Свечка

— Ой! От довольно громкого, но не настойчивого дверного стука Карл с удивлённо-радостным вздохом бросает чтение научно-популярной специфической литературы, которой на самом деле увлёкся настолько, что позабыл о счёте времени в надежде насладиться своим выходным днём — и, иронично для самого себя, из его оперативной памяти совсем пропали мимолётные, хоть и чёткие воспоминания о том, что он собирался провести этот выходной не в гордом одиночестве, собственно, как и большую часть выходных за последние полгода. Робот знал, кого именно принесло к нему в этот солнечный морозный день, прекрасно знал, кто прямо сейчас стоит за дверью и, вероятнее всего, спрятавшись от крепкого феноменального холода и невероятно ярких солнечных лучей, немного дрожал, пряча руки в карманы, чихнул пару раз, из-за чего его смуглая кожа непривычно порозовела ещё сильнее, непроизвольно шаркал ногой в терпеливом ожидании, когда желанному гостю наконец откроют дверь, и легонько улыбался, вызывая у геолога в такие моменты ощущение счастья от долгожданного сбывшегося события, мимолётное понимание, что он сильно скучал и так сильно хочет его увидеть — в этот момент робот откашливается, глубоко вздыхает, дабы немного стабилизировать себя и свои по какой-то неизвестной причине непокорные мысли, выпрямляется с безмятежной улыбкой и, в очередной раз убеждая себя, что лёгкое волнение где-то внутри корпуса всего лишь ему показалось, уверенно шагает в прихожую, пока чувство долгого и такого томительного, хоть и позабытого ожидания сменяется чувством беззаботного счастья от того, что встреча произойдёт прямо сейчас. Не такое уж тихое неровное дыхание, торопливые и немного запутанные шаги. Шахтёру необходимо подняться на носочки, чтобы дотянуться до немудреного замка — раздаётся тихий мягкий щелчок, и Карл, приложив некоторые усилия, толкает дверь плечом, даже позабыв о том, что его плечи мало на это рассчитаны. Но он тотчас отстраняется, когда понимает, что ему больше не необходимо толкать её дальше, ведь вполне знакомый некто по давней привычке перекладывает это дело на себя, оттягивая её, как кажется, так нагло и уверенно — хотя беспокоиться было не о чем, ведь они оба уже привыкли к этому и вовсе не акцентировали на этом внимание. Тем не менее, после тихого привычного скрипа в дверном проёме так робко возникла сначала зелёная ткань капюшона и обычная серая шапка, затем, под немой трепет и восторг геолога, блестящие искренним любопытством и жизнью карие глаза, обладатель которых, наконец заметив робота, схватился за наличник и ещё сильнее потянул дверное полотно на себя, заглядывая в прихожую всем своим красным от мороза лицом и броско синими губами. Но гость не выдаёт того, что замёрз — на его лице лишь возникает белозубая улыбка, от которой и Карл не сдерживает первых беззвучных хихиканий над комичностью своего друга. — Вы пиццу заказывали? — наконец с некоторой безобидной издёвкой нарушает тишину тот с до неприличия бессмысленного для робота предложения, уже немного посмеиваясь, но не двигаясь, продолжая держаться за дверь своими дрожащими от холода и кажущимися совсем обескровленными руками. Взгляд Карла бегло изучает части тела своего собеседника с тем же волнением в груди, но, остановившись на чужом ехидном взгляде, пытается оценить обстановку с несокрушимой улыбкой. — Какую пиццу? — Э-э… — стоявший перед порогом парень в очевидном ступоре — видимо, он вовсе не ожидал, что шахтёр, сам того пока что не подозревая, подыграет ему, конечно же, с тем же невозмутимым видом не воспринимая чужие слова как ироничную шутку, а как чистую правду. Тем не менее, тот не теряется и с опешившим возгласом вновь высовывает свою голову из дверной щёлки, так натурально притворяясь, что подсматривает или ищет что-то, что, конечно, вновь заставило уголки губ геолога приподняться от бессмысленной щемящей и крайне ненастоящей тоски из-за общения с таким дурачком. Но карие глаза блестят в проеме вновь, а смуглое лицо красуется довольной улыбкой, — с