***
Арлеккино решила переждать бурю у ближайшей деревни, до которой как раз и собиралась добраться предательница, чтобы после сесть на поезд. Вокзал находился сразу за деревней — медленным шагом в спокойную погоду около часа ходьбы — и не составляло труда оттуда добраться до других регионов. Хотя, вокзал был больше как уже целый отдельный городок из ларьков, где продавали всё что только можно жители окружных деревень, и парочки гостиниц для тех, кто пересаживается на другой маршрут. Хотя они обе, как бы не хотели, до станции не добрались бы, не получив обморожения. Ей оставалось около километра, который она преодолеет за минут пятнадцать в такую бурю. Её фигура издалека была окружена снежным туманом, а тёплый плащ, в которой она пыталась закутаться, чтобы снег не залетал и таял на форме, каждый раз жестоко забирал прерывистый, свистящий среди деревьев ветер. Это Снежная, здесь не место слабакам. Показалась первая деревенская избушка. А за ней ещё одна и ещё, из труб которых валил дым. Из окон лился тёплый свет, а чуткий нос уже чуял запах жареных мясных пирожков. Проверив запас моры на поясе, девушка пошла увереннее, по привычке в такую погоду, натягивая капюшон ниже. В первом окне она заметила любопытную девочку, которая, только завидев, что она спускается с холма на протоптанную тропу, сразу же побежала куда-то вглубь дома. «Интересно, чем живёт эта деревня, раз всё ещё существует? Рыбацкая или, возможно, делают что-то рукодельное на продажу?» — подумала Наташа, проходя мимо невысокого деревянного заборчика, который уже вполовину замело снегом. — Извините! — тут, эта самая девочка резко открыла дверь, а за ней через пару секунд показался высокий широкоплечий мужчина. Видимо, её отец. Он же и продолжил говорить. — Юноша, дальний путник, куда путь держишь? Может, отдохнёшь, скроешься от непогоды? Можешь остаться на вечер, не обидем, тепло и ужин дадим. — его дочка активно закивала, будто подтверждая слова отца. — Благодарю. Надеюсь, что мои скромные запасы моры будут вам достаточной платой. — она подошла ближе, щёлкая замочками на шее, что крепили плащ, снимая и вытряхивая его за порогом. Не хотелось разводить сырость в чужом доме. Обувь тоже пришлось снять и поставить, с разрешения хозяина дома, у камина. Судя по выражению лица, он был смущён тем, что назвал её юношей, однако не находил подходящих слов для извинений. Ничего, она привыкла — в конце-концов, её рабочая одежда и стрижка должны сбивать с толку, давая ей время на манёвр. А также как-то загадочно поглядывал на форму, на которой в некоторых местах красовался герб Фатуи. И её наплечный шеврон. Она ничего не ответила. Лук и колчан пришлось оставить возле плаща, что отныне покоился на вешалке возле выхода. А вот бумаги она, наоборот, взяла с собой, сидя у камина и записывая отчёт, чтобы не терять время после прибытия в столицу. Чисто теоретически, — Арлекин мельком глянула в окно — метель закончится около полуночи, а снег прекратится ближе к утру. Так что, возможно, сможет написать и финансовый отчёт Панталоне лично. Цены в Снежной поднялись, а поднимать финансирование как приюта, так и её подразделения воинов, этот любитель колечек и драгоценных камушков как-то не спешил. Девушка тяжко вздохнула и отвернулась на секунду. Только войдя в дом, она сразу заметила, что убранство было более современное, чем она предполагала для снежнайской глубинки. Хотя говор хозяина всё ещё был далеко не столичный. Да и она сама тоже… далеко не столичная, хотя всё ещё с кое-какими благородными корнями. «Однако уюта этому семейному гнёздышку не хватает», — пронеслось в голове Наташи. Да и хозяйки она не видела и не слышала. Девочка то и дело бегала туда-сюда, пыталась подойти к ней, однако её что-то останавливало. А мужчина чем-то занимался на кухне. Похоже, что догадка верна. Быстро поставив свою роспись и печать Предвестника под каждым нуждающимся в этом документе, она всё сложила обратно в свою небольшую сумку. Слуга достала оттуда яблоко и тихо поманила девочку рукой, после отдавая фрукт вмиг засиявшему ребёнку. — …Это Зайка Герда и я очень люблю. — через несколько минут Алиса — а именно так её звали — уже показывала ей свою