Madness in me

Каждое действие человека имеет причину. Это может быть физическая потребность или социальная, духовная, как потребность в общении, или мимолётное желание, а может, мечта всей жизни. Причина есть всегда. Просто не всегда человек замечает её, не всегда осознаёт. А иногда просто не хочет её принимать. Так было с Касом. Заметив, что Мэг что-то подмешала Дину, он зачем-то подождал, пока она уйдёт, а потом вылил всё за окно. Он не знал, почему. Однако всю следующую неделю продолжал это делать. Мэг продолжала приносить еду и, подмешав туда что-то, убегать, будто с места преступления. Миша действовал сразу же, не задумываясь – лишать Дина еды и заменять её своей вошло в привычку, стало повседневной работой. А вот Джим сомневался, делал это нехотя. Но, как бы то ни было, и Миша, и Джимми, а прощё говоря, Кас вот уже две недели следит за Мэг и терпеливо, заученно выкидывает всю еду Дина, заменяя её своей. Зачем? Он не знал. Кас чувствовал себя партизаном в тылу врага, понимая, что многого не знает, но не заостряет на этом внимание. Зачем Мэг подмешивает Дину что-то? Может быть, это лекарства. Но если данная операция проходит в строжайшей тайне от самого пациента, не значит ли это, что Винчестер не должен узнать о том, что его лечат. Стало быть, он против. А если Дин против, не должен ли он, Кас, рассказать ему правду? Тогда, наверное, Дин откажется от лекарств, даже устроит скандал. Тогда Мэг поймёт, кто ему рассказал, и Сэм переведёт Каса в другую палату, подальше от Винчестера, чтобы он больше не срывал его планы. Кас этого не хотел. Поэтому молчал и терпеливо выбрасывал каждый грёбаный поднос за окно. Мэг ничего не подозревала и продолжала своё занятие, не замечая пристального взгляда синих глаз. Дин тоже ничего не замечал и с радостью брался за еду, подложенную ему соседом. И всё время удивлялся, куда девается еда самого Каса, потому что около его кровати всегда стоит пустая тарелка. А Кас всё время улыбался и говорил, что ест гораздо быстрее. И Винчестер верил. Никто ничего не знал, никто ничего не подозревал, и брюнет мог спокойно заниматься своим делом, временно забывая о быстро растущем чувстве голода. Он забывал обо всём, когда дело касалось Дина и его безопасности. Потом он всё же понял, что есть необходимо. Тогда в голове Миши родился хитроумный план: каждый раз, заменив тарелки, он «случайно» опрокидывал свою (то есть одолженную у Дина), и Мэг или Джо, заходившие в комнату начинали возмущаться, но в итоге приносили новую. Таким образом, Кас и Дина спасал, сам не зная от чего, и собой не жертвовал. Конечно, девушки находили действия пациента очень подозрительными, но ничего не могли сделать: он же всё-таки псих; мало ли, что творится у него в голове. А на самом деле в голове Каса всё было очень упорядочено, разложено по полочкам и рассортировано по степени значимости – план выполнялся очень аккуратно и весьма успешно. Недаром Сэм говорил, что Миша, хоть сумасшедший, но очень умён. А что может быть страшнее умного психа? Что касается Дина, то ему было… нормально. Да, всё было как обычно. Он не чувствовал никаких перемен в своём организме, галлюцинации хоть и появлялись чаще, но не казались чем-то из ряда вон выходящим, по крайней мере, сам мужчина не придавал этому значения. Он даже был рад. Анна стала чаще с ним бывать, сидеть рядом на кровати, смеяться и подбадривать; Руби, хоть и выводила его из себя, но, по крайней мере, разбавляла скучные и довольно серые больничные будни. С Касом Дин не разговаривал. Почему? Он не знал. Возможно, взгляд брюнета, какой-то колючий, пронизывающий насквозь, слишком внимательный, холодный и обжигающий одновременно, его отпугивал. Дин не знал, что происходит, но предпочитал отмалчиваться. К тому же, ему и так хватало собеседников – Руби и Анна иногда приводили с собой «друзей». Вчера это была маленькая, но злая девочка по имени Лилит, сегодня – красивая, но до жути меркантильная и хитрая стерва Бэлла, ну а