Когда рушатся планы

Поездка в Сумеру не задалась с самого начала. Скарамучча на протяжении всего эксперимента выбешивал одним лишь своим присутствием, ему даже рот не нужно было открывать. Казалось бы, странно испытывать такие глупые эмоции по отношению к кукле, но Дотторе даже не думал разбираться с этим. По крайней мере, пока не вернëтся в лабораторию в Снежной. Время стремительно ускользало, а ему очень хотелось успеть спрятаться, оставив вместо себя Омегу. Второй проблемой были мудрецы. Излишне самоуверенные, эгоистичные и заносчивые вечно путались под ногами, подлизывались. Отвратительно. От них требовалось лишь подготовить капсулы знаний, да профинансировать создание собственного нового архонта, но мерзкое лицо Азара продолжало мельтешить перед глазами почти каждый день. А потом в Сумеру заметили путешественницу и всё обернулось совсем печально. Мудрецы явили всю свою глупость, Сëки но Ками слишком быстро пал, даже не успев стать богом, но что хуже всего – все аугментации пришлось уничтожить. И хотя на словах он был равнодушен, злость в груди клубилась едким чёрным дымом, и даже Крио едва ли смог бы справиться с огнедышащим чудовищем внутри. Чёртов уговор. Чëртовы гнозисы, Бездна их подери. Одно условие и всë идёт крахом. Слишком плохо, что кажется, будто это чей-то хорошо спланированный план. Живот скручивает спазмом, по телу неприятно предупреждающе проходится жар. Дотторе зло скалится и ускоряет шаг. От Панталоне отвернулись боги... Ха! Смешно. Дотторе был проклят Вселенной, глупая шутка судьбы. Из-за всей суеты забыть принять подавители – за жизнь, длиной в четыре века, на памяти Дотторе такое впервые. И ослабителей, как на зло, при себе нет. Срез, что обязан был их доставить, безжизненной тушей покоится где-то на просторах Тейвата, так и не доехав до оригинала, и единственным спасением Дотторе видел возможность создать таблетки в лаборатории Академии, а потом закрыться на недельку от всего мира. Плевать на всë. В Заполярном даже не заметят его отсутствия. Главное успеть. В пустом коридоре отчётливо слышатся чужие шаги. Лёгкий быстрый шаг, ритмичный стук каблучка, яркий запах Интейвата с примесью чего-то космического. Хорошая сильная альфа стремительно приближается, и Доктор до скрипа на зубах хочет проскользнуть в пустующий кабинет. Гордость не позволяет прятаться. Не в его стиле. – Дотторе?! – удивление с примесью настороженности отчётливо слышится в голосе девушки. Та замирает прямо перед предвестником, вынуждая того выскользнуть из своих мыслей. – Аааа... Путешественница. Приятно видеть тебя снова, – тянет Дотторе, останавливаясь в паре метров. Взгляд из-под маски быстро пробегается по девушке. Изучает. На первый взгляд никаких отличительных особенностей, ничем не лучше бет и омег этого мира. Но Доктор знает – она особенная, и что было бы очень интересно исследовать женщину-альфу: в Тейвата таких отродясь не водилось, но при других условиях. – Я бы с радостью поболтал ещë, но, к сожалению, вынужден удалиться. Сама понимаешь, дела не терпят отлагательств, – ответил мужчина и, откланявшись, продолжил свой путь, стараясь не сокращать дистанцию. Но вновь останавливается. Наглая девчонка имеет смелость преграждать ему путь. – Что ты задумал? Мужчина цокает, руки на автомате сжимаются в кулак. Пронзительный золотой взгляд буравит маску, и Доктор подмечает для себя еë излишнюю смелость, которая в прошлую встречу не особо наблюдалась. Освоилась на новом месте? Почувствовала отсутствие достойной конкуренции? По истине удивительный образец. – Абсолютно ничего противозаконного, уверяю тебя, – Люмин взглядом стреляет недоверием, всё так же продолжая преграждать путь. Это начинает раздражать. – Ну же, не стой столбом. Дай пройти. – Что ты делаешь в Академии? – звучит почти как угроза, и всë же Дотторе чувствует её страх. Он почти слышит, как вот-вот в бешеном ритме застучит её