пепперони и грибами. — Так, Леон, — через короткую неловкую паузу спохватывается Карл, сначала деловито утыкаясь руками в бока, а затем бодро приближаясь к двери снова, намереваясь открыть её наконец, если уж у упомянутого была мотивация только заниматься пустым баловством, — не занимай мою оперативную память нежелательной информацией и, будь добр, заходи внутрь. Мало того, что я был вынужден ожидать тебя довольно значимое количество времени, так ещё и… — легко и практически незаметно пропустив через себя откровенную и известную только ему ложь, робот всё-таки запинается, когда его отчитывающий скептический взгляд мимолётно замечает то, насколько безмятежно и, видимо, привычно к подобного рода «манипуляциям», блестят карие глазки, принадлежавшие стоявшему за дверью юноше, который так любопытно нависал над ним и, кажется, только и ждал, насколько быстро он выведет геолога из душевного равновесия — что, на удивление самого Карла, в последнее время происходило всё чаще и чуть ли без какого-либо повода, хотя и не вызывало в шахтёре никакой горячей спорящей ярости, а только провоцировало «злиться» дальше с ощущением игривой заинтересованности где-то на дне. Немного отстранившись от своих быстрых рассуждений, геолог всё-таки раздосадованно ворчит, фырчит и несильно прижимается к двери, — в общем, на тебя взглянуть жутко! Заходи и в срочном порядке отогревайся. — Да ладно, у меня и не настолько холодно бывало, — на одном дыхании усмехается про себя Леон, сразу же распахивая дверь, тем самым непроизвольно немного отталкивая робота, чтобы парень в лёгкой куртке прошёл в небольшую прихожую и сразу же расположился на постеленном коврике, чтобы вся грязь великолепной белоснежной зимы, желательно, осталась на нём. И парень, зная то, настолько чистоплотен маленький злой робот, практически рефлекторно расстёгивает куртку на этом коврике, обличая свою ассоциирующуюся исключительно с ним зелёную толстовку хамелеона, с которой, вероятнее всего, вообще никогда не разлучался, под внимательным наблюдением жёлтых светящихся глаз, — а вообще ног чёт я не чувствую… — Боже мой! Неужели на улице настолько низкая температура?.. — искренне волнуется и трётся возле ящера робот-шахтёр, ожидая того, что тому внезапно понадобится помощь и Карл благополучно повесит чужую одежду, но прекрасно осознавая, что юноше не только будет проще сделать это самостоятельно — он и сделает это самостоятельно, уже прекрасно ориентируясь в пространстве геолога и хорошо зная его немногочисленные для близкого друга требования; поэтому роль робота заключалась лишь в том, чтобы вести дискуссию с Леоном и наблюдать за тем, как тот раздевается, с трудом скрывая счастливой очарованной ухмылки, хоть и приправленной лёгким возмущением от такого привычного нахальства. Наблюдая за тем, как подросток по какой-то причине усмехается про себя, Карл легонько опирается на ближайшую стенку, внимательно смотрит, как небрежно Леон скидывает капюшон и чуть ли не смахивает с себя простенькую серую шапку, из-под которой почти что мгновенно распушились лохматые непослушные рыжие волосы, небрежно проглаживает их и прячет шапчонку в карман — робот озадаченно опускает взгляд, мимолётно подмечая, какой непривычный приятный огонёк загорается внутри него, когда он видит хамелеона таким, именно таким, растрёпанным, немного уставшим из-за долгого пути, но всё равно таким преданно счастливым попросту из-за того, что смог добраться до геолога, который так терпеливо и трепетно его ждал, хоть и показывал это с трудом, таким радостным и воодушевлённым — и, погрузившись в свои мысли, Карл совсем не замечает, как ящер осторожно сделал пару шажков в сторону и повесил свою куртку на крючок, сразу же наклоняясь с намерением снять зимнюю обувь. Шахтёр немного мнётся на месте, но затем поднимает броский взгляд, будто обвивая им занятого подростка, наконец приняв решение, — Я заварю тебе тёплый чай и дам в твоё распоряжение плед. — Об тебя погреюсь, — несерьёзно отмахивается Леон в