Убийство с извещением

      Чонгук ходил из угла в угол перед закрытой дверью операционной. Над ней горела табличка «идет операция». Он машинально перебирал пальцами края грязной рубашки, ощущая холодное давление на свои легкие. В коридоре витал запах антисептика, пропитывая воздух тяжелым напряженным ожиданием.       Слабый свет висящей лампы качался над ним, создавая нервное мерцание теней на стенах. В голове лишь одно слово: «живи, живи, живи». Сердце билось быстрее, а взгляд устремлен в пол.       Каждая секунда ожидания казалась бесконечной. Перед глазами пролетали моменты с квадратной улыбкой, родинкой на кончике носа, хрипловатым голосом, а после разум кидал в оглушающий взрыв и черный дым. Время, как течение густой смолы, медленно уплывало.       Чонгук не заметил, но Тэхён был быстрее. Только благодаря ему Чонгук отделался лишь ссадинами и ушибами, скрываясь за бетонной колонной.       Тэхён принял удар на себя.       Каждый шорох за дверью заставлял Чонгука напрягаться, внимательно вслушиваться в звуки, проникающие изнутри. Он чувствовал, как его дыхание становилось поверхностным, будто бы он стал частью самой атмосферы вокруг.       Шаги по правую руку заставили сердце на мгновение замереть. Чонгук оглянулся, увидев, как к нему направлялся Ким Намджун с Юнги и пятью людьми в форме спецназа. Перед глазами пробежала красная полоса. Из груди сорвался звук, напоминающий рык.       Чонгук сделал шаг навстречу и, не сдержавшись, грубо обратился:       — Почему он? Почему ты вызвал его? — голос пропитан льдом и злостью.       Намджун на короткий миг растерялся. Всего секунда, даже меньше, но Чонгук уловил в чужом взгляде неуверенность. Он больше не планировал играть под чужой расклад и скрывать то, что понял.       — Он был лучшим, — Главный генеральный суперинтендант дал знак подчиненным оставить их наедине. Сопровождающие кивнули и без лишних вопросов отошли.       — Ложь, — Чонгук медленно подошел на расстояние вытянутой руки. В этот момент он испытывал гнев, разочарование, вину. Калейдоскоп эмоций внутри, но на лице мертвая и белая маска. — Он не единственный наемник даже в нашей стране.       — Как давно ты понял?       Следователь вскинул голову к белому потолку, подсвеченному холодным светом от ламп, и усмехнулся. Он разочарованно покачал головой и устало протер глаза.       — Недостаточно для того, чтобы успеть возненавидеть тебя, — Чонгук вел разговор не с руководителем, не с суперинтендантом. Он говорил с названным отцом. С близким человеком, под рукой которого вырос. — Ты мог огородить меня свитой, мог выслать из страны. Но нанял человека, которого я любил больше жизни, чтобы сделать его живым щитом.       — Чонгук, — Намджун выглядел не как полицейский, а как усталый отец, который день за днем вел личные войны в голове о правильности выбора. — Я мог доверять только ему. Больше никому.       — Там должен быть я! — Чонгук повысил голос, оглядываясь на закрытые двери. Но, обернувшись, понизил голос. — Он там из-за меня. Он не заслужил.       — Если кого и винить, то только меня, — Намджун вздохнул. — Но Тэхён знал, на что шел с самого начала. Это был только его выбор.       — Это работа, а не выбор, — Чонгук плевался ядом. Монстр разрывал внутренности, оставляя после себя рваные куски.       — И он мог отказаться.       — Сколько стоило бросить человека на амбразуру? Сколько стоила его жизнь? Или моя?       — Он не взял с меня ни копейки, Чонгук. Он был рядом по своему выбору с самого первого дня.       — Если бы не я, Тэхён бы не пострадал, — тихо прошептал Чонгук. В горле сдавило, дыхание участилось.       — Если бы не ты, Тэхён бы не вспомнил, что такое любить.       — Любовь не стоит жизни.       — Только целой жизни и стоит, — Намджун улыбнулся по-отцовски. — Ты можешь испытывать чувство ненависти, но не к себе. Ненавидь меня.       Разве оно того стоило?       Чонгук в грязи и в крови стоял посреди холла перед дверьми, за которыми лежал его мужчина. Он отдал бы все, чтобы поменяться местами. Но в отличие от наемника, следователь ничего не заметил на подземной парковке. Упустил из виду. Проебался.       Они оба замолчали. Гудение ламп нагнетало напряжение.       — Возьми.       Из мыслей выдернул голос Юнги. Он воспользовался молчанием, решив, что разговор окончен, и подошел, протягивая влажные салфетки.       — Спасибо, — Чонгук протер лицо. Белая салфетка тотчас окрасилась в красный.       Юнги хотел сказать что-то еще, но его опередил сигнал входящего сообщения, раздавшийся абсолютно у всех сотрудников полиции на этаже.       «Код 708», — гласило в сообщении. Что означало — взяты заложники.       А следом телефон Ким Намджуна разразился входящим вызовом.       — Сколько людей? — голос Намджуна отражался от стен. — Чего он хочет? — взгляд столкнулся с чонгуковым. — Это все его требования? Пострадавшие есть? — в глазах суперинтенданта Чонгук видел, как шел тяжелый умственный процесс. — Тяните время. Отключаюсь.       