завтра они приведут с собой двух до ужаса милых пёсиков, будто выращенных в аду. Да, Дину и такое мерещилось. И, что самое удивительное и ненормальное, он принимал все свои видения, как должное. Они его не пугали, не волновали. Он думал, что всё как обычно. Ему так казалось… - Как продвигается твоё задание? – негромко спросил Сэм. Сейчас он стоял около двери в комнату, где находились Дин и Кас. На этот раз это была групповая терапия, и Габриэль, заложив руки за спину, важно расхаживал среди сидевших на полу пациентов, изредка кидая строгие взгляды на нарушителей тишины. Он так увлечённо жестикулировал, что врачу казалось, будто его коллега рассказывает про падение Константинополя как минимум. - Хорошо, - уверенно кивнула Мэг. Мужчина нахмурился и окинул её внимательным взглядом – ему показалось, что голос девушки дрогнул. - Ты уверена? Помни, это очень серьёзно и важно. Если что-то идёт не так, ты должна сразу докладывать мне. - Сэм, - брюнетка покачала головой, - я всё делаю, как надо. Подмешиваю, проверяю, ухожу. Всё идёт по плану. Кэмпбэлл тихо вздохнул и, развернувшись к стеклу, принял ту же позу, что и у Габриэля. - На твоём месте, я бы не был так уверен. - Почему? – Мэг нахмурилась. – Что-то не так? Или я чего-то не знаю? - Ты всё делаешь правильно, - ответил Сэмюель и посмотрел в глаза собеседнице прямым взглядом. – Но это не значит, что всё идёт, как надо, - он помолчал, подбирая нужные слова. – Ты не думала, что могла не замечать важных вещей? - Док, хватит! Скажите прямо, в чём дело? - Кас, - Кэмпбэлл наклонил голову набок, вглядываясь в стекло. – Он меня беспокоит. - Не вижу причин для беспокойства, - пожала плечами девушка. - Ты – нет, а я вижу. И очень веские причины. Миша и Джимми очень изменились в последнее время. Один стал слишком спокойным, второй, наоборот, слишком эмоциональным – это нетипично для каждой из личностей. Будто Джимми перенял черты Миши, а Миша – его. Проще говоря, происходит то, что я прогнозировал и на что надеялся. Две личности сливаются в одну. Мастерс вопросительно изогнула брови. Потом открыла рот, будто хотела сказать какую-то колкость, но внезапно передумала и ограничилась красноречивым молчанием. Опустила взгляд в пол, задумавшись. Сэм терпеливо ждал. Девушка не торопилась с ответом: её губы что-то шептали, а глаза бегали по серому полу больницы. Она была в смятении. Металась из стороны в сторону, будто решая, порадоваться за доктора и пациента или наорать на него. - И что теперь? – выдавила она в итоге, так и не приняв верное решение. В карих глазах плескались недоверие, удивление, растерянность и даже испуг, смешанные с почти незаметной радостью. – Кас вылечился? – Сэм покачал головой. – Что тебя беспокоит? - Меня беспокоит причина его выздоровления – Дин. Если чувства Миши и Джима и правда настолько глубоки и искренни, то его забота о Дине может вылиться в нечто ужасное… и глупое. Или ужасно глупое. - О чём ты? - Те лекарства, что ты подмешиваешь, - Сэм прищурился и склонил голову набок. – Ты уверена, что они достигают цели? - Конечно, - тихо произнесла Мэг. Честно говоря, она уже была не так уверена. – Я же оставляю их в его тарелке. Никто не видит, следовательно… - внезапно она замолчала, так и не закончив фразу. Врач невесело хмыкнул – да, теперь она поняла. - Кас. Я, кажется, уже говорил, что он очень умён. И вполне возможно, что он видел, как ты подмешиваешь лекарства в еду, но притворился спящим. А потом, не разбираясь, хорошо это или плохо, каким-то образом от неё избавился. Может, даже заменил своей, - Сэмюель немного подумал и кивнул, убеждаясь в своей правоте. – Ты говорила, что вы с Джо приносите ему несколько порций, потому что он постоянно их разбивает. Вполне возможно, это часть его плана, как избавиться от еды Дина… - Но… - Мэг помотала головой, собираясь с мыслями и пытаясь разобраться. Как она могла так оплошать? – Но зачем? Почему он это делает? - Это же очевидно. Потому что он любит Дина. И заботится