ответ, расстёгивая молнию тёплых ботинок с той же рассеянной усмешкой. Но робот даже не успевает возмущённо возразить и уточнить, что, между прочим, поставил своего друга перед фактом и особой возможности избежать чая и пледа у него не будет, как ящер чуть ли не выпрыгивает из своей обуви и, гордо выпрямившись и тотчас спрятав руки в карманы своей толстовки, приблизился к немного раздражённо скрестившему руки на груди шахтёру и через некоторую паузу невесомо положил одну из своих ладоней ему на плечо, привлекая его внимание к себе, — ну короче! Я, увы, реальную пиццу не притащил, но у меня есть кое-что другое, хочу тебе подарить… — Мои процессоры сгорают от нетерпения, — вяло отвечает Карл, немногословно чувствуя себя немного прижатым всего лишь этим простым жестом — и это чувство подкрепляется тогда, когда геолог осмелился поднять взгляд и столкнуться с совершенно расслабленным и безэмоциональным лицом, лишь уголки губ приподняты от былого «остроумного» диалога. Металлическое тело само по себе немного сковывается, но это не мешает Карлу отстаивать свою агрессивно-насмешливую позицию с той же смелой и даже дерзкой усмешкой, — что же это? Я полагаю, пицца «четыре бензина», «для жадных роботов вроде тебя, Карл»? — Это не я сказал, — добродушно щурится юноша, тихо хихикая, будто действительно не помня сказанных собственной персоной слов — и это заставляет робота дёрнуться на месте, даже расставить руки в стороны, сжав кулаки и прикрикнув от наигранно обиженного возмущения: — Ты говорил это, когда мы только познакомились! — Ну-у, — по-настоящему задумчиво тянет хамелеон, вновь убирая лежавшую на плече ладонь, но продолжая стоять прямо над душой требовательно и бодро стоявшего на месте шахтёра, немного притупив взгляд — но завершает свои раздумья звучавшим отчаянно смешком, похожим на фырканье, — на самом деле… я не помню, — Леон вновь подводит руку к своему лицу и с крайне заумным видом чешет нос, разглядывая то ли свои ноги, то ли ожидавшее ответа лицо робота — но так же быстро прячет её снова, озадаченно пожимая плечами, — я шутил, наверное. Но сейчас я, короче, переобулся и всё давно понял, я понял, что ты и не жадина совсем, — монотонно, хоть и довольно экспрессивно из-за звонкости и дикой живости своего голоса тараторит он, всё-таки немного отстраняясь от внимательно слушавшего его друга, понижая тон и немного наклоняя голову ещё ниже со скромной улыбкой и щеками, вероятно, настолько красными всего лишь из-за холода, — а довольно милый парень… Карл приоткрывает рот в слабом изумлении, неверии в услышанное и совсем слабым смущением. Он пытается что-то ответить, выдавить хоть звук, но, чувствуя, как процессоры незначительно нагреваются, просто отводит взгляд в сторону в попытке избавиться от слабо участившегося дыхания, смущения и какой-то невнятной тревоги — но причин возникновения этих чувств он совсем не понимал. Требовавшая ответ тишина нагнетала, но карие спокойные глаза не усиливали волнение, наоборот, немного утешали и ласкали робота, который, всё-таки справившись с этой странной заминкой, так же самоуверенно задирает нос с нежеланием сдаваться так быстро. — Твои комплименты не позволят мне забыть о том, что ты хочешь что-то показать. Мошенник, — бодро и крайне ловко парирует шахтёр, слабо ухмыляясь с тем же любопытством, вынуждая Леона робко вздохнуть и через паузу кивнуть в сторону кухни, обезоруженно улыбаясь с прикрытыми глазами. — Пошли тогда, на пороге показывать всё сразу неинтересно, — чуть ли не напевает подросток, уверенными шагами покидая прихожую, при этом ненамеренно показательно виляя чем-то, похожим на хвост, пришитым к его толстовке, будто привлекая за собой робота и заинтересовывая не только детским любопытством от желания знать, что всё-таки скрывает ящер — поэтому Карл, угукнув и вздохнув прямо за спиной друга, следует за ним, сразу же пытаясь обогнать, сделав вид, что это именно геолог ведёт своего гостя на кухню — так незаметно даже для самого себя рассуждает он, правда, так и