любимую игрушку, при этом не стесняясь сидеть у неё, незнакомки, на коленях. И ровно также не стеснялась обвить её пару раз руками и обнять, упёршись лицом ей в грудь, словно в этом нет ничего такого. Давно она не видела настолько тактильных детей. Алиса также не постеснялась прокомментировать, что различные крепления и ремешки на её форме «мешают обниматься». Во время того, как девочка вновь уткнулась носом ей уже куда-то в шею, упираясь маленькими ножками ей в колени, а Наташа поглаживала ярко рыжую голову, отец семейства вышел из кухни, приглашая на ужин. Хоть речь мужчины прервалась на том моменте, только тот завидел объятия. — О, папа, представляешь, у тёти Наташи тоже есть дети и… — Алиса тут же спрыгнула с её колен и побежала к отцу, рассказывая ему всё, что Слуга ей успела поведать… детскую версию того, что она рассказывала. Детям не нужно знать тяжбу жизни обречённых. Арлеккино улыбнулась, приглаживая короткие, когда-то остриженные белоснежные волосы с чёрными прядями, направляясь, как она поняла, в кухню-столовую. Её косу во время одной из прямых конфронтаций криво обрезали, поэтому пришлось в скором времени состричь ужасные обрубки. Наташа себя успокаивала тем, что так даже лучше для неё, как для шпиона и воина Царицы. Но по длинным шёлковым волосам, всё же, скучала. И надеялась отрастить былую длину, хотя Арлекин и понимала, что на это уйдут годы. Она присела на предложенный стул, склонив вместо «спасибо» голову. Хотя мужчине это было не очень понятно, но он улыбнулся в ответ. Столичные привычки, всё же, в ней укоренились, хоть и не считала себя таковой. На столе не было чего-то сверхъестественного: паста, к ней запечённое мясо и самовар чая. В отличие от некоторых Предвестников-приверед, которые точно отказались бы есть что-то столь «не изысканное, а до ужаса простое», Слуга с удовольствием приступила к трапезе в этой маленькой семье. Алиса доела первая, убегая в свою комнату и на ходу крича «спасибо, папа, спокойной ночи!». На кухне мужчина и женщина остались одни. Слуга продолжала спокойно есть. Ещё с детства её учили не торопиться при трапезе. Отец семейства доел всё вторым, после чего продолжил разглядывать её форму — как пара она точно его не интересовала. Особенно он цеплялся взглядом за её шеврон. — У вас милейшая дочь. — разрезала тишину Арлекин. И даже не врала, ведь у девочки есть тот детский огонёк в глазах, зажжённый родителями. У её же воспитанников, особенно те, кто лишился родителей, будучи постарше, такого огонька не имели, ибо его залили водой утрат и обид. — Кто вы? — вместо этого услышала она. — Явно не простой путник или заморский солдат. — Предвестник Фатуи. — честно ответила девушка, закончив трапезу и собрав тарелки. — Мне интересен не ваш статус, а имя, род деятельности. — мужчине ответом был лишь тяжкий вздох, который явно намекал, что ходит он по очень тонкому льду. Он решил устроить ей тут допрос? Ему повезло, что у неё сегодня хорошее настроение и он не лезет туда, куда не следует. — Надеюсь, что вы понимаете, что должны схоронить информацию в могиле, либо последовать пути этой информации. Меня здесь быть не должно. — она отпила чая из предложенной кружки, собираясь с мыслями. — Моё имя — Арлеккино или же Слуга. Мой основной вид деятельности, на данный момент — управление приютом «Дом Очага». Я мать и учитель для всех попавших туда детей. И я не против только и работать там. Также, я командир отряда солдат, что выслеживают предателей Её Величества Царицы Брони. Думаю, что я делала в лесу, вы можете догадаться и сами. Девушка показательно сделала ещё глоток, говорить же дальше — не собиралась. Она сказала ровно то, что знал о ней каждый рядовой солдат. А больше знать и не нужно. Арлекин поблагодарила за еду и кров, после этого уходя в гостиную дома, располагаясь на диване. Мужчина, чьего имени она так и не спросила, остался сидеть на кухне, не задавая лишних вопросов, не останавливая её от того, что она начала мыть посуду, ни когда Наташа вышла из помещения, вновь садясь на диван, уже нарекая его своим спальным местом — как раз и возле камина, тепло будет. Немного поразмыслив, она начала ослаблять ремешки формы — некоторые, чтобы