда, другая. Руки дрожат так, будто это он его убил. Не может, он не может этого сделать. Словно, включи он это аудио, земля тут же уйдет из-под ног. Только спустя несколько секунд — а, может быть, минут — Даня нашёл в себе силы кинуть «отбой, сегодня без стрима» в свой телеграм-канал. Спустя ещё мгновение до Кашина дошло, что лучше снова выключить комментарии. Он уже делал так пару недель назад, и в тот раз без них действительно было проще. После этого Даня поднялся с места, выключил компьютер и закрыл окно. Захватывая телефон со стола, он быстро окинул взглядом так называемую студию, прежде чем выйти и направиться к спальне. Мозг никак не мог переварить информацию. Такое чувство, будто он за секунду узнал всю программу факультета МГУ, а не один простой факт: Руслана больше нет. Можно называть Даню трусом сколько угодно, но сам факт того, что ему предстоит послушать голосовое уже мертвого человека, не давал ему покоя. А другого варианта он для себя не рассматривал. Кроме того, то был не просто абстрактный человек, но и когда-то лучший друг Кашина, и от этого было не столько страшно, сколько больно. В спальне оказалось ещё холоднее и ещё темнее, но это напрягало Даню меньше всего. По коже бегут мурашки, когда он снова заходит в диалог с Давидом. Страшно. Страшно и больно, на грудь что-то давит. Кашин сидит на кровати, держа телефон перед собой. Кажется, пора. Первые секунды слышно ничего не было. Даня проверил, включен ли звук, но дело было не в нём — это стало ясно, когда послышался чужой тихий кашель. Кашин выключил голосовое, протирая глаза. Блять, нет, это невозможно. Снимает кепку, отбрасывая её куда-то в сторону, поправляет волосы. Надо попробовать ещё раз. «Так…» Снова ставит на паузу, прячет лицо в руках. Это будет сложнее, чем он думал. Даня ставит телефон на беззвучный, чтоб не мешал никто. Ещё раз. «Я записываю это заранее, поэтому пока не знаю, кому отправлю эту хуйню, чтобы её переслали, если я вообще…» Руслан тяжело вздохнул, и Даня вздохнул вместе с ним. У Руслана на записи голос хриплый и сиплый, а у Дани от этого мороз по коже. «Короче, похуй. Просто дальше лучше не слушать никому, кроме Дани. Пожалуйста». Дальше Руслан выждал паузу, длиной почти в минуту. Специально ли та была такой, или он просто не мог подобрать слова — неясно. «Привет, Дань». И всё, Кашина пробило на слезы. Глаза резко намокли, поэтому пришлось проморгаться. Давненько он не слышал этих слов от этого человека. «Честно говоря, я думал сначала видео записать, но выгляжу не очень. Ага, даже больше, чем обычно. … Я болею, на самом деле, так что буду кряхтеть иногда, уж извини. … Голосовым, кстати, только тебе. Остальным обычные сообщения. Не потому, что мне им сказать нечего, просто… Просто так нужно». Говорил Руслан медленно, делая большие паузы между предложениями. Кажется, можно было только на слух понять, как ему тягостно. «Сам не знаю, почему, но мне как будто не так страшно от того, что я собираюсь сделать, как от мысли, что ты можешь это не послушать. Это ненормально?» Даня снова прячет лицо в ладонях. Знал бы Руслан, как тяжело было тупо включить его голосовое. «Наверное, да».Блять.
