– На том же месте... в то же время? – Да. – А если ты забудешь... или не найдёшь? – Ну мы же всегда сможем встретиться на Луне, глупенькая!
(с) To the Moon
Lexie Liu – SHADOW
Бывают такие моменты, когда жизнь проносится перед глазами. Обычно это случается, когда человек оказывается на пороге смерти и ключевые моменты его жизни на секунду мелькают перед ним, как киноплёнка. Сэму тоже довелось испытать это на себе; с тех пор события его прошлой жизни казались чем-то настолько далёким, что, казалось, происходили и не с ним вовсе. Та авария поделила всё на «до» и «после». Тихая, ничего не предвещающая поездка накануне свадьбы. Внезапно появившийся на дороге водитель, неспособность справиться с управлением. Мощный удар в лобовое стекло. Прежде чем Сэм успевает что-либо понять, невидимая камера в его голове делает щелчок. Он видит, как учится в медицинском колледже. Всё идёт как нельзя лучше, преподаватели в один голос прочат ему будущее блестящего хирурга. Щёлк. Второй курс. На одной из студенческих вечеринок они знакомятся с Мириам. Совместные обеды, кино и прогулки допоздна – всё в лучших традициях мыльных опер. После окончания колледжа Сэм делает ей предложение, и вот они, переполненные ожиданием чуда, выбирают, где праздновать медовый месяц. Камера снова щёлкает. Круг замыкается. Сэм открывает глаза и оказывается в настоящем. Поразительно, думает он, как всё может перевернуться в одно мгновение. Как буквально за несколько дней до свадьбы он попадает в жуткую аварию, которая хотя и не уносит его жизнь, но всё равно собирает свой урожай скорби, навсегда отняв у него способность ходить. Клятвы любви и верности он приносит Мириам, уже будучи прикованным к инвалидному креслу. Другая бы, наверное, нашла тысячу и один предлог отменить свадьбу и вообще разорвать отношения, либо же просто бесследно исчезла раз и навсегда, ничего не объясняя, – но Мириам не отходила от него ни на шаг всё время, пока он восстанавливался, и отказывалась его покидать даже в те тёмные моменты, когда Сэм в порыве отчаяния пытался отогнать её от себя. Так будет лучше для неё, думал тогда он. Но на самом деле он был страшно напуган. Он боялся остаться один – с искалеченным телом и помутнённым рассудком, нашёптывающим, что всё кончено, и Мириам наверняка это понимала. Сейчас, по прошествии стольких лет, когда жизнь более-менее вошла в привычное русло, он не знал, что случилось бы, если бы она и вправду тогда ушла. Всё-таки хорошо, что история не знает сослагательного наклонения. * Они строили планы на будущее. Они были молоды. А ведь он и сейчас не стар – только полоска седины украсила виски раньше, чем следовало бы. Мириам говорила, это только добавляло ему аристократизма. Она была по-прежнему хороша собой: женщина, будто бы сошедшая с картин Альфонса Мухи, – точь-в-точь «Луна», только взгляд более печальный и волосы – длинные-длинные. «Луна» … Быть может, его одержимость давала о себе знать уже тогда? * В воздухе веет особой сыростью: пахнет влажными листьями, часть из которых уже опали с деревьев и теперь лежали собранные в аккуратные яркие кучки у дороги. Скоро октябрь. По телевизору показывают празднества, проходящие далеко на Востоке. Люди в пёстрых одеждах торжественно шествуют по улицам, освещённым длинными рядами огненно-красных фонарей. Кадры сменяются: на экране телевизора возникает щедро накрытый стол, в самом центре которого стоит огромное блюдо с причудливыми узорчатыми пряниками. Сэм хорошо знает, что это. – Смотри, это юэбины, – говорит он Мириам, указывая на экран, – традиционное лакомство на Праздник середины осени. Тётя готовила такие, когда я был маленький. Начиняла то мясом, то орехами: мне нравилось, как они выглядели, но после пары таких я с трудом мог встать из-за стола. Уж очень сытные они были. Мириам улыбается, и вечером того же дня, вернувшись с работы, Сэм обнаруживает на столе несколько юэбинов в