Вопреки

—Я ему и говорю, - Михаил, положив фарфоровую чашечку ещё со старых добрых (только для него самого) времён Советского союза, на журнальный столик, вальяжно облокачивается на спинку кресла. Почему он постоянно ведёт себя так, словно на переговорах с конкурентами, над которыми уже давно одержал победу, или рассказывает о том, как из захмурёныша в разорванных лаптях и с «Митька, помоги!» на все случаи жизни превратиться в гения, миллиардера, плейбоя и филантропа у Дудя? Никто не знает. Привычка, наверное. Всё-таки Москва всегда был уверенным в себе. Даже в те времена, когда как только не приходилось унижаться перед ханами, чтобы не повторить судьбу Рязани. – Саша, ты выглядишь, как дед. Долго ждать, пока ты спинку свою разогнёшь? Снеси все эти старинные здания и построй что-нибудь стоящее. Вот я построил Москву Сити и сразу почувствовал себя моложе. На лет двести – довольно хмыкнул. Алексей, допивая свой уже остывший чай, ласково улыбается и не может оторвать глаз от златовласой столицы. Любовь и нежность, такие же сильные, как у родителя, гордящегося своим чадом, заставляют трепетать его сердце. Кто бы мог подумать, что Смоленску вообще известны такие глубокие и сильные чувства. «Ну, точно не этому дураку старому Новгороду» - буркнул бы Смольный. Пусть так. Главное, чтобы Москва знал.   Смоленск наблюдает за болтающим Мишей, таким взрослым и смелым, сильным и успешным. Совсем другим, изменившимся, но всё ещё самым родным. Алексей знал его, только как надоедливого младшего брата Киева, лопоухого, шумного и гиперактивного мальчишку, полностью зависящего от старшего и верящего каждому его слову. «Митька, а меня правда кикимора не заберёт, если я буду хорошо себя вести?» - хныкал тот, плетясь по полю с густой травой за смеющимся Димой, когда они встречали уходящее в закат большое ласковое солнце и шли домой. «Наивный совсем» - улыбаясь, иногда вспоминает Смоленск. А затем в памяти всплывает тревожное красное небо, густой дым, пожары, разруха, чьи-то душераздирающие крики и плач – враг напал на их земли, а города не смогли дать отпор. Даже Киев, главный пример для Миши и его опора,  пал. Не смог постоять ни за себя, ни за свою семью. Страшное тёмное время, когда каждый город на разрозненной Руси понёс огромные потери и осознал, что дальше будет только хуже. Всем было тревожно и адски тяжело. «Кроме этого дурака старого Новгорода» - снова бы проворчал Алексей, отчаянно сжимая губы от раздражения. В головах у городов засел только один вопрос: у более удачливых «как восстановиться?», а у менее – «как выжить?» О Мишутке никто не беспокоился. Честно, навряд ли кто-то думал, что он вообще остался жив. Маленький ведь и не шибко умный. Но через некоторое время, когда всё стало налаживаться, а к монгольским ханам и баскакам, расхаживающих по русским землям , как хозяева, все привыкли, «маленький и не шибко умный» решил сам о себе напомнить. Смольный помнит, как тот важно явился к нему и очень самонадеянно, специально задрав подбородок повыше, заявил, что теперь Смоленск обязан его защищать. Тогда, Лёша, конечно, отправил его восвояси. Парень сам не знал, на что жить, а тут какой-то клоп, ростом по его пупок, объявился. Ещё и с такими требованиями. Пусть старший был холоден и постоянно утверждал, что никого оберегать, а тем более рисковать своей жизнью за чужое благо не намерен, поступки города показывали абсолютно обратное. Его другую, лучшую сторону. Ради Москвы Смоленск был готов пойти на любые жертвы, а фраза «доберётесь до столицы только через мой труп» стала обыденностью. Даже, когда Смольный оказался в