Ким Намджун жестом подозвал к себе всех подчиненных, а затем серьезно посмотрел на Чонгука. И темные суровые глаза не обещали ничего хорошего.       Следователь опередил:       — Где?       — Район Чонно-гу. 7-Eleven. С тобой поедут Юнги и два спецназовца. В заложниках продавец и мать с двумя детьми. Ли Минхо согласен на обмен.       Внутри все замерло. Дыхание словно остановилось. Ли Минхо…       — Что он хочет? — уже задав вопрос, Чонгук знал ответ.       — Поговорить с тобой.       — Чем угрожает?       — Самодельной бомбой.       Кажется, эта бомба только что взорвалась в груди Чонгука.       — Защищали меня, чтобы отправить жертвой? — хмыкнул он, не удержавшись от ядовитого комментария.       — Необходимо потянуть время. И только. Наши сотрудники оцепляют место и эвакуируют рядом дома. Ты знаешь его лучше, чем кто-либо из моих сотрудников сейчас.       «О, несомненно», — Чонгук усмехнулся.       — Адрес жду в смс, — и бросив последний взгляд на горящую красную табличку над дверями, за которыми сейчас находился самый важный в его жизни человек, Чонгук направился к лифтам.       — Он не останется один, — раздалось тихое позади. — Мы тебе сообщим, как он придет в сознание.       Чонгук обернулся и благодарно кивнул.

🌗

      Чонгука привезли к маленькому отдельно стоящему магазинчику. Вокруг оцеплена территория, а вдоль желтой ленты люди… Которым, видимо, совершенно все равно на свою жизнь.       — Идиоты… — пробубнил Юнги рядом. — Всех эвакуируют, а эти пялятся и снимают на камеру. Совсем головой не думают. Таких не жаль.       Чонгук мысленно кивнул. Его одели в бронежилет, а в руки всучили рацию. Над ухом проводили инструктаж поведения, но следователь и так его помнил наизусть. Он уже имел опыт ведения переговоров, поэтому разговоры на фоне воспринимались как белый шум.       Он смотрел на вход в магазин и гадал, что будет чувствовать, когда столкнется глазами с ним…       — Чонгук, — обратился к нему майор в возрасте, привлекая к себе внимание. — Не совершай глупостей, пожалуйста.       — Когда я так делал? — следователь недоуменно вскинул бровь.       — Всего-лишь потяни время и дай нам знак, когда будешь готов.       — Я справлюсь, — он тяжело вздохнул.       Послышались сообщения, предупреждающие нарушителя о прибытии нужного человека. Шаг и Чонгук вошел в магазин.       Ли Минхо сидел в своем кресле-каталке за всего одним столиком в этом маленьком магазинчике. По его правую руку был открыт чемоданчик с бомбой внутри. Рядом стояли заложники. Женщина, бледная и в слезах, прижимала к себе двух девочек, шепча под нос мольбы о том, чтобы их отпустили. Продавцом оказался пожилой дедушка с бледным лицом и видом абсолютного принятия.       Чонгук оглядел заложников, удостоверяясь, что никто не пострадал, а после перевел взгляд на Ли Минхо. Как бы Чонгук не всматривался — увидеть знакомые черты не получалось. Ожоги и пластическая хирургия сделали свое, навсегда спрятав под собой настоящее лицо. И если бы несостыковка во времени, которая в итоге и привела Чонгука к разгадке, правда бы осталась скрытой. Навсегда.       — Я здесь. Отпусти заложников.       Минхо кивнул:       — Без сюрпризов.       Без сюрпризов… Планы Чонгука это исключали. Им необходимо было поговорить. Но сначала освободить заложников — этот разговор обязан пройти наедине.       Мольбы и плач стихли. Чонгук через грязное стекло магазина наблюдал, как освобожденных детей и женщину обнял мужчина, а к пожилому мужчине подбежали врачи.       Напряжение давило на уши и отрезало все звуки за стенами помещения.       Одна ошибка… Всего одна, и узел из недосказанности и тайн тут же распутался в его руках. Но вместо облегчения это причинило еще большую боль. Та правда, которой Чонгук стал свидетелем, ударила всей своей бессердечностью и жестокостью, на которую только была способна.       Он задохнулся.       Взрыв, в котором погибли его близкие, Джин и Сохён, в рапорте помечен временем 18:10. Чонгук же помнил тот день, как вчера. Когда связь в телефоне оборвалась, настенные часы показывали время 18:13.       Привычка фиксировать время выработалась сама собой в начале учебы. Сначала это были часы на руке, подаренные Тэхёном. После его исчезновения заменой стал телефон. А когда его экран разбился — часы на стене. Не самая лучшая идея, но другого выбора у него не было.       Разница во времени бесила и не давала покоя. Непонимание зудело под ребрами, изводило. Гипотетически можно предположить наличие двух взрывов, но вставал вопрос: где случился второй? На месте происшествия полиция зафиксировала лишь один. Ни до, ни после в тот день Сеул не сталкивался ни с чем подобным.       Этот вариант отпадал.       