Ведьма — это обиженная фея

Громадный и мрачный готический замок из черного мрамора, возведенный на Запретной Горе, гордо высящейся посреди жуткой местности, куда мало кто отважился бы забрести. Это был отдельный мирок со своими законами природы и морали, полный своих тайн, радостей и горестей. Властвовала над обитателями Запретной Горы и окружавших ее земель грозная и властная царица Грифона и растила тринадцать дочерей, одной из которых предстояло когда-нибудь в будущем унаследовать престол матери. Грифона надеялась, что она еще успеет дожить до того периода времени, когда все ее дочери вырастут и повзрослеют настолько, чтобы проявить себя с лучших сторон и позволить своей матери сделать выбор в пользу самой достойной из них. Но это обещало быть еще совсем нескоро — старшей ее дочери, Малефисенте, завтра исполнялось шестнадцать лет, а младшая, Пойсонера, совсем недавно появилась на свет. Завтрашний день обещал быть особенным для Малефисенты не только потому, что это был ее день рождения, знаменующий собой рубеж совершеннолетия, а главным образом потому, что именно в свой шестнадцатый день рождения каждая живущая здесь демонесса после проведения особого обряда обретала черты, разительно разнящие ее со сверстницами из обычных людей, а также практически абсолютную неуязвимость и тотемное животное, в которое была способна превратиться по щелчку пальцев. Чем достойнее была девушка, тем более грозное, устрашающее и могущественное тотемное животное ей доставалось на церемонии. Сегодняшний вечер, последний вечер ее детства, Малефисента проводила в точности так же, как и многие предыдущие — поужинав и немного погуляв, она отправилась в просторную детскую, где она резвилась вместе с сестренками, а сейчас Малефисенту и ее непременную ежевечернюю сказку на ночь уже ожидали сестры. — А где Сфинксина и Горгона? — поинтересовалась Малефисента, окинув беглым взглядом сестер. Даже не пересчитывая их, она на глаз определила, что в ее полку потери и определенных личностей недостает. — Сфинксина, иди сюда, к своей любимой старшей сестренке! — настойчиво кликала Горгона свою младшую полуторагодовалую сестру, чересчур активную и потому взобравшуюся на самую верхушку самого высокого дерева в дворцовом саду именно тогда, когда им всем уже было нужно быть в детской. Упрямая малышка, однако, совершенно не желала снизойти к Горгоне. — Ха-хи-ха! — звонко рассмеялась Сфинксина, показывая пальчиком на сестру, однако не удержалась на ветке и камнем рухнула вниз. — Ну вот, ты и угодила прямо в мой капкан! — усмехнулась Горгона и, поймав и покрепче схватив неугомонную малышку, поскорее ринулась в комнату ко всем остальным сестрам. — Прошу прощения, задержалась! — выпалила Горгона, стремительно, словно неистовый ураган, ворвавшись в комнату к остальным, крепко держа на руках Сфинксину, так и норовившую вырваться и убежать. — Хм, ясно! — ухмыльнулась Малефисента. Она зажгла свечу и поставила ее на небольшую полочку, прикрепленную с задней стороны большой деревянной рамы с приделанным отрезом материи, которую несколькими секундами ранее выдвинула на самую середину комнаты. Эта рама на массивной подставке была плацдармом для театра теней, вот уже несколько лет по вечерам создаваемого Малефисентой из картонных человечков и собственных пальцев. Малефисента прислонила свои запястья внутренней стороной друг к другу, растопырила пальцы в разные стороны и слегка согнула их. На полотняном экране тут же заплясало изображение зубастой драконьей головы. — Значит, жил на свете дракон по имени Гридум: гигантский, зубастый, крылатый, дышащий пламенем, а его чешуи были острыми, словно заточенные булатные кинжалы, и блестели на солнце. Однако на солнце наш дракон никогда не выходил — он предпочитал скрываться в подземной пещере, где прятал свое золото. Гридум ел очень редко — жизненную энергию он получал от постоянного пересчитывания монет и осознания того, что их стало заметно больше. Истории Малефисента выдумывала практически на ходу, но от этого они не были менее интересными. — Жил так он много лет, и однажды подумал: «Я кукую здесь, над златом чахну, а мои сородичи на природе летают да прекрасными принцессами питаются. Я ни разу в жизни не пробовал, каковы принцессы на вкус, я должен это немедленно исправить!». Наш дракон, полетав по просторам, отыскал наконец девицу, которую нашел самой симпатичной, и решив, что наверняка красавицы самые лакомые, решил ее украсть. Он увидел на балконе ее замка. Гридум потянул лапу за ней, а когда принцесса с криками побежала в свои покои, то просто ко всем чертям разнес дворец, ведь дракон был огромным и очень сильным. Схватив свою грядущую еду, он уже намеревался было лететь прочь, как вдруг, выбравшись откуда-то из-под обломков постройки, прекрасный принц, ее жених, вытащил из ножен меч, который всегда носил с собой на поясе, и собрался защитить свою возлюбленную. Но наш Гридум был громадным огнедышащим монстром с прочной чешуей и мощными крыльями, и ему была нипочем какая-то крошечная острая железяка. Но дело должно было быть закончено, поэтому он испепелил прекрасную принцессу и храброго принца, покрыв их хрустящей корочкой, съел их, а после жил долго и счастливо! Малышка Пойсонера, лежащая на руках у Геростраты — девчонки с красными глазами и огненно-рыжими волосами, следующей по старшинству после Малефисенты — сладко зевнула и закрыла глазки. Герострата отнесла ее и положила в люльку, а следом за малышкой начали постепенно укладываться на ночной сон и ее старшие сестры — Сфинксина, Гидра, Цирцея, двойняшки Сцилла и Харибда, Пифона и Тифона, Макабра и Кадабра, Горгона, и, наконец, Герострата. Грифона тоже собиралась готовиться ко сну, ведь завтра предстоял важный день, и ей нужно было быть полной сил, но перед этим она неслышимо прошлась по коридору, в который выходили двери спален ее дочек. Стояла гробовая тишина. Какие же самостоятельные у нее дочери, все уже спят. Ан нет, не все... — Волнуешься перед завтрашней церемонией, милая? — поинтересовалась Грифона, заглянувшая в опочивальню старшей дочери, шумно ворочащейся на кровати, будучи не в силах уснуть. — Ну, если только немножко, чуть-чуть совсем... — призналась девчушка. — Прочь волнения! Ты появилась на свет тринадцатого числа, в шесть часов утра, да еще и в пятницу! А знаешь ли ты, на какой день недели в этом году выпал твой шестнадцатый день рождения? Пятница! — Хорошо, не буду нервничать больше. — улыбнулась юная Малефисента. — Вот и умница! Будешь волноваться — все дело испортишь. — Мам, а как ты думаешь, какое тотемное животное будет у меня? — Какое бы оно ни оказалось, я уверена на сто процентов, что оно будет такое же могущественное и необыкновенное, как и ты. Гадких тебе снов, милая. — тепло ответила Грифона, источая любовь и гордость, и Малефисента моментально заснула счастливым сном.