сердечко. Действительно, он произвёл хорошее первое впечатление о себе, или, кажется, она ещë просто не готова сразиться со вторым, но её долг защитницы заставляет вести себя неразумно. Быть может, сегодня ему удастся заполучить ещë один трофей. – Спешу в лабораторию, и ты, видимо, очень хочешь составить мне компанию, – огрызнулся предвестник, вновь пытаясь обойти наглую путешественницу. Девушка в этот раз не спешила мешать, взглядом изучая учёного. Нет, вместо этого она автоматически перехватила его запястье, останавливая подле себя. – Что же, раз ты так хочешь... – голос Дотторе с фальшиво-приветливого слишком резко становится почти чистой угрозой, от чего по телу электрическим разрядом прошлись мурашки. Перехватив кисть поудобнее, обязательно стараясь при этом выломать сустав, заставив Люмин взвизгнуть от неожиданности и неприятных ощущений, дёрнул девушку на себя, второй рукой хватая еë подбородок, заставляя смотреть прямо на него. В её глазах впервые мелькает ужас, тут же сменяемый каким-то удивлением. – Возможно, поковырявшись в твоих орг... Дотторе с ужасом замирает, и Люмин видит, как на открытой части лица проявляется неверие, и тонкие губы, обрываясь на полуслове, кривятся. Коридор хорошо продуваемый, но слишком резко в нём становится слишком жарко, слишком душно, слишком-слишком... Воздух слишком заряжен, словно неумелые студенты вызвали реакцию перегрузка в соседнем кабинете. И Люмин чувствует. Чувствует всем телом этот едкий-едкий запах мяты и ментола. Такой яркий, что перед глазами начинают плыть звёздочки. И приятный. Люмин в экстазе прикрывает глаза, силясь вдохнуть побольше, едва различая брошенное в воздух "черт". И чувствует, как еë с силой толкают в противоположную стенку. Моментально приходит в себя. Дотторе спешит, но Люмин уже не упустит своего. – Ахаха, так ты у нас хорошенькая омежка? – певуче тянет она, оббегая предвестника сбоку. Тот лишь беспомощно скалится, не сбавляя шаг. А в Люмин просыпается вся еë смелость и наглость. Невероятная удача. – Поразительно, что я сразу не почувствовала тебя. Наверное, заглушки тоннами ешь... – девчонка все не отлипала. – Молчишь. А как же твоё приглашение? Силенок не хватит? Не такой уж ты и страшный теперь. Стены Академии содрогнулись. Острая боль прошлась по всему телу, но сразу же притупилась на фоне чудовищного давления длинных пальцев, сомкнувшихся на шее. Люмин чувствовала, как со стены посыпалась штукатурка. Спиной чувствовала вмятину. Неожиданно и слишком сильно. Дотторе всего лишь одной рукой впечатал путешественницу в стену, – казалось ему вообще не стоило это никаких усилий, – заставляя звёздочки от нехватки кислорода плясать перед глазами. Девушка могла лишь беспомощно кряхтеть, чувствуя, как начинает отключаться. От безысходности хлопает своей рукой по чужой, сжимающей еë горло. И заходится кашлем, когда её отпускают, а кислород вновь беспрепятственно поступает в легкие. Поднимает затуманенный взгляд на предвестника, что замер в паре метров от неё, обхватив себя рукой. – Блин, – всë ещë хрипит она, потирая ноющее горло, там точно останутся синяки. Сама уже не спешит сокращать дистанцию, желая обезопасить себя. Фокус оказался неожиданным и очень отрезвляющим, напоминая путешественнице от том, кто перед ней находился. – кошмар, ну и сила... А ты точно?.. – Заткнись уже! – рявкнул Дотторе, безвольно облокачиваясь на противоположную стену и оседая на пол, руками всё также обхватывая себя под низ живота. Не успел. Люмин глупо пялится на предвестника, силясь понять, какие чувства в ней преобладают, и, что важнее, как быть дальше. Отчаянно пытается разложить всё по полочкам, попутно восстанавливая дыхание. Дотторе, – на минуточку второй предвестник, – омега, клубочком осел в двух метрах от неë, сопротивляясь сильнейшим спазмам. Значит началась течка и, по всей видимости, спасать его никто не собирается. И его собственный