Может быть, мне скажут, что дурак тот, кто воюет с
четырнадцатилетним мальчишкой. Вполне согласен. Дурак!
Нацумэ Сосэки, «Ваш покорный слуга кот»
Едва часы показали десять часов утра, как Нацумэ постучал в дверь квартиры семьи Абэ. Его опять встретил Исао-сан — Ёко-сан уже ушла на работу. Абэ-сан рассказал Сосэки, что Огай велел передать: мол, он будет на их базе часов в семь. «Вот наглец!» — уже привычно подумал Нацумэ, однако заставил себя вновь подавить свою гордыню. Мори имеет полное право назначать встречу наставнику на относительно нейтральной территории.
Весь день на работе Сосэки провёл как на иголках. Он ни на чём не мог сосредоточиться, постоянно думая, что скажет Мори, как вообще встретится с ним после стольких дней разлуки. На самом деле, когда он думал о том, что не видел своего
ребёнка ученика уже три дня, то сам не понимал, как вообще пробыл без него так долго. Казалось совершенно диким то, что его воспитанник, которого он учит и о котором он заботится, провёл три дня непонятно где, даже не возвращаясь домой. Но в то же время Сосэки прекрасно осознавал, что сам стал причиной такой ситуации.
В шесть часов, так и не придумав, что сказать, и вообще не подготовившись как следует, Сосэки вылетел с работы и направился на базу. Пока он ехал, то даже ни о чём не думал. Просто желал поскорее оказаться на месте встречи и наконец
обнять своего ребёнка-котёнка разобраться со всей этой историей.
Дом выглядел пустым. Нацумэ обошёл его весь, но Огая не нашёл. На миг у него мелькнула мысль о том, что Мори мог просто не прийти, но Сосэки заставил себя забыть о ней. Огай должен был прийти. По-другому и быть не могло. Значит, он здесь, просто Нацумэ ещё не нашёл его. А если не нашёл, следовательно, оставалось лишь одно место на базе, которое Сосэки ещё не проверил.
Нацумэ вошёл на тренировочную площадку за домом и сразу же заметил Мори. Огай висел вниз головой на турнике, зацепившись ногами, и водил руками впереди себя, дурачась. Прошлый Сосэки наверняка рассердился бы на ученика, сразу же накричал бы на него и немедленно приказал бы ему спуститься вниз, чтобы он мог наказать его. Но осознавший он ничего из этого не сделал.
Неожиданно Нацумэ почувствовал себя настолько уставшим от всех волнений, что чуть не сел прямо на землю. Он провёл ужасно беспокойные ночи и не менее беспокойные дни, переживая за своего подопечного и пытаясь вернуть его, и сейчас, когда он наконец увидел Мори целым и невредимым, у него как камень с души свалился. Накрыло такое облегчение, что Сосэки едва устоял на ногах.
— Огай! — позвал он, подходя к турнику.
— Добрый вечер, учитель! — бодрым голосом ответил Мори, даже не повернувшись к нему. — С чего начнём тренировку?
Сил тренировать ученика не было совершенно, да и не за этим он сюда пришёл. Нацумэ вздохнул, помассировал переносицу и снова посмотрел на висящего Огая.
— Спускайся. Надо поговорить.
— Спасибо, я с вами уже наговорился, — дерзко хмыкнул Мори. — Ну так что, будем тренироваться?
— Огай, я жду.
Но Мори даже не двинулся. Он висел слишком высоко, чтобы Нацумэ мог достать его, и потому чувствовал себя в безопасности. Дурачась, Огай перекувырнулся через турник и вновь повис вниз головой.
— Огай, голова заболит. Спускайся.
— Если мы не будем тренироваться, я пока тут повишу, — отрезал Мори.
— Нет, мы не будем сегодня тренироваться, — сдался Сосэки.
— А, старость не радость, да, учитель? — хмыкнул Огай. — А вот с Юкичи, например, вы всегда чувствуете себя замечательно. Тренируетесь с ним каждые выходные, когда он приезжает… Кстати, а когда он приедет?
— Огай, речь сейчас не о нём. Речь о тебе. И я говорю тебе спускаться вниз.
Мори фыркнул, потом резко сел на турнике. Оперевшись руками о него же, Огай поднял плечи и взглянул на Нацумэ сверху вниз, будто чёрный кот, забравшийся на дерево. Взгляд у него был какой-то колючий и злой.
— Если мы не будем тренироваться, зачем мне спускаться?