о нём, не понимая, что делает хуже. * * * * - Дин? Винчестер оторвался от созерцания стены напротив и насторожился. Этот голос. Такой знакомый, но, казалось, давно забытый. Мужчина тихо выругался. Если это та, о ком он думает, то день, видимо, «удался». Медленно, будто боясь того, что он может увидеть, Дин повернулся к двери и глубоко, театрально вздохнул, закатив глаза. Около белоснежной стены стояла блондинка средних лет и, улыбаясь, с умилением смотрела на Винчестера. - Мам, - Дин кинул быстрый взгляд в сторону спящего Каса и сел на кровати. – Что ты здесь делаешь? - Как что? – удивилась женщина. Она всё ещё стояла в дверях, будто что-то мешало ей подойти и сесть рядом с сыном на кровать. Или она просто не хотела. – Тебя зашла проведать! Или мне уже нельзя видеться с собственным сыном? - Тебя здесь быть не должно, - хмуро отозвался Дин, проигнорировав последние слова собеседницы. - Но я здесь, - отрезала Мэри. Она быстро окинула палату придирчивым взглядом и задержалась на брюнете, развалившимся на соседней кровати. – Кто это? Твой сосед? – блондинка присмотрелась к нему и перевела взгляд на Винчестера. – Он красивый. - Я знаю, - ляпнул Дин и тут же прикусил язык, но было уже поздно. - Ага! – победоносно воскликнула гостья. – Он тебе нравится? – мужчина проворчал нечто невразумительное и развернулся к стене, намекая, что не намерен продолжать этот разговор. Но Мэри Винчестер не так-то просто было заткнуть. – Ты влюблён в него! О, Дин, я прекрасно знаю этот взгляд – ты втрескался по уши! - Тише! – шикнул Дин, встревожено глядя на Каса; тот что-то пробормотал и заворочался, всё глубже зарываясь лицом в подушку. – Ты его разбудишь. - Ну так познакомишь нас, - улыбнулась Мэри. - Мам, - тихо, но резко оборвал её Дин. – Зачем ты пришла? Хочешь посмотреть, до чего докатился твой сын? Как угробил свою жизнь? Как разрушил все твои мечты, не оправдал надежды? – женщина хотела что-то возразить, но Винчестер лишь тихо фыркнул. – Поздравляю, ты здесь! В одной палате с шизофреником, чокнутым с раздвоением личности, а ещё кучей моих любимых галлюцинаций, – Мэри молчала, хмуро глядя на сына из-под опущенных ресниц. – Что ж, наслаждайся! – Винчестер устало, даже как-то жалобно вздохнул и уткнулся лицом в колени. – Кто тебя вообще сюда пустил? - Сэм, - тут же ляпнула женщина. Дин приподнял голову и окинул её мрачноватым, но слегка удивлённым взглядом. - Сэм не мог. Ты что, тайком пробралась? - Эй, я твоя мать и, вообще-то, приличная женщина! – громко возмутилась Мэри и тут же была прервана раздражённым шипением, напоминающим, что надо говорить тише. – Ладно, извини, - она закатила глаза, но голос всё же понизила. Ещё раз оглядевшись и окинув спящего брюнета любопытным взглядом, блондинка пересекла комнату и уселась на кровать рядом с сыном. – Давай! Рассказывай, как у тебе дела. - Мам, как у меня могут быть дела? Целыми днями я сижу в четырёх стенах, и единственный человек, с которым я могу поговорить, периодически становится недоступен. Всё очешуенно. Женщина задумчиво посмотрела на соседнюю стену и, подумав немного, вынесла свой вердикт: - Чудненько. Дин не ответил. Молча и внимательно он смотрел на Каса, лежавшего в той же позе, и думал, что ему снится сейчас. В последнее время Кас стал слишком часто спать. Да, именно так, как бы странно это не звучало. Не много, а именно часто. Иногда, как сейчас, он и правда погружался в сон, и происходило это всегда неожиданно. Вот, например, разговаривают они о чём-то, Дин поднимает глаза, чтобы спросить что-то, а Кас уже не слышит. Иногда Винчестеру кажется, что он спит как-то… неправильно, что ли. То ли поза слишком расслабленная или, наоборот, слишком напряжённая, то лицо совершенно каменное, лишённое всяческих эмоций, либо, наоборот, слишком живое для спящего человека. Может, конечно, такое состояние было нормально для Каса. Может, это сам Дин придумывает что-то, ведь он не так уж и хорошо знает своего соседа, чтобы с уверенностью