И не сломится дух Рождества, и не склонит он головы

      – Водитель ожидает внизу, сэр.       Майкрофт Холмс не глядя на своего ассистента, продолжает разглаживать идеальный узел галстука и хмуриться своему отражению в зеркале. Внезапно мужчина чувствует себя не в полной мере уверенным. Настал тот день. Настал тот час. Не имеет значения, сколь он готов к этому, необходимо признать неизбежное, и пройти через него с достоинством.       – Они уже… – не успевает договорить, как его прерывают.       – Всё остальное тоже готово. Начало через пятнадцать минут.       Что ж… Пора. Майкрофт на мгновение опускает голову, сжав губы. Он не смог предугадать, что будет испытывать столько… эмоций по этому поводу. Какая оплошность. Мужчина кривится, вновь выпрямляясь.       – Сэр?.. – зовёт его ассистент, протягивая перчатки. – Мне очень жаль.       – Не стоит, – отмахивается автоматически. Излишне. Комментарии и какие-либо слова. Ничего уже не поделать. Это конец. Что уж тут можно ещё добавить.       Он облачается в предложенное пальто, набрасывает шарф. Расправляет складки.       – Ещё и в такой день… – Майкрофт вздёргивает брови, скашивая глаза в бок. – Рождество, сэр, – подсказывают ему тут же.       Ах, да. Верно. Рождество. Украшения и ёлка. Подарки, празднество и стол. Пение в церкви. Вот только для него по другому случаю. Но про вторую часть вечера он не забывает. Теперь уже, наверное, никогда не забудет.       – Как нельзя некстати, – нисколько не насмехаясь, лишь констатируя факт.       – Верно, – с опаской в голосе соглашается его ассистент, стушевавшись где-то позади. – И… э… – мямлит. Майкрофт тянет руку в сторону, – по этому поводу хотелось бы выразить…       – Соболезнования, – резюмирует мужчина, спасая несчастного работника от страданий. Вес зонта ложится в его ладонь. Ловким движением тот занимает верное положение перед его ногами. Стук иглы об пол – утверждение его позиции. Майкрофт всматривается в лицо напротив.       – Вашей утрате, – признаёт с каким-то даже проблеском эмоции в глазах. Либо он недостаточно хорошо тренировал своих сотрудников, что исключено, либо событие, по общему мнению, действительно ужасающее, – но боюсь, что будет только хуже.       Майкрофт не выражает ничего. Лишь моргает и дышит. И то изредка. Внимательно смотрит, оттягивая момент.       – Могу ли я сделать что-то ещё, сэр? – только и может спросить его ассистент.       – Если есть идеи, как вернуть всё обратно, я весь во внимании, – хотя он знает обо всём, что творится в головах его работников, хотя и знает о крайне ограниченной их осведомлённости в настоящем вопросе, бессмысленная попытка – скорее акт вежливости. – Так и думал, – мужчина специально дёргает уголком губ чтобы обозначить своё намерение. – Ну что ж. В путь.       – До встречи, сэр, – встаёт смирно, в острую линию готовности и сдержанности.       Сам он – серьёзность и мрачная торжественность.       – До свидания.       Никогда в своей жизни ему ещё не хотелось бежать куда подальше.       Проглотив уродливый колючий кусок чувств, он молча выходит из кабинета.       Часовня. На самом деле это небольшая часовня в приятной части города. Небо уже чёрное, поэтому прелести архитектуры ему оценить не приходится. Оставив водителя, Майкрофт размеренным шагом направляется внутрь. Тут тепло, темно и тихо.       По правую сторону от него часто расставлены сиденья. Помещение украшено цветами и ветвями, свечей нет, лишь маленькие лампы, спрятанные по углам, рассеивают мягкий голубой свет со всех сторон. В высокое узкое окно под потолком серебряным бликом заглядывает луна. Всё так, как он просил. Мужчина не задерживается у входа, присаживаясь на один из стульев в первом ряду, не по центру – немного в стороне.       Майкрофт снял пальто ещё в машине, оставив, однако, перчатки. Дежурный костюм он заранее сменил на полностью чёрный с белой сорочкой. Зонт привычно между ног, ладони сложены поверх ручки. Этой тёмной фигурой он вписывается безупречно.       Перед его глазами гроб.       У него не так много времени. Он помнит. Майкрофт начинает говорить, смотря прямо перед собой:       – Я заказал твою любимую композицию, её сыграют, когда я уйду, – голос эхом разносится по пространству, но сохраняет некую интимность. Майкрофт не стесняется своих слов или их звучания. – Знаешь, очень жаль, что никто не явился, – делает паузу. Он не торопится. – Впрочем, ничего удивительного: никто ведь и не знает, – взгляд его расплывается. Он вторит: – Никто не знает... Какая ирония! – даже восклицает. – Тебе, пожалуй, не до этого, – исправляется мужчина, подняв голову.       – Здесь приятно. Цветы тоже, знаешь, как мы любили. Изумительные. Запах прекрасный, я буду скучать, – левой рукой он вытаскивает один бутон из оплетённых спинок сидений. Белые лепестки словно светятся изнутри, жёлтые прожилки переливаются жизненной силой. Зелёный стебель тёмный и сочный. Цветок ещё не знает, что его сорвали. – После похорон не смогу больше переносить даже их вида: будут слишком напоминать о тебе, – больше всего их конечно же на самом… – Надеюсь, мне тоже сготовят такой гроб. Изящное изделие. Ложиться в него само по себе занятие безвкусное. Но если уж и умирать, то только в таком. – Майкрофт прослеживает, как лаковая поверхность и металлическая отделка, утопая в водопаде мерзкого-прекрасного бесконечного букета, поблёскивают в редких промежутках. Его пробирает мысленная дрожь. – Не хотелось бы драматизировать в и так столь мрачный для нас день, – пустой, его голос разносит холод вокруг, – однако не будет преувеличением заявить, что мне совершенно не известно, сколько я сам продержусь после твоей кончины. Кажется, что совсем недолго.       – Трудно. Должно быть, будет очень трудно мне без тебя.       Стул скрипит, когда Майкрофт встаёт. Он хватает зонт: ему нужна опора. Мужчина делает пару шагов вперёд, останавливаясь прямо в луче сине-голубого света. Перед его глазами гроб. Очень близко.       – Скучать, однако же, не стану, – качает головой, поглядывая зачем-то по сторонам. – Проблем… эмоциональных тяжб, – поправляет сам себя, – было от тебя столько же, сколько и потенциальной пользы. – спокойно заявляет он. – Пора. Всем однажды пора. Вот и тебе… стало быть, сегодня.       С минуту Майкрофт просто молчит.       – Стульев многовато, мы не обговаривали количество гостей. Всё-таки я не предупреждал, что буду только я, а никто и не знал. Шестьдесят четыре места, а тут только я, – вскидывает брови, склонив немного голову в бок. – Ну что же, это тоже символично, – отводит взгляд. – Я и сам не хотел приходить. Признаться честно, мне в крайней степени неприятно быть свидетелем твоего исхода, – снова смотрит перед собой. – Всё же мы так долго были вместе, – звучит как-то отдалённо: – сколько себя помню…       – Бросить тебя в твой последний выход, мне посчиталось неверным. Я-то знал: никто больше не соизволит тебя сопроводить. Никто и не знает.       Он пусто улыбается. Едва-едва.       – Речи я не готовил, – вновь уверенно вещает мужчина, – пришёл как есть, с сердцем, так сказать, нараспашку. Тебе-то я могу доверять, всегда только на тебя и мог положиться, – он даже сам слышит тепло в своём тоне. Какой кошмар. – Священника тоже не будет. Мы с тобой сами друг другу религия. Я в тебя только и верил. Ты же своим плачевным положением в какой-то степени меня подводишь, – хмурится. – Признаться, не ожидал, не ожидал. Всем когда-то наступает конец, но не тебе. Я всегда думал, что не тебе, не раньше меня, – обрывается. Дышит. Ничем не пахнет. Вокруг поле мёртвых цветов, а ему ничем не пахнет. – Мы были так неразрывны, что казалось, ты окажешься в гробу только вместе со мной. Как жаль, – звук скрипучий, глухой. – Ты и я против всего мира. Как жаль.       Зачем-то он решает пройтись вокруг. Обходит гроб. С другого бока он такой же. Майкрофт рискует провести по краю пальцем, пока медленно шагает назад на прежнее место:       – Ужин я не устраивал. Одному в ресторане за широким столом… Слишком вычурный жест. Нам такое никогда не нравилось, – замирает. Если и говорить правду, то до конца: – Тем не менее, меня пригласили к столу, уверен там сдастся помянуть и тебя. Как символично. Надеюсь, не все присутствующие будут открыто радоваться твоей гибели… – Майкрофт разглядывает носки своих туфель, не в силах встретить сейчас тяжесть грядущего с задранным подбородком. – Меня ненавидели, меня боялись в какой-то мере благодаря тебе. Ты – часть меня, – умеренность и бесстрастность, напоминает себе мужчина. – Больше нет… – контроль над ситуацией. – Впрочем, кто-то же должен оказаться достаточно понимающим к… моей потере.       – Тебя кремируют, – невозмутимо сообщает он. – Прости, но я не могу оставить следов, даже после смерти тебя могут использовать против меня. Я должен убедиться, что это навсегда… – Майкрофт отступает назад. Один из стульев в третьем ряду выбивается, он подходит ближе к нему. Здесь трещина в полу, он её обходит, – если всё вернётся вспять… – мужчина ровняет сидение по линии. Теперь правильно, – моё сердце можно хоронить сразу вместе с тобой, – оборачивается. Расправляет плечи. – В общем, мои люди позаботятся об всём позже, у нас есть ещё немного времени попрощаться.       