— Я хочу поговорить с тобой.
— Я могу говорить и отсюда.
Нацумэ покачал головой. Мори снова ходил по краю, наверное, ожидая, когда наставник наконец сорвётся. Но Сосэки впервые за месяц не чувствовал раздражения от каждого его выпада. Напротив, ему почему-то становилось всё хуже и хуже. Неудивительно: он ведь был виноват перед Огаем.
— Хорошо, если тебе так будет удобнее, давай говорить так, — сдался Нацумэ.
Мори фыркнул, но ничего не сказал. Только ловко развернулся на турнике и уставился вперёд, куда-то в сторону далёкого города. Солнце уже клонилось к горизонту, но всё равно было душно. Очередной яркий день, прошедший в волнениях и переживаниях, подходил к концу. Сосэки вздохнул, потом подошёл ближе и прислонился плечом к турнику, глядя на своего ученика, который сидел наверху, точно надувшийся кот.
Он долго думал, о чём заговорить. Сразу же извиниться казалось неправильным — Сосэки всё-таки не признавал за собой вину целиком. Да, он определённо зря сказал те слова и зря наказал так сильно, даже жестоко — но и Огай зря попробовал курить. Сколько раз Нацумэ предупреждал его об этом, сколько раз говорил с ним на эту тему, и всё было впустую. Сосэки было горько, потому что он понимал, что одной поркой от вредной привычки уже не избавиться. И в целом Мори уже начинал выходить из-под его контроля. Вряд ли он станет слушать наставника вновь. От понимания того, что во всём этом виноват он сам, Нацумэ становилось ещё горше.
Но о чём было говорить? О том, что произошло три дня назад? Слишком прямо, Огай ещё не отошёл от всего. Сосэки кошачьим чутьём чувствовал, что сначала надо разговорить ученика и лишь потом стоит попробовать извиниться. Хотя, конечно, гордость кричала, что в этой ситуации виноват только Мори.
— Огай, ты ходил в школу в эти дни? — наконец спросил Нацумэ.
— Конечно. Мы с Кобо вместе ходили.
— А по ночам ты гулял, да?
— Простите, учитель, — скривился Огай, всё ещё не глядя на него.
Нацумэ помассировал переносицу, но ничего не могло помочь ему отвлечься и хотя бы немного расслабиться. Мори извинился практически мгновенно, вероятно, даже не понимая, за что конкретно он извиняется. Лишь теперь Сосэки осознал, что так ребёнок поступал весь месяц. Он сам своим жестоким обращением научил его так поступать.
— Огай, я спросил тебя не для того, чтобы обвинить.
— А для чего? Для чего, учитель?
В голосе Мори можно было уловить какие-то неясные нотки. Вызывающие, но не дерзкие. Отчаянные, но не умоляющие. Такой странный тон…
Нацумэ вздохнул. Действительно, для чего он спрашивал всё это? Чтобы оттянуть момент с извинениями? «Не только», — с горечью признался он самому себе. Не только по этой причине. Но и потому, что не спал все эти дни, пока Мори не было дома; потому, что места себе не находил, рвался на улицу искать ученика; потому, что сердце все ночи и все дни билось так, что в груди было больно.
— Я волновался за тебя, — наконец выдавил Сосэки. — Всё то время, пока тебя не было, волновался. С тобой ведь могло произойти всё, что угодно. Особенно ночью.
— Когда я ухожу в школу, вы не волнуетесь. Вам так нравится контролировать меня? — хмыкнул Мори.
— Не говори глупостей, — привычно оборвал его Нацумэ и сразу же спохватился. — То есть… Огай, это сложно. Ночью может случиться больше плохих вещей, чем днём. В школе за тобой присматривают, ночью же ты совсем один на тёмных улицах. А темнота развязывает руки всем преступникам.
— Разве я сам не такой же преступник? — безразлично спросил Огай. — Учитель, меня уже давно знают в преступном мире.
Нацумэ подавил в сердце горечь. В этом, наверное, отчасти тоже была его вина. Если бы не он и его жестокое обращение, Мори не бросался бы из крайности в крайность. Может быть, своей подпольной деятельностью он пытался доказать, что тоже может чего-то добиться. А может, просто привлекал внимание. Кто его знает… Но здесь точно есть вина Сосэки, это он прекрасно чувствовал. И от того становилось ещё тоскливее.
