Про зайчиков

В предновогодней отчаянной гонке со временем — успеть-успеть всё — спасают только белые стикеры, они наклеены всюду, и Кидо, каждый раз выбрасывая отстреленный, чувствует, как с плеч медленно сползает гора, но не позволяет себе расслабиться — когда закончатся дела рабочие, придёт время для домашних. Он сжимает ладонь, вычерченные в спешке раздражающе-весёлой ручкой зелёные в блёстках канджи — ещё одно завершённое дело — превращаются в угловатый комок, и Кидо отправляет его к десятку таких же в корзину для бумаг. На пороге стоят посылки. На работе тоже посылки. Сегодня с самого утра ажиотаж. Все только и делают, что носят из кабинета в кабинет коробочки, свёртки и пакеты: нужно распрощаться с уходящим годом, задобрить начальство и намекнуть кому-то из коллег о симпатии. Посылки домой — другое, они от людей, которых можно назвать друзьями или приятелями, здесь точно нет купленных по скидке прошлогодних наборов с благовониями или пыльных шаров на ёлку. Кидо смотрит на одинаковые коробки, ему и открывать не нужно: от Окубо коньяк, от Ивакуры сакэ, от отдела связи с общественностью, совестливые редакторы упорно вымаливают прощение за неудачную публикацию трёхлетней давности1, — кислющее вино, из него по осени получится отменный глинтвейн. Добрые люди сначала сочувственно цокают, когда Кидо едет лечить подорванное на работе здоровье, желудок болит строго под отпуск, а потом заваливают алкоголем. И не откажешься и не придерешься. Бледно-зелёный свёрток, подозрительно похожий по оттенку на цвет ручки, которой расписаны стикеры на холодильнике, — вот уж где загадка, разгадывать которую всякий раз и хочется — и нет. Кидо разувается на пороге, дома прохладно, с обувной полки искушающее смотрят чёрными нарисованными глазками тапочки — в прошлом году подарком стали именно они — дурацкие серенькие зайчики с пушистыми ушами и голубым бантиком. Если бы не холодный пол и тонкие белые носки, другие Кидо на работу не носит даже в самые лютые морозы, стоять бы зайчикам в углу вечно. Ступни обнимает тёплый мех — и это так хорошо после сокращённого трудового дня. Вечером банкет в министерстве — мероприятие не из простых, и только поэтому Кидо разрешил себе не засиживаться допоздна, ведь нужно набраться сил. Порешив, что с бутылками разберётся позже, он подхватывает свёрток за зелёный бант — мало ли что там, Ито умчал в командировку домой, мог оттуда и рыбу прислать, а Кидо не надо, чтобы потом всё вокруг ей пропахло. Он ещё помнит, как забыл подаренную на Белый день2 коробку, в которой вместо привычного воздушного зефира оказалась какая-то очень экзотическая картошка из Кюсю — тоже командировочная. Картошка тогда проросла, а Кидо потратил вечер, высаживая её в наскоро сколоченный из трёх ящиков и собственных нервов огород на балконе под недовольное сопение за спиной. В комнате — она и спальня, и гостиная — полумрак, шторы задёрнуты. Кидо этого терпеть не может, после офисного «естественного дневного» хочется нормального света, пусть слабого, но света с улицы. И одеяло на диване он не сваливает. А диван пора бы уже продать, его приходится всё время двигать, если случаются гости. В целом, неплохая замена спортзалу каждые выходные, тут и здоровье, и повод делать уборку, но продать нужно. Диван не раскладывается, а иногда Кидо очень бы хотелось, чтобы раскладывался. Футон практичнее, его свернёшь в шкаф, и уже кажется, что квартира не двенадцать шагов от стены к стене, а хоть немного воздуха. Кидо опускается на подлокотник, свёрток в руках шуршит. Он тянет за длинную ленту и сбрасывает на пол обёртку. — А жаль, что не рыба, — хмыкает себе под нос, разглядывая перчатки. В Токио не бывает прямо-таки холодов, но Кидо переехал сюда с юга и чувствовал перемену погоды острее многих. Перчатки почему-то очень обыкновенные. Кидо уже подготовил местечко для секундного раздражения, а здесь — чёрные тонкие перчатки. Он осматривает их со всех сторон, а потом догадывается: напалк обычный, но платок длинный, будто должен заходить выше запястья или отгибаться. Кидо щурится в полумраке, выворачивает мягкую ткань — ну конечно! По серой подкладке бегут белые зайцы, они в бесконечном