не воплотив это в реальность. Неторопливые и крайне ненапряжные шаги, тихий скрип двери, который прервался тихим стуком — Леон терпеливо придержал её, помня о том, что она закрывается сама по себе, выжидая, когда шахтёр улыбнётся в ответ и пройдёт, погружаясь в приятную атмосферу январской небольшой кухоньки, хоть и пустовавшей большинство времени из-за отсутствия у робота острой необходимости в её интенсивном использовании, но всегда готовой к приёму гостей… нет, всегда готовой к приёму Леона, который, вроде, облюбовал интерьер этой комнатки, изменения которого могли держаться неделями если не из-за того, что Карл мало обращал на них внимания, то явно по какой-то другой причине, незначительные вещи которого так незаметно нашли своё место именно здесь, конечно, как и во всей остальной квартирке робота — всё так незаметно начало словно пышить и дышать именно Леоном, словно Леон постоянно был здесь, рядом с Карлом — но даже это не радовало так сильно, как его непосредственное и вполне настоящее присутствие, от которого геолог иногда невольно терял дар речи и способность нормально двигаться… — Ну? — любопытно тянет шахтёр, резко выскальзывая из-за широковатой спины подростка, огибая его и едва ли не прижимаясь к газовой плите со спланированным желанием поставить чайник для хамелеона — не хватало лишь спичек, которые лежали в противоположном углу комнаты. Леон же как-то слишком томительно мнётся на месте, роняя звуки, похожие на неосложнённые слова, поглядывает то на заинтригованного робота, то на свои переминавшиеся с места на место ноги, или вовсе осматривал комнатку, так и не встретившись с Карлом испытывающим взглядом, по какой-то причине довольно показательно роясь одной из рук в своём кармане, будто что-то искал там. Тем не менее, время ожидания чуда подходит к концу — и юноша со вздохом что-то вытаскивает и робко протягивает это нечто геологу, явно приглашая взглянуть. — Вот. И робот действительно с лёгким волнением и быстро метающимся желанием узнать, в чём кроется суть подарка, неловко приближается к своему другу, немного опуская голову и рассматривая предмет в слабо протянутой загорелой руке с натянутой улыбкой — но она сменяется гримасой недоумения, когда Карл понимает, что именно в руках ящера: простые очертания, примитивная круглая форма, металлическая подставка — это простая и ничем не примечательная… — Свеча? — Угу, свеча. — Зачем? — через некоторую паузу осторожничает робот с той же ещё не спавшей улыбкой, которую, вероятно, и исказит смущение с острым непониманием, но которая точно станет ещё ярче, когда Карл всё-таки поймёт смысл этого скромного подарка от парня. Замечая немного растерянный взгляд перед собой и явное незнание Леона, что ответить запутавшемуся другу, робот с прагматичным смешком всё-таки тянет свою металлическую ладонь к чужой и, на некоторое время задержав её там, всё-таки забирает свечку, начиная заинтересованно рассматривать и вертеть её уже в своих руках. Самая обычная металлическая подставка, обычный желтовато-бледный воск, обычный белый фитиль — самая обычная свеча. Карл ещё немного изучает предмет и всё-таки, тихо вздохнув, встречается с чужим взглядом, полным то ли лёгкого волнения, то ли выпытывающего смущения, то ли простой растерянности вперемешку со смирённым ожиданием какого-то чуда — и робот с неловкой, но едва ехидной улыбкой заинтересованно наклоняет голову, деловито сложив державшие свечку руки за спиной, — О, я понял: ты хотел таким образом сообщить мне, что у меня темно и холодно? — Нет, ты что! — активно трясёт головой хамелеон, тихо изумлённо ахнув от таких уверенных слов со всей своей по-детски обиженной дружеской привязанностью — что, несомненно, лишь умилило Карла, который, сделав короткий шаг назад, стал свидетелем того, как хамелеон неловко пододвинул стоящий рядом стул и чуть ли не запрыгнул на него, скрестив ноги и выглядывая стоявшего смирно собеседника с тем же стеснением. Но, не выдержав зрительного контакта, Леон поджимает губы и