плену Речи Посполитой, тот переживал только о жизни Михаила, забыв о собственных потерях напрочь. А после того, как узнал, что полякам не удалось его захватить, понял, что ему уже ничего не страшно. Вся жизнь его состояла в этом – делать всё возможное, чтобы сохранить столицу. Они прошли через многое, и теперь, Алексей счастлив, что ничто не грозит его «золотому солнышку». Рад, что они с Москвой могут просто сидеть вот так – пить чай и говорить о всяком. Хотя скорее, говорил Московский, а Смольный просто внимательно слушал. Ничего лучше быть не может. —Но Романов за своё: «Миша, это искусство. Ты хочешь уничтожить искусство ради  стеклянного уродства?» - усмехнулся Миша, вспоминая милое личико Питера, снова включившего режим «королевы драмы». Его улочки и скверы действительно красивы, но Петербург реально сыпется, за этим красавцем подметать приходится. А ведь моложе Москвы почти на шестьсот лет! Эйфория Смольного исчезает в никуда, а «семейная» идиллия испаряется по щелчку пальцев. Ах да, этот ненавистный Питер… Когда любая угроза для столицы была уничтожена и можно было зажить припеваюче, появилась новая проблема: душенька Петра Алексеевича, культурная столица, Санкт-Петербург ну или просто головная боль Алексея. Правда, ему оставалось только каждый раз корчится, как от мигрени, при его упоминании. Этот северо-западный вообще не заслуживает его прелестного мальчика! —Опять ты про своего Александра – хмурится Смоленск, кладя чашечку на стол и укорительно мотая светлой головой. —Да, опять, - уголок губ Московского живописно приподнялся – мы с ним довольно близки - без смущения говорит он, глядя в глаза своему старику и замечая, как тот зеленеет – Ты, и еще парочка интересных персон, уже пытались прервать наши отношения, но это ни к чему не привело, так что, можешь не стараться. —Да..да он же! – пыхтит мужчина – Я всё понимаю, но что ты нашёл в нём? Ничего хорошего! Сказал бы это кто-то другой,  до утра бы не дожил. Но выходки старого доброго Смоленска Москва прощает и безразлично спрашивает: —А что плохого? —Этот молодой человек тебя просто недостоин. Какой он непорядочный! —А вот Святослав по-другому считает. Он его уважает! – будто дразнится блондин. Михаил отлично знает отношение Алексея к Нижнему Новгороду – город был ему очень благодарен за то, что тот спас его ненаглядного Мишутку от проклятых интервентов в далёком, точно не вызывающем нежной ностальгии, 1612 и считал достойным городом. —Мало ли, кого он там уважает – неожиданно для Москвы заявил Смольный. Сейчас блондину пришло в голову, что его ворчливый защитник смог бы получить гран-при за самое возмущенное лицо в России. Тут ему даже Питер, узнавший, что в следующем месяце не получит на реставрацию ни рубля, уступает - Я по-твоему слепой? - Миша бы с удовольствием привёл в пример Лёшин покалеченный глаз во время Великой Отечественной, но решил так не рисковать - Ясно вижу, что твой Саша подозрительный и скользкий тип. Как и все в СЗФО! Ему доверия нет! —О нет, прекрати – устало трёт глаза столица.– Не говори, что до сих пор веришь, что Александра за границей подменили… —А вот и скажу. Ты не веришь, а потом попомнишь мои слова – трясёт пальцем Смольный, слишком разбушевавшись. – Эти европейцы тебе всю жизнь гадят, а этот дружбу с ними водит, так ещё и пример с кого попало берёт! - Алексея его близость к европейским городам напрягала (имя Варшавы на него действовало так же, как на травмированный Волгоград красочные, но слишком громкие салюты), а Петербург с Великими Новгородом, кажется, счастливы. У Смоленска этому есть лишь одно объяснение. «СЗФО - округ подлецов!!» —Его дружба с Хельсинками ещё ни о чём не говорит, Смоленск. —Говорит, - уверенно отчеканил старший. – да у него, как у этого дурака старого Новгорода, никакой верности. С тобой ходит, а на Европу поглядывает! —О, Господи! – Москва обращает взор голубых глаз к потолку и начинает шарить рукой по груди в белой футболке, ища золотой крестик. —Послушай меня, Мишенька, не нужно тебе с ним водиться. Отношения с этим высокомерным, неверным, и хуже всего, северо-западным типом ни к чему хорошему не приведут. Он принесёт тебе кучу несчастий, я чую! - словно в бреду продолжает Алексей, но спотыкается о пустой, ничего не выражающий, острый взгляд своего «золотого солнышка». - Я же за тебя волнуюсь! В маленькой слабо освещённой комнате наступает пауза. Слышно только тиканье настенных часов и тяжёлый вздох Московского. —Ладно, - хмыкает он, приподнимаясь с кресла. – спасибо за приём, был рад повидаться, мне пора. Встреча. —Уже? – разочарованно выдыхает Смоленск. Сейчас этот опытный, смелый и отважный город выглядел как расстроенный ребёнок, не обнаруживший подарка под ёлкой в рождественскую ночь. А потом до него доходит весьма интересная мысль. – Куда это? У тебя же сегодня никаких дел. Какая такая встреча? —Но встречи ведь не обязательно должны быть деловыми, - спокойно проговорил Михаил, уверенно идя на выход. —А ну, стой! – закричал вдруг Смольный. – К своему Романову едешь? Никуда я тебя не пущу! —Смоленск, когда-нибудь ты сможешь с этим смириться. – мужчина уже надевает обувь, оставленную на коврике. —Смириться с тем, что ты губишь себя!? Ни за что! Я защищал тебя столько лет и не устану защищать дальше от всяких чертей! – Алексей быстро перегородил гостю вход, заслонив собой дверь – Не пущу! – для грозности и убедительности добавил тот. Миша слабо оскалился: —Странно, я думал, ты прежде всего заботишься о моём довольствии. —Правильно думал, Мишенька. Ты потом «спасибо» скажешь. Этот Саша думает только о себе, театрах своих и музеях, и использует тебя. Никогда  я его не любил. Даже его появление обо всём говорит! Взял и столицей стал, ни с того, ни с сего, хотя никогда не заслуживал того. Я знал, что у нас только одна столица – старший громко дышал, а зрачки его янтарных глаз расширились. После услышанного Московский похолодел и что- то сжалось в груди. Сердце, наверное. Когда-то он сам так считал, но..боже, как же он был неправ. —Ты перегибаешь палку – ровным голосом произнёс мужчина. – Я знаю Александра Петровича куда лучше тебя, и даже лучше твоего нелюбимого старого дурака Новгорода. Всё, что ты сказал в этот вечер, к нему ни капельки не относится. Саша совсем другой – на его лице почти незаметно проблеснула улыбка – Он не эгоистичный, а очень добрый и заботливый, и интерес к Европе никак не связан с изменой. Просто он по натуре такой..- задумался Миша, склонив голову – любопытный и открытый ко всему новому. Всем нам этого не хватает. —Бредишь ты, Мишенька. Кошмар сущий… —Пусти. —Не пущу! – повторил настоятельно Смоленск,  потому что надо, очень очень надо, в любом случае уберечь блондина от всяких глупостей. —Смоленск, - молвит Москва так же настоятельно, делая шаг вперёд. Алексей заглянул в глаза напротив и почувствовал, как опускаются руки. В прямом смысле – руки, выставленные поперёк двери, расслабились. Он знал этот взгляд, как никто другой – полный силы и того, что люди нарекают любовью. Так же Смольный всегда смотрит на Московского, ради которого был готов отдать дьяволу душу. А ведь его Миша тоже не раз рисковал всем ради Романова. Как Алексей боролся ради столицы, так и Москва