****

Грифона знала, о чем говорит — она сама на этой церемонии обрела способность при необходимости в единый миг безо всяких там заклинаний и чародейств обращаться в грифона — необыкновенное существо, представляющее собой летающего льва с орлиной головой и приобрела некоторые его черты по достижению совершеннолетия: орлиный клюв вместо носа и рта, длинные и острые когти на руках и львиный хвост. Наутро, едва взошло солнце, мать семейства вскочила с постели и ринулась на кухню — нужно было столько всего приготовить к празднику. Постепенно пробуждающиеся дочери затем присоединялись к ней, чтобы по мере сил помочь. Торжественный ритуал начинался с омовения в огненной реке, полной подводных гейзеров, делающих воду практически кипятком. Малефисента, сняв свое черное с фиолетовыми элементами платье и аккуратно расстелив его на камнях, вошла в водоем по грудь и затем подошла к выступу на берегу, который касался линии воды, а самый дальний край которого достигал реки в месте, где глубина была около двух метров. Грифона, уже в ожидании севшая на корточки на краю этого выступа, как только дочь подошла к ней, положила длинные ладони на ее узенькие острые ключицы и лопатки, а затем несильно надавила на них таким образом, чтобы девушка поддалась и, согнув ноги в коленях, полностью погрузилась в толщу бурлящей воды. Буйную и эмоциональную Герострату, которая была не в силах сдержать свой бурный восторг, близняшки Макабра и Кадабра, опасаясь крушения выступа от ее прыжков и топота, предусмотрительно оттащили подальше, стараясь при этом ни на миг не отрывать взгляда от происходящего таинства. В глубине песчаного дна реки неподалеку от выступа находился подводный гейзер, который через несколько секунд мощной струей вытолкнул юную демонессу из воды на выступ, к матери. Это было хорошим знаком. Натянув платье на мокрую кожу, Малефисента ощупала один из его карманов, в котором лежал небольшой мешочек с особым порошочком, чтобы лишний раз удостовериться, что он на месте. Малефисента, с бьющимся в предвкушении сердцем, зажгла факел от того, который держала в руках мать, и осторожно, чтобы несомый ею факел не потух, поднялась на самую высокую часть Запретной Горы, где собрала алтарь из камней и веток, вырвала у себя пару волосков, бросила сверху на ветки, а затем, развязав шнурок на мешочке, посыпала ветки сверху искрящимся порошком. Закончив с приготовлениями, она добавила пылающий факел, положив его поверх образовавшейся кучи. Поначалу зеленоватое пламя не торопилось разгораться, а затем стремительно вспыхнуло и взвилось чуть ли не к самым небесам, создав этим колоссальный вихрь. Волосы негромко взвизгнувшей от восторга и волнения Малефисенты порывом внезапного сильного ветра поднялись дыбом, а после разделились на две равные части, каждая из которых туго закрутилась, превратившись затем в массивные рога, а ее аккуратные короткие ноготки удлинились, заострились и стали подобны когтям, как у мамы. — Дракон! Дра-а-ко-он! — восхищенно завизжала Герострата, прыгая и пританцовывая от радости за сестру, и ее огненные кудри подскакивали вместе с ней. Это же надо — тотемным животным Малефисенты стал дракон, которого она так или иначе вставляла в большинство своих замечательных историй. Вот здорово! Через годик и она, Герострата, обретет свое тотемное животное. Король Людвиг, правящий королевством неподалеку, давно желал отыскать и уничтожить эту семейку дьяволиц, поэтому, как только его люди заметили над верхотурой Запретной Горы и услышали вихрь и взрывы, то осторожно подкрались к ее подножию, взяв гору в кольцо, а затем начали подниматься все выше и выше, с каждым новым метром сужая и уплотняя кольцо. Но