праздничной обёртке, купленных в китайском магазинчике за углом. За ужином он рассказывает Мириам о том, что слово “юэбин” в переводе с китайского означает “лунный пряник”. В какой-то момент Сэм ловит себя на мысли, что луны в его жизни становится слишком много, но пока не придаёт этому значения. * Утром, собравшись на работу, они вместе направляются к автомобилю, – Мириам сдала на права практически сразу после свадьбы. Какое-то время необычную пару окружающие разглядывали, почти не скрывая любопытства. Сэм их не винил: он и сам долго не мог перестать пялиться на своё отражение в зеркале, когда впервые оказался в инвалидном кресле. Если и можно было найти хоть что-то хорошее в той катастрофе, так это то, что, по крайней мере, руки его практически не пострадали, – и хотя курс восстановления был долгим, ещё дольше Сэму пришлось доказывать, что его врачебный талант не сгинул вместе с его способностью ходить. Много со стороны окружающих было недоверия, доходившего порой едва ли не до откровенной враждебности, – но усилия оказались не напрасны, и в конце концов Сэму всё же удалось устроиться в местную больницу. Постепенно, по мере того как расходились слухи о его золотых руках, Сэм продвигался выше по карьерной лестнице и в итоге сумел получить место хирурга в одной из самых престижных в их городе частных клиник. Это позволило им с Мириам накопить на отдельный дом на окраине их небольшого городка – подальше от любопытных глаз и, что самое главное, оборудованный для потребностей Сэма по последнему слову техники. Кроме того, с участка, прилегающего к территории, открывался прекрасный вид на ночное небо. Вечером, когда они возвращаются к воротам дома, вдоль дороги по направлению к школе пробегает стая бродячих собак. Мириам хмурится. – Хоть бы они не тронули детей, – тихо произносит она. После свадьбы Мириам устроилась воспитательницей в детский сад. Многие знакомые были неприятно поражены её выбором: с её прекрасным медицинским образованием – и идти работать в детский сад за гроши? Но на все удивлённые возгласы и негодования, что она «губит свою жизнь», Мириам неизменно отвечала, что ей хорошо и так. Она утверждала, что счастлива, однако каждый раз при этих словах тоска болезненно сжимала Сэму сердце. Она стольким ради него пожертвовала. А он никогда не сможет дать ей то, чего она хочет больше всего на свете. Мириам всегда мечтала о детях. * Ночью Сэму снится Луна. Конечно, она снилась ему и раньше, в детстве, но никогда – так отчётливо. Поверхность, израненная кратерами, мириады светящихся точек вдалеке и среди них – большой сине-зелёный шар, Земля. Так близко, что, кажется, рукой можно дотянуться. Безграничная, упоительная тишина. И – совершенно иная гравитация. Он больше не в кресле. В один прыжок он перемещается из одного кратера в другой; он не помнит, есть ли у него ноги, но это не имеет значения. Ноги не нужны ему. Он больше не сдержан оковами земного притяжения. Он свободен. Ему хорошо. Сэм раскрывает глаза. Из окна, сквозь едва колеблемые ночным бризом занавески, на него смотрит синее беззвёздное небо – только ореол юного месяца, печального и кроткого, тонким светом прорезывается сквозь облака. Совсем рядом, на его щеке – тёплое и спокойное дыхание Мириам. Сэм чувствует, как колотится его сердце. Просыпаются не всегда от кошмаров. Очнуться можно и от слишком прекрасного сна. * Землю покрывает тонкий слой свежевыпавшего снега, но на улице не холодно: температура едва достигает отметки в минус пять градусов, и только прохладный октябрьский ветер играючи щиплет прохожих за щёки. Сэм с Мириам движутся рядом: на смену простому инвалидному креслу давно пришла современная коляска с электроприводом. Мимо них проходит молодая супружеская пара; у матери на руках сидит девочка лет трёх, одетая в тёплый розовый комбинезончик. Ребёнок сосредоточенно изучает мир вокруг себя, вглядываясь в лица прохожих и вертя