запах слишком сильный, а значит альфы у него нет. Люмин хмурится, в очередной раз анализируя представшую пред ней картину. – Лучше не подходи, – наперёд рычит Доктор, уловив малейшее движение с противоположной стороны. Девушка смиренно приподнимает руки. Очевидно, что оставлять всё на произвол судьбы идея так себе. По крайней мере, так казалось Люмин. – Я могу помочь... – почти шепчет путешественница, делая маленький полу шажок в сторону предвестника. И в удивлении замирает, когда видит, как продрагает тело напротив. И кажется, ей даже не послышалось это жалобное тихое-тихое мычание. Дотторе в недоверии пытается отползти чуть дальше. – Мой брат тоже омега, я знаю о чем говорю. – Мне нужно в лабораторию, – шипит в ответ учёный, жмурясь от нарастающего дискомфорта. Слишком сильная реакция, крайне непривычная и унизительная. Ноги предательски дрожат, и предвестник даже не уверен сможет ли сам встать. Хочется лезть на стенку и выть, но от бессилия получается лишь окончательно распластаться на мраморном полу, ворочаясь из стороны в сторону. Он слишком долго принимал подавители, что теперь всë протекает настолько плохо. – Да поздно уже, – отвечает Люмин, подходя ещë на полтора шага и останавливается. Дотторе не обращает внимание, и она продолжает приближаться чуть более уверено. – В таком состоянии ты даже не дойдешь. А если встретишь альфу? Не уверена, что все здесь обладают таким же благородством. – А что тебе мешает? – голос кажется почти беспомощным, и Люмин едва ли верит в происходящее. Внутри что-то неприятно сжимается и девушка готова закрыть глаза на всё на свете. – Опыт. Я умею себя контролировать. И, тем более, я же из другого мира. – Зачем? – Я помогаю всем, кому нужна помощь. Без исключений. Ты хоть тип и премерзкий, но я не могу просто оставить тебя здесь, а то вдруг в будущем отомстить захочешь, – отшучиваться Люмин, оседая на корточки рядом с предвестником, непроизвольно хватая того за плечо. Большим пальцем поглаживает, заставляя переключить на себя внимание. На самом деле стоило оставить его здесь, а лучше передать каким-нибудь альфам-пустынникам, и пусть выкручивается как может. Но Люмин не может так поступить, способная закрыть глаза на все проделки злосчастного предвестника. Слишком много дерьма она видела за свою долгую жизнь, слишком серым оказался этот мир, да и не ей судить – у самой руки знатно измазанные чужой кровью. – Кто-нибудь знает? – в ответ лишь мычание, но Люмин догадывается, что скорее всего нет. Дотторе чрезмерно гордый, чтобы позволить кому-то знать такое. Есть даже вероятность, что после он попытается избавиться от девчонки, или хотя бы стереть ей память об этом. От таких мыслей на губах сама растягивается довольная лыба. Наблюдать за беспомощным предвестником оказывается крайне приятно. Но Люмин отдергивает себя: не стоит уподобляться плохим привычкам. В инвентаре бардак, но Чайник находится очень быстро. – Эй, поднимайся, – почти приказным тоном она обращается к Доктору, подхватывая его под руку, помогая сначала сесть, а затем, не без колоссальных усилий и при помощи стенки, встать, практически полностью взваливая его на себя. С трудом ей удаётся всучить ему пригласительный, сжимая его в чужой руке своей. – Держи, – говорит она, напоследок осматриваясь по сторонам. Будет не очень удобно оправдываться, если кто-нибудь увидит, как первый мудрец Буэр крадёт второго предвестника. И прежде, чем Дотторе успевает задать следующий вопрос, как они перемещаются в Чайник. Оказавшись внутри дома Люмин быстро осмотрелась по сторонам, вспоминая какая из комнат находилась в более-менее приличном состоянии, за которую не было бы стыдно. Конечно распинаться и стараться специально ради Дотторе она не станет, но и запирать в голых стенах его совершенно не хотелось. Она обречённо выдыхает, вспоминая, что единственная приличная гостевая комната находится на втором этаже, и