хороводе куда-то спешат, спешат теплом своим защитить от кусачего снега и пробирающего до костей влажного ветра. — Вставай, — роняет Кидо в тишину и натягивает перчатку на левую руку, — я знаю, что ты не спишь. — Не знаете, — отзываются из-под одеяла, — я сплю. У меня утренний рейс был. — И ты с него на крыльях сюда примчался? — Если с пальто, то можно и выпускать зайчиков — отогнутый край из-под рукава не покажется, даже если тянуться к поручню метро. Изобретательно и просчитано до мелочей. — Нет, — Ито высовывается из-под одеяла, от него ещё пахнет поездом — резина щекотит, железо кислит, — я успел на работу. — Но здесь оказался раньше меня, да ещё и уснул? — Я талантливый, — Ито потягивается, даже в полумраке Кидо замечает, что тот выглядит помятым, длинные тени у глаз скрывают недосып. — Если твои таланты распространились и на мой холодильник… — угрожающе начинает Кидо. — У вас там всегда шаром покати, — Ито прохрустывает спину и всё-таки садится, диван недовольно поскрипывает, — и морковка по праздникам. — От Окубо что-то? — Ой, как вы сразу помрачнели, — весело фыркает Ито, он заворачивается в одеяло, устраивается поудобнее, — от иностранных дел. Говорят, что если вам надоест банкет с образованными людьми в министерстве образования, будут рады видеть. — А ты давно у нас на посылках бегаешь? Тридцать три годика всё-таки, пора как-то делегировать обязанности. — К тридцати трём годикам, — передразнивает Ито, — я научился использовать некоторые моменты рабочего процесса себе на пользу. Красивые зайчики, а? — А ты отчёт по командировке написал или опять на следующий год оставил? Про зайчиков Кидо отвечать не хочется, они оба знают, что красивые, но любовь Ито искать в его словах одобрение может выйти и боком, Кидо никогда не улавливал момента, где нужно остановиться, а Ито не любил останавливаться и задавал ещё больше вопросов. Кидо ничего не имел против, но чувствовал себя неловко, когда, замолкая на полуслове, Ито хмурился, наталкиваясь на выплывшее из ниоткуда воспоминание о чём-то далёком. А Кидо так и не разобрался, что с этим делать, хотя клятвенно обещал себе разобраться ни первый раз. И каждый же раз мог разве что прижать Ито к груди сильно-сильно, разделяя момент на двоих. — Кидо! — короткий стук в дверь без возможности ответить, Иноэ — сама стремительность. Кидо не успевает возмутиться, а тот уже стаскивает на пороге кроссовки, поправив пакет, бережно прижатый к груди, оказывается в комнате. С Иноэ приходит уличная свежесть, предновогодняя суета и оживляющая всё вокруг радость. Он рассказывает что-то про Ивакуру, который отправил деловое письмо в США и забыл подписать3, про Окуму, которого вот-вот выпишут из больницы, после их с Ито перестановки в отделе тот споткнулся о кабель и отправился на внеплановый отдых с вывихнутой ногой.4 Про Куроду из отдела финансирования Хоккайдо, который обещал не пить на этот раз; здорово Кидо его в прошлом году с лестницы спустил — бережно и со всей душой!5 И всё это — пока распаковывает на столе коробку с новой приставкой. Кидо и забыл, что они скинулись на предзаказ. Как тут не забыть — с весны столько всего произошло. — А вы тут как? — спрашивает Иноэ, вытаскивая из горы пенопласта джойстики. — Кидо меня не любит, — тут же ябедничает Ито, — он не ценит зайчиков. — Да? — Иноэ с интересом смотрит на перчатки, Кидо их так и не снял. — Красивые зайчики, Кидо. — Да красивые-красивые, — покорно вздыхает Кидо. — Вот! Иноэ хлопает его по спине, чуть не сбрасывая с подлокотника, ерошит Ито волосы, тот довольно жмурится. А Кидо на них смотреть до сих пор почему-то неловко — этих двоих на него всегда оглушающе много. Диван скрипит недовольно раз-другой. Кидо выворачивается из под руки Иноэ, но тут же попадается Ито, тот дёргает на себя — в тепло и сонливость. — Придурочные, — трясёт Кидо головой, смахивая чёлку. И даже не жаль, что на одеяле в уличной одежде. С этими двумя жалеть вообще не получается. — До банкета полтора часа, как насчёт того, чтобы сжечь что-нибудь в той игре про революцию, которую мы взяли у ребят из Хаги? — Тебе лишь бы что-нибудь сжечь6, — они говорят это хором, а Ито разводит руками: ничего не попишешь.