вдруг гул праздника стих — люди, таившиеся в укрытиях из колючего кустарника и терновника, зарядили арбалеты серебряными стрелами и прицелились. Спустя мгновение на землю, истекая кровью, рухнули все двенадцать младших сестренок именинницы, еще не обретших относительную неуязвимость. Грифона и Малефисента же не были убиты и даже серьезно ранены в результате атаки, и потому дорого продали жизни убитых юных демонесс: именинница, обратившись огнедышащей рептилией, испепеляла неприятельское войско, а ее мать, разинув пасть, хватала врагов дюжинами, а после клыками и когтями разрывала на мелкие кусочки.

****

Тогдашняя царица вскорости скончалась, не в силах вынести такое горе — в одночасье лишиться двенадцати своих чад. — Подойди ко мне, доча. — с трудом пробормотала Грифона. Малефисента покорно подошла к лежащей на постели матери, которая, держась правой рукой за сердце, сняла с нее золотой перстень с крупным агатом и надела дочери на палец. — Я, видимо, должна буду присоединиться к моим младшим дочкам — им плохо без меня на том свете. А ты... Поклянись мне немедленно, что отомстишь этим гадким людишкам за меня и своих сестричек, что заставишь их жестоко заплатить за то, что они сделали. — Клянусь, мама, что заставлю. — глотая льющиеся ручьями горькие слезы, промолвила ей в ответ дочь. — Пусть меня тотчас же поразит молния, если не заставлю.

****

Тот роковой день Малефисента впоследствии запомнила как самый худший в своей жизни. Когда она похоронила мать и сестер в соответствии с демонскими обычаями и возвратилась в опустевший и притишхий замок, абсолютно разбитая и подавленная, то от гнетущей тишины у нее закололо в ушах. Единственный, кто хоть немного нарушал эту тишину и вносил в нее некое разнообразие — крикливый и шумный стервятник Барри, подручный Грифоны. Барри еще несколько лет прожил вместе со своей новой хозяйкой, утешая ее и ободряя в такой непростой период ее жизни. Когда же стервятнику уже пришла пора умирать, к тому моменту он уже несколько месяцев не взлетал — сил не было. Однако перед самой его кончиной какая-то неведомая сила внезапно овладела немощной плотью птицы, и Барри стрелой, как в лучшие годы, в последний раз рванул в неизвестном направлении. Спустя некоторое время возвратившись, он тут же упал замертво в руки Малефисенты. Эта самая сила, заставившая старую птицу мчать неизвестно куда и зачем, затем швырнула ветхое тельце вниз, словно перчаточную куклу. — Ну почему все, кого я так любила, умерли? — взвыла Малефисента, и из ее глаз брызнули горькие слезы. — Сначала сестры, потом мама, а теперь еще и Барри... — Пи! Пи! Пи! — вдруг раздалось со стороны когтистых лап Барри. То пищал беспомощный, голый и слепой вороненок. Стервятник, который по своей природе был падальщиком и потому не питался свежим мясом, притащил Малефисенте выпавшего из гнезда вороненка, который, на удивление, был еще жив. Неизвестно, правда, принял ли Барри малыша за свое потенциальное кушанье, решив, будто тот уже не жилец, и поднял с земли птенчика, или же решил принести Малефисенте кого-нибудь на замену себе. Малефисента осторожно вытащила из-под кожи крошки уже успевших заползти туда личинок и накормила вороненка. Птенчик еще не открыл глазки и потому не смог рассмотреть свою благодетельницу, однако он чувствовал ее заботу и потому в знак благодарности и проявления нежности потерся голой розовой головкой с жидким пушком о ладонь и пальцы Малефисенты. Диабло, как было решено назвать нового питомца, был всеядным и потому с одинаковым аппетитом уплетал все, чем только его угощали. Он быстро подрос, полностью опушился, а затем оперился, превратившись в красавца с оперением цвета ночи.