А если брать за расчет, что первый был настоящим, а второй — лишь его имитацией, то возникал самый настоящий парадокс, сбивающий всю логику нахрен. Ведь до момента, как связь в телефоне оборвалась, Чонгук разговаривал с Сохён.       Согласно полицейскому отчету — они погибли в 18:10, а значит, в 18:13 он разговаривал с призраком? Откуда разница в три минуты? Крики Джина на фоне исключали возможность подготовленной записи. Сохён разговаривала с Чонгуком в настоящем, прося о помощи, и отрезала провод в тот момент, когда Чонгук выбрал один из двух.       В ушах все еще стояла мольба девушки, а долгие гудки после сжимали сердце.       Этот момент уже не остановить. Локомотив вот-вот сойдет с путей, оставив после себя сожженные души. Чонгук стоял лицом к лицу с человеком, к разгадке которого привело общение с Мин Вон Суном. Конечно же никто не умел разговаривать с мертвецами, а призраков не существовало.       Момент, когда оборвалась связь, а Чонгук посмотрел на часы, было безусловно верным. Время, которое показывали стрелки, было правильным. С одной оговоркой — правильным в том случае, если бы их перевели.       Заранее.       Вперед.       К горлу подступила тошнота, а внутренности скрутило.       Тот, кто перевел стрелки часов вперед, абсолютно точно рассчитывал, что это останется незамеченным. Ведь после взрыва комната Чонгука стала вторым важным местом проведения следственных действий.       Комнату опечатали, потому что именно в ней были две важные улики: записка от Сохён для Чонгука и письмо для Джина от Роршаха.       Чонгук, как свидетель, обязан был много времени провести в участке. Вернувшись после, никто бы не заметил ушедшую вперед минутную стрелку, а когда заметили — не придали бы значения. Включая самого Чонгука. О том, что курсант фиксировал время, знали всего несколько человек, один из которых покинул Корею на тот момент навсегда.       Шаг вперед на негнущихся ногах.       — Здравствуй, мой старый новый друг.       — Привет, Джин, — голос Чонгука дрогнул.       — Давно не виделись. Ужасно выглядишь, — старый друг указал на грязную одежду и ссадины на лице.       Единственный, кто оставался вне подозрений и знающий все привычки соседа — считался мертвым целых девять лет.       Голова разрывалась от чудовищной боли. В затылок прострелило, а в висках бился учащенный пульс. Убийцей его девушки был его лучший друг. Ее лучший друг.       Во всей этой ситуации Чонгук понимал одно, но не понимал другого.       В определенных действиях девятилетней давности Чонгук видел логику. Джин перевел часы вперед, чтобы скрыть свою смерть. Но насколько? На три минуты? Или… Больше? Что-то пошло не так?       Сокджин хотел имитировать свою смерть за счет смерти Сохён? Ведь Чонгук общался с ней во время произошедшего, и значит, если погибла она, то и Джин тоже. Изначально Чонгук и следовал такой логике, когда убедился в смерти девушки, проверив слепок ее зубов. Исходя из этих рассуждений, Джин должен был перевести часы вперед, чтобы имитировать один взрыв, а затем совершить другой, настоящий.       Цель — создать видимость, что бомба взорвалась, когда на самом деле у них оставалось время на спасение!       Переводя время вперед и обрывая телефонный звонок, Джин должен был внушить Чонгуку, что они мертвы. В то время как у них было время освободиться, отойти на безопасное расстояние и нажать на детонатор.       Таким образом, фактическое время взрыва в реальности как бы «догнало» время на часах в их комнате общежития. Никто никогда не заметил бы ничего.       Простая идея имитировать свою смерть превратилась в ужасное воплощение, в которой Чонгук считал себя убийцей, посоветовав срезать определенный провод, когда как им никогда не являлся!       Но что-то пошло не так.       Это все имело место быть, если бы не существовало разницы во времени в целых три минуты. По каким-то неведомым причинам гениальный план накрылся, а бомба сдетонировала раньше, породив больше вопросов из-за временного парадокса.       Чонгук стоял и дышал через раз. В голове все еще не укладывалась новая реальность. Джин смотрел снизу вверх, а после нарушил молчание:       — Когда ты пришел ко мне с Тэхёном и начал говорить про время, я понял, что рано или поздно ты все поймешь, — он позволил себе усмехнуться.       Когда-то они были безгранично дороги друг другу. Оберегали, защищали и поддерживали. Они строили планы на будущее, шутили и смеялись. Чонгук смотрел на него немигающим взглядом и не узнавал человека перед собой. И дело не в другой внешности. Как загипнотизированный, он пытался прочитать ответы. Что могло подтолкнуть к таким зверствам?       Чонгук тяжело вздохнул и, отодвинув стул ногой, сел на него. Достал из кармана телефон и, включив диктофон, положил на стол между ними.       — Ты, наверное, ненавидишь меня, — тихо проговорил Сокджин. На его лицо легла грусть.       — У меня всего два вопроса. Почему? И как? — испытывал ли Чонгук ненависть? Все было сложно. Рядом был открыт портфель, в котором Чонгук увидел бомбу. А в руках Джина был зажат пульт управления.       — Ох, мой друг, — Джин дернул щекой. — Нам о многом предстоит поговорить. Но сначала я спрошу, как Тэхён?       — Хватит игр, Джин. Хватит спектаклей, — от слетевшего любимого имени с губ напротив стало плохо.       — Спектакль уже завершен, мой друг. Наш разговор — это завершающие титры. Так как? Несмотря на то, что я его всегда недолюбливал, смерти ему не хотел.       — Взрыв машины твоих рук дело?       — Ты все еще не понял? — Джин в удивлении расширил глаза. — Я вас спас.       — Каким образом?       — Неужели ты не догадался, почему Тэхён рядом?       Чонгук нахмурился, сверля расслабленное лицо напротив тяжелым взглядом.       — Его нанял Намджун для моей защиты.       — Вот, — Сокджин довольно улыбнулся. — Ты никогда не был глупым. А Намджун рассказал тебе, от кого он тебя защищает? — Джин склонил голову к плечу, постукивая пальцем по столу. — Так и думал. Я надеялся не быть тем, кто раскроет перед тобой эту карту, — он вздохнул. — Надеялся, что хотя бы Тэхён наберется смелости. Что ж…       — Ты девять лет скрывал себя. Имитировал свою смерть, убил Сохён! И считаешь, что я поверю твоим словам?       — Сохён… Жаль ее, — в глазах собеседника проступила ненаигранная боль. — Но мне пришлось. Я расскажу тебе, но всему свое время.       — Ты его тянешь сам.       — Да. Надо же вашим сотрудникам успеть всех эвакуировать из рядом стоящих зданий, — Джин пожал плечами. — Хочу дать время успеть это сделать.       — Какое благородство, — хмыкнул Чонгук.       — Ты все же ненавидишь меня. Но по итогу разговора — поймешь.       — Сомневаюсь. Но чистосердечное сократит срок. Хотя я сделаю все, чтобы этого не произошло, — жестко произнес следователь.       — Тогда начнем? — Сокджин только улыбнулся. — Знаешь, когда уходишь в закулисье, многое становится видимым. Девяти лет хватило, чтобы убедиться во всех своих гипотезах. Сегодня, когда прогремел взрыв автомобиля Тэхёна, знаешь, кто был на подземной парковке? — собеседник подался вперед.       — Охрана мэра и люди агентства, — Чонгук сидел хмурый.       — Почти. Все так, кроме одного — людей из полиции там не было. Приехав в агентство, мэр расставил своих людей. В том числе и на подземной парковке. Понимаешь, к чему я клоню?       Это было покушение…       — Но зачем устранять Тэхёна, — Чонгук замер, дыхание перехватило.       — Целью был не он, Чонгук. Он был фигурой, которая мешала на пути к королю. Если бы благодаря мне люди полиции не спустились на парковку, то взрыв прогремел в момент, когда в машину сел ты. Я спас тебя.       Дыхание сперло. В голове на огромной скорости мысли завертелись водоворотом.       Чонгука прятали всю жизнь. Тэхёна вызвали в Сеул его защищать. Он всегда передвигался только на его машине. Ночевать стал в его квартире. Взрыв в самом сердце Сеула под носом полиции. На парковке люди только…       Чонгук сглотнул.       Но почему сейчас?       «Наш мэр баллотируется, — Хосок тряс перед собой мобильным телефоном с открытой новостной вкладкой.»       Бред, этого просто не может быть.       — Мой отец, — сорванным голосом проговорил Чонгук. — Это Мин Вон Сун?       — Мне жаль, друг мой, — Сокджин слабо кивнул. — Когда-то давно он был обычной пешкой среди мафиозных лиц. Но его амбиции всегда шли впереди. Твоя мать была одной из многих, с кем он тогда развлекался. Я думаю, что именно из-за этого они после перестали контактировать с Намджуном.       Чонгук поперхнулся. Намджуном?       — Прости мой друг, что ты узнаешь все от меня. Но никто правду, судя по всему, тебе был не готов раскрывать.       — Это ложь. Намджун бы никогда…       — Думаешь, без связей в то время простому служащему получилось бы оформить на тебя новые документы?       Чонгук молчал. Все это не укладывалось в голове.       — Намджуна никогда не было в моем списке, ибо он, как никто заботился о тебе и твоей матери. Я думаю, он спрятал тебя просто потому что… Без веских на то причин. Он видел амбиции своего друга и по моим предположениям, решил тебя обезопасить. Как мы видим, он буквально смотрел в будущее, — Сокджин поджал губы.       — Это все не имеет смысла…       — Как думаешь, чтобы было бы с Мин Вон Суном, если бы он стал президентом, а потом у него объявился бы внебрачный сын? Да еще и от проститутки, которая когда-то продавала наркотики. Там и на мафию выйти легко, — собеседник скривил лицо в презрении. — Намджун никому не верил. Дай цену выше, и человек продан. Думаю, в Тэхёне он видел прежнего мальчишку, который был в тебя влюблен, поэтому обратился именно к нему. — Сокджин тяжело выдохнул. — Но об этом тебе лучше говорить с ними. Здесь я могу лишь строить гипотезы, хоть и уверен в них на девяносто девять процентов.       У Чонгука кружилась голова. За каких-то пару минут его жизнь перевернулась с ног на голову. Как бы он ни хотел не верить, но все слишком походило на правду.       