мысль бросить предвестника на диване уже не кажется такой плохой. Люмин чертыхается, но плетётся в сторону лестницы. – Черт, почему ты такой здоровый? – доносится до Дотторе откуда-то сбоку из-под него, но он так и оставляет вопрос без ответа. Люмин девочка не глупая, сама догадается. Гораздо больше ему сейчас хотелось прирезать кого-нибудь, а себя в первую очередь. Жаль срезов не осталось. Кое-как с горем пополам поднявшись на второй этаж, Люмин на пару секунд остановилась перевести дыхание. Вход в комнату находился прямо в трех метрах, и путешественница была бы очень рада, если бы гость смог сам добраться, но судя по тихим стонам, доносившимся до неë, он едва ли смог простоять сам хоть пару минут. А ещë так отчаянно в лабораторию рвался, которая находилась одной Нахиде известно где. До неë вновь донёсся его запах, пьяня, и в тоже время отрезвляя, подстёгивая закончить начатое по доброй воле. Вдохнув поглубже, она вновь двинулась вперёд. Довольно просторная комната, обустроенная максимально простенько, но с комфортом, вполне соответствовала инадзумскому стилю. И хотя Дотторе наверное больше бы оценил сумерский, никто ничего менять бы не стал. Да и думалось Люмин, что ему сейчас совершенно не до стилей. Небрежно сбросив с себя на кровать лишний балласт, она снова оценивающе прошлась по предвестнику. По всей видимости лучше ему не становилось, да и навряд ли бы стало. Таблеток у Люмин отродясь не бывало – всё всегда хранил у себя Итэр. Выход из ситуации виделся ей лишь один, и нельзя было сказать, что ей он нравился. Дотторе бы тем более не оценил. Говорить ему пока не стоит. – Попытайся сам раздеться, – отрешено, словно дальнейшая его судьба путешественницу вовсе не волновала, сказала Люмин, направляясь к выходу из комнаты. – Я вернусь минут через десять-пятнадцать. И сильно хлопнула съезжающимися дверьми. Паймон почти устраивает истерику прямо посреди улицы, напрочь отказываясь даже выслушать Люмин, и лишь чудом вовремя подоспевшая Нахида убеждает маленькую подругу, что путешественнице правда нездоровится, и следующие пять-шесть дней еë действительно лучше не беспокоить. Тогда в глазах феечки проскакивает беспокойство, и она соглашается. И Люмин очень благодарна Нахиде за помощь, хотя что-то в еë голосе кажется девушке подозрительным. Но судить божество мудрости за чрезмерное знание и осведомлённость, тем более после оказанной помощи с Паймон, путешественница не смеет. В любом случае самое главное, что Чайник оставлен на сохранение в гостиничном номере под присмотром Паймон, а с самой феечки взято обещание не соваться в обитель следующую неделю. Про Дотторе, находившегося в Чайнике, Люмин тактически умолчала. По прибытию в обитель, как и было обещано ровно через пятнадцать минут, Люмин едва сдерживается, чтобы блаженно не застонать. С самого порога в дом еë встречает его запах, от которого ей почти срывает крышу, и как бы путешественница не хотела признаваться самой себе, он действительно ей очень нравился. Но инстинкты были всего лишь инстинктами, запахи – запахами, а Люмин оставалась особенной альфой, способной справиться с непосильными для других задачами. Отыскав небольшой тазик и чистое полотенце, она набрала холодной воды и двинулась в сторону лестницы. В комнате первым делом еë взгляд стрельнул по предвестнику. Доктор, свернувшись эмбриончиком, возбуждённо постанывал, ворочаясь из стороны в сторону на вкрай смятой кровати, и, кажется, вовсе не обратил внимание на вернувшуюся путешественницу. С верхней частью одежды, как и с сапогами, он справился самостоятельно, но спущенные лишь чуть ниже колен штаны, синяя рубашка, мокрая от пота и прилипшая к телу, поверх которой проходила не поддавшаяся портупея, остались проигнорированными. Оставив тазик возле кровати, путешественница поспешила избавить гостя от ненужных вещей, место которым было теперь только в стирке. Неожиданным для неë