Oh Me I'm Never

      Резиденция Торпов представляет собой трехэтажное здание из красного кирпича. Большая часть мебели однообразная и современная, сплошь резкие углы и четкие линии. Стены украшены абстрактной живописью, цена которой, несомненно, сильно завышена. Здесь нет ни грязи, ни пыли. Это место больше похоже на музей, чем на дом.       Уэнсдей вошла сюда всего полчаса назад. Вместо того, чтобы отвести ее прямо в спальню, Ксавье предложил выпить. На первом этаже находится домашняя барная стойка с приличным запасом алкоголя. Итак, она сидит на кожаном стуле, потягивая Манхэттен. Уэнсдей никогда не пробовала его раньше, только читала о нем. Ксавье, по-видимому имеет опыт смешивания напитков для отца. Здесь есть настоящий проигрыватель, пусть и подключенный к цифровым динамикам. Ксавье включил альбом группы, которую Уэнсдей сразу узнала — Баухаус.       Белое на белом, полупрозрачные черные плащи вернулись на вешалку. Бела Лугоши мертв. Летучие мыши покинули колокольню, жертвы обескровлены…       Ксавье пьет мартини с водкой и лимоном. Кажется, что это просто охлажденная водка в красивом бокале. Он предложил ей сделать глоток, но она отказалась. Манхэттен затмевает любой вкус.       — Ты голодна? — Ксавье сидит рядом. Между ними не так много места.       Он еще даже не прикоснулся к ней. Оставался на расстоянии вытянутой руки, не сокращая дистанцию. Когда Уэнсдей села в черный кадиллак после школы, она почти ожидала, что Ксавье набросится на нее еще по дороге. Но он даже не положил руку ей на плечо.       — Не особенно. Всего четыре часа.       — Если захочешь поесть позже, дай мне знать. Закажем еду. Или я могу что-нибудь приготовить.        — Ты умеешь готовить? — Уэнсдей изгибает бровь.        — Ничего особенного. Пасту или что-то простое.       Уэнсдей потягивает коктейль. Она скрещивает ноги. Ксавье не отрывал от нее взгляда с тех пор, как сел рядом. Быть полностью в центре внимания почти нервирует. Но это не значит, что ей не нравится. Уэнсдей хочет, чтобы он действовал, а не просто смотрел.       Она должна быть дома к восьми. Конечно, она солгала родителям и сказала, что ей нужно поработать над групповым проектом для школы. И хотя они, наверное, были бы в восторге от идеи, что Уэнсдей проводит время с «другом», это, скорее всего, вызовет подозрения. Уэнсдей не заводит друзей. Ее родители знают это.       И все же она здесь, сидит и слушает музыку. Напиток крепкий, но не настолько, чтобы она потеряла контроль. Уэнсдей просто чувствует приятное тепло.       — Какая музыка тебе нравится? Эту группу я выбрал наугад.       — Классика. Фламенко. Испанские народные песни. И некоторые вещи, подобные этой. Мне нравятся Сьюзи и Банши.       — Я рад, что девушке-готу нравится готическая музыка, это был беспроигрышный вариант, — смеется Ксавье.       — Я не принадлежу ни к какой конкретной субкультуре. Просто ненавижу цвет.       — Правильно. Ты особенная и уникальная во всех отношениях.       — Смеешься надо мной?       — Если только чуть-чуть. Конечно, ты уникальна. Просто выглядит так, что ты прикладываешь к этому много усилий.       Уэнсдей начинает раздражается. Она пришла сюда не для того, чтобы над ней издевались. Она залпом допивает остатки Манхэттена.       — Сделай мне еще выпить.       — Да, мэм.       Ксавье отправляется похозяйничать за стойкой. Уэнсдей наблюдает, как он отмеряет и смешивает жидкости из разных бутылок. Ей нравится смотреть на его руки. Вспоминать их прикосновения к себе. Румянец, разгорающийся на ее щеках, вызван не только алкоголем. Ей было трудно сосредоточиться в течени большей части дня. Это накатывает волнами: пульсация между ног, тревожный трепет в груди.       Когда коктейль готов, Ксавье оставляет его в баре и не возвращается, чтобы сесть рядом с Уэнсдей. Наклоняется, положив скрещенные руки на стойку из темного дерева. Он менее чем в футе от нее. Это похоже на игру в гляделки, как будто Ксавье ждет, когда она сломается и первой потянется к нему. Уэнсдей ненавидит проигрывать.       