Сокджин замолчал, давая время переварить. Чонгук раз за разом прокручивал воспоминания — свое прошлое, когда Намджун всегда был рядом с его матерью; реакцию Тэхёна на имя мэра и его приезд; взрыв на парковке в тот момент, когда мэр сам посетил агентство. Политик не назначил встречу, пригласив в мэрию, а приехал — сам.       Перед глазами пронеслась беседа с Мин Вон Суном — странный блеск в глазах и чрезмерный интерес к личности следователя. Мэр позволил себе избыточную откровенность, потому что считал Чонгука уже мертвецом?       — Моя мама… — проговорил Чонгук. — Он убил ее.       — Устранил, да. Он долго искал тебя и в итоге вышел на нее. Мне жаль, — Сокджин вновь грустно вздохнул.       В какой момент Чонгук поверил всем словам Джина?       — Знаешь… — Сокджин ненадолго задумался. — Ты ведь уже давно работаешь в полиции. Ты арестовал очень многих, но еще больше остались на воле.       — Это временно, — Чонгук сжал ладони в кулаки.       — Мне всегда импонировала твоя вера в наши правоохранительные органы, — Джин добродушно усмехнулся. — Но ты, как никто другой, видишь, как система несправедлива. Столько преступников выходят сухими из воды…       — При этом некоторые умирают только потому что! — голос Чонгука сорвался. — Почему ты выбрал ее, Джин?! Что Сохён сделала тебе?!       Он любил ее. Да, не так, как когда любил Тэхёна, но она была ему дорога. Когда жизнь казалась разрушенной до основания, Сохён стала важной ее частью. Она стала тем исцелением, в котором Чонгук нуждался.       Джин, грустно вздохнув, бросил взгляд на лежащий чемодан рядом.       — Мне нужно было, чтобы кто-то подтвердил мою смерть. Нужен был свидетель. Прости, хотя не думаю, что это возможно.       Свидетель? Простой свидетель?! Чонгук охнул, а в сердце вонзили несколько ржавых иголок.       — Ты решил порвать со всей прошлой жизнью и лишить ее свою подругу только для того, чтобы я стал свидетелем вашей смерти?! — дышать было невозможно. Словно легкие окунули в густой формалин, и сейчас глотки воздуха рвали мышцы изнутри. — Почему?! Что стало важнее ее жизни?! Нашей свободы?!       — Отмщение, Чонгук, — Джин горько усмехнулся. — В руках нашего мэра литры крови и не только твоей матери.       — Джису? — догадка слетела с языка моментально.       — Я любил ее, — Джин кивнул, прикрывая глаза. — Больше своей жизни. Когда понял, кто ее палачи, я осознал, насколько бесполезен. Ни сил, ни средств, ни связей. Скажи Чонгук, — наклонил голову к плечу, — если бы Тэхёна убили, разве ты не сделал бы все, чтобы отомстить?       — Есть закон… — слабо проговорил Чонгук, сжимая кулаки до побелевших костяшек.       — Закон ничто, — Джин хмыкнул. — Сейчас твой защитник сражается за свою жизнь в больнице, и думаешь, кто-то будет расследовать взрыв его автомобиля?       — Инцидент произошел в агентстве, когда в нем находился мэр. Этому делу дадут наивысший приоритет, — ответил сквозь зубы.       — Да. Определенно быстро найдут того, на кого повесят все, а мэр спокойно продолжит наслаждаться жизнью дальше, пока не доберется до тебя окончательно, — губы Сокджина скривились в болезненной усмешке. — Сейчас, когда ты не под защитой наемника, как долго тебе осталось? Как думаешь? Тэхён не всесилен — у него всего одна жизнь.       — Замолчи, — Чонгук играл желваками. Кровь отлила от лица, а грудь сковал неконтролируемый ужас. Но не за свою безопасность, а за Тэхёна.       — Намджун не сможет направить расследование по верному следу. Агентству еще нужен кто-то, кто знает настоящее лицо Мин Вон Суна.       — Это сделаю я, — прорычал Чонгук. — Я достану правду на поверхность.       — Даже ценой собственной жизни? — Джин раздосадованно покачал головой. — Тогда ты обесценишь все жертвы, на которые ради тебя пошли люди, Чонгук. Поэтому я спрошу еще раз: если бы они убили Тэхёна, что бы ты сделал? Уповал бы на справедливость правового закона? Наблюдал бы, как убийца сидит в первом ряду спектакля, усмехаясь игрой перед собой? Или же ты все взял в свои руки и наказал тех, кто это заслужил?       Чонгук молчал. Личная мораль или общественные принятые нормы? Справедливость или надежда на лучший исход со слепой верой? Вот к чему клонил Сокджин. Будучи юношей, девять лет назад он сам столкнулся с выбором и сделал шаг в сторону личной справедливости.       — Ты можешь врать мне, Чонгук. Сказать, что закон превыше всего. Что необходимо оставаться человеком и следовать придуманным правилам. Можешь утверждать, что закон всесилен и защищает невиновных, — уклончиво бросил Джин. — Но ты столько лет на службе, разве ты не пришел к выводу, что в этом мире справедливости нет?       Ответа не последовало. Чонгук сверлил ненавидящим взглядом бывшего друга и продолжал молчать. Его мысли вертелись вокруг Тэхёна, который сейчас находился в операционной палате. Что бы он сделал, если бы Тэхён был мертв? Или же не так… На что Чонгук способен, если Тэхён не выживет?       