стала его реакция на соприкосновения. Она чувствовала жар, исходящий от него, и Дотторе протяжно умоляюще застонал, тогда-то Люмин окончательно поняла, что все их дела полная дрянь. До предвестника же дошло, что он лежит полностью обнаженый, в чужом доме, в чужой кровати лишь когда с него пропала его вездесущая маска, вместо которой на лоб пригромоздилось едва ли охлаждающее полотенце. Лицо тут же стыдливо вспыхнуло, моментально окрашиваясь в красный. Всë ещë защитно обхватывая себя руками, он перевёл затуманенный взгляд на девушку. В нём читалась немая мольба. – У меня нет ничего, что могло бы помочь, – почти виновато отвечает Люмин, другим полотенцем обтирая содрогающееся тело. – Боюсь, что другого выхода просто нет. – Не надо... – И что? Пять дней будешь вот так страдать? Башкой своей гениальной подумай, умный же вроде, – и меняет компрес на лбу. Про себя подмечает, что внешне физически Дотторе совершенно не выглядит как омега. Прекрасное крепкое телосложение, проступающие упругие мышцы, достаточный волосяной покров. Даже возбуждённый член, длиной под двадцать сантиметров. Если бы он сейчас страдальчески не воротился на кровати в еë доме, источая по истине божественный запах, и не пачкал еë простынь, она бы никогда в жизни бы не поверила. Но он был здесь, пах, ворочался и страдал. И с этим решительно нужно было что-то делать. Даже если этот придурок согласится страдать целыми днями на пролёт, его стоны, слышимые даже с улицы, всё равно не дадут ей спокойно поспать. В ответ Дотторе кажется хнычет, но всё же соглашается, и Люмин это радует, – не очень хотелось заниматься таким насильственным путём. Забирая его вещи она выходит из комнаты. Возвращается уже в одних только трусиках, в одной руке держит страпон, во второй, на всякий случай прихватив с собой, баночку со смазкой. От такого вида Дотторе пробивает на дрожь, но еë запах окончательно его кумарит, и мир начинает плыть перед глазами. В глубине Доктор надеется, что сейчас просто потеряет сознание, и ничего делать не придётся. Люмин, естественно, замечает его встревоженность. – Не беспокойся, у меня нет члена, и оплодотворить тебя у меня не получится, – в надежде успокоить говорит она, нависая над предвестником. Тот старается отвести почти невидящий взгляд, скрывая пристыдлевый румянец. – Это, – проводит рукой по страпону и показывает мужчине, – всего лишь фалоимитатор, на нём нет узла, и если захочешь я смогу выйти. Я так полагаю ты никогда раньше не зан... – Нет! – Тогда тебе нужно потерпеть ещë немного, – говорит Люмин, отстраняясь от предвестника. Краем он видит, как она тянется к баночке со смазкой, и от волнительного предвкушения чего-то нового снова продрагает. – Мне нужно немного растянуть тебя, чтобы не было так больно. Ты, конечно, и так весь мокрый, но смазка прохладная и должна помочь немного успокоиться, – продолжает она, захватывая пальцами белый гель. Волнение нападает с новой силой, и Дотторе дрожит, совершенно позабыв о спазмах и болях. Люмин, заметив неотступающее волнение, лишь горько улыбается, и левой свободной рукой подхватывает изнутри правую ногу, забрасывает себе на плечо, сама подползая ближе. Не спешит, медленно поглаживая по внутренней стороне бедра и целует икроножную мышцу. – Ну всё, всë... Всë хорошо, я ничего не сделаю, – нашептывает она, продолжая поглаживать и целовать, пока дрожь не утихает полностью. – Умничка... Гель приятно холодит податливое колечко, и тонкий пальчик без проблем соскальзывает внутрь, раздражая и без того сверхчувствительные стенки. Доктор бесстыдно стонет, выгибаясь, а Люмин мечтает, чтобы это мгновение никогда не заканчивалось. Предвестник слишком красив, пластичен и элегантен в своих движения, а вспоминая мгновением ранее его по-детски умилительный страх и волнение, ей хочется забрать его себе полностью и никогда не отпускать. И пускай друзья и товарищи думают что хотят о