— И всё же он не становится для тебя безопаснее, верно? Даже напротив, у тебя наверняка появились враги…
— Всё-то вы знаете, — буркнул Мори, отворачиваясь. — Не переживайте, к вам с Юкичи домой я не приведу этих людей.
Нацумэ снова вздохнул. Ну, вот они и подошли к самой неприятной части. Нужно было сделать это, нужно было нырнуть с головой в омут вины и найти в себе силы сказать несколько простых слов.
— Огай, посмотри на меня, пожалуйста, — попросил он.
Мори снова фыркнул, но повернулся и уставился на Нацумэ сверху вниз. У Сосэки невольно мелькнула ассоциация с чёрным котёнком, который залез на шкаф. И эти красные глаза, которые так пристально смотрели в душу, были почти такими же, как у малыша Огая.
«Мори сидел на полу и держал в руках книгу, с явным интересом глядя в неё. Нацумэ остановился в дверях, наблюдая за ним. Малыш сидел, расставив ножки в стороны и поставив книгу между ними, и сосредоточенно глядел на иероглифы. Его губы немного шевелились — он проговаривал слова, чтобы быстрее читать. В алых глазах горело неподдельное любопытство.
Сосэки осторожно переступил с ноги на ногу, и половица под ним скрипнула. Огай сразу же вскинул голову и напрягся. Красные глаза на миг налились такой паникой, что Нацумэ стало больно от одного её вида, а руки бросили книгу и рванулись к лицу в отчаянной попытке защитить.
— Огай, это я, — Нацумэ осторожно опустился на корточки перед мальчиком, стараясь не делать резких движений, и мягко посмотрел на него. — Всё хорошо.
— Ага, я понял.
Мори сразу же смутился своей реакции и, быстро схватив книгу, вернулся к чтению. Однако Сосэки видел, как настороженно следили за ним глаза мальчика. Точно напуганный котёнок забился в угол и смотрит оттуда, постоянно ожидая подвоха.
— Что читаешь? — поинтересовался Нацумэ будничным тоном, стараясь делать вид, что ничего не произошло, чтобы успокоить ребёнка.
— Сказки.
— Хороший выбор.
Мори ничего не ответил, только опять углубился в книгу. Сосэки вздохнул и, встав, подошёл ближе. Оказавшись рядом с Огаем, он мягко погладил его по голове. Вопреки всем его ожиданиям, Мори не вздрогнул. Какой-никакой прогресс.
— Я ведь говорил тебе не сидеть на полу.
— А если я продолжу сидеть? — спросил Огай, но не зло и не дерзко, а с каким-то отчаянным любопытством. Проверял границы.
Нацумэ не смог сдержать усмешку и, наклонившись, протянул к нему руки. Мори какое-то время колебался, однако потом поудобнее взял книгу и позволил подхватить себя на руки. Прижав его к себе, Сосэки направился к дивану.
— Тогда я приклею к тебе подушку. Будешь садиться сразу на тёплое.
Мори тихо рассмеялся, не веря в такую шуточную угрозу. Нацумэ тоже улыбнулся и сел вместе с малышом на диван. Устроив Огая на коленях, он указал на книгу, которую малыш по-прежнему держал в руках.
— Хочешь, почитаю тебе?
Наверное, раньше Мори отказался бы и принялся бы читать сам, просто потому что ему не хотелось бы обременять Сосэки. Но он жил с наставником уже довольно давно и постепенно начинал отпускать себя. Хотя какие-то привычки из старой жизни всё ещё оставались. Нацумэ было больно думать о том, сколько времени потребуется, чтобы Огай забыл о родительском доме.
— Хочу, — Мори протянул ему книгу. — Я вот здесь остановился. Вот здесь!
Он настойчиво ткнул пальчиком на нужное место на странице, заставив Нацумэ вновь усмехнуться.
— Хорошо-хорошо, я начинаю с этого места. Итак… — он прокашлялся и принялся за чтение.
Огай устроился у него на коленях получше, потом сам, уже без мягкого подталкивания, прижался к наставнику и прикрыл глаза, начиная слушать историю. Сосэки мельком взглянул на него, погладил по плечу и продолжил читать, слушая, как малыш тихонько засыпает…»
Нацумэ вздрогнул от внезапных воспоминаний. Как много воды утекло с тех пор… Мори был таким милым малышом, напоминавшим маленького котёнка. А теперь он то казался милым и пушистым, то вёл себя как кот-подросток, который в очередной раз подрался где-то на свалке.