ради Питера. —Эх, Миша! – сдался старший, махнув на Московского рукой. – Иди уж, но знай, не нравится мне всё это… —Спасибо, - блондин счастливо улыбается, хлопая по плечу мужчину, заменившего ему старшего брата. – я знал, что ты на самом деле не такой ворчливый дед. —Тьфу на тебя! – в отчаянии вырвалось у Смоленска, когда Михаил шустро смыслся из квартиры, махая тому рукой - Не радуйся, дуралей Новгород всё равно тебя к Петербургу не подпустит. —Ой, тоже мне угроза – чуть не расхохотался Москва. Они с Александром прошли через слишком много трудностей, чтобы старикашка Святогор, несколько раз покорённый столицей, пугал его. Москва и Питер пережили СССР и смогли восстановить отношения после мрачных 90-х, простить друг друга и доказать, в первую очередь самим себе, что все ещё любят и любимы. Это ли не доказательство, что они будут вместе всегда и вопреки всему?   —Эх, хорошо мы тогда Русь-матушку защитили! Эти тевтонцы бежали, оружие своё роняя, хаха! – Великий Новгород берёт в охапку Питер, который неловко отворачивает голову, чтобы не задохнуться в крепких объятиях, и пытается вырваться. —Стойте, я немного не..я не..- Саша старается что-то объяснить. —Ну всё, отстань от Сашеньки! - Тверь расставляет по столу расписные чашечки с блюдцами и отстраняет своего мужа от чуть не задохнувшегося Романова. – Ты что, он же совсем дитя малое, его тогда и в помине не было. —Это как? – опешил Святогор, моментально выпуская гостя из кольца рук – Не понял..а какой сейчас год, душа моя? —2022, вроде? – Василиса неуверенно глянула на парня, и тот одобрительно кивнул. —Ёмаё… - затих Святогор, кажется, выпав из реальности - Ледовое побоище не двадцать лет назад было? —Не двадцать. А Тевтонский орден теперь в составе России, - подметил Александр, подправив оправу круглых очков. – Калининград. Волхов побледнел и совсем поник. Романову стоило быть осторожным с такими заявлениями. То, что Новгород - сильный храбрец, которого «..боялись даже монголы..», ещё не давало гарантий, что у него не поднимется давление. Святогору ведь уже давно не пятьсот лет… —Всё-всё, - Василиса треплет мужа по плечу – Сашенька, прекрати пугать его. Ещё чуть-чуть и Святогор просто не выдержит, а мне неохота потом до конца своих дней лишь чёрное носить… - участь вдовы блондинку несильно привлекала. —Что значит, не «выдержит»? Я через что только не прошёл за свои…долгие годы - Петербург считал, сколько примерно лет Новгороду. По пальцам – На меня даже не посмели монголы пойти, шведы с немцами навечно запомнили, как я их всех в бараний рог скрутил. Да меня все «господином» величали за моё могущество, мне вообще всё нипочём! —Мы верим, - Тверь садится за стол и пододвигает к себе чашечку с травяным чаем – только успокойся, свет очей моих. —Я знаком с вашей историей. Должен признать, поражен. Вы были действительно очень сильной республикой, Святогор Рюрикович – Питер делает глоток тёплого чая. – А вы, Василиса Ярославовна, были на редкость богатым городом. —Ой, Саш, ну что правда, то правда – на лице Калининой расцвёл очаровательный румянец, а на приятные слова парня она лишь махнула рукой.