убрать мешающие элементы, а некоторые для собственного комфорта, поскольку те утягивали саму ткань на теле. Глава дома тихо юркнул в коридорчик, делящий пространство дома на несколько комнат, в который до этого убежала девочка. Арлекин кинула ему негромкое «спокойной ночи», но в ответ услышала лишь тишину. Тяжко вздохнув, — тяжко, насколько позволяла ей ситуация — девушка улеглась лицом к камину, кутаясь в предложенный при входе плед. За огнём всегда надо следить… Проснулась она посреди ночи, глядя на слабые огоньки за решёткой, которым осталось не больше двух часов. Ветер больше не выл, вьюга не пела свои песни, но нервное сопение и такое же шмыганье носом пропустить не могла. Слуга бесшумно прошла в комнату девочки, из которой доносились звуки. Ну конечно. Кошмары. Дети всегда им будут подвержены и всегда провокатором может быть всё что угодно, даже просто вмешательство демонов Бездны, что питаются детскими страхами и криками. Наташа аккуратно взяла укутанную Алису в одеяло, в котором та пряталась от всего мира, также быстро обнаружив Герду, выкинутую с кровати, прихватив и её с собой. Ужасная привычка для Предвестника Фатуи, — нянчиться с детьми — но она не могла с этим ничего поделать. Арлеккино села обратно на диван, всё ещё держа и, уже, прижимая задыхающуюся девочку в собственных тихий рыданиях, и провела по волосам рукой. И ещё раз. И ещё. Не забыла предложить игрушку, которую та незамедлительно приняла. Слуга тихо запела. Колыбельную. О снегах, ночном небе и путеводных звёздах. Совсем тихо, больше шепча, но Алисе она понравилась и она полностью переключилась с навязчивых кошмаров на Арлекин, аккуратно и неуверенно трогая маленькими пальчиками кулон на её шее, который раньше не заметила. Хотя Алиса быстро потеряла интерес к подвеске, прижимаясь ближе к девушке и начиная ей сопеть в ключицу. Тихо вздохнув, Наташа пела ещё минуты четыре, после укладываясь на диван и оставляя девочку как та лежала. Она видела её отца, который выглядывал из коридорчика, но он интересовал её меньше всего. Её приоритетом всегда были дети. Так Наташа и заснула. Лёжа на спине, смотря на угольки в камине и слыша сопение совсем лёгкой девочки, подпевая ей колыбельную в ответ.***
Алиса не позволяла ей уйти. Пройдя деревню и найдя интересные гостинцы и подарки, — вязаные шапки и варежки, карамельные петушки, зайки и других форм сладость, как и такие же разномастные пряники — которые бы подошли её воспитанникам, она собиралась пройти дорогу сквозь лес, что шла к перрону и сесть на поезд до столицы. Но что-то пошло не так и девочка вцепилась ей в ногу, выбежав в одной домашней одежде, забыв про куртку и шапку. Хорошо, что хоть обувь, всё-таки, сменила на доходящую для зимы Снежной и не побежала в одних носочках, в которых носилась по дому. Дошло до того, что девочка закатила истерику, начиная оседать на, уже, утоптанный снег, и соседи стали обращать на них двоих внимание. Отца Алисы сейчас рядом не было, поскольку он ушёл рано утром — был лесорубом и на продажу готовил дрова. Пришлось вернуться в дом, где Алиса сразу успокоилась и вела себя как обычно, играя на полу возле Арлекин. И пока девочка сама отвлекала себя, Арлекин быстро написала письмо, что из-за «непредвиденных обстоятельств» — хотя девушка реально не могла такого предвидеть — прибудет позже через почту Фатуи, которая, на удивление, и здесь была, и куда пришлось идти тоже с Алисой, предварительно одев. Коробка гостинцев отправилась вместе с письмом в столицу. В ту же минуту, как она ушла. Привилегии Предвестника никто не отменял. А также небольшой обход деревушки в плане закупки продуктов, на свою мору. Похоже, что маленькой проказнице было важно само присутствие Наташи, какой-то женской особи в доме, а не она сама как личность. И, на самом деле, это довольно парадоксально. Всё же, детям больше не хватало именно их матери и к новым условиям они привыкали и адаптировались нужное им количество времени, не воспринимая других женщин и не видя в них того нужного им образа. Придётся поговорить об этом с её отцом. Мужчина вернулся в дом к вечеру, позвав девочку по имени, однако заметил ту в руках Наташи, которая укачивала её, напевая