«Я, если что, не собираюсь сейчас давить на больное, и уж тем более я не собираюсь в чем-то тебя винить. Причины, думаю, ты и сам знаешь. А может, даже всё ещё их помнишь. … Да похуй, блять! Какая вообще разница? Я вот-вот убью себя, я, бля, просто хочу… Хочу поговорить». Даня вспоминает последние жалобы Тушенцова ему. О том, что заебался сильно, что не чувствует нихрена, что потерял всякий смысл. Руки перемещаются с лица на макушку, пальцы зарываются в волосы. Руслан ему писал, точно писал, даже когда очевидно был заблокирован. «Я прекрасно понимаю, что многие на меня разозлятся из-за всего этого. Они будут правы, но другого выхода я не вижу. … Ты, возможно, тоже будешь злиться или… Или тебе будет похуй. В любом случае не злись, Дань. Это уже не имеет смысла». Пальцы сжимают пряди волос, костяшки начинают белеть. Кашин злится. Конечно, блять, он злится. Но ещё больше вымораживает то, что Руслан мог предположить, что Дане будет плевать. Да, поссорились, да, не общаются, да, заблокировал. Но не чужие же люди. «Знаешь, вообще, я до сих пор не определился со способом. Подумываю вены вскрыть, но тут тоже вопрос: вдоль или поперек? Говорят, если вдоль, то назад дороги нет. А нужна ли мне дорога назад? Навряд ли. Но вот кокаиновая бы не помешала». Руслан сменил тон, продолжая говорить так, будто решает, чем сегодня поужинать. Нет, у него точно не всё в порядке с головой. «Ебать я наморозил чёт», — выдыхает Тушенцов, после становится чего слышно, как он закрывает форточку. Дане тоже не помешало бы это сделать, но он не может пошевелиться. Не может заставить себя пошевелиться. Он не может. «Горло ещё болит пиздец». Руслан откашливается и снова какое-то время молчит. И молчание его рвёт чужую душу даже сильнее, чем слова. «Пойду теплого выпью, а то говорить скоро не смогу. … Придётся переместиться на кухню, надеюсь, ты не против». Даня снова ставит на паузу, но на этот раз для того, чтобы вместе с Тушенцовым переместиться из одной комнаты в другую. Как ни странно, на это силы у него нашлись. Сел за стол, положил на него телефон. Сам опустил голову на руки, теперь упираясь в них лбом. Пока он прослушал меньше половины, и от этого осознания становилось только тяжелее. Давид, кажется, писал что-то ещё, но Даня просмотрит всё потом. «Бля, может нажраться?» Уголки губ чуть тянутся вверх. Кашин не видит Руслана, он сейчас вообще ничего не видит, но при этом прекрасно знает, какое у Тушенцова было выражение лица, когда он говорил это, и это лицо будто у Дани перед глазами прямо сейчас. Он видит уставший чужой вид, растрепанные темные волосы, нахмуренные пушистые брови, руку в кармане спортивок. «Не, ну его нахуй. Видишь? Я учусь на ошибках. В тот раз вышло ебано». Даня понятия не имеет, о каком случае речь. Наверное, потому что последние два года провёл в попытках забыть человека, чей голос сейчас внимательно слушает. Ну или просто память подкачала. На фоне слышен тихий щелчок, спустя пару минут начинает бурлить вода. Руслан только шумно дышит, не произнося ни слова. А Дане почему-то даже хочется, чтобы тот говорил. В тишине как-то совсем тоскливо. Слышно, как шатен снимает чайник, как наливает воду в кружку, как садится за стол. «Странная херня это. … Знаешь, я не ебу, хочу ли, чтобы ты вообще узнавал о моей смерти. Долго думал и понял, что ты в любом случае узнаешь, рано или поздно. Поэтому лучше так, одним из первых. Но если бы… Если бы я мог, я бы всё сделал, чтобы ты так и не