судить о его поступках. Но иногда Винчестеру казалось, что его сон какой-то искусственный. А ещё ему казалось, что, когда брюнет так спит, ему не снятся сны. Дин не знал, почему он так думает. Честно говоря, он давно перестал искать причину и источник своих мыслей, сваливая всё на сумасшествие. И, наверное, это было правильно. Мужчина вздохнул и, не поворачиваясь, бросил быстрый взгляд на мать. Что она здесь делает? Почему-то объяснение «Пришла проведать любимого сына» никак не укладывается в голове, просто не вяжется с нынешним положением вещей. Почему именно сейчас? Столько лет Мэри не давала о себе знать, что Дин подумал, будто она исчезла, уехала или, ещё хуже, с ней что-то случилось. Но искать маму было бессмысленно, поэтому Винчестер привык, приспособился к жизни без неё, а потом и забыл, как о страшном сне. Как о волшебной сказке, которую в детстве рассказывали на ночь. Вырастаешь – сказка заканчивается. Дин привык, что её нет. Прошло столько времени… Восемь лет, наверное. Так почему она явилась сейчас? Что привело её сюда? Как она его нашла? Зачем пришла? Почему Сэм пустил её? В голове билось слишком много вопросов, и Дин поморщился, осознав, что ни один из них не может задать. Хочет, но не задаст. - Ты любишь его? – внезапно спросила Мэри, и Дин, вынырнув из своих мыслей, непонимающе уставился на неё. Женщина сидела, не шевелясь, и задумчиво смотрела всё туда же, на соседнюю кровать. Казалось, человек, лежавший на ней, приковал взгляд блондинки – она не отводила от него глаз. Винчестер растерялся. Собравшись с мыслями, он заглянул в глаза матери и не увидел там ничего, кроме задумчивости и какой-то решительности. Ни тепла. Ни улыбки. - Да, - уверенно, практически не задумываясь, ответил Дин. – Люблю. Мэри с улыбкой кивнула. Поднявшись и шепнув на прощание «Скоро вернусь», она вышла из палаты, тихонько прикрыв за собой дверь. Мужчина с облегчением вздохнул, запустив пальцы в волосы. Семья семьёй, но такие вот неожиданные визиты ни к чему хорошему обычно не приводят. Пробормотав что-то про этикет и отсутствие совести, он с улыбкой повернулся, чтобы ещё раз посмотреть на Каса, и замер, в замешательстве приоткрыв рот. В синих глазах на секунду возник какой-то странный блеск и так же быстро исчез, уступив место обычным эмоциям. - Любишь? – голос Каса звучал спокойно, даже как-то искусственно тихо. – О чём ты? - Я… - Дин на мгновение зажмурился, собираясь с мыслями. – Просто мы разговаривали, меня спросили, вот я и ответил. Давно ты проснулся? - Только что, - брюнет откинул одеяло и, подтянув колени к груди, положил на них подбородок; хоть он и выглядел домашним и совершенно беззащитным, но что-то в его взгляде заставляло Дина нервничать. – Твой собеседник, похоже, ушёл. Кто это был? - Это? Да так, мама заходила. Столько времени не давала о себе знать, и вдруг такой сюрприз, представляешь? - Дин… - И как только Сэм её пустил? Это же психушка. Посетителей не пускают в палаты, тем более, если их здесь двое. Вообще сюда не должны никого пускать, а тут вдруг она пришла, так странно. И вообще… - Дин посмотрел в глаза Каса и замолк, так и не закончив фразу. Брюнет молчал. Его глаза были широко открыты, будто он увидел привидение, и в синих, потемневших безднах тонкой струной звенел страх. Почти незаметный, хорошо скрываемый за тонной удивления. Но Винчестер знал его достаточно, чтобы понять, что этот страх настоящий. Да, Кас и правда боится. Но почему он смотрит на него, Дина? - Эй, - мужчина чуть подался вперёд, встревожено глядя на побледневшее лицо соседа. – Что случилось? - Твоя мать, Дин… - тихо, одними губами ответил он, проводя рукой по лицу. – Ты говорил мне о ней… - Ну да. И что? – Винчестер не понимал. - Дин… - брюнет глубоко вздохнул, будто подбадривая себя, и поднял глаза. – Ты сказал, что она умерла семь лет назад. * * * * - Дин… Винчестер жмурится, вслушиваясь в голос. Его глаза закрыты. Он не видит, что происходит вокруг, не видит, где