Подступая ещё плавнее, чем обычно, он вспоминает о важной части любых похорон. Что ж, правила следует соблюдать. Майкрофт морщится, перебирая события из своей жизни в голове:       – Увы, самой твоей главной воли исполнить так и не смог, других же пожеланий у тебя не было. Но я буду в порядке, – ни разу не успокаивающим тоном обещает мужчина. – Если ты об этом беспокоишься. Как бы там не было, я по-прежнему остаюсь собой. Я со всем разберусь, – он смеет усмехнуться. – Даже хорошо, что ты это не увидишь, тебе бы не понравилось. Каждый год не нравилось. А в этот – не суждено застать.       – Всё-таки я тоже тебя подвёл, – признает в конце концов он.       Последние три шага. Ступенька. Камень под ногами холодный. Воздух холодный. Сине-голубой холодный свет. Белые ещё живые цветы. Майкрофт. И гроб перед его глазами.       – Мне будет лучше без тебя. Я так решил, – твёрдо произносит свои последние слова. – Они убили тебя, несомненно, это их вина, но я позволил… Молча наблюдал, как в муках пришла твоя кончина. Ничего не смог поделать. Прости меня, – он кладёт свой бутон на крышку к остальному букету. – И прощай, – снимает перчатку с левой руки. – Теперь мне нужно идти дальше, – и с правой. Сжимает в ладони. – Пора. Мне будет лучше без тебя, – повторяет он. – Прощай, – простым движением Майкрофт сдёргивает кольцо с безымянного пальца правой руки и аккуратно опускает его на металлическую поверхность пустой таблички. Кольцо звонко брякает.       Мужчина отступает на шаг назад. Теперь оно также холодно блестит в этой застывшей композиции идеальной картины.       Майкрофт снова натягивает перчатки и, не оборачиваясь, уходит. Уже у самого выхода он слышит первые ноты тягучей гнетущей музыки.       Дверь за ним хлопает раскатом грома, обрывая любой звук изнутри, но всю оставшуюся дорогу в голове его преследует эта мелодия.       – Мы на месте, сэр.       Его водитель снаружи открывает для него дверь и заглядывает в салон, поскольку Майкрофт всё не сдвигается с места. Хлопает глазами. Уже добрались. Он и не заметил. Кивая себе и пытаясь собраться с мыслями, мужчина выходит из машины.       – Поздравляю, сэр.       – Прошу прощения? – он только что был на похоронах, ему пришлось сделать ещё одну остановку, чтобы снова сменить свой костюм, но он только что был в церкви на окраине города. Это очевидно известно его водителю. Тот лишь многозначительно ему улыбается, взглядом указывая вниз. На тротуаре у его ног коробки и пакеты, аккуратно упакованные в праздничную бумагу.       – Рождество – это начало новой жизни, сэр.       Майкрофт пристально разглядывает человека напротив себя. Он читает его мгновенно, всю жизнь, семью, работу, секреты и увлечения. Все эмоции и мысли. Как на ладони. Тот улыбается. Его же охватывает какое-то новое чувство. От этого открытия он не может ответить ничего вразумительного.       – Мне следует донести их до двери?       Прослеживая направление, Майкрофт поднимает глаза выше. Гостиная Бейкер-стрит, 221b на втором этаже. Окна горят. И привычные потолочные лампы, и свечи на подоконнике, и разноцветные огни гирлянды. Тени перемещаются. Он будто даже слышит голоса. Их смех. Миссис Хадсон, доктор Ватсон, Молли Хупер, детектив-инспектор Грегори Лестрейд. Его младший брат, Шерлок Холмс, наверняка сразу обо всем узнает. С момента знакомства, с их первого совместного празднования эти люди стали ему близки. Очень близки. Как бы он не пытался этого избежать, сколько бы не отгораживался, как бы не старался, произошло неизбежное. Эти добрые, верные люди. Эти хорошие люди… стали самым дорогим для него. Много лет он отрицал привязанность, симпатию и заботу, и принял их в этом году. В этот день. Сейчас.       Начало новой жизни…       Он наклоняется и поднимает все пакеты и коробки.       Что ж… Пора. Майкрофт на мгновение опускает голову, сжав губы. Он не смог предугадать, что будет испытывать столько… эмоций по этому поводу. Какая оплошность. Мужчина улыбается, вновь выпрямляясь.       – Спасибо, не стоит, – обращается он к своему водителю, слегка обернувшись. На мгновение задумавшись, сообщает: – Езжайте домой. Я пока останусь здесь. Не ждите меня. Я свяжусь с вами позже.       – Весёлого Рождества, сэр, – на прощание бросает тот.       Он останавливается, вскинув брови, к собственному удивлению, достаточно искренне отвечает:       – И вам того же.       В новом костюме, с зонтом на предплечье и полными руками подарков Майкрофт Холмс впервые в жизни направляется на вечеринку, которую хочет посетить, с людьми, которых любит, навсегда похоронив своё одиночество.       Настал тот день. Настал тот час.       Как жаль. Как жаль.