песню и завернув её в одеяло. Из-под ткани виднелась пижама — видимо, девочка захотела лечь спать пораньше, не дождавшись отца, а хозяйка «Дома Очага» любезно её укачала. Арлекин медленно направилась в комнату девочки, будто не замечая хозяина избы. Короткие волоски на затылке, что встали дыбом, как у кошки, говорили об обратном. Она кожей чувствовала его недобрый взгляд, который не сулил ничего хорошего — она должна была покинуть их дом утром, а всё ещё была тут, будто и не собиралась. Как только Алиса была уложена и дверь в её комнату прикрыта, женщина направилась на кухню — она приготовила обед на всех из какой-то доброты душевной. Мужчина же на суп смотрел, будто тот отравленный и не собирался его есть. Пришлось и себе положить порцию, хотя есть девушка не собиралась. Свой труд и мору, после вылитые куда-то в сугроб, видеть не хотелось. Отец семейства всё продолжал пилить её взглядом и за общим столом пришлось рассказать всю краткую историю дня, изложив в конце варианты: либо она уходит сейчас, — и мужчина после пытается смирить с этим девочку — либо Арлеккино забирает её утром. Она даже дала обещание, что девочка так и будет в основном корпусе Дома Очага — многие, кто был заинтересован в Фатуи больше, чем просто официальная информация, знал, что Дом Очага много тайн хранил. И было видно то смятение, которое опустилось на лицо, но, подумав, мужчина выбрал первый вариант. Слуга в ответ лишь кивнула, встала из-за стола и подошла к выходу из избы, забрала амуницию, застегнула на шее плащ обратно и спешно ретировалась в сторону перрона. И она предложила детдом для девочки даже не из корыстных целей, — ведь чем больше детей, тем лучше ей и финансированию — а из полностью добрых побуждений. Будто мужчина считал, что она не знает или не понимает зачем он уходил так надолго и далеко в лес сегодня. Снежную уже накрыла знаменитая заполярная ночь с яркими звёздами, блестящим в ногах снегом, будто битое, хрустящее под ногами зеркало, что отражало северное сияние. Дорогу накрыл покой и только песня ветра шуршала по пути — милость Царицы, что снизошла на неё, когда та оказалась у ступеней Заполярного Дворца, у ног Её Величества. Через час она уже была на поезде, который торопился в столицу. Прошмыгнула Наташа базар-город у вокзала — всё уже купила в деревне, что хотела, и не пришлось бабушкам и юнцам идти сюда, к перрону, чтобы продавать на холоде. В поезде было делать откровенно нечего. Как Предвестнику, ей сразу выделили купе, принесли газету и чай, всё за бесплатно. Быстро пролистав макулатуру, Слуга её отложила в сторону — не зря называла её именно так. Новый спектакль в столичном театре, какие-то разборки с кулаками на улице, ручную собачонку какой-то знатной, расфуфыренной по фонтейнской моде дамы загрызли дворняги, когда та выпустила её погулять, а дальше потоком шли сплетни и слухи, причём, как шпион, она видела их вторичность и ложь: кто с кем в тайных отношениях, кто с кем в любовниках ходит, кто кого уже убил и похоронил, и так далее-далее-далее… Не стеснялись писать и про неё, причём это выходило на какой-то новый уровень и её лицо заметно кривилось. Додуматься написать, что она спит со своими воспитанниками или что она была согласна на всё, — даже отдать своё тело для утех лично Её Величеству — лишь бы Снежная приняла её как достойного воина и отдала титул Предвестника, конечно, надо было умудриться. По прибытию, на одну газету станет меньше. Желая выпустить пар хоть как-то, она сняла плащ формы и надела свою маску Предвестника. Медленно открыв дверь, она также неспеша пошла в конец вагона, чтобы раздобыть что-либо съестное. Несколько солдат, которые тоже оказались в этом вагоне, в один миг встали по струночке, отдавая ей честь. По их лицам было прекрасно видно, что они боялись сделать что-то не так. — В каком вы купе? — тихо спросила она, отчеканивая каждое слово. — В п-пятом, мем. — пискнул новобранец. Дипломат, судя по форме. Она также тихо и медленно направилась в своё, забрать чай, забыв про то, что хотела взять какой-то перекус у проводника. Она нашла себе занятие на вечер и следующее утро. Хотя компания молодых девушек и парней оказалась довольно