– У меня ведь всегда были одни из самых лучших тканей. —И ты довольно-таки быстро восстановилась после монгольских походов, - с ноткой гордости произнёс Святогор, зыркнув на сидящий рядом Питер, будто говоря «во, гляди какая!» – а тебе ведь тогда и трёхсот лет не было, я был восхищен. —Вы что, оба решили меня смущать сегодня? – расхохоталась Василиса, оперевшись локтем о стол. – Но никак не поверю, что ты кем-то мог восторгаться. Сашенька, Новгород был просто ужасным самодуром. Считал, что на всём белом свете нет города лучше него - укорительно покачала светлой головой она, посмотрев на мужа. – Тебе повезло, что ты не застал его таким. —В молодости я был весьма самоуверенной особой, – усмехнулся мужчина, приблизившись к Романову. —Знаю, - поджал губы он – и не только в молодости. Волхов вспоминает их первую с Василисой встречу и то, как та, в пёстром сарафане и с шикарной длинной косой, огребла его коромыслом по голове, после предложения юноши помочь «слабой девушке» донести воду до избы. Донёс. Мокрый Святогор с огромной шишкой на лбу, обруганный молодой девицей с ног до головы, кажется, влюбился. Пусть Псков долго ворчал, что такого быть не может, потому что Новгород не любит никого, кроме себя ненаглядного, тот был уверен, что не ошибся. Теперь, каждый раз, когда Степан появляется в их с Тверью «уютном гнёздышке», Волхов ехидничает: «так что, никогда не смогу никого полюбить, а, Кромов?», «Не видать мне Василисы, как перехода в Литву, да?», «А мы с Тверью душа в душу живём уже лет так…а сколько лет то прошло, Василиса, радость моя?» —От этих разговоров Сашенька сам на пятьдесят лет постареет, - поток мыслей прервал женский голос – как ты, родной? —Всё, как обычно – без особого интереса ответил Александр, - новые ветки метро строятся – не строятся, Питер благополучно забыл о них. Какая разница строить в 2020 или в 2028? Никто никуда не спешит. Спешка для лохов и Москвы. – Недавно деньги на реставрацию получил. Рад, что Михаил Юрьевич осознал важность сохранения культуры и перестал жмотиться – на фарфоровом лице появилась еле заметная довольная улыбка. —Ох уж этот Москва…до сих пор строит новые здания, пытаясь омолодиться? – Романову показалось, что в словах «стеклянные уродства» Тверь сделала слишком много ошибок. —Откуда ему знать, диво моё ? – усмехнулся супруг, потрепав по плечу парня – Питер давно с этим нечестивым не общается! В словах Новгорода была твёрдая уверенность, с которой европейцы в средних веках утверждали, что все дамы с рыжими патлами - ведьмы. А вот в лице Александра, который только сейчас понял, к чему может привести упоминание Москвы в разговоре с этими двумя, нет. Он резко сконфузился, снова предпринимая попытку увильнуть от лапищ Волхова. —Разумеется, о чём это я, - смеётся блондинка, переводя взгляд на гостя – а ты чего это так оробел, Сашенька? – ласково спрашивает она, умиляясь очаровательной растерянной мордашке – На самом деле, хорошо, что ты послушал Святогора, Миша тебе не пара! Смольный тоже так считает. «..хорошо, что ты послушал..» Ага, конечно. Куда там! Питер и не собирался. —Вообще-то, - Петербург титаническими усилиями выпрямил спину, скинув  руку, чуть не сломавшую ему хребет на две части – я..ну..мы с Михаилом до сих пор довольно часто общаемся – и не только. Песни Инстасамки ещё существуют, так что… Весёлая Тверь растеряла весь свой настрой, и даже милые румяна исчезли с её щёк. Пальцы переместились на бусины яркого ожерелья, немного дёргая их, пока женщина обеспокоено разглядывала Романова, надеясь, что тот решил заделаться этим..как их там называют..