ней. На мгновения, проведённые с Дотторе, сейчас она готова променять даже брата. Забываясь, Люмин добавляет ещë сразу два пальца, и виновато ойкает на протяжное недовольное мычание. Гортанный полурык срывается с губ предвестника, и путешественница готова кончить только лишь от звучания его голоса. Сфинктер с лёгкостью пропускает четвёртый, и Люмин начинает медленно двигать ими, периодически немного расширяя и без того податливое на любые ласки колечко, разводя пальцы чуть в сторону, но чтобы не причинить боль. – Мммххааа... – стонет Дотторе, по чуть-чуть двигаясь бёдрами в такт, стараясь насаживаться поглубже. – Ещë... Люмин никогда не теряла трезвости в сексе. Она всегда прекрасно знала, что делать, как делать и когда делать. Но сейчас ей почти срывает крышу, не столько от возбуждения, сколько от его молящего голоса, и ей так хочется помочь ему справиться с этой проблемой, вот только внутренний эгоистичный монстрик-собстенник, что так редко проявлялся в ней, желает поиздеваться ещë не много. Когда же ещë выпадет такой чудесный шанс? И Люмин с ним соглашается. Вытаскивая пальцы она слышит его жалобный стон, и на секунду ей кажется, что уподобляться желаниям не стоит, но Дотторе перед ней, такой идеально-беззащитный, заставляет кровь внутри вскипать. Окончательно усевшись на кровать, разведя собственные ноги в стороны, хватает его под низ живота и тащит на себя, приподнимая таз и ноги, последние перехватывая руками поудобнее, чтобы, не дай архонты, он не сжал их у неë на голове. Верится ей, конечно, с трудом, что с такой дрожью ему бы хватило сил раздавить ей голову, но вспоминая выходку в Академии, перестраховка всë же не помешает. И Дотторе с застывшим ужасом на лице откидывается назад, окончательно сминая всë постельное, и просто начинает ковырять дырки в матрасе, когда прохладный язык касается его ануса. В безуспешной попытке дёргается, пытаясь вырваться, но хватка Люмин, к его удивлению, оказывается крепкой. – Кхааааа,.. – хнычет предвестник, когда язык соскальзывает внутрь, и от удовольствия в уголках глаз предательски проступает влага. – Яааа... Я убью тебя... Люмин на такие заявления лишь усмехается и двигается быстрее, взглядом упираясь в его карбоново-красный взгляд, затуманенный возжелающей дымкой. Цепляется за изящные, но иссохшие и искусаные губы, кривящиеся при каждом новом движении еë языка внутри него, за выступающий румянец, когда он слышит эти тихие чавкающие звуки, за ряд заострённых зубов, за тонкую, почти незаметную линию слюней, стекающих по подбородку. И Люмин хочет попробовать и их на вкус: будут ли они такими же солоновато-сладкими, такими же освежающе-мятными, как и его смазка. Прикрыв глаза, вдыхая полной грудью его запах, путешественница нехотя отстраняется, борясь с не отступающим желанием нависнуть над ним и поцеловать. Тонкие ниточки слюней и его секрета тянутся от еë губ, и, обрываясь, стекают по подбородку. Люмин слизывает остатки со своих и на последок проходится языком вдоль анала вверх, слегка покусывает, но тут же виновато целует мошонку, и продолжает двигаться вверх вдоль члена, дергающегося от еë прикосновений. Наконец обводит вокруг головки языком, оставляя невесомый своеобразный поцелуй, и полностью отстраняется. Дотторе взволновано следит за каждым еë действием, и дрожь снова пробивает его тело, когда девушка полностью фиксирует страпон на себе. Он не выглядит здоровым, но всë равно щекочет нервишки податливому предвестнику, и Люмин, закончив наносить гель на фалоимитатор, вновь обязуется успокаивать гостя. – Я буду очень нежна, просто расслабься, – твердит она, располагаясь между его ног, и всë таки нависает над ним. Облокачивается на левое предплечье, свободной рукой успокаивающе водит вдоль бедра, иногда "случайно" задевая ноющий сфинктер, заставляя электрические разряды пробегаться по всему его телу. Не выдерживает, и всë-таки утыкается куда-то