приятной. В отличие от тех двух, их напарницы, что сидели с ними в одном купе, были посмелее и через минут десять спрашивали у неё интересующие у них вопросы. Конечно, свою историю она не раскрывала — не заслужили ещё что-то знать. Сказала только, что из дворянского рода, на что те слегка опустили головы. Почему все думают, что раз она из сердца Снежной, то сразу из обычной деревенской семьи как Тарталья? Ей казалось, что её привычки и разносторонность явно не давали поводов так думать. Девушки позже угостили её бутербродами — из желания задобрить Предвестника или из доброты, она понять не могла. Возможно, сразу оба варианта. Для этого пришлось снять маску, на что сразу активизировались новобранцы. Они явно ожидали увидеть что-то другое, в глазах читался рой мыслей, который быстро угас, будто вспоминая слова о роде. Ещё позже, ребята, словно малые дети, просили рассказать историй. Каких, они не уточнили, поэтому, словно из издёвки, она начала рассказывать старую мондштадтскую легенду, которую слышала в экспедициях в страну свободы, когда была сама такая, как они — о песне, волках и феях. Но те слушали, открывая рты. Смотрели на неё, а в глазах читалось желание и просьба: «пожалуйста, продолжайте». Ну точно те дети в приюте, что садились вокруг неё в комнате с камином и слушали сказки, которая она рассказывала наизусть, показывая картинки в книге. По ночи Наташа поблагодарила их за компанию, возвращаясь в своё купе. Утром она будет уже в том месте, что она могла звать домом, окружённая детскими ручками и криками.***
С уставшим вздохом она прикрыла дверь приюта, заходя внутрь. Было удивительно тихо, однако она пришла ровно в то время, когда у малышей тихий час, а дети постарше ещё не пришли с занятий. То и дело сновал персонал, который, всё же, считал её боссом, поэтому слегка опустив голову, лишь приветствовал её. Пару нянечек, что вместе сидели и водили с ней детей на прогулки, были смелее, однако это не то. Зайдя в одну из общих комнат, что смело в нормальном доме назывались бы гостиной, однако здесь, на диванах и полу, застеленным ковром, у камина всегда сидели дети и слушали её рассказы или сказки, которые она искала по всему Тейвату — лишь бы дети не скучали, слушая лишь одну снежнайскую классику. По углам стояли коробки с игрушками и полки с книгами, если кому-то было неинтересно в общем кругу. Такой вариант, чаще всего, выбирали те, кто недавно попал сюда, ещё не успев адаптироваться к шумной и неизменной атмосфере в Доме Очага. Всегда были кувшины с водой в таких комнатах. Их часто били, но детей не ругали, лишь убирали и ставили новый. Но комната пустовала, как и положено такому часу. Попросив чашку чая у одной нянечки, что зашла проверить комнату, Арлекин села и начала перебирать рапорты один за другим. Один буянистый мальчик за несколько дней её отсутствия, уже успел специально побить с десяток кувшинов и выбил окно. Также задирал детей помладше, к подросткам же лез в драку или пытался обидеть уже взрослых девушек семнадцати лет. Он переступил черту «сотни нарушений» — детям, что начинали ходить в школу, давали ограничения, по истечению которых они вылетали из приюта. Куда, конечно, не сообщалось. А именно прилетали в руки Дотторе. Слуга тяжко вздохнула, опустив голову в сложенные ладони. Она не хотела с этим мириться, но приходилось. Такова её плата за присутствие основного приюта, который только и оставался в памяти детей. Она не ровня Дотторе, чтобы давать отпор или устанавливать свои правила в его игре. Чаще всего, в его грязные руки попадали мальчишки, девочки реже. Однако настолько юные — ещё ни разу. За три года, что этот негодяй начал попадать под правило, он умудрился «сорвать куш». Теперь он уедет на другой конец Снежной. Она никому не желала судьбы такой: что в лапах Второго Предвестника, что в рядах Фатуи гибнуть на заданиях, — многих развитых физически тоже приходилось отдавать, однако в другие филиалы Дома Очага, что были училищами Фатуи по военной и дипломатической подготовке. Именно поэтому юношей и девушек не так много в главном здании, которое подконтрольно Арлеккино. До неё доносились только слухи, что творится там, какой тотальный контроль и