комиком. Святогор издал невнятный звук, похожий на удручённое «м-да» и незамедлительно пересел на другую сторону, к такой же шокированной жене. —Зато я сказал вам правду, - неловко добавил парень. Внешний вид хозяина и хозяйки дома его откровенно пугал. Саше не верилось, что он сможет выйти отсюда целым и невредимым. —Сашенька, ну ты… —Не в нём дело, это всё Московский, будь он неладен, - хлопнул по столу Новгород под шёпот Калининой «не гневайся ты так, Святогор» – и как ему не стыдно, старый негодяй! Тебе же всего-то триста лет! Василиса, солнце моё ясное, Сашка же за всю жизнь ни одного крестоносца не видел, - он взглянул на женщину, ища поддержки и понимания. —Но вы ведь сами женились на Василисе Ярославовне, когда ей было триста, Святогор Рюрикович – оправдывается Александр, будто школьник, снова притащивший домой двойку. В его случае, по математике. —Это другое! Нашёл кого сравнивать со своим мракобесом! Мне тогда не было столько лет, сколько твоему окаянному Михаилу. Я ведь не раз уже просил  Смоленск приструнить своего неугомонного…хотя, что с него толку? Этот одноглазый клоп уверен, что Питер сам к Москве лезет. —Наш Саша? Сам? – вспыхнула женщина, покраснев на этот раз не от самых приятных чувств. – Да что этот хабал понимает!? —Постойте же…- Петербург пытается успокоить двух разбушевавшихся старичков. —А ты то сам! Триста лет, голова уже должна быть на плечах - с укором говорит мужчина. – Поверь мне, эта столица тебе жизнь попортит! Паразит эдакий! —Нечестный, - мотает светлой головой Василиса. – совсем не честный человек. —Подлый, - кивает Волхов. —Коварный, - жмурит глаза супруга. —Эгоист. —Ради своего по головам пойдёт, - убедительнее и громче произносит Калинина. Как будто студентка, которая в середине экзамена вдруг вспомнила правильный ответ. – Ох, он пойдёт, Саш…и ни на что не посмотрит. —Если понадобится, он тебя со всеми твоими старинными улочками и скверами продаст, - недобро усмехнулся Новгород. —Что вы такое говорите…- сконфуженно лепечет Романов. —Правду! – теперь по столу стучит Тверь под шёпот Святогора «тише-тише, Василиса». - Ты сейчас и подумать о таком не можешь, влюблённость в этого дурня застилает тебе глаза, но потом настрадаешься ведь, бедняга! —Мы же для тебя стараемся! Не хотим, чтобы и ты пострадал от этого выродка. —Михаил Юрьевич только лишь кажется жестоким эгоистом, но на деле, он очень преданный, добрый и заботливый человек, который никогда не предаст своих род.. —Да ну! – женщина сложила руки на груди. – Ах, Сашка, бедный мой… —Наивный…- удручённо вздыхает её супруг. —Страх какой наивный. Я тоже думала, что Миша – замечательный мальчишка. —Ага, до того, как он тебя монголам сдал, - прыснул Новгород. Опять же, без особого веселья. —Саша, он и глазом не моргнул, когда уничтожал моих жителей вместе с ордынцами. Тогда он мог помочь мне, но предпочёл врагов. Решил быть умницей для Есугея! Монгольская подстилка! - шикнула на эмоциях блондинка. Петербург возмущенно охнул, собираясь зачитать лекцию, почему она не права, а Святогор коротко кивнул - Даже в такие моменты, он только то и делал, что искал для себя выгоду. Тверь, кажется, ощущает тот металлический привкус собственной крови, грязи и беспредельного отчаяния. Когда среди горящих домов, разрушенных церквей, перепуганного бегущего, куда глаза глядят, народа и монголов, против которых та восстала, готовых сравнять город с землёй, Василиса заметила знакомую блондинистую макушку, девушке, решившей бороться с несправедливостью, подумалось, что вера в спасение есть. А потом жизнь со всей силой пнула наивную дурочку: оказалось, что Москва там был совсем по другой причине. Стоял прямо у Орды и шептал что-то на ухо, указывая на Калинину, а затем приказывал своим отрядам наказать восставших. А ведь Василиса считала, что они за одно. Здесь была и её вина: от Московского помощи было ждать глупо. Тверь и Москва, заставшие вторжение Орды, будучи очень маленькими, малоизвестными, не окрепшими городами, стали главными претендентами на ханский ярлык и надеждой на светлое будущее без зависимости и постоянного