И всё же это был его кот-подросток. Тот, для кого Нацумэ поклялся стать хорошим наставником. Тот, о ком Сосэки заботился и продолжал заботиться. Это был его котёнок, которого он должен был защитить, уберечь от всей боли на свете. А получилось так, что он сам причинил ему боль.
— Прости меня, Огай, — выдохнул Нацумэ. — Я поступил тогда неправильно. Ты — совершенно отдельный человек. Ты не Юкичи, ты отдельная личность. И от этого ты не становишься хуже или лучше. Ты другой, и это правильно.
Красные глаза распахнулись так, что Сосэки на секунду увидел того ребёнка-котёнка, которого подобрал на улице и о котором поклялся заботиться. Тот самый малыш всё ещё жил внутри Огая, как живёт внутренний ребёнок в душе каждого взрослого. И Нацумэ ещё мог спасти его. Надо было только постараться. Не ссориться с ним больше.
Не сравнивать двух своих прекрасных учеников.
Ребёнок исчез так же быстро, как и появился. Мори слабо хмыкнул и отвернулся, скрывая своё настроение. А потом пробормотал так, что Сосэки едва услышал:
— Я не думал, что вы такое скажете.
— Что бы там мы, взрослые, не говорили, но мы тоже допускаем ошибки, — горько улыбнулся Нацумэ. — Просто нам уже часто не хватает той силы, что есть у детей, чтобы признать их.
Мори ничего не ответил, отвернулся и затих, глядя вдаль. Сосэки тоже замолчал. Он уже сказал всё, что мог. Говорить что-то ещё не было смысла.
— Вы тоже меня простите, Нацумэ-сенсей, — неожиданно и очень тихо сказал Огай, старательно не глядя на наставника. — Я не должен был курить.
Сосэки ощутил странный комок где-то в груди, в районе рёбер. Оказывается, он так давно не слышал, чтобы Мори звал его «Нацумэ-сенсей». Сухое и безликое «учитель» появилось сразу же после первой жестокой порки ремнём, о которой Нацумэ даже вспоминать не хотелось. А вот теперь ушло. Стоило ему сказать одно «прости». От этого почему-то было горько. Каким плохим наставником он был, что за одно-единственное слово Мори готов простить ему всю причинённую боль?
Сосэки прекрасно знал каким. Самым ужасным на свете. Он был тем, кто вытащил Огая из ада родительского дома и кто недавно вернул его туда обратно.
Нацумэ не смог заговорить о том, что всё понял. Не нашёл в себе сил, да и не было особенно смысла. Вероятно, Огай даже сам не осознавал всего масштаба трещины в их отношениях. А может, осознавал даже лучше, чем сам Сосэки. Но у Нацумэ ещё было время всё исправить. Он поверил в это после того, как увидел того ребёнка-котёнка, на миг мелькнувшего в глазах Мори.
— Постарайся бросить, — мягко сказал Сосэки. — Это и вправду очень вредно.
— Я попробую, — уклончиво ответил Огай. Нацумэ сказал себе, что нельзя требовать от него большего.
Какое-то время они просто смотрели вдаль, наслаждаясь долгожданной прохладой после жаркого дня. Дул лёгкий ветерок, освежающий воздух, и дышать становилось легче. Сосэки смотрел на дома внизу, на далёкое море, и ему чудилось, что теперь всё станет чуточку лучше.
— Пойдём домой? — наконец предложил он. — Ты ведь у меня целый день не кормленный. Наверняка не ходил к семье Абэ, чтобы поесть.
— Я поел в кафе, — ответил Огай, явно не собираясь так просто спускаться.
— Даже если так, то явно только один раз, — заметил Нацумэ. — А ведь день уже почти заканчивается. Давай, спускайся.
— Не хочу! — по слогам сказал Мори, дурачась.
— Ну что ж такое? — вздохнул Сосэки, поддерживая его игру. — Неужели ты не можешь спуститься?
— Ага! — весело кивнул Огай и вновь сделал кувырок вокруг турника.
— Ну что ж, тогда придётся ловить тебя, как маленького котёнка, — даже немного игриво сказал Нацумэ.
Сосэки встал под Огаем и протянул руки, глядя на мальчика снизу вверх.
— Прыгай, не бойся, — нарочито ласково, как разговаривают с маленькими детьми, проговорил Нацумэ. — Я тебя поймаю.
— Ой, вам определенно не идёт такой тон, Нацумэ-сенсей! — воскликнул Огай, делая большие глаза.