нечеловеческие условия в глубине Снежной, где-то в горах или глубокой тайге, в десятках и сотнях миль от цивилизации. Однако её никогда туда не приглашали, что явно о многом говорит. Самое интересное, что эти солдаты в будущем не помнили тяжкой судьбы в училищах в тайге и арктическом холоде. Только Дом Очага и новогодние в нём ночи, с песнями у камина и подарками Её Величества перед тем, как пробьёт двенадцать. Иногда же, их воспоминания смешивались, превращая уже основной детдом в то место. Было обидно слышать такое от тех, кто когда-то называл её матерью, но она ничего не могла сделать. Не бить же их за это, в самом деле. Самое интересное, что в их воспоминаниях её самой в принципе не было. Те дети, что смогли урвать «счастливый билет» и по совершеннолетию просто выпускались, тоже не могли дать чёткого воспоминания. Но они говорили о тепле, что им дали. А это поднимало саму Арлеккино в глазах простых граждан. Часы в этой общей комнате начали трезвонить. Три часа дня, пора встречать её детей, что каждый раз ждут её прихода. Дав приказ няне взять одного из агентов и собрать вещи того бунтаря, с тяжким сердцем она направилась к главному входу. На горизонте уже виднелась толпа, ровно также её было хорошо слышно. Женщины на пороге облегчённо вздохнули — дошли, всё нормально. Всё было хорошо, только возле порога — словно взаправду показательно это делалось — тот мальчишка-бунтарь кинул своего ровесника наземь, начиная бить того кулаками по голове. Наташа, подсознательно больше, кинулась к непослушному мальчику, поднимая того за шкирку сиротской куртки-формы. Это было уже сто шестое его нарушение… Хулигана увёл её верный Пиро Агент подальше ото всех, в штаб Фатуи, и отдаст прямо в руки Дотторе. Спустя некоторое время, другие дети, пока мальчишка, что не смог принять судьбу и брыкался в руках военного, тут же подбежали и стали обнимать по очереди Слугу, крепко-крепко, словно она могла не вернуться с задания к своим солнышкам. Хотя они и понимали, что это не так. Часом позже она вывела детей в столицу. Это была, своего рода, их маленькая ежемесячная традиция — выйти в город и погулять, порезвиться на главной площади недалеко от Заполярного Дворца, девушки и юноши постарше, возможно, хотели купить бы себе что-то, потому что некоторые из них уже подрабатывали. Это были их деньги и они могут их тратить на себя. А потом накормить всех детей в каком-нибудь заведении чем-то особенным, что они сами выберут. Арлеккино всегда шла в своей маске Предвестника, окружённая толпой детей. Ей хотелось бы быть спереди или в конце, чтобы, если что, защитить, но дети сами облепили её со всех сторон, так что у неё просто не оставалось выбора. В разных частях этой толпы всегда шли нянечки и её первые и самые верные подчинённые. Гораздо более верные, чем те, кого ей пришлось отправить в далёкую Инадзуму. Лишь бы не натворили чего-то лишнего, особенно не отправив письмо с просьбой на разрешение. С другой стороны, этим всем руководила Коломбина, отвечая от имени Наташи, так что могла она надеяться только на то, что её имя не порочат эти недотёпы. Особенно такие ненадёжные работнички, как Ефим. Арлекин медленно отправилась искать глазами непонятно что. Место для еды она выбрала ещё до отъезда, даже зарезервировала целый зал, в котором поместились бы все воспитанники и работники, которые сегодня вышли с ними. На глаза попадалось всё что только можно: прохожие, большинство из которых шугались, только завидев узорчатую маску Десятой, разные магазинчики, что буквально пытались хоть как-то убедить зайти и потратить свои кровные, а также гуляющих детей с родителями. И иногда казалось, что лучше бы эти солнышки, что ярко улыбались и заливисто смеялись, были в их огромной и дружной семье, а не в той тесной, которой они есть. Перед её глазами, наполненными крестовым проклятием, проносились досье и доносы на каждого жителя столицы. И смотря на некоторых… их дети явно их не заслуживают, не заслуживают этих крыс и рабов системы. Её девочки резко потянули Арлекин в центр площади, потанцевать. Она не могла им сопротивляться. Она водила с ними хороводы, тихо подпевая из-под маски, а через некоторое время показала