Сокджин что-то уловил в его глазах и удовлетворенно кивнул себе.       — Для тебя жизнь Тэхёна важнее всех остальных, даже своей собственной, — он продолжил. — Я не пытаюсь убедить тебя в правильности совершенных мною поступков в прошлом. Я лишь пытаюсь показать, что мы не слишком-то с тобой отличаемся, Чонгук. Ради Джису я был готов умереть. Я был готов пожертвовать жизнью других.       Чонгук тяжело вздохнул, найдя в себе силы ответить.       — И взять имя Роршаха это альтернатива? Нести возмездие над теми, кто этого заслуживает?       — Да, Чонгук, — Джин кивнул. — А ведь эту идею дали мне вы с Сохён.       Чонгук замер, раскрыв глаза. До этой секунды он даже не задумался, откуда Джин мог позаимствовать это имя! Весь диалог выбил почву из-под ног, перевернул мир внутри, поэтому имя убийцы отошло на задний план.       — Ваши игры в Роршаха над курсантами показали мне, кем можно стать на самом деле. Ты подарил идею, что в сердце каждого человека живет образ такого героя. Ты и Сохён были его воплощением, — Сокджин воодушевленно вскинул руками.       — Твои мысли утопические, Джин, — Чонгук говорил сломленным голосом. — Наши действия с Сохён никогда не переходили черту. Мы определенно поступали неправильно, доставляли неприятности, но никогда не мечтали кого-то убить ради возмездия! Твой поступок — безумие!       — Ошибаешься, — собеседник покачал головой и снисходительно улыбнулся. — Вы с Сохён не пришли к такому мнению лишь потому, что не было подходящей ситуации. Каждый станет безумным, если у него появятся причины.       Чонгук тяжело дышал. Он все думал о Тэхёне, о Сохён. Неужели сейчас он на той самой грани, когда готов сорваться в безумие, о котором говорил его друг?       — Расскажи мне, — голос не слушался, запись на телефоне не останавливалась.       — Джису работала в либерально-передовой партии под руководством Ли Вона. Его темные дела напрямую были связаны с мафией, и за счет их поддержки он выбивался в лидеры. Метил в будущем в мэры. Моя Джису была слишком трудолюбива и любопытна. Ужасные качества для девушки, — Джин сокрушенно повел плечом. — Прибавь к этому неуместную честность и добродушие. Это сыграло с ней злую шутку.       — Она узнала о действиях Ли Вона?       — Да, — Джин хмуро кивнул. — Она услышала разговор и записала его на свой телефон. Глупая моя девочка. Она услышала разговор двух человек: Ли Вона и Мин Вон Суна. Последний занимал весомое место в мафии и рассказал о том, что его лидер собрался выйти из-под крыла Ли Вона и тем самым лишить доли денег и покровительства. Они пошли на опережение и спланировали облаву, в которой Мин Вон Сун выступил как скрытый осведомитель, а Ли Вон превратился в героя.       — Что сделала Джису?       — Выписала себе смертный приговор. Она пригрозила Ли Вону раскрытием, если тот не сдастся сам. Как в паршивом кино, верно? — Джин хмыкнул. — Когда Джису дала мне послушать запись, а после рассказала мне о своих планах, я пытался остановить. Я убеждал ее, что это ничем хорошим не закончится! Она хотела пойти в полицию, но я знал, что ее найдут и убьют, если это станет известно! — Джин в сердцах ударил кулаком по столу. — Я просил ее не лезть! Но она воспользовалась моей работой, и когда я был занят, она поехала к Ли Вону. А после… После ее не стало.       — Слухи, что ты бабник, пошли в то время… — проговорил Чонгук, вспоминая учебу.       — Да. Я игнорировал их и тщательно строил план отмщения. Я обещал ей, что никогда не дам в обиду, Чонгук. И нарушил слово. Понимаешь? Я не уследил и не защитил. Поэтому я обязан был восстановить справедливость своими силами.       — Ты мог отнести запись в полицию! — воскликнул Чонгук.       — У меня ее не было, — выдохнул Джин. — Джису унесла ее с собой, не сделав копии! А если и сделала — я ее не нашел!       — Почему она не поделилась с тобой?       — Я не знаю, Чонгук! Когда я ее отговаривал от каких-либо действий, мы сильно поругались. Она сказала, что я не верю в нее. Считаю слабой и беспомощной, не способной что-то решить.       Чонгук сглотнул и вспомнил собственные ссоры с Сохён. Ведь та упрекала Чонгука в подобном. После одной подобной стычки родился Роршах и их игра.       — Мне потребовалось время, чтобы все подготовить и воплотить свой план в жизнь. Уничтожить Ли Вона оказалось проще простого. Он был глуп, как любой толстосум, — Джин презрительно скривил лицо. — Самоуверенный тип с поверхностными амбициями. Моей подготовки в академии хватило, чтобы сделать все быстро и чисто. А еще этот идиот хранил все свои сбережения дома, — он усмехнулся. — А вот Мин Вон Сун оказался сложнее и изворотливее. Его амбиции были невероятны. Я не мог к нему подобраться. В то время не мог. Он занял место Ли Вона, переродившись в гениального политика.       