в шею, ощущая его запах и здесь. Блаженно-шепчуще просит его расслабиться, чувствуя табун мурашек, прошедших от пят до загривка. Кончик входит легко, но Люмин всë равно останавливается, позволяя привыкнуть. Дотторе выгибается и хрипло стонет ей на ухо в ответ, руками обхватывая девушку над собой, полностью заваливая путешественницу на себя, заставляя войти глубже. – Сильней... – Но ты... – Пожалуйста... И Люмин не может больше сопротивляться. Резко толкается на всю длину, срывая хриплый стон с губ предвестника, но всë равно двигается довольно медленно, лишний раз раздражая Доктора. – Быстрей! – командует он. Люмин подчиняется и наращивает темп, неотрывно следя за реакции мужчины под ней. Глаза полуприкрыты в экстазе, и абсолютно каждый его звук принадлежит только ей. И Люмин хочется, до чертиков хочется сделать его своей омегой. – Мммммм, аргх... – мычит Дотторе, ладонями закрывая лицо, – незаметно стирает выступающие слезы. Девушка молча умиляется, но виду, что всё поняла, не подаёт. Лишь толкаться начинает быстрее, от чего по комнате становятся слышны шлепки. – Путешественница... – глухой рык, в конце всё равно срывается на вой, девушка возбуждено вздыхает, сжимая в свободной руке его левую ягодицу, чуть царапая ногтями, и спустя пару резких толчков выходит. Рывком заваливает предвестника на бок, сама быстро перестраивается, оказавшись сзади, подхватывает под коленном левую ногу, отводя в сторону на себя, и также быстро входит обратно, вызывая новую какофонию звуков. – Люююмииин... Путешественница слегка покусывает загривок, чувствуя, как безвольно откидывается его голова, и свободная рука идёт ему под шею, позволяя уложиться гениальному уму на еë плече, а сама выстраивает цепочку поцелуев от шеи. На губах чувствуется солоноватый привкус пота, но для Люмин нет ничего слаще. Снова ускоряет темп, каждым новым толчком вызывая очередную порцию отчаянных стонов. Дотторе безвольной куклой покоится в еë умелых руках, полностью отдаваясь на растерзание едва ли не самой главной занозе фатуи. Люмин шепчет нежности, хотя знает, что Доктор не оценит, – не оценил бы в разумное время, – но слышит хриплое мычание и растягивается в ухмылке. Предчувствует скорую развязку, переходит на более плавный темп и толкается максимально глубоко, ненадолго задерживаясь. – Маааааааах... – белëсая жидкость изливается на живот, медленно стекая на простынь. У Люмин кружится голова от сногсшибательной какофонии запахов и голоса предвестника. Она чувствует, как тело содрогается в еë полуобъятиях, и сфинктер сжался вокруг ненастоящего члена, затрудняя движение. Медленно опуская ногу рукой хватает под ягодицу, оттягивая в сторону, и медленно выходит, ожидая чужой реакции. Предвестник лишь подвывает на еë действия, но не останавливает, и Люмин продолжает отодвигаться, пока не выходит полностью. – Легче? – тихонько спрашивает она, попутно разделываясь с креплением. Пускает быстрый взгляд на мужчину, удовлетворяясь его спокойствием. Дыхание приходит в норму, и она заворожено следит, как медленно поднимается и опускается его грудная клетка. Стоит полагать, что легче. Бросая быстрый взгляд в последний раз, она разворачивается, попутно поднимаясь с кровати. – Постой, – останавливает еë тихий голос, и путешественница оборачивается обратно. Дотторе аккуратно, словно боясь развеять пришедший покой любым резким движением, поворачивается к ней, и двигается чуть дальше к краю, словно уступая место. – Полежи со мной... Люмин переводит непонимающе-глупый взгляд с предвестника на место рядом с ним, и внутри зарождается какая-то надежда. Быстро кивает соглашаясь, и, откинув в сторону ненужный страпон, тянется за одеялом, попутно оценивая бардак, который они здесь навели. И думает, что займётся им чуть позже. Накрывает Дотторе и залезает следом. Доктор ведёт себя странно, и Люмин кожей ощущает его неозвученные желания. Пододвигается