Он ловко перекинул ноги и спрыгнул вниз. Сосэки едва успел сделать шаг назад, чтобы его не задело. Оказавшись на земле, Мори отряхнул свои брюки и посмотрел на учителя.
— Ну что, пойдёмте домой? — спросил он.
— Да. Пойдём домой, — Нацумэ улыбнулся ему, и Огай, кажется, впервые за месяц улыбнулся ему в ответ.
Они направились к выходу с площадки. Оказавшись возле калитки, Мори обернулся назад и как-то особенно грустно вздохнул. Сосэки с улыбкой посмотрел на него.
— Что такое?
— Я хотел сегодня потренироваться, — пробормотал Огай.
— Последнее время ты не любишь тренировки, — сказал Нацумэ и тут же прикусил язык.
Ведь наверняка Мори стал не любить тренировки после того, как Сосэки впервые наказал его за плохие результаты. Кому же понравится заниматься тем, в чём за любую провинность жестоко наказывают? Нацумэ не помнил точно, с чем тогда Огай не смог справиться, но точно помнил, как наказал его: заставил бегать пятнадцать кругов по полю, а потом привёл домой и запер в комнате до ужина. Мори тогда сильно вывел его из себя, и Сосэки казалось правильным наказать его так сурово. Но теперь, когда он смотрел на себя (ему хотелось верить) трезвым взором, Нацумэ понимал, что вёл себя как худший в мире наставник.
— Ну, сегодня мне захотелось! — весело сказал Огай, выходя с площадки.
— Если хочешь, можем завтра потренироваться.
— Угу!
Мори быстро пересёк дорожку и встал на бордюр, дожидаясь, пока Сосэки закроет калитку. Заперев площадку, Нацумэ повернулся к ученику и подавил улыбку: Огай стоял на одной ноге, усердно пытаясь удержать равновесие. Заметив, что учитель наблюдает за ним, Мори сделал вид, что падает.
— Вы меня напугали!
У Сосэки чуть было не вырвалось «Я настолько страшный?», но он вдруг понял, что ответ, вероятнее всего, был бы положительным. Огай никогда не признался бы, однако скорее всего чувствовал это.
— Прости, — только усмехнулся Нацумэ.
Мори тихо рассмеялся и соскочил с бордюра, снова отряхивая брюки. Сосэки обратил внимание, насколько они грязные.
— Надо постирать твои брюки сегодня. Надеюсь, они высохнут, — вздохнул Нацумэ. — И где ты шатался?
— Я в кафе убираться помогал, — беспечно ответил Огай.
— За обед так расплатился?
— Что-то вроде.
Нацумэ только покачал головой. Пожалуй, даже в преступной деятельности Мори можно было найти плюсы: он мог позаботиться о себе, если что. Наверняка в кафе поел, потом сделал большие глаза с видом «Ах, я забыл свой кошелёк дома (нет)!» и предложил помощь в кафе в качестве платы. Ну, хоть не пропадёт парень.
Он догнал Огая и, протянув руку, погладил его по голове. На миг ему показалось, что Мори сейчас шарахнется в сторону, как тогда, когда только попал к нему. Но Огай, напротив, прильнул к руке наставника и слабо выдохнул. Сосэки позволил ему насладиться лаской.
Он подумал, что на самом деле уже очень давно не гладил мальчика по голове вот так просто. Вообще практически не касался его, если не наказывал и не выдавал дежурную ласку после. Наверное, после такого Мори должен был возненавидеть подобные жесты. Но всё оказалось иначе.
— Нацумэ-сенсей… — тихо позвал Огай.
— Что такое, мой мальчик? — спросил Сосэки, в очередной раз чувствуя укол вины. Обращение «мой мальчик» исчезло из их разговоров слишком давно.
— А вы… накажете меня за это? — спросил Мори.
— За то, что убежал из дома ночью, шатался непонятно где, не давал о себе знать, взволновал всю семью Абэ и разговаривал так дерзко? — хмыкнул Нацумэ. Он видел, как с каждым словом Огай начинал дуться ещё больше, явно недовольный таким большим перечислением своих проступков. — Нет, не накажу.
— Нет? — удивлённо уставился на него Мори.
— Нет. Я сильно обидел тебя, и ты имел полное право так поступить. Хотя, конечно, — тут Сосэки всё-таки не удержался и послал мальчику предупреждающий взгляд, — я ожидаю, что, если такое повторится, ты хотя бы будешь ночевать у семьи Абэ дома, а не станешь шататься по ночам где попало.