головой во все стороны; не ускользает от её цепкого взгляда и «странный дяденька в кресле», в которого девочка так и впивается глазами, разинув рот от любопытства и по-детски непосредственно расспрашивая о нём родителей во весь голос. Торопливо шикнув, родители смущённо извиняются перед Сэмом и торопятся переключить внимание ребёнка на что-нибудь другое. Отец берёт девочку на руки и, скорчив гримасу, несколько раз подбрасывает её в воздух; забыв обо всём на свете, девочка заливается счастливым смехом, солнечным зайчиком отразившимся на лицах родителей. Мириам на секунду останавливается, проводя уходящую семью долгим взглядом. На Сэма против воли накатывает чувство вины. Ещё до свадьбы Мириам любила размышлять о том, сколько у них будет детей и как будут звать каждого из них, – Сэм на такие рассуждения предпочитал отшучиваться, хотя и не был против завести ребёнка в будущем. После катастрофы, когда угроза непосредственно жизни миновала, врач зашёл к Сэму в палату и без лишних предисловий пояснил, что на продолжение рода они с избранницей могут не рассчитывать. Никогда, ни прежде, ни после, Сэм не видел Мириам такой убитой. И, несмотря на это, она всё равно отказалась его покидать. Работа в детском саду наверняка причиняла ей дополнительную боль: наблюдать и ухаживать за не своими – чужими – детьми, а вечером возвращаться домой, зная, что здесь никогда не будет стоять люлька и не будут разбросаны игрушки твоего ребёнка. Он не знает, что делать. Одним вечером после работы Сэм неожиданно предлагает ей завести питомца. Мириам слабо улыбается, и пару недель спустя в их доме поселяется белый кролик по кличке Юэту. * Луна снится Сэму всё чаще. Теперь в его снах есть не только пустые кратеры и благословенная тишина – он знает, что в кратерах затаились сонмы чудовищ, ожидающих своего часа. Ему не страшно. Он чувствует, что властен над ними. Ему ничего не стоит раздавить или растоптать любого из них. В своих норах они трепещут и преклоняются пред ним, как перед своим повелителем. И он из лунной пыли и звёздных красок возводит себе дворец. В конце концов Сэм просыпается и пытается отмахнуться от безумных фантазий, которые с каждой ночью становятся лишь живей. Мириам по-прежнему рядом. Сэм поворачивается на другой бок и вскоре засыпает в надежде, что в этот раз ему приснится что-то более приземлённое или ничего не приснится вовсе. Что наши сны? Череда бессвязных картин. * Самоотверженность Мириам доходила порой до ожесточения. Его ангелоподобная жена хранит свои секреты. Лишь Сэму одному известно, что стало со стаей бродячих собак, облюбовавших территорию возле местной школы. Какое-то время назад произошло громкое по меркам их небольшого городка событие: одна из собак, заразившись бешенством, напала на возвращавшегося домой со школы ребёнка, изуродовав ему лицо. Бешеного пса нашли и застрелили на следующий день. А чуть погодя и вся стая пропала. Кто-то пустил слух, что всех их перетравили, и спустя какое-то время на поляне за городом действительно обнаружили скопление собачьих тел. Люди повздыхали и вскоре забыли о случившемся, найдя новые темы для разговора. Мириам этой темы предпочитала избегать. Только один раз обмолвилась, что остальные собаки наверняка тоже заразились бешенством и рано или поздно кто-то из них так же набросился бы и на другого ребёнка. А жизни детей всё-таки важнее собачьих. Сэм не расспрашивал, не судил и не оправдывал её. Смог бы и он убить из любви? * Сэму кажется, что он сходит с ума. Сны становятся всё ярче. Порой ему мерещится, что у него есть крылья. Он парит над Луной, не касаясь её поверхности. Становится страшно засыпать: всё тоньше грань между сном и реальностью и всё притягательнее – обратная сторона Луны. Та, которую не увидишь через телескоп и где может быть всё, что угодно. Та часть, где власть его была безгранична. В очередной раз он распахивает глаза и вспоминает, где он. С