узнал». Даня Руслана по-прежнему не видит, и видеть не может, но перед глазами всё равно чужой томный взгляд, опущенные веки, подрагивающие тонкие пальцы. «И чтоб тебе в чате продолжали про меня писать постоянно». Кашин сначала чуть ухмыляется куда-то себе в руки, а потом до него внезапно доходит. «Да, заходил к тебе на стримы пару раз. Пару… десятков раз. … Голос твой хотелось послушать. … Просто я… я скучал, окей?» Слышно, насколько Руслану трудно это говорить: то самое слово дается особенно тяжело, звучит сипло. «То есть… скучаю. Я скучаю». Даня жмурится, пока ногти впиваются в кожу через ткань одежды. На глазах снова выступает влага. Нет, так нельзя. «Я часто тебя вспоминал, особенно последнее время. Почему-то». Кашин выпрямляется, проморгавшись, и теперь смотрит перед собой. Напротив него сидит Руслан, закинув ногу на ногу. Руслан вообще редко так сидел. «Знаешь, а я ведь пару раз хотел тебя поцеловать». Тот Руслан, который сейчас сидит перед Даней, молчит. Звук всё ещё исходит из динамика телефона. Зрение Кашина расфокусировалось от услышанного, но он по-прежнему мог видеть, как шатен стыдливо пытался спрятать глаза, и как на смуглых щеках едва заметно выступил румянец. «Я не пидор, это по пьяне в основном было. Да и… Скорее от переизбытка эмоций, чем от чего-то другого». Шатен замолчал, причем замолчал надолго. Видимо, он тщательно что-то обдумывал, либо вспоминал, либо просто собирался с мыслями. Зрение Дани успело прийти в норму, и теперь он наблюдал за тем, как мечется чужой взгляд по полу. Неужели действительно стыдно? Руслан мотает одной ногой туда-сюда, кажется, пытаясь так хоть немного успокоиться. А Кашину уже всё равно, что или кто у того в сердце и в голове, лишь бы живым был. «Блять, Дань. Возможно… возможно, я всё-таки пидор». Чужой голос начинает дрожать. «Похуй, разрешаю тебе написать, что я педик, на моём надгробии. Только после похорон, а то люди не поймут. Ты же придёшь на мои похороны?»Блять, конечно. Да.
«Сука, какую же я чушь несу. Интересно, что было бы, если бы я прибухнул». Руслан смеётся. Ну, или только пытается. Там непонятно. «Если… короче, если меня спасут — а такой вариант я допускаю. Видишь ли, в моей квартире последнее время очень высокая проходимость. Конечно, в этом случае надёжнее выбрать петлю или выход из окна, но… Хуй знает, это не так романтично. Есть ещё вариант с пулей в лоб, но пистолета у меня нет, а искать не хочется. Так о чём это я? Если я вдруг выживу, Дань, прошу… просто сделай вид, что я ничего этого не говорил, ладно? Должен буду». Даня снова опускает голову на руки. Со всей этой хуйней он уже подзабыл, что случилось, и с кем. Руслан снова молчит пару минут, прежде чем в очередной раз подать голос. Голос, в котором хоть и слышна улыбка, но легче от этого совершено не становится. «Ладно, пора прощаться».Нет.
«Дань, ты многое для меня значил».Нет-нет-нет.
«Правда, очень многое». Забавно, всего-то жалких двадцать минут назад Даня не мог заставить себя начать слушать запись, а теперь не хочет, чтобы она заканчивалась. «И я не знаю насчет тебя, но я обид не держу». Кашин готов рвать на себе волосы. За то, что проебал дружбу; за то, что пытался откреститься; за то, что собственные обиды когда-то стали ему дороже Руслана. «Да мне и не за что особо». Даня снова сжимает кулаки. Не понимает, почему Руслан пытается его обелить; не понимает, почему снова улыбается; не понимает, почему убил себя. «На этом, наверное, всё».Блять, не надо.