стеснительно опускает взгляд, начиная так непривычно для себя мямлить, — Я просто подумал… ну… — Почему наш юный клептоман так разнервничался? — мягко хитрит геолог с тем же невозмутимым видом и улыбкой, ставшей ещё шире, явно смущая ящера ещё сильнее, вынуждая того опускать голову и тереть ноги друг об друга, действительно вкладывая в свои слова наигранное возмущение тем, что дома у робота довольно много вещей, не принадлежащих ему, хотя, как бы он не делал вид, что ставит эти слова в упрёк, он вообще никогда не имел ничего против этого — поэтому, задорно и нежно хмыкнув, отстаёт от почему-то измученного допросом парня, вновь рассматривая уже казавшуюся миленькой свечку, поднимая осветивший половину кухни осчастливленный взгляд на хамелеона с мимолётной улыбкой, — В любом случае, спасибо, — медленно тянет он, пока поворачивался и шёл к небольшому почти что полностью зашторенному окну, сразу же приглянув простенькому симпатичному изделию место на небольшом и незаставленном подоконнике как раз возле спичек — но останавливается, когда его озаряет простая мысль, из-за которой он вновь оглядывается на лишь на самую малость расслабившегося Леона, — эм, если желаешь, я могу зажечь её прямо сейчас… — Да зачем, — вновь с натянутой ухмылкой отмахивается юноша, немного пододвигаясь к столу и опираясь на его поверхность локтем, всё так же неотрывно смотря на робота будто бы с уверенностью в том, что его слабое волнение незаметно. Неловко усмехаясь, вместе со своим взглядом тот опускает вторую руку и начинает рисовать пальцем узоры на неоднородной поверхности стола, — в смысле, зачем делать это, если я попрошу? Нет, я совсем не прошу, типа, как хочешь, конечно! Ну ты всегда можешь повременить с этим, ты не подумай, я не заставляю… — уж совсем неразборчиво начинает бормотать он, не скрывая расплывшейся ухмылки, хоть и подчёркнутой нахмуренными бровями, такой смущённый и по-милому растерянный из-за такой глупости — и это по-настоящему умиляет Карла, умиляет его улыбка, едва видные из-за скривившихся губ белые зубки, блеск в карих глазах, в конце концов, то, как он иногда начинает волноваться и бормотать, когда они обсуждают что-то чересчур повседневное, как его взгляд начинает бегать, как его плечи редко вздрагивают от переживания — робот не может в эти моменты, просто не может, он начинает чувствовать беспричинную радость за своего друга, воодушевление, восторг, желание прикоснуться и увидеть, какова будет реакция на это, чувствовать, как глаза сами прикрываются, а дышать становится немного труднее — все эти чувства не новы, но так прекрасны и легки на подъём, что, в целом, могут почти что полностью игнорироваться. — Не переживай, если уж у тебя какие-то предрассудки относительно свечей, то я не буду ничего с ней делать при тебе, — хихикает робот, быстро хватая спички и вновь возвращаясь к плите, параллельно невнимательно обводя взглядом немного рассеянного и погружённого в свои мысли Леона, который, кажется, даже не услышал вероятно обнадёживающих его слов. Лишь звук трясущегося спичечного коробка пробудил его и заставил лишь глазком наблюдать за тем, как робот торопливо и крайне ловко, невзирая на довольно большие и «деревянные» пальцы, достаёт одну спичку, чиркает ей, включает плиту и тотчас зажигает её красивым синим цветом пламени. Тихий вздох — и звонкий стук чайника об металлическую решётку, ознаменовавший то, что он был благополучно поставлен закипать. Карл самодовольно скрещивает руки на груди, отходя в сторону и поднимая окутанный заботой взгляд, но, вспоминая о том, что ящер пришёл в квартиру всего лишь каких-то минут десять назад, чуть ли не подпрыгивает на месте с тихим «а!» и направляется к двери, легко прикоснувшись к плечу своего друга напоследок с той же желающей приласкать и сделать Леону приятно улыбкой, — я за пледом.