неба метеоритным дождём лилась грусть. Сэм ещё долго лежит без сна, перебирая в руках золотистые локоны Мириам. * Мириам, Мириам. Красивое имя, словно рокот волн в залитой лунным светом бухте. Он своё имя не любил. – Что плохого в имени Самуэль? – удивляется она, когда он как-то делится с ней своими мыслями. – Не знаю. – Он задумывается, пытаясь найти причину, по которой ему так претит его имя, и не находит. – Оно словно бы… чужое. Красивое, а мне не принадлежит. – Ты слишком много думаешь, Сэмми. – Мириам переводит взгляд на своё вязание – наверняка представив, какую славную из такой пряжи можно связать детскую шапочку, и, вздохнув, откладывает спицы в сторону, – Тебе стоит взять выходной. Он соглашается. Наверное, она права. Должно быть, это просто усталость, переутомление на работе. Не стоит переживать из-за такой ерунды. И всё же вечером он просматривает разные сайты в поисках значения своего имени. «Имя “Самаэль” в переводе с древнееврейского означает “Бог улышал”» – сообщает ему один из них. Сэм невесело усмехается, глядя на свои неподвижные ноги (а может, благодаря тому что Бог услышал, он тогда и остался жив?), и скользит взглядом по списку известных тёзок. Самуил, библейский пророк. Самуил, царь Болгарии. Сэмюэл Л. Джексон, актёр. И особняком среди них – Самаил, повелитель демонов и ангел смерти. Разношёрстное, однако, соседство. Взгляд Сэма непроизвольно цепляется за последнего персонажа. Ещё один клик – и сайт с готовностью раскрывает список падших ангелов. Люцифер, Азазель, Асмодей… Взгляд Сэма останавливается. Сариил. Падший ангел, прельстившийся земными женщинами и научивший людей понимать знаки Луны. Сэм усмехается, стараясь не обращать внимания на пробежавший по спине холодок. Даже здесь это проклятое небесное тело не хочет оставить его в покое. * Он никогда особо не верил в параллельные миры или высшее провидение и не был набожен, как Мириам. Однако в последнее время он не мог отделаться от вопроса. Предложи ему сейчас некая высшая сила мир из его снов в обмен на нынешнюю реальность – смог бы он отбросить всё, что имеет, ради иллюзорной мечты? Смог бы отбросить Мириам? Разум утверждает, что нет. Сердце клянётся, что да. Он не знает, кому из них верить. * Фантасмагории становятся невыносимы. Сэм боится закрывать глаза. Поверхность Луны и чудовища, которых он видит, свобода, которую ощущает – всё это пугает своей притягательностью. Он старается отделаться от мыслей о них, листает сонники, пытается найти хоть какое-то разумное объяснение происходящему. Подумывает даже записаться к психологу, но отказывается от этой затеи, решив, что всё равно не сможет толком ничего объяснить. Какое всё это ребячество, думает он. Нужно концентрироваться не на иллюзиях, а на том, что действительно его окружает: работе, быте и любящей жене. Сконцентрироваться на реальности. Скучной, монотонной реальности. Сэм вздрагивает. Неужели ничто земное его больше не удерживает? * Мириам замечает происходящие в нём перемены. Говорит, что он сильно похудел в последнее время, стал мало есть и вообще бледностью кожи и кругами под глазами больше напоминает призрака, нежели человека. Она волнуется, спрашивает, всё ли в порядке. Сэм отмахивается и утверждает, что да, – как подозревает, не слишком убедительно. Говорит, что это всего лишь бессонница, связанная с переутомлением на работе, нехотя пьёт снотворное. Бесполезно. Сновидения продолжают его преследовать. Во снах некая невидимая сила будто протягивает ему руку. Чудовища преклоняются перед ним, прося стать их королём. Ему страшно от того, насколько он близок принять их предложение. С отчаянием утопающего Сэм хватается за остатки здравого смысла. * В одну из ночей он не выдерживает. Сэм уже привык вот так просыпаться. Но сегодня, должно быть, его самообладание дало сбой. Сэм поднимается с постели, тихо, стараясь не разбудить Мириам, садится в кресло и выезжает на