находится. Ветра нет. Запахов тоже. Только один этот голос, тихий и громкий одновременно, родной, но давно забытый, обволакивает, утягивает за собой в тёплую пелену воспоминаний. - Дин, - теперь он смеётся. Это женщина. Дин хмурится, вспоминая, кому принадлежит голос. – Дин, открой глаза. Он послушно разлепляет веки и оглядывается в поисках источника голоса. Это место… это не больница. И не пляж, как было в прошлый раз, когда он говорил с Касом. Он стоит посреди большой комнаты, обклеенной бледно-жёлтыми обоями, в углу находится детская кровать, справа игрушки. Дин смотрит на окно, около которого стоит женщина, положив руки на подоконник. Её светлые волосы золотистым водопадом падают на плечи, струятся по белой ночной рубашке. - Мама? – Дин устало вздыхает, закрывая глаза рукой. – Сколько можно? Я уже понял, что ты ненастоящая, не надо опять издеваться надо мной. Женщина непонимающе хмурится. Кажется, её обижает то, что произносит сын. - Я никогда не издевалась над тобой, - громко и немного резко возражает она. – И почему это я ненастоящая? - Мама! – Дин устал. Ему надоели все эти спектакли, галлюцинации, ложные надежды – хватит. Хочется откинуться на подушку, заснуть и больше не просыпаться. – Потому что я – параноидальный шизофреник, а ты – моя очередная галлюцинация! Тебя нет! – он неосознанно повысил голос и резко взмахнул руками. – Ты мертва. Мэри замерла, её глаза застыли. Секунду она молча смотрела на сына, ловила его острый, искрящийся эмоциями взгляд, изучала его лицо. Казалось, она не верила. Не верила, что этот мужчина, сломленный, напуганный и уставший, - её собственный сын, которого она любит больше всех на свете. Не верила, что эти слова и правда сорвались с его губ. Дин верит, что она мертва?.. Её губы дрогнули, и по бледной щеке скатилась слеза, оставляя за собой прозрачный след, упала на пол. Женщина закрыла глаза и развернулась к окну. Дин неосознанно закусил губу; он видел, как плечи матери подрагивают от тихих всхлипываний. - Мам, - тихо зовёт Винчестер. Он хочет подойти и обнять маму, успокоить, но почему-то продолжает стоять на месте и разговаривать с ней издалека. – Мам, извини. Я… я не хотел, правда. Мэри откинула голову назад, расправила плечи. Не убирая руки с подоконника, она резко развернулась и теперь снова смотрела сыну в глаза прямым, немного грустным взглядом. На её губах застыла печальная улыбка. - Просто столько всего навалилось, я не хотел так резко это говорить, - извиняющимся тоном объяснил Винчестер. – Прости. Блондинка тихо делает шаг вперёд, потом ещё один. Теперь она находится совсем близко, и Дин, если б захотел, мог бы коснуться её рукой. - Я не сержусь на тебя, нет. Чего только ребёнок не выдумает! – она негромко смеётся, но смех получается каким-то вынужденным, напряжённым. – Прости меня. Я так долго не давала о себе знать, что ты поверил в мою смерть, - женщина медленно покачала головой. – Наверное, тебе было легче думать, что твоя мать умерла, чем то, что она бросила тебя. - О чём ты? – Дин снова ничего не понимает. – Что значит, легче? Мам, ты умерла. Я видел, как ты умирала, я был с тобой. - Ты ошибаешься, - тихо возражает Мэри. – Я жива. И сейчас я с тобой, здесь, в нашем доме, - она обвела рукой комнату, будто в подтверждение своих слов. – Я никогда не умирала, а ты никогда не видел меня мёртвой. - Не говори глупостей, - Винчестер быстро кивает, сжимая кулаки; его глаза сверкают лихорадочным блеском. – Я не верю тебе. Ты галлюцинация. Нет, этого не может быть, - он резко разворачивается и запускает пальцы в волосы. – Да… да, точно! Ты мертва! Я помню, - мужчина радостно смотрит на улыбающуюся мать. – Кас сказал, что ты мертва. Он подтвердил. А он не шизофреник, следовательно, говорит правду! Мэри заправляет за ухо выбившуюся прядь лёгким, небрежным жестом и с улыбкой качает головой. В её взгляде столько снисходительности, будто она говорит с пятилетним ребёнком. - Кас лишь повторил то, что когда-то сказал ему ты. Вы