Мори просто кивнул и задумался. Нацумэ уже почувствовал подвох. Быть не может, чтобы Огай вот так просто оставил эту фразу. И эта задумчивость… Не к добру. Если Мори делает этот серьёзный взгляд, значит, ему пришла в голову какая-то идея. И что-то подсказывало Сосэки, что идея ему не сильно понравится.
— Не-а, не могу обещать! — вдруг беспечно сказал Огай. — Гулять по ночам — это так интересно!
— Это ещё и опасно, — заметил Нацумэ, почти не удивившись такому ответу. — Не стоит бродить ночью. Особенно одному. Особенно по опасным районам.
— Да ладно, ничего со мной не случится!
Сосэки прищурился. Мори определённо преследовал какую-то цель, споря с ним и не слушаясь
опять. Раньше Нацумэ просто отругал бы его и как следует наказал, даже не задумавшись о причинах такого поведения, однако теперь ему не хотелось так поступать. Хотелось понять, какую цель преследовал Огай.
— Огай, пожалуйста, не гуляй по ночам, — мягко сказал он, внимательно следя за реакцией мальчика. — Хотя бы не так часто. И хотя бы предупреждай, куда ты идёшь. Хоть кого-нибудь.
— Да ладно, вы даже не замечаете, когда я ухожу или прихожу! — пожал плечами Мори. — Всё со мной будет хорошо!
И неожиданно какое-то
кошачье шестое чувство подсказало Нацумэ, зачем Огаю всё это представление.
— Огай, будешь гулять по ночам — накажу, — сказал он, внимательно глядя на своего
блудного сына подопечного.
— А я уже гулял, Нацумэ-сенсей! — весело воскликнул Мори, хитро сверкая красными глазами.
«Ну точно напрашивается!» — хмыкнул про себя Сосэки. Он огляделся, нашёл глазами лавочку и сел на неё. Огай удивлённо посмотрел на него, но Нацумэ только поманил его к себе. Мори пожал плечами и спокойно подошёл к учителю.
— Я так понимаю, никто не наказал тебя за те прогулки.
Огай просто пожал плечами ещё раз, немного исподлобья глядя на наставника. Он точно был несколько напряжён, однако старался не показывать этого. Сосэки мысленно чуть улыбнулся.
— Сколько ты гулял?
— Один день. Примерно с часу до шести, — кажется, вполне честно ответил Мори. Он явно недоумевал, к чему эти вопросы.
— Сколько это часов?
— Ну, пять.
— Теперь умножь на два.
— Десять. К чему всё это, Нацумэ-сенсей?
Вместо ответа Сосэки потянул Мори на себя и заставил его лечь животом на свои колени. Огай удивлённо выдохнул, когда увидел перед глазами землю. Нацумэ положил руку ему на спину, слегка придерживая ребёнка.
— Значит, получишь десять шлепков. По одному за каждые полчаса прогулки.
Мори даже не успел ничего сказать, а Сосэки уже замахнулся и шлёпнул его в первый раз. Мальчик очень тихо ойкнул и сжался, стиснув ткань брюк наставника в пальцах. Нацумэ не стал останавливаться и, придерживаясь ровного темпа, продолжил легонько шлёпать ученика. Мори немного ёрзал, но в целом довольно спокойно переживал наказание. Он смотрел чётко перед собой примерно до седьмого шлепка, а потом вдруг закрыл глаза, как-то разом смирившись со своей участью. Рукой Сосэки почувствовал, как ученик расслабился и перестал быть таким напряжённым, каким был до всего процесса. Словно он что-то понял, и это понимание принесло ему облегчение.
Сосэки довёл наказание до конца и, шлёпнув последний раз, осторожно погладил Огая по спине. Мори тихо выдохнул, аккуратно поднялся, немного морщась, и взглянул на наставника. После, правда, быстро опустил глаза, словно всё ещё чувствовал вину.
— Вот такое теперь будет наказание за твои ночные прогулки, — сказал Нацумэ, внимательно наблюдая за реакцией Огая.
— Оно… стыдное, — выдавил Мори. — Так только детей наказывают.
— А ты разве не ребёнок? — хмыкнул Сосэки.
Огай помотал головой и, заметив снисходительный взгляд учителя, надулся.
— Я уже не ребёнок!
— Да-да, не ребёнок, — закатил глаза Нацумэ, вставая. Поправив свои брюки, он раскинул руки в стороны, как бы приглашая ученика в крепкие объятия. — Иди сюда, не-ребёнок.