свежий воздух. Небо усеяно маленькими светящимися точками, среди которых крупным пятном выделяется полный месяц. Сэм ёжится от ночной прохлады и, запрокинув голову, смотрит на небо. Высоко над ним проносится падающая звезда, рассекая ночной покров тонкой полосой света. Интересно, если попросить звезду избавить его от этого наваждения, она исполнит его желание? Сэм вытягивает руку вверх, словно пытаясь дотянуться до звезды и, беспомощно опустив ладонь, обхватывает себя обеими руками, содрогаясь от холода и смеха. Кажется, плачет. Дверь дома со скрипом открывается. За его спиной слышатся лёгкие женские шаги. – Вот ты где, – Мириам облегчённо выдыхает, накидывая тёплый плед ему на плечи, – Сэм, ну нельзя же так! Ты меня ужас как напугал. – Прости. – ровным голосом отвечает он, не оборачиваясь. – Да что с тобой такое? – Мириам вглядывается в его лицо в поисках ответа на свой вопрос, – Ты ведь не… страдаешь лунатизмом, правда? Она запинается на последней фразе, – может, хотела сказать “ходишь во сне” вместо “страдаешь лунатизмом”? От этой мысли Сэму становится неуместно весело. Он наконец оборачивается к ней, гадая, посчитает ли она его сумасшедшим, если он расскажет всё, как есть. Впрочем, хуже, чем сейчас, быть точно не может. Сэм делает глубокий вдох. – Мне... снятся сны, Мириам. Он делает паузу и осторожно заглядывает ей в глаза, пытаясь угадать её реакцию, – но лицо Мириам непроницаемо. По крайней мере, она не всплескивает руками и не закатывает глаза, так что Сэм, поколебавшись, решает продолжить: – Безумные, кошмарные сны. О Луне и чудовищах, населяющих её поверхность. По идее мне должно быть страшно, но… мне не страшно. Мне хорошо. Мириам молчит, внимательно слушая. – Я снова могу стоять на ногах. Могу летать, могу управлять движением звёзд. И это ощущение свободы… Оно пьянит настолько, что я не хочу просыпаться. – Сэм с силой сжимает кулаки, затем разжимает и как можно спокойнее озвучивает главный мучивший его вопрос: – Наверное, я сумасшедший, да? Мириам отвечает не сразу: вместо этого подходит ближе и садится рядом на траву, положив голову Сэму на колени. – Знаешь, а мне тоже часто снится один и тот же сон. Её ответ застаёт Сэма врасплох – гораздо больше, чем это могло бы сделать простое “да” или “нет”. – Правда? – Правда. Мне снится мир, большую часть которого поглотила бездна и люди в нём цепляются за каждую возможность выжить. Этот мир мал и велик, он величественен и хрупок одновременно; а я... – последние слова Мириам произносит еле слышно, – а я словно соделалась матерью для всех живых существ, населяющих его. Сэм с удивлением смотрит на неё. Мириам поднимает голову. – Это так странно. Словно я всесильна и вместе с этим – так ничтожно слаба. Я боюсь, что не смогу защитить этот мир от всех угроз и переживаю за всех его обитателей, как будто они... как будто они – мои дети. Мириам затихает, пряча лицо в разметавшихся по его коленям локонах. Сэм вдруг осознаёт, насколько и ей тоже необходимо было выговориться. Она поднимается с земли, стряхнув сор с пижамных брюк, и встаёт за его спиной, глядя, как и он, на низкое ночное небо, освещённое звёздами и светом из окон окрестных домов. – Как думаешь, наши сны что-нибудь да значат? – спрашивает Мириам после долгого молчания. – Думаю, что нам обоим здесь чего-то не хватает. – коротко отвечает Сэм, не произнося главного – того, что они оба прекрасно понимают. Но есть и ещё кое-что, что проходит сквозь их сны и соединяет их тонкой, жуткой в своей неприметности нитью. Мысль об этом настигает Сэма внезапно, пробирая до мурашек. «В том мире не было тебя, но мне всё равно было хорошо». И почему-то у него возникает ощущение, что и Мириам понимает это тоже. – Это всего лишь сон, – произносит Сэм вслух в ответ на собственные мысли, пытаясь унять нарастающее неприятное чувство. – Это не просто сон. – отзывается Мириам серьёзно и грустно. – Просто мы оба