****

На протяжении многих ночей после этой трагедии новоиспеченной царице Запретной Горы и прилежащих территорий снился один и тот же сон. Во сне ей виделись погибшие сестры и мать. «Это ты, ты, ты виновата!» — повторяли их лица, сонмом плывущие вокруг нее и не замолкающие ни на секунду. «Ти!» — вторила им Пойсонера, показывая ручкой на старшую из своих сестер, и Малефисента тут же просыпалась в холодном липком поту. Именно после этого случая, когда она в одночасье лишилась всех, кто был ей дорог, Малефисента поклялась самой себе, что заставит все человечество страдать так, как страдала она, и сполна отплатит им всем, отнявшим у нее всех родных. Но главным образом она заставит жестоко страдать всю семью Людвига, в том числе и его сына Стефана. Малефисента вредила человечеству всеми известными ей способами. Как только Стефан сам стал королем, женился и обзавелся дочерью, то для того, чтобы превратить его жизнь в кошмар, представилась более чем подходящая возможность. А заявиться можно будет под тем предлогом, что Малефисента крайне возмущена фактом того, что ей не прислали приглашение на праздник. — Какое блестящее общество... Король Стефан, монархи, дворяне, знать, и... Как мило... Даже чернь... — высокопарно протянула Малефисента, появившись в тронном зале. — Я была немного огорчена, не получив приглашение... — Его и не посылали! — крикнула феечка Меривеза. — Как? — наигранно удивилась Малефисента. — О, какая неловкая ситуация... А я-то надеялась, что это просто недоразумение. Но если так, то, думаю, мне лучше удалиться... Ведьма сделала вид, будто действительно собирается покинуть всех собравшихся, хотя на самом деле уходить раньше, чем наконец осуществится ее возмездие, она была совершенно не намерена. — И Вы не держите обиды на нас? — спросила обеспокоенная королева Лия. — Что Вы, Ваше Величество! Нет! И в доказательство этого я хочу сделать малютке свой подарок. Флора, Фауна и Меривеза прекрасно знали, что от Малефисенты не стоит ждать ничего хорошего и потому поторопились закрыть собой колыбельку и приготовились защищать новорожденную принцессу. — Слушайте все и запомните! Принцесса Аврора, конечно же, вырастет красивой и доброй, все на свете будут любить ее... — Не успеет зайти солнце в день ее шестнадцатилетия, она уколет палец об острый конец веретена на прялке и умрет! — громовым голосом продекламировала злая колдунья. Ее голос отскакивал от мраморных стен дворца, а также добавилось пугающее эхо, ласкающее ее слух. Малефисента затем неистово рассмеялась. Лия схватила сверток с дочкой и в панике прижала к себе. Все, кто в этот момент находился в главном зале, онемели и окаменели от ужаса. Стояла такая гробовая тишина, что было бы слышно, как упала булавка. Осмотревшись вокруг, Малефисента удовлетворенно улыбнулась, отметив в мыслях: «Именно в день ее шестнадцатилетия, чтобы он был максимально испоганен для всех, как и день моего шестнадцатилетия. И острие веретена прялки, прямо как острие железной стрелы, пущенной из арбалета. Идеально». — Схватить колдунью! — приказал Стефан. Солдаты ринулись с копьями в атаку на Малефисенту, но та лишь выкрикнула: «Назад, дурачье!», злобно расхохоталась и исчезла, словно и не появлялась.

****

Спустя ровно шестнадцать лет... — У меня был замечательный день! — промолвила, растягивая каждый слог, удовлетворенная Малефисента, обращаясь к своему ворону Диабло, преданно восседающему у нее на плече. — Я смогу впервые за шестнадцать лет заснуть спокойно! Хотя нет, за больше... Она была уверена — после совершенного возмездия образы сестер и матери больше не будут донимать ее и вызывать чувство вины, являясь во снах.