страха. Михаил и Василиса были соперниками друг для друга. Ясно, как день, что Москва только ждал, пока Тверь, в итоге выигравшая в борьбе и ставшая великим княжеством , споткнётся. Он не привык отступать. —Московский недолго думал, на чью сторону встать, когда понял, что сможет отжать у тебя «место под солнышком» - Новгород аккуратно заправил золотые локоны за ухо. В этот жест он вложил всю свою любовь, нежность и безграничное восхищение своей замечательной спутницей жизни. Ну и пусть не осталась она великим княжеством и не стала столицей, все равно Тверь всех на свете «..краше и милее..» И даже жутко представить, что Волхов сделает с теми, кто не согласится с ним. —А со Святогором– не унимается супруга, ещё больше заставляя гостя съёжиться на своём месте. – твой милейший Михаил Юрьевич ничем не лучше поступил. Это же нужно совсем лишиться совести, чтобы напасть на раненного человека с мечом в руках!- Калинина оборачивается к мужчине, ладонью оглаживая бородатое лицо. —Не вздумай жалеть меня, - хмурится Новгород, но не убирает тёплой руки – Но да, нечестно. Москва плевал на все нравственные ценности. Мы хотим уберечь тебя, Саша, я тебя ему не доверяю! Как вчера помню, как Московский напал на меня только из-за подозрения, что я опять намылился в Литву, хотя мы договорились, что я остаюсь на Руси. —В России..- тихонько подправляет Василиса. Её дорогой Новгород постоянно забывался. —Шесть недель он грабил и убивал моих людей. Никто из них так и не понял, за что с ними так поступили. Да и я тоже. А что, если в один день, он и тебя в чём-то заподозрит? Этот ирод ведь ни на что не посмотрит и над тобой также поиздевается, Сашка! Только через мой труп, разумеется. —И через мой! Не дам этому бесу тронуть нашего Сашеньку. —Ну перестаньте говорить такие ужасные вещи! —Мы не хотим, чтобы ты страдал, хороший наш. – пролепетала женщина, склонив голову на бок. —Ты должен быть счастлив! – снова хлопок по столу. Питер боится, что ещё немного и он просто рухнет. —Следовательно, не должен быть с Москвой. —Ты заслуживаешь лучшего! —Пусть он кого другого тиранит, а тебя оставит в покое. Романов ловит себя на мысли, что даже после красочных рассказов Твери и Новгорода о том, какой Москва предатель, тиран и враг рода человеческого, не может представить никого, кроме златовласого юноши, у которого отняли всё, что ему было дорого. Светлого мальчишку, которому слишком рано пришлось повзрослеть. Парня, который несмотря на все трудности, поднялся с разбитых окровавленных колен и пообещал самому себе идти только вперёд и стать новой, достойной столицей. Василиса и дальше может называть Московского «монгольской подстилкой», но Сашенька хорошо знает историю и отлично помнит, кто именно уничтожил Орду, а после подчинил себе всех его потомков. И к тому же, молодые Тверь и Новгород не были безобидными ангелами. Это были сильные, упрямые и очень своенравные города. Отвернешься на секунду - Волхов уже собирает чемоданы в Швецию или Литву, а Калинина устраивает бунты, которые могут принести проблемы не только ей, но и невинным соседям. Московский знал, что делал. Конечно, оправдать поведение Миши во время Советского союза сложно…но Питер всё равно его любит (тем более, замечательное название культурной столице вернули) —Почему вы рассматриваете Михаила Юрьевича только с одной стороны? - вздыхает Александр, всеми силами пытаясь не закатить глаза. – У каждого из нас есть недостатки, – верно, кто-то слишком радикален, когда речь идет о достижении целей, а кто-то…Шурочка Думский, ну и что – но… Тут послышался требовательный стук в дверь. Святогор