***

Карл с громким вздохом облегчения, в очередной раз рассматривая проделанную собой красоту, всё-таки с некоторым трудом поднимается с колен и отстраняется от любимого шкафа. Наконец-то умелые руки робота дошли до самого, как он всегда считал, лучшего дела в его кибернетической осознанной жизни и он спустя каких-то четыре месяца и три недели переделал и переоформил свою любимейшую коллекцию минералов, не только сделав её эстетически приятнее для визуального восприятия и освежив свою небольшую мысленную базу данных, но и переместив её на одну полку ниже, наконец открыв для себя возможность не только лучше её видеть, но и быть способным дотягиваться до неё без каких-либо проблем — у него редко бывали малознакомые гости, поэтому о том, что кто-то посмеет посягнуть на его дражайшую коллекцию, увидев её в радиусе достигаемости, он вовсе не беспокоился. Всё-таки оказавшись неимоверно довольным собой и своей проделанной работой, геолог ещё некоторое время со скрещёнными на груди руками и слабой улыбкой невольно таращится на свою коллекцию с явным нежеланием надолго забывать про эту красоту, как и про то, какой же он, всё-таки, молодец. Тем не менее, громкое тиканье настенных часов в какой-то чудесный момент привлекает внимание робота, и тот с неохотой поворачивается в их сторону, с немного спавшей ухмылкой рассматривая стрелки в попытке определить, сколько времени он потратил на занятие, которое не стыдно назвать хобби — и озаряется ещё более довольной и восторженной улыбкой, осознавая, что закончил на целых сорок минут раньше, чем ожидалось изначально, и до конца вечера, когда надо будет ложиться спать, у него есть огромное количество времени, которое он может потратить на что угодно. Задумчиво притоптывая ногой, Карл, даже не замечая то, что начал непроизвольно двигаться, сразу же предаётся беглым раздумьям: он бы мог… он бы мог до самой ночи почитать какую-нибудь из тех книг, которые покупал себе недавно, или немного прибраться в квартире, хоть и делал это также недавно, или приготовить себе что-нибудь, или достать уже, наверное, немного запылившийся ноутбук, посетить какой-нибудь геологический форум, или посмотреть что-то полезное и информативное, или попросту поиграть во что-то лёгкое, но затягивающее, или же… он бы мог написать Леону, с которым оживлённая переписка велась ещё пару часов назад и по которому шахтёр уже успел ужасно соскучиться. Запутанные, но приятные мысли, охватившие процессоры шахтёра, непроизвольно ведут невольное и летящее на автопилоте тело на кухню скорее из простого заключения, что думать во время движения гораздо проще. Ненадолго остановившись посреди уже полностью погружённой во мрак комнаты, Карл в замешательстве пытается проанализировать и понять, зачем, собственно говоря, пришёл сюда, но, вспомнив, что пришёл просто так, с тихим недовздохом подаётся к подоконнику. Глаза тускнеют сами по себе, чтобы робот был способен видеть за окном хоть что-то помимо его отражения, но тот даже не замечает этого, небрежно упираясь локтями в подоконник, наклоняясь и с расслабленным и ничем не обременённым выражением лица лениво наблюдая за тем, как с серо-синего неба летят огромные хлопья снега, засыпая и так полностью покрытую снегом знакомую улицу ещё сильнее, как слабо колышутся ветки голых деревьев под действием холодного ветра, как ежеминутно во всём квартале загораются фонари, как поспешно куда-то идут по своим делам люди — одним словом, зима. Карла обычно мало волновала погода за окном, если она была благоприятной для его тела, но сегодня даже он бы предпочёл остаться в тёплой светлой квартире. Остаться и, самое главное, заняться чем-то полезным, например… В тот миг, когда геолог всё-таки определяется, чем он будет заниматься до конца вечера, тот восторженно хмыкает и, в последний раз зафиксировав взглядом нежную и довольно статичную картину за окном, отстраняется от подоконника, сначала скидывая с него свои ладони — точнее, пытается сделать это, пока не ощущает, что задел нечто рукой, из-за чего сразу замирает и с любопытством и лёгким раздражением опускает взгляд, пытаясь разобрать в темноте, что за «нечто» прямо сейчас висело на самом краю