Мори немного помялся, но потом всё-таки сделал пару шагов и нырнул в объятия к наставнику. Было слышно, как у него вырвался тихий вздох облегчения. Сосэки прижал его к себе, погладил по голове и прикрыл глаза. Наконец-то всё это закончилось… Спустя три дня он стоит и обнимает своего ученика, они с ним помирились, и всё у них должно наладиться. От этого на губах сама собой появилась мягкая улыбка.
— Значит, ремня больше не будет? — нарушил тишину Мори, всё ещё прижимаясь к наставнику.
Нацумэ вздохнул, опять погладил воспитанника по голове. Вряд ли Огай сможет удержаться в рамках хорошего поведения без наказаний. Конечно, с ремнём у них обоих теперь связаны крайне неприятные воспоминания (как будто до этого было по-другому!), однако всё же отказываться от него в порыве раскаяния было бы глупо. Как бы Сосэки не хотелось признавать этого, но ремень всё-таки действовал на его ученика. После наказания, если оно было заслужено, Мори и вправду какое-то время вёл себя лучше.
— Будет. Но редко. Очень, — он заговорил отрывисто, тщательно подбирая слова. — Наверное, не больше пятидесяти ударов.
— Десяти, — тут же выдвинул условие Огай. Нацумэ смог только усмехнуться: поняв, что наставника не убедить, Мори сразу же попытался выторговать для себя лучшие условия.
— Сорока пяти.
— Двадцати пяти?
Сосэки немного подумал и кивнул:
— Хорошо. Двадцати пяти.
— Нифига! — удивлённо выдохнул Мори. Он явно не ожидал, что удастся договориться.
Нацумэ с лёгким смешком покачал головой и шлёпнул ученика ещё раз. Огай подпрыгнул от неожиданности и, надувшись, посмотрел на учителя. Пояснять Сосэки ничего не стал — Мори наверняка понял, за что это было, — просто вновь прижал его к себе и погладил по голове. Мальчик коротко вздохнул и упал лбом на его плечо, устало прикрыв глаза. Его руки крепко обняли наставника, и Нацумэ понял, что теперь Мори точно простил его.
Он провёл рукой по спине Огая, слушая его дыхание. С души словно упал большой камень, и Сосэки в который раз подумал, как он рад тому, что
его ребёнок Огай вернулся.
* * *
У их дома тусила пара подростков, в которых Мори мгновенно признал Кобо и Котаро. Его друзья стояли, разговаривая друг с другом. Исака возбуждённо махал руками, в то время как Абэ просто слушал его, иногда кивая головой. Заметив Огая и его наставника, они быстро повернулись к ним.
— Здравствуйте, молодые люди, — сказал Нацумэ-сенсей, когда они подошли ближе.
— Здравствуйте, Нацумэ-сан, — Кобо поклонился.
— Здрасьте, — кивнул Котаро.
Мори бросил взгляд на наставника, которому явно очень не понравилось такое невежливое приветствие. Исаку Нацумэ-сан почему-то недолюбливал, хотя Огай никогда не понимал почему. Он догадывался, что это может быть связано с одной их детской проделкой, но сколько не спрашивал, никогда не получал внятного ответа от наставника.
Неловкое положение тем временем спас Кобо, который стрельнул песком в спину Исаки, заставив его поклониться. Котаро зашипел и хотел было что-то сказать, но Нацумэ-сенсей ему не дал.
— У вас к нам какое-то дело? — осведомился он ровным голосом.
— Мы просто пришли посмотреть, как тут Огай, — Кобо улыбнулся и перевёл взгляд на него, как бы спрашивая.
— Всё в порядке, — кивнул Мори. — Спасибо твоей семьей и тебе за то, что приютили меня.
Ему было немного неловко говорить об этом, особенно в присутствии наставника, однако тот ничего не сказал. Абэ меж тем улыбнулся и поправил очки.
— Мы всегда будем рады тебе, — мягко проговорил он.
В его глазах Огай прочёл радость за него и немного покраснел. Ему было приятно, что на свете есть человек, который переживал за него. И не один: в глазах Котаро тоже можно было прочесть радость за друга. Тем не менее, дерзость в адрес наставника Мори там пока была сильнее.
— Значит, ты возвращаешься домой? — спросил Исака, неприязненно глядя на Нацумэ-сенсея. Их нелюбовь друг к другу была взаимной.
— Ага. Всё в порядке, Котаро, — улыбнулся Огай.