Джин ненадолго задумался, а Чонгук не перебивал. В груди пожар сменился на угли. Пустота смотрела побитым зверем на того, кто потерял любимого. Но стоили ли его шаги той цены, которая была заплачена?       — Мин Вон Сун добился от Намджуна содействия, и имя нашего мэра было стерто из всех дел, в котором принимал участие. Он вышел сухим из воды, став сильнее и хитрее.       — Намджун ему помог? Откуда ты это знаешь? — тихо проговорил Чонгук.       — Ох, — Джин фыркнул, — как я уже говорил, когда живешь в тени под вымышленным именем, открывается совершенно иной мир и различный доступ к информации. Девять лет я не сидел на одном месте, а копал и находил информацию. Когда ты призрак, стен не существует. Так что да, Намджун был тем, кто скрыл имя Мин Вон Суна, оставив двойного агента анонимным, — бывший друг хмыкнул. — А чтобы стать призраком, нужно пожертвовать человечностью. Поэтому я выбрал вас с Сохён.       — Как ты это сделал, — голос Чонгука дрогнул, но он должен был знать, как и почему погибла его девушка.       — Я решил, что ваша игра с Сохён идеально вписывается в мои планы, — он шумно выдохнул и отвел глаза. — Я знал о вашем свидании, ведь ты сам мне о нем рассказал. И когда ты был на стажировке, я подготовил необходимое письмо. Я оставил его на видном месте в надежде на ее любопытство.       — Она увидела, — сквозь зубы проговорил Чонгук. — Но как она узнала, где тебя искать?       — Я спровоцировал встречу с ней. Рассказал о нашей с тобой ссоре, в которой ты меня обвинил в смерти Джису…       — Я никогда не обвинял тебя в этом! — вскрикнул Чонгук от негодования.       — Мне пришлось это придумать. Я дал ей понять, что мне плохо. Намекнул, что не хочу жить. Что хочу побыть в месте, где мы часто скрывались от всех. Так я рассказал ей о том здании.       — Ты грязный лжец, — сквозь стиснутые зубы проговорил Чонгук. — И вечером, после, когда она пришла в нашу комнату, будучи уже накрученной мыслями о тебе, увидела записку и решила, что мало того, что я обвинил тебя, так еще и решил в нашей игре тебя наказать?! Она считала тебя своим другом! Конечно, она пошла за тобой!       — Пошла, — Джин кивнул. — Я поставил глушитель сотовой связи, чтобы она не могла связаться ни с кем. Связал себя и повесил липовую бомбу, которая отсчитывала время.       — Ублюдок, — выплюнул Чонгук.       — У меня не было выбора, — Джин пожал плечами. Чонгук был готов выхватить пистолет и пристрелить человека перед собой. В нем не осталось и капли друга, которого Чонгук так любил. — Я перевел твои часы на пять минут вперед, а в свой телефон заложил взрывчатку.       Чонгук не верил своим ушам.       — Совсем немного, — тем временем монолог продолжился. — Этого хватило, чтобы взорвать телефон и оглушить Сохён.       — Тот разговор был моим последним с ней, — Чонгук сглотнул ком в горле. — Я даже не сказал ей, как она была мне дорога. А ты играл и смотрел на ее панику!       — Никто не знает, какие слова окажутся последними. Это жестокая правда жизни.       — Значит, — Чонгук почти рычал, — когда связь оборвалась, ты взорвал телефон?       — Да. Когда наступило время, я предложил Сохён попробовать дозвониться до тебя с моего телефона. Отключил глушитель сигнала, а после, нажав на пульте управления кнопку, спровоцировал взрыв телефона. Он ее оглушил. У меня было пять минут на то, чтобы скрыться.       Пять минут. Джин перевел его часы на пять минут вперед.       — Человек, чье имя ты присвоил, тоже был убит тобой? — внутри бурлила самая настоящая ненависть.       — Ли Минхо? Да. Бродяга шатался там. Он видел, что я пробрался на заброшку, поэтому пришлось его оглушить. Идея использовать его имя возникла после этого.       — Двое… Двое невиновных в тот день были погублены тобой в желании мести, — выплюнул Чонгук. В груди свои когти точил дикий зверь, зараженный бешенством. Отпусти — убьет.       — Я должен был исчезнуть.       — Ты связал их?       — Пришлось. На случай, если бы они очнулись. У меня было целых пять минут, чтобы все успеть. Взрыв должен был произойти в 18:13, тогда это бы сошлось со временем, которое ты зафиксировал для себя. Джин умер, но родился Роршах.       — Что пошло не так? — почти шепотом спросил Чонгук.       — Сохён. Она оказалась сильнее, чем я думал, — Джин слабо улыбнулся, будто отчасти испытывал восхищение. — Я ее недооценил. Ты как никто должен помнить, что ее никогда нельзя было сбрасывать со счетов. Мы оба ей противостояли. Но она всегда одерживала победу.       — Что она сделала? — голос Чонгука дрогнул. Сохён, его Сохён…       — Она пришла в себя через минуту. Я уже уходил, когда услышал шум, а после ее — выкрик. Я обернулся и этим дал ей время… — по лицу Джина разлилась боль. — Она всегда пользовалась данной ей возможностью.       — Она поняла, что ты задумал?       — Да. Увидев тело незнакомого человека и удаляющегося меня, она поняла мои намерения.       — Ч… — Чонгук дрогнул. — Что она сказала?       — Что я сукин сын, — Джин усмехнулся. — А потом она потянулась к бомбе. Уже настоящей, которую я приготовил. Тогда-то уже понял я, что она решила забрать меня с собой. Я не успел уйти далеко, взрыв меня задел.       Чонгук понял, что не дышал в тот момент, когда начал задыхаться. Что испытывала Сохён, когда пришла в себя? Боль? Предательство? Страх? Его девушка стала той переменной, которая нарушила все планы Джина.       Бомба должна была взорваться через пять минут, как связь оборвалась. Тогда время взрыва соответствовало бы времени, которое сообщил Чонгук следователям — 18:13. Но действия Сохён изменили ход истории. Она детонировала бомбу сама. Раньше на целых три минуты. Из-за этого время в рапорте стояло 18:10. Из-за этого возник временной парадокс. Его девушка помогла распутать дело девятилетней давности ценой своей жизни.       Чонгук не сразу понял, что по его щеке текла слеза. Сохён была такой всегда: упертой, своенравной, не признающей поражение. Он многому у нее научился.       — Ты понесешь наказание, как любой преступник, за все, что сделал, — сказал он, даже не пытаясь стереть с лица влажную полосу. Это не слабость, это грусть — в ней нет ничего постыдного. — Если бы ты хотел моей смерти, то не прикладывал бы силы к спасению на парковке, — Чонгук перевел взгляд на бомбу. — Если бы ты хотел моей смерти, то после бы исчез, растворившись призраком, — а после вернул в темные глаза собеседника. — Значит, либо это муляж, либо ты и не планировал взрыва. Ты позволил мне до себя добраться и не избежишь суда.       Джин спокойно выдержал взгляд Чонгука, а затем улыбнулся.       — Не муляж. Но взрыва я не хочу. Не для этого я тебя пытался защитить. То, что ты разоблачил меня, не означает, что ты добрался до Роршаха.       Чонгук замер с поднятой рацией в руке.       — Наш разговор записывается на диктофон, — напомнил следователь, указав на лежащий телефон.       — И ты ей не воспользуешься, — Сокджин склонил голову к левому плечу и прищурился. — Как только мы выйдем на улицу, ты ее сотрешь. Ты слишком сильно любишь Тэхёна и Намджуна, — он потянулся к экрану и нажал «стоп», завершая запись.       Чонгука окатило холодной водой.       «Сукин сын», — пронеслось в голове.       Джин намеренно спровоцировал встречу! Он специально требовал переговоры с Чонгуком, так как знал, что Чонгук все запишет.       Запись разговора может считаться уликой только в том случае, если будет представлена на суде полная ее копия, без удаленных и вырезанных минут. И не только признание Джина хранилось на ней. Правда о делах Намджуна и статус Тэхёна — тоже.       Чонгук грязно выругался. Сокджин даже в тюрьму сядет на своих условиях — как Ли Минхо, который взял людей в заложники.       — Ублюдок, — прошипел Чонгук, поднимаясь и взяв в руки телефон.       — Что ты выберешь, Чонгук? — Джин снова улыбнулся. — Закон, который ты так чтишь и которому так следуешь? Посадишь меня ценой свободы своей любви и названного отца? — он медленно поднялся, заводя руки себе за голову, тем самым ставя жирную точку, подтверждая роль Роршаха — Сокджин не был инвалидом. — Или же выберешь молчание во имя эгоизма и личной справедливости?       — Ты ненормальный, — прошипел Чонгук.       — Ненормальный Мин Вон Сун, — Джин хмыкнул. — Но сегодня его жизнь оборвется. Процесс уже запущен даже с моим арестом. Выбирай, Чонгук. Каким правилам ты следуешь? Чью сторону примешь? Готов ли ты позволить жить человеку, который убил твою мать, ранил Тэхёна и не остановится ни перед чем, чтобы достать и тебя?       Чонгук сглотнул, поднося рацию ко рту:       — Чон. Берите его. Взрыва не будет.       — Поняли.       Сокджин ухмыльнулся, и в момент, когда спецназ ворвался в магазин, медленно повернулся к ним спиной, позволяя себя задержать и зачитать права.       Чонгук стоял на улице, наблюдая, как уводят его старого друга. Что он выберет?       У полицейской машины Джин повернулся и, встретившись взглядом с Чонгуком, подмигнул, а после скрылся из вида.       Чонгук полицейский. Его долг защищать людей. Его долг следовать букве закона.       — Следователь Чон? — раздался голос со спины.       Чонгук человек, и по природе своей эгоист.       — О чем вы говорили? — майор остановился рядом, ожидая ответа.       Следователь вертел в руках телефон и думал. Что ему выбрать? Именно об этом говорил ему Джин — перед людьми всегда стоит выбор. И этот выбор зависит только от внутренней морали и личной справедливости.       — Я тянул время, — Чонгук повернулся к мужчине в форме, — чтобы выяснить, насколько он опасен, — пальцы дрогнули.       — Хорошая работа, следователь, — майор хлопнул по плечу в поддерживающем жесте. — Просто отличная. Вы спасли множество жизней, — и, кивнув, отошел к спецназовцам.       «И так же множество погубил…» — Чонгук прикрыл глаза.       Удалить.       Вы точно хотите удалить аудиозапись?       Да.