же говорили с ним об этом, верно? Он не может ничего о тебе знать, кроме того, что слышит от других. Он же не знает, правда это или ложь, поэтому повторяет всё подряд. Дин ничего не понимает. Совершенно. Он запутался. Растерялся. О чём говорит его мать? Причём здесь это? К чему она клонит? Почему-то Дин предчувствует нечто не слишком приятное. - Дин, ты болен, - прямо говорит Мэри, - это правда. Только ты всё перепутал. Галлюцинации, реальность, - она окинула взглядом старую комнату, где происходил разговор, - в твоей голове всё смешалось, и ты не отличаешь иллюзию от твоей собственной жизни. Давай, я тебе расскажу, - с улыбкой произносит Мэри, и Дину ничего не остаётся, как растерянно кивнуть. – Я жива. Да, Дин, это правда, не возражай. Я никогда не умирала, а бросила тебя, за что прошу прощения. Именно в то время, когда меня не было, тебе поставили диагноз. Болезнь прогрессировала, и тебя хотели упечь в психушку, но ты сопротивлялся. Полгода назад я вернулась. Мы поговорили и решили, что ты будешь принимать таблетки и лечиться дома, чтобы быть рядом со мной. Мы снова стали жить в нашем старом доме, - женщина обвела взглядом комнату и улыбнулась своим мыслям; Дин слушал её с совершенно каменным, лишённым какой-либо эмоции лицом. – Болезнь есть и никуда не денется. Два дня назад ты впал в иллюзию. Я тогда была за городом, вернулась только сегодня. Я нашла тебя в таком состоянии и вернула в «наш мир». Дин, - Мэри как-то грустно, жалостливо улыбнулась. – Психбольница, в которой ты лежал, - это иллюзия. Твой Кас – галлюцинация. Ты всё это придумал, Дин. Ты никогда не встречал Каса и никогда не влюблялся в него, никогда не ложился в больницу. Каса нет и не было. И никогда не будет. Дин молчит. На губах – кривая, немного сумасшедшая улыбка, в глазах – буря эмоций, ярких, болезненных, лихорадочный блеск. Женщина всё так же грустно улыбается, глядя на сына. Она понимает – Дин не верит ей. - Обними меня, - внезапно произносит она и протягивает руки к сыну. Винчестер вздрагивает и удивлённо, непонимающе, даже немного испуганно смотрит на мать. – Обними меня, - повторяет она с какой-то твёрдостью в голосе. – Прошу. Дин качает головой. Может, если он сделает, о чём его просят, всё закончится? Какая уже разница. Мужчина чуть склоняет голову, кладёт руки на плечи матери и притягивает её к себе, крепко прижимает. Утыкается лицом в светлые волосы, вдыхает их запах. Аромат знакомый, родной, приятный – смесь цветов и какой-то приправы. Мама – мягкая и тёплая. Винчестер несмело, будто неверяще проводит рукой по её спине, вцепляется в плечи, сжимает в объятьях, будто хочет задушить. Он чувствует её. Она осязаема. Она… настоящая. Мэри улыбается и мягко высвобождается из объятий сына, тихо смеётся. В её взгляде ясно читается фраза: «Теперь ты понял». Дин всё ещё стоит на месте, не двигаясь, и ждёт чего-то. Женщина усмехается и мягко, но уверенно берёт его за руку. - Пойдём со мной, - тепло говорит она и ведёт Винчестера к двери. – Мне надо многое тебе рассказать. Дин растерян. Он запутался. Что здесь происходит? Мама реальна, она правда здесь, рядом с ним. Они в их старом доме, и всё здесь настоящее: мебель, стены, яркое солнце за окном. Дин не знает. Он не знает ничего. Неужели мама говорит правду? Неужели он и правда всё время был в иллюзии, а это – реальная жизнь? И Каса никогда не было. И Дин в него никогда не влюблялся. И не было этих тонких губ, задорного смеха и синих глаз. Глаз, глубоких, пронизывающих насквозь, заглядывающих в самую душу. От которых бросает в жар, а потом в холод, в которых хочется прыгнуть и потонуть в холодном океане. Никогда не было Джимми и Миши. Никогда не было любви. Может, он вообще натурал? Дин не знает, что происходит. Ничего не знает. Поэтому просто делает то, что говорит ему мама, просто следует за ней, слепо доверяя свою судьбу. Он просто за ней идёт. Шаг, и Мэри выходит из комнаты, увлекая за собой Дина. Миг, и за ними закрывается дверь.