подоконника, удивительнейшим образом не упав. Судя по округлой форме и матовому блеску, с которым предмет отразил свет тусклых глаз-фонариков, это была свеча — та самая свеча. Та самая свеча, потому что у Карла больше не было каких-то других свечей в доме, поэтому эта свеча именно от него, от Леона. Нежно улыбаясь, робот чувствует лёгкий укол вины за то, что в тот вечер, когда хамелеон наносил визит, настолько заболтался и надурачился с лучшим другом, что совершенно забыл о том, что хотел зажечь его «подарок» сразу после его ухода, из-за чего забыл о нём на целых четыре дня. Тихий виноватый смешок, похожий на вздох — и Карл подбирает свечу, параллельно там же благополучно выискивая спички, загребая всё необходимое в свои руки, после чего покидает кухню с загадочной улыбкой и желанием наконец использовать подарочек по назначению. — Посмотрим, что ты из себя представляешь, — подойдя к мысли со всей своей серьёзностью задумчиво усмехается робот, недолго разглядывая только что поставленную на столик свечу, а затем с коротким вздохом опускает взгляд на уже державшие спичку и коробок руки. Достаточно лишь один раз чиркнуть, чтобы серная головка с характерным коротким шипением воспламенилась и оранжевый огонёк незамедлительно начал распространяться на соломку, окрашивая её в безжизненный чёрный цвет. Карл предпочитал не играться с огнём и не любоваться им в том числе, особенно при условии, что спичке остались считанные секунды, поэтому робот в спешке подносит её к свече, наблюдая за тем, как фитиль охватывается тем же огнём и начинает стабильно гореть, без шанса потухнуть прямо сейчас. В этот момент он самодовольно взмахнул сгоревшей наполовину обуглившейся спичкой, потушив её, и без лишних раздумий отошёл на пару шагов, скинув мусор в стоящую рядом корзину. Отложив коробок с надеждой на то, что свеча точно не будет тухнуть и он вовсе не пригодится, робот некоторое время смотрит на «подарок» со стороны со сложенными ладонями и лицом с застывшим предвкушением чего-то невероятного. Но, естественно, Карл знал, что ничего сверхъестественного не произойдёт. Он просто неотрывно смотрел на небольшое пламя в чём-то, похожем на металлическую подставку, которое, по идее, освещало, грело и плавило воск. И всё. Он крутил у себя в голове мысли о том, что каких-то особых чувств это событие у него не провоцирует и он просто внимательно смотрит на процесс горения, тем не менее, продолжая стоять на месте, смотреть, продолжать думать об одном и том же и, более того, каждый раз останавливаться на мыслях о том, кто эту свечу, собственно, и дал. Интересно, откуда Леон её вообще достал? Быстро перебирая у себя в голове довольно пустынный маршрут, по которому обычно перемещался хамелеон, робот как назло не смог вспомнить ни одного вероятного места, откуда мальчишка мог раздобыть подобное изделие, никаких лавок и магазинов. Тем не менее, хоть происхождение свечи и останется загадкой, геологу очень льстила мысль, что парень принёс её, если так можно выразиться, преподнёс её Карлу, как своему другу, так по-доброму и искренне, попросту незабываемо просто из-за той милой взволнованной улыбочки и покрасневших щёк. Только вот почему он так нервничал и бегал глазами, когда робот логично, но, видимо, внезапно для ящера предложил зажечь её сразу же, так отнекивался и пытался поменять тему?.. Карл немного задирает голову и абстрагируется от мыслей, выпуская из груди лишний воздух. Он не может понять мотив действий своего друга, но факт остаётся фактом — свеча стоит перед шахтёром, она уже горит, Леон, вероятно, уже спит у себя дома, а великолепного робота ожидал великолепный отдых с пользой. Для этого не хватало лишь одной детали — именно поэтому шахтёр начинает двигаться и без лишней спешки идёт к книжному шкафу, с некоторым предвкушением уже приметив для себя одну новую книжку. И, кажется, с того момента, как робот выбрал книгу, вернулся к кофейному столику, уселся поудобнее на кресло рядышком и, немного ёрзая, начал читать её, прошла целая