медленно дрейфуем всё дальше друг от друга и... всё дальше от реальности. Что, если однажды мы потеряемся и уже друг друга не найдём? – Быть может, мы вместе сходим с ума? – Мы и вправду сходим с ума, – вздыхает она, – только не вместе, а по отдельности. В этом-то вся и беда. Сэм не сразу находится, что ответить. Со стороны, наверное, весь их разговор показался бы нелепостью: два взрослых человека всерьёз переживают, что могут потерять друг друга из-за глупых образов в своей голове. Неожиданно Мириам поворачивается к нему; её глаза загораются почти так же ярко, как звёзды. – Подожди меня здесь, я сейчас, – говорит она, направившись в дом и оставив Сэма одного в полном недоумении. Спустя пару минут Мириам возвращается, неся в руке что-то тонкое и почти невидимое, и осторожно повязывает загадочный предмет вокруг его запястья. – Верёвочка? – Красная нить судьбы. – Мириам показала ему запястье, на котором красовалась точно такая же нить, – Говорят, два человека, соединённые такой нитью, смогут найти друг друга, сколько бы не блуждали. Нить может растягиваться и спутываться – но она никогда не порвётся. Сэм разглядывал тонкую красную полосу на руке, и чем дольше он смотрел на неё, тем яснее и легче становились его мысли. Красная нить судьбы. Какая несуразица! Они ведь не дети, чтобы верить в красивые сказки. Но раз уж оба они переживают из-за такой ерунды, как сны, – может, нет ничего удивительного в том, что и решение будет такое же несерьёзное?.. Сам не заметив, как, Сэм улыбнулся – искренне, впервые за долгое время. – Знаешь, а я тоже сейчас кое-что вспомнил. В Китае есть поверье о Пастухе, полюбившем Ткачиху, и та ответила ему взаимностью. Только Ткачиха на самом деле была Небожительницей, и когда её бабушка, великая богиня Сиванму, узнала о их браке, то страшно рассердилась и задумала разлучить Пастуха и Ткачиху во что бы то ни стало. В конце концов ей это удалось: Ткачиху отправили обратно на небо прясть облака, а Пастух так и остался стоять на другом берегу у небесной реки, тоскуя по своей возлюбленной. Но раз в год, когда сотни сорок образуют мост через небесную реку, Пастух и Ткачиха бегут навстречу друг другу – и до утра проводят время вместе, пока великая богиня не разлучила их ещё на один год. – Какая красивая легенда. – Мириам положила руки ему на плечи, пряча ладони в складках пледа, – Может, Ткачиха и сейчас смотрит с неба прямо на нас? – Быть может, и так, – отвечает он, – вместе с богиней Чанъэ и кроликом, живущими на Луне. Снова сама собой воцаряется тишина, – но тишина иная, наполненная покоем и умиротворённостью. На секунду Сэму кажется, будто они с Мириам снова студенты, полные надежд и планов, и встречают рассвет за чертой города в ожидании момента, когда тёмное небесное полотно начнут окрашивать предрассветные розовые краски. Но на этот раз возвращение к реальности не причиняет боли. – Смотри, самолёт. – Мириам указывает на мигающие огни высоко над их головами, – Как думаешь, куда он летит? – Не знаю. Может, в соседний город. Может, на жаркие острова, где круглый год лето... или далеко на Восток, в страны, где люди рассказывают легенды о небожителях и о лунных кроликах, толкущих в своей ступе эликсир бессмертия. – Знаешь... – Мириам соединяет свои ладони у него на груди, – давай возьмём отпуск и вместе слетаем куда-нибудь. – Хорошо бы. – соглашается он, – В дальние страны или нет, но сменить обстановку нам точно не повредит. Рука в руку, совсем как когда-то, они возвращаются в дом и ложатся в постель. Впервые за долгое время Сэм засыпает спокойно. Ведь даже если ему будет снова сниться Луна и населяющие её чудовища, даже если она будет манить своей мнимой свободой, даже если там не окажется Мириам, а он и вовсе забудет её имя... На его запястье всё равно останется красная нить, которая укажет дорогу домой. Нить, которая никогда не потеряется и не порвётся. Где бы он не оказался...