ближе и приобнимает за плечи. Дотторе, кажется, в таком положении смелеет, встречаясь своим карминово-красным взглядом с еë золотом. – Мне стоило сразу придушить тебя в Академии, – с хрипотцой начинает он, неотрывно следя за девушкой. Люмин хмыкает, а еë рука ложится на его скулу. – Как ты придушил Сохре? – В его глазах проскальзывает мимолётное удивление, тут же сменившееся озорными огоньками, но предвестник, наперекор собственным мыслям, физически остается спокоен. – Ты чудовище, Зандик. – Да. Я знаю. Его голос звонок, но Люмин всё равно слышны в нём печальные нотки. Видит, как уголки его губ дрогнули в кривой усмешке, но почти сразу же вернулись в состояние покоя. Люмин чувствует укол совести и решает попытаться перевести тему, лишь бы не оставаться в этой неловкой тишине. – И как долго ты принимаешь подавители течки? У тебя ведь явно гормональнный сбой. – Ещë бы его не было. Всю жизнь, – коротко отвечает Доктор, взгляд бегло ищет за что уцепить. Люмин чувствует, как он ломается между тем, чтобы рассказать и выплеснуть скопившиеся эмоции, и просто послать еë в Бездну. В конце концов взгляд снова замирает, прикованный к девушке. – Я сразу знал, что омега, и разработал подавители ещë до первой течки. А ещë гормональные. Я никогда бы не принял себя таким, каким я являюсь. И не приму. Его слова отпечатываются в еë голове. Люмин поджимает губы, вновь и вновь прокручивая вышесказанное, и рука, что покоилась на щеке у предвестника, инстинктивно начинает поглаживать. – Я думаю, что зря. Ты просто потрясающий, – прикрыв глаза она вновь ощущает его запах, слышит его стон, и внутри всё сжимает в плотный клубок. И ей хочется, снова так хочется его поцеловать. И пока он глупым взглядом таращится на неë, она пододвигается ближе и накрывает его губы своими, словно прося разрешения. Усмехается, когда видит в глазах напротив изумление, и стоит Дотторе позволительно приоткрыть рот углубляет поцелуй. Понимая, что перешла точку невозврата Люмин немного отстраняется, чувствуя на губах ниточку слюны, соединяющую еë с предвестником. И ей хочется, чтобы эта ниточка превратилась во что-то большее. – Будь моим... – шепчет она ему в губы, чувствуя, как сердце застучало от ожидания. В ответ он поддаётся вперёд прикрывая глаза, легонько бодается лбом, и его длинные пряди щекочут ей нос, заставляя улыбался. – Только твоим... – и немного погодя продолжает. – Работал над тем, чтобы избавиться от второго пола, – он останавливается, проверяя слушают ли его. Взгляд Люмин, слегка обеспокоенный, был полностью прикован к нему. – Всё испытания прошли успешно, и я был почти готов приступить, но для операции нужны срезы. У нас был уговор с богиней мудрости, а дело Царицы превыше собственных желаний, но это не значит, что я оставлю попытки, – и вновь замолкает, ища во взгляде Люмин поддержу. Путешественница едва ли верила в возможность избавиться от второго пола, – лишь единожды им с Итэром довелось побывать в мире, где такого попросту не существовало. И хотя люди того мира многое упускали, кажется, они были действительно очень счастливы его отсутствием. Люмин согласно кивает. – Дай мне время, и я избавлю нас от этой болезни, – говорит от на удивление мягко, сладко растягивая слова, и заправляет золотые локоны. – Станем нормальными, с нормальной репродуктивной системой. Люмин кивает и тянется поцеловать меж глаз. Задерживается подольше, рукой зарываясь в волосы, мягкие шелковистые. Обхватывает мужчину ещë ближе, полностью забирает себе. – Конечно, – шепчет, продолжая массировать голову. Дотторе ластится ближе, в ответ обхватывая девушку, и прижимает к себе сильно-сильно. – Хочешь, расскажу о тех мирах, в которых мы побывали? – И чувствуя, как соглашается предвестник, Люмин начинает свой рассказ. А обещание Дотторе со временем забывается, пока однажды Люмин не встречается с любимым и замечает, что мятой тот больше не пахнет.