вечность. Произведение настолько затянуло Карла, что тот продолжал неотрывно читать страницу за страницей, не уделяя много внимания ни тихому перелистыванию, ни монотонному тиканью часов, ни красивому белоснежному снегопаду за окном, ни неторопливому горению непримечательной свечи. Но всё-таки что-то заставляет геолога вернуться в реальность — может, какая-то интересная мысль в книге, над которой хотелось задуматься отдельно, может, лёгкое утомление. Он аккуратно переворачивает раскрытую книгу обложкой вверх и немного приподнимается, выпрямляясь и позволяя себе не только мыслить более трезво, сбросив с себя оболочку ощущения полной интеграции в мир произведения, но и окинуть взглядом свою обитель, проверяя её на наличие каких-то внезапных изменений. И их действительно не было, пока внимательный взгляд шахтёра не дошёл до до сих пор ярко горевшей свечи и не заметил что-то тёмное, внедрённое в светло-кремовый воск. Достаточно лишь немного подвинуться вперёд и заглянуть в металлическую чашку, чтобы обнаружить, что это не просто что-то тёмное — это текст: текст, который робот явно не ожидал увидеть именно здесь, текст, который из незаурядной свечи сделал нечто гораздо более значимое, текст, который так рябил и обращал на себя внимание, текст, который поверг в шок, текст, который немногословно говорил: «Ты мне нравишься». Карл, находясь в ступоре, встаёт и смотрит в одну точку — точнее, на спокойный равномерный огонь, иногда дрожавший от воздушных потоков. Шквал мыслей оглушил его, мысли были разными, мыслей было много, но все они были об одном — о Леоне. Почему, зачем, как? Эту свечу принёс хамелеон, он нервничал и не хотел, чтобы Карл зажигал её при нём, он знал, что там написано — ошибки быть не может. Более того, он хотел это сказать, точно хотел. Это настоящее признание если не в любви, то в сильной симпатии и привязанности. Леон любит его? Геолог бегло вспоминает все эти многозначные взгляды, слова, прикосновения, вспоминает, как глупо ящер вёл себя, выпрашивая одобрения «друга», как пытался стать ближе, ещё ближе… и, видимо, наконец решился сблизиться полностью. Ошибки быть не может — юноша правда любит Карла. Ни одна из частей тела пока что не реагирует на команды робота, но он всё равно чувствует слабую дрожь и то, как уголки его губ ползут вверх, как он счастливо улыбается, понимая, что чувствует себя так правильно и хорошо, как ещё не чувствовал себя никогда. Он ждал этого. Оставшейся раскрытой книга находит своё место на столе, пока робот берёт свечку и быстро тушит её в надежде на то, что надпись останется ещё на долгое время. Карл не понимал, что делает, но чувствовал, что это необходимо — что он просто умрёт, если не побежит искать свой телефон, если не найдёт своего «друга» в списке контактов, если без задней мысли не наберёт его и не побежит искать хоть какую-нибудь куртку. В обычной ситуации он бы подождал немного и обдумал произошедшее, не делая поспешных выводов и действий, но сейчас было что-то другое, экстраординарное и такое попросту нереальное и желанное, поэтому геолог в спешке одевался, пока продолжительные гудки нервировали его — по крайней мере, до тех пор, пока… — Леон? — с неожиданной надеждой в голосе улыбнулся шахтёр, как только услышал хоть какие-то копошения на линии. Когда парень всё-таки подал свой сонный донельзя голос и попытался выяснить, что нашло на Карла в такой поздний час, тот уже надевал свои зимние ботинки и искал взглядом ключи, чувствуя, что вот-вот задохнётся, — Леон, я иду к тебе. Нет, лучше не задавай вопросов, будь готовым встретить меня и услышать несколько моих. Да, они достаточно резонны, чтобы будить тебя в девять вечера! Привыкай. Оденься потеплее и жди меня. Да. До встречи, — после рваной поспешной, но всё равно удивительно спокойной речи загадочно и крайне влюблённо лаконично завершает геолог, сбрасывает звонок, чуть ли не пищит и плачет от счастья скорой встречи и нетерпения, всё-таки прячет телефон в карман куртки, хватает ключи и выбегает из дома.