Коктейль заканчивается намного быстрее, чем первый. Ксавье начинает говорить о группах, о которых она никогда не слышала, но Уэнсдей пропускает большую часть его слов мимо ушей. Она просто смотрит на его губы. Прошлой ночью, лежа в постели, она трогала себя, представляя, как он входит в нее. Вот почему она здесь. Чтобы трахаться. Это идея ужасает и возбуждает одновременно.       — Хочешь посмотреть кино? — Ксавье берет пустые стаканы и ставит их в раковину.       Она больше не может этого выносить. Уэнсдей наклоняется вперед и на мгновение прижимается губами к его губам, прежде чем отстраниться.       — Я думаю, что предпочла бы увидеть твою комнату.       — Да. Определенно, — ухмыляется Ксавье.       Он обходит бар, берет ее за руку и ведет в холл. Они поднимаются по большой лестнице на второй этаж. Обстановка почти такая же, как и внизу. Светлые стены, деревянный пол, редкие картины. Они продолжают идти дальше.       Лестница приводит на большой чердак. Повсюду мольберты и незаконченные картины. Ведра с краской, чашки, полные кистей, пустые холсты, художественные принадлежности, сложенные на столах и полках. В одном углу находятся мягкий клетчатый диван, журнальный столик и телевизор с большим экраном, встроенный в деревянный шкаф. В другом стоит двуспальная кровать.       Уэнсдей подводит его к кровати. Она расстегивает платье и позволяет ему упасть к своим ногам. На ней простое нижнее белье черного цвета. Она садится на край матраса и смотрит на Ксавье. Он снимает толстовку и футболку через голову, обнажая бледную кожу, худощавый торс. Снимает туфли. Уэнсдей повторяет за ним и ложится на кровать. Ксавье избавляется от джинсов. Затем садится на нее сверху и начинает целовать. Это топливо для ее огня. Она чувствует жар везде, где они соприкасаются. Он вращает бедрами, прижимается к ней, посылая по коже импульсы удовольствия. Уэнсдей стонет ему в рот. У Ксавье вкус алкоголя с лимонным оттенком. Его вес — это якорь, единственное, что удерживает ее в этой реальности.       Ксавье целует ее шею, грудь. Гладит спину, нащупывая застёжки. Уэнсдей выгибается, чтобы он мог расстегнуть лифчик и снять его. Затем он губами приникает к соску, лижет, кусает, заставляя ее дрожать. Похоже на его прикосновения к клитору. Он переключается на другой сосок. Прохладный воздух стимулирует скользкую от слюны кожу. Она чувствует, как его возбуждённый член прижимается к ее бедру. Она хочет этого. Ей это нужно.       Ксавье продолжает свой путь вниз по ее телу, целуя и кусая. Он оставляет засос на правом бедре. Запускает пальцы под пояс ее трусиков и стягивает их вниз. Уэнсдей раздвигает ноги. Он ложится между ними и начинает лизать клитор. Она в раю. Настолько возбуждена, что это не займет много времени. Он входит в нее пальцем, и Уэнсдей вздрагивает, сжимая его. Ксавье не сдерживает стона.       Уэнсдей вся мокрая. Он продолжает лизать ее, двигая пальцем в такт языку. Второй рукой он находит сосок и сжимает его. Перекатывает между большим и указательным пальцами. Уэнсдей громко стонет. Она подмахивает бедрами в такт его движениям, чувствуя, как он добавляет ещё один палец. Удовольствие пронизывает ее, заставляя корчиться, мышцы сокращаются. Она хватает ртом воздух.       Она вся дрожит, нервы горят от толчков. Ксавье продолжает ласкать ее в устойчивом ритме. Она теряется в интенсивных ощущениях. Чувствует немного неприятное растяжение, когда он добавляет третий палец. Ей это не нравится. На самом деле, Уэнсдей хочет большего.       — Я готова, — выдыхает она.       Ксавье делает паузу. Он поглаживает ее по бедру, внимательно разглядывая лицо.       — Ты уверена? Я знаю, что говорил об этом, но мы не обязаны…       — Трахни меня. Ну же.       — Если ты настаиваешь… Черт возьми, да.       