«Пока, Дань». Голос замолкает и Кашин срывается на натуральный плач. Слёз нет, но в комнате всё равно раздаются такие звуки, будто кто-то ревёт навзрыд. Остается только гадать, сколько раз он ещё переслушает это голосовое. «Не расстраивайся сильно». Даня уже не понимал, продолжает ли говорить Руслан на записи, или это уже продолжается только в его голове. «Если ты, конечно, вообще расстроился». Тушенцов снова чуть усмехается, пока Кашин в который раз хочет провалиться под землю. Это просто не может происходить на самом деле. «И не злись, всё равно от этого толку нет». Даня злится, и неизвестно, пройдет ли эта злость когда-нибудь. Злость на себя, на Руслана, на тех, кто Руслана не уберёг. Кашин ещё какое-то время лежит на собственных руках, пытаясь хоть немного прийти в себя. Давид что-то писал. И, вероятнее всего, не он один. Надо быть сильнее, Дане явно стоит успокоиться. И выпить. Скорее даже выпить, чем сделать что-то ещё. И пока сердце Кашина продолжало пытаться выбить ребра изнутри, эхом отдавая в ушах, голосовое на телефоне переключилось на следующее, и оно уже было от Давида. «Вообще хуй знает, как там будет, но ты пиши если что, и я постараюсь в курсе держать». Половину из этого Даня сначала не услышал, но даже если бы и услышал, понятного мало. Оторвавшись от стола, Кашин протер глаза, пытаясь разобрать что-то на экране. Давид 19:20 Блять, он в коме Давид 19:21 Только сейчас стало известно Давид 19:21 Его Алина нашла Давид 19:21 Но там пкздец. Говорят, он может и не выкарабкаться Давид 19:22 Аудиосообщение (0:09) Даня по три раза перечитал каждое из сообщений, пытаясь понять, не галлюцинация ли это. Потому что Руслан, пару минут назад сидящий напротив, например, пропал, как ни в чем не бывало. Ни «здрасте», ни «до свидания». А ещё он в душе не ебёт, кто такая нахуй Алина. Но если она вдруг девушка Руслана, то Даня ей не завидует. Найти собственного парня со вскрытыми венами, а потом выяснить, что тебе он оставил сообщение на несколько строчек в телеграме, а какому-то челу, который с ним два года не разговаривал — голосовое на двадцать минут… Ну, должно быть, такое себе.Вы 19:33
Погоди, он жив?
Давид 19:33 ДаВы 19:33
В больнице?
Давид 19:34 ДаВы 19:34
В какой?
Давид 19:34 Блять Давид 19:34 Даня Давид 19:34 Я даже если бы и знал, всё равно тебе не сказал бы Давид 19:35 Во-первых, это абсолютно точно где-то в Москве. Во-вторых, тебя к нему в любом случае не пустят. Пустят мб недели через три, и то — родственников. Он литра три крови потерять успел, ты представляешь, сколько на восстановление уйдёт? В-третьих, ты — последний, кто должен его навеститьВы 19:35
Почему?
Вы 19:35
В смысле последний
Давид 19:36 Ну ты прикинь, какой это стресс будет Даня вздыхает. Да, всё так.Вы 19:36
Ладно, ты прав
Вы 19:36
Только держи меня в курсе, пожалуйста. Это важно
Давид 19:37 Конечно Даня убирает телефон, и смотрит перед собой, при этом не видя совершенно ничего. Почему-то два года было неважно и нахуй не нужно, а сейчас важно. Жмурится. Правда глаза колит. Страшно думать о том, что Руслану нужно было убить себя, чтобы Даня обратил хоть толику внимания на кого-то, кроме себя. А теперь неясно, сможет ли он когда-то перед ним извиниться. Да и вообще, сможет ли заговорить; сможет ли увидеть живым. И хоть Давид и дал понять, что на лучшее можно не надеяться, это не мешало Кашину начать фантазировать о том, что будет дальше. О том, как за неделю-две до выписки Руслан проснётся у себя в палате и обнаружит Даню, сидящего рядом на стуле, который верхней частью тела уснул у Тушенцова в ногах, как кот. Шатен запустит пальцы в рыжие волосы, потому что ему, в отличие от ебанутых фанатов, можно. Какое-то время они помолчат, а потом Руслан точно не выдержит и спросит, приехал ли Даня из-за голосового. «Из-за какого голосового?» раздастся в ответ, прежде чем Кашин хитро подмигнет, а Руслан сможет спокойно выдохнуть. Ну, или не совсем спокойно. А потом Даня как-нибудь ненавязчиво попробует поцеловать шатена. Вообще ему без разницы куда, только не в лоб. А Руслан будет отнекиваться, мол, он всё ещё больной. «На голову ты больной, Руслан» буркнет Даня, всё-таки чмокнув его куда-нибудь в районе щеки. И его это совершено не смутит. Его в принципе мало, что сможет смутить, он уже на всё готов. Лишь бы стало легче. Лишь бы им обоим стало легче. обоям)