и Василиса, на чьих кислых лицах отразилось удивление, обернулись на звук. Питер, спустя несколько мгновений и парочку скептических взглядов недородителей, неторопливо встал со своего места и направился из узкой кухни  в тёмный коридор, где единственным источником света была небольшая лампочка на старой резной тумбе. —Я открою, - пролепетал Романов, уже догадавшийся, кто стоит за дверью. —А ну, стоять! – Новгород тоже догадался. Мужчина чуть ли не подскакивает с места и идёт преграждать Сашеньке путь. —Да как он посмел сюда явиться? – ворчит Волхов, хватая за плечо парня. – Дорогая, доставай скалку! Из кухни слышится мгновенное «секунду, дорогой» и шорохи. —Стойте, вам нужно успокоиться, - просит Романов, испуганными глазками смотря то на Святогора, то на дверь. – Василиса Ярославовна, забудьте про скалку, давайте всё решим, как цивилизованные люди!
 —Решим, конечно. Когда этого супостата с лестницы спустим! – в коридоре появляется женщина со своим «оружием» в руках. -Как на тебя похоже, Новгород, - на пороге появляется знакомая светлая макушка и наглые, но красивые до одури глаза – такой смелый, что дверь не закрываешь? Перед столицей вырисовывается чудо-картина: презлющий Святогор держит  в охапке его возлюбленного, закрывая своей широкой спиной, а Василиса, угрожающе постукивает деревянной скалкой по руке, щуря дивные лазурные глазки. —Какой тёплый приём, Александра Петровича так же встречали? – ухмылка. —Давай без твоих ехидных шуток, - на полном серьёзе отвечает Волхов, который совсем недавно был только рад пошутить. —Ты зачем сюда явился? Сашеньку мы тебе не отдадим, змея подколодная! —Вот-вот, я уже сказал, что против ваших отношений. Развратник! – Новгород сильнее прижимает к себе смущенного, ничего не понимающего парня – Возвращайся туда, откуда приехал. —И не смей больше соваться к Сашке! - женщина пригрозила скалкой. —Я тебе не дам его жизнь загубить, окаянный. —Очень интересно…- хмыкнул Москва посмотрев сначала на Сашу, который лишь поджал губы и растерянно похлопал ресничками, а затем на Новгород с Тверью, бросающих ему вызов. Всё, как в старые недобрые времена. – Раз не хотите отпускать Петербург, тогда будь по-вашему, - пожал плечами и снисходительно склонил голову. Сегодня у него какой-то день разбирательств с ворчливыми старикашками. Мише хочется смеяться. Он не может поверить, что раньше, Новгород казался ему таким сильным и могущественным городом, а Тверь – достойной соперницей. —Не волнуйся, Саш. Быстро разберусь и мы вовремя попадем в театр, - заметив возмущённые взгляды супругов, Московский добавил – Мы ведь все помним, кто всегда выходит победителем из наших столкновений. – его лицо преображает самодовольная улыбка. Романов счастливо улыбается в ответ. Это его замечательный Миша, рядом с которым ничего не страшно. Миша, успокаивающий его ещё маленьким после первых разочарований и потерь. Миша, который всегда на его стороне и никогда не оставит в беде. Если Москва так смело пожертвовал собой во время Отечественной войны, чтобы спасти Питер, а Петербург столько лет не отчаивался, ждал и верил, что Московский изменится, то у Александра для Василисы и Святогора плохие новости. Их с блондином взгляды пересекаются, и тёплые чувства переполняют душу Сашеньки. Почти как во время «Лебединого озера» Наверное, вот она - любовь, которой столетиями творцы посвящали свои произведения искусства, ради которой один бесстрашно жертвует своей жизнью, а другой начинает жить, и, благодаря которой Московский и Романов будут вместе вопреки всему.   —Миша, я тебе эту скалку сейчас знаешь, куда засуну…