Ксавье отстраняется. Это ужасно, когда он вынимает пальцы, и она чувствует себя опустошенной. Она все еще так сильно нуждается. Уэнсдей опускает руку между ног и начинает трогать себя. Ксавье снимает боксеры. Тянется к тумбочке и достает квадратик из фольги. Он рвет его и натягивает презерватив. Что хорошо, потому что Уэнсдей даже не вспомнила об этом. А сейчас она вообще не способна думать.       Он возвращается к ней, опускаясь на колени между ее раздвинутыми ногами. — Ты хочешь в этой позе? Или хочешь быть сверху или?..       — Мне все равно. Просто начинай.       Ксавье улыбается. Слишком самодовольно. В любое другое время это бы ее раздражало. Прямо сейчас Уэнсдей все равно. Он подается вперед, проводит головкой члена между половых губ, смазывая их. Затем слегка погружается в нее. Он большой. Намного больше, чем пальцы. Кажется, сейчас она испытает боль.       Он медленно входит, останавливается, прежде чем продвинуться дальше. Они оба тяжело дышат. Уэнсдей закрывает глаза. Она пылает.       — Просто расслабься, малышка. — Он проводит рукой по ее бедру, сжимает его. — Мы можем остановиться, когда захочешь.       Уэнсдей глубоко дышит. Это незнакомая ей группа мышц, но она делает все возможное, чтобы расслабиться. Ксавье скользит глубже. Она задыхается. Чувство наполненности ошеломляет. Но дискомфорт притупляется. Он начинает двигаться, неглубокими толчками.       — Ты потрясающая, — бормочет он. — Такая мокрая.       Он прав. С каждым толчком раздается хлюпающий звук. Уэнсдей все еще кажется напряженной до предела, но начинает испытывать более приятные ощущения. Она хочет, чтобы он был глубже, касался мест, которых никто не касался раньше. Она обхватывает его ногами и притягивает ближе. Ксавье опускается ниже, опираясь на локти. В такой позе она трётся клитором о его тело. Каждое движение пронзает удовольствием нервные клетки. Уэнсдей стонет и ведет себя так, что кажется сама себе нелепой, но ничего не может с этим поделать.       — Тебе это нравится? — прерывисто шепчет он. — Нравится мой член в тебе?       Разве это не очевидно? Уэнсдей не даст ему ощутить удовлетворение своим ответом. Отчасти потому, что сейчас ей не хватает слов. Он работает бедрами. Сильнее. Быстрее. Он в ней по самое основание. Уэнсдей всхлипывает, сжимая член. Ее тело сводит судорогой. Она не может дышать. У нее кружится голова.       — Думаю, это ответ, — улыбается он. — Черт, ты такая горячая.       Он сохраняет устойчивый темп, глубоко погружаясь в нее. Матрас скрипит под ними. Изголовье кровати стучит по стене. Ноги Уэнсдей дрожат. Ей кажется, что она парит. Ксавье наклоняется, целуя ее. Она охвачена очередным приступом удовольствия. Он стонет.       — Обожаю чувствовать, как ты кончаешь, малышка.       Ксавье останавливается и выходит. Уэнсдей хочет спросить, какого черта он делает. Все, что ей удается, это нахмуриться. Он поднимает ее и переворачивает. Отводит ее бедра назад, ставя Уэнсдей на колени. Ее руки дрожат. Он снова погружается в нее.       Ксавье крепко держит ее и начинает толкаться. Теперь грубо. Быстро. Глубоко. Их влажная кожа издает громкий звук, шлепаясь друг о друга. Ксавье начинает ласкать клитор. Удовольствие нарастает, и через пару минут Уэнсдей кончает, захлебываясь криком. Оргазм не прекращается, сразу переходя во второй. Он продолжает трахать ее.       — Я уже близко. Черт, — его голос хриплый и прерывистый.       Уэнсдей едва понимает его. Она замечает только то, что он входит в нее до упора и перестает двигаться. Ксавье тихо стонет. Он опускается, накрывая ее спину. Обнимает ее. Держит слишком крепко. Она терпит его объятие лишь мгновение, прежде чем начать извиваться.       Он отпускает ее. Отстраняется. Уэнсдей падает лицом вниз на кровать. Под ней мокрое пятно. Она не в состоянии шевелиться. Чувствует, как Ксавье поднимается с кровати. Слышит, как он ходит. Звук льющейся воды. Он возвращается. Что-то со стуком ставит на прикроватный столик.       — Принес тебе воды.       Затем он ложится рядом. Лениво проводит пальцами по ее спине. Это почти щекотно, но все равно приятно. Уэнсдей измучена. Сон быстро настигает ее.