Они уже даже его вещи перенесли обратно в квартиру Мори и Нацумэ-сенсея, пока там никого не было: Огай решил, что пора прекращать нагло пользоваться добротой Ёко-сан и Исао-сана. Даже если бы он не помирился с наставником, всегда была бы возможность сбежать вновь. Тогда он отправился бы к Момо и остановился бы у неё на некоторое время. Что было бы дальше, он не знал: не планировал так далеко.
Мори был рад, что ему удалось помириться с Нацумэ-сенсеем и даже договориться о максимальном наказании. Теперь не нужно было переживать из-за неопределённости и из-за необходимости обращаться к Момо за помощью. Теперь не нужно было волноваться о том, какое наказание его ждёт. Нацумэ-сенсей был человек слова — надо отдать ему должное — поэтому Огай мог доверять ему
хотя бы в этом отношении.
— Это здорово, — Кобо снова немного нервно поправил очки. — Надеюсь, вы больше не будете… ну… ссориться.
— Мы постараемся, — кивнул Нацумэ-сенсей.
Мори ощутил, как его рука легла на его плечо и немного сжала его, и вновь слегка покраснел. Любая ласка от наставника была довольно непривычной. Наверное, можно попытаться снова привыкнуть к этому… Он не был уверен, что сможет, но подумал, что раз уж он дал Нацумэ-сенсею шанс, значит надо идти до конца.
— Спасибо твоей семье, Абэ-кун, и тебе, — мягко проговорил учитель, — за то, что присмотрели за Огаем.
— Он мой друг, Нацумэ-сан, — Кобо улыбнулся. — Так сделал бы любой на моём месте.
Внезапно взгляд наставника стал немного строгим. Мори недоумённо посмотрел на него, а Нацумэ-сенсей уже сказал:
— Но всё же я ожидаю, что в следующий раз ты не будешь забрасывать нашу кухню песком.
— Ой, простите! — Кобо густо покраснел и сразу же принялся протирать очки. — Я просто не знал, как иначе донести до вас… то есть, как иначе сказать вам, что… ну, вы поняли.
— Понял. Но больше так не делай. А то родителям расскажу.
— Хорошо. Простите, я больше не буду, — пробормотал Абэ, всё ещё отчаянно краснея и опуская взгляд в пол.
Котаро посмотрел на это дело и громко цокнул языком. Мори практически видел, как его ломает от того, что его друг извиняется перед ненавистным Нацумэ-сенсеем. Ему с трудом удалось подавить смешок. Исака иногда был таким ребёнком!
— Исака-кун, веди себя прилично, — упрекнул его наставник.
— Ага, всенепременно, — с сарказмом бросил Котаро.
— Пойдёмте домой, Нацумэ-сенсей! — вмешался Мори прежде, чем учитель успел что-либо сказать. Он схватил наставника за рукав и потащил дальше, а сам обернулся к друзьям и помахал рукой. — Пока, ребят!
— Пока, Огай! — крикнул Кобо, улыбаясь и маша в ответ.
— Пока, — кивнул Котаро, лениво махнув рукой.
Нацумэ-сенсей тоже попрощался и направился вверх по лестнице, бормоча что-то вроде «Несносный ребёнок!». Мори улыбнулся и ещё раз обернулся к друзьям, пока наставник не видел. Кобо опять улыбнулся ему, а Котаро, ухмыльнувшись, перевёл взгляд на Нацумэ-сенсея и показал ему средний палец.
Абэ закашлялся от удивления и страха и уставился на Исаку. Мори же тихо рассмеялся и поспешил за наставником, который мог что-то заподозрить и обернуться. Огай сильно сомневался, что после такого жеста Котаро ушёл бы от наказания.
Он догнал Нацумэ-сенсея и вместе с ним вошёл в квартиру. Наставник запер дверь за ними и повернулся к нему. Мори окинул взглядом коридор, вдохнул запах специй, одеколона Нацумэ-сенсея и ещё чего-то до боли знакомого и родного и ощутил, как трёхдневное напряжение наконец начинает отпускать его. Наставник положил руку ему на плечо.
— Наконец-то ты дома.
— Да. Наконец-то я дома, — согласился Мори, будучи не в силах сдержать улыбку.
Элис в его голове рассыпалась звонким и счастливым смехом. Ни о чём не думая, Огай прильнул к Нацумэ-сенсею и последовал её примеру, чувствуя, как наставник ласково обнимает его за плечи.