нескольким девушкам пару движений и помогла поставить руки. Это был очень старый танец, но понятно, что этого никто не знает и не помнит. Совсем скоро начало смеркать. Но детей не приходилось звать — сами шли к ней, лезли обниматься или просто стояли рядом. Некоторые малыши даже совсем не стеснялись на людях поцеловать её в щёку или назвать «мамой», отчего некоторые прохожие неловко оглядывались на их толпу. Лишь бы кто-то из Фатуи не увидел, как жестокая Арлекин, что смеётся в лицо врагу и не кривится вступить ногой в трупную плоть, давить черепа острыми каблуками, рядом с детьми тает и превращается в ту особу, что они давно потеряли — в нежную мать, что защитит их от любых невзгод. Те быстро пообедали в том ресторане, что успел подготовить еды на всех. Счастливые лица детей — лучшая оплата её труда для них. Хоть и несколько людей, что также сидели в здании, косо на неё смотрели, будто не верили в увиденную маску, что сопровождала детей. На полпути к Дому Очага к ним подошла из-за деревьев Коломбина, одной своей улыбкой говоря всё: и что видела её с сотней детей на площади, и слышала лишние для чужих ушей слова, и что Наташа ей нужна сейчас, даже то, что не отпустит её через тридцать минут, рассказать детям одну мондштадтскую сказку у камина. И как под своей маской, что Юная Дева никогда не снимала, она что-то видела, чтобы иметь право о чём-то высловиться? Однако на людях она говорила улыбками. Но не каждый мог их читать. Зато Арлеккино — могла. Тяжко вздохнув, ей пришлось оставить детей и отправиться за девушкой с крыльями в голове. И что они только значили? Каждая деталь образов Предвестников согласовывалась с Пьеро, чтобы поддержать имидж величия и особенности каждого из них. Если не как личности, — для их «Короля дураков» это точно уж было не так важно — то боевой единицы. И если крылья были — имели значение в её образе. Только что за секрет они скрывали, что знал Педролино и Царица, но не знали другие? Возможно ли вообще отыскать на этот вопрос ответ? Или он покрыт мглой в недоступных землях за девятью замками, что не будут подвластны ни одной современной технике и искусству элементов, дарованного Богами и Бездной? Однако Коломбина всё молчала, не роняла и звука, всё улыбаясь ей той нежностью, что в ней, в её прогнившей душе вообще была. Иногда Наташе казалось, что она создаёт ей тропу к тому месту, куда Голубка вела, из собственных улыбок. Будто то был единственный способ выражаться в принципе. Словно… слова запретны, что лишь мысль о них — грех, за который можно лишиться головы. Предвестницы вышли к замёрзшему озеру, скрытом от чужих глаз за сотнями елей и дубов, за километрами снегов и не протоптанных троп, а лишь пышных сугробов. Юная Дева указала на скамейку и две пары коньков, что так и ждали их. Очень непохоже на девушку. Даже слишком непохоже на того, в чьих руках покоилась сила, равная божественной, если не что-то большее. — Это то, зачем ты меня позвала, Коломба? — как-то расслабленно, чересчур небрежно спросила Арлекин, явно ожидая нечто иного. Да ещё её, неосознанно, и потянуло на нежности. И когда она позволяла себе в последней раз назвать ту «Коломбой»? — Хах, Наташенька, ну чего ты так? Прошлый раз был единственный и исключительный. Представление театра Коломбины для тебя одной. «Конечно. Как и в прошлый раз, и в позапрошлый месяц. А полугодовалый случай вообще навсегда у меня в памяти отпечатался…» — было неловко и неприятно это вспоминать, но что поделать, если оно стало словно клеймо раба в голове, выжигаясь с неприятным запахом горящей плоти, который сразу витал вокруг — только достань те воспоминания, что пытаешься спрятать в далёкий ящик. Казнь преступников Голубка любила с размахом, иногда же казалось, что крики, страдания и медленная смерть в собственной крови и кишках ей приносили особое удовольствие при наблюдении. Садистское, полное эйфории удовольствие, где она сама напитывалась этим и кокетливо вздыхала каждый раз, когда в её руки попадал очередной неудачник жизни. Этот несчастный мог провиниться даже мелкой кражей, за которую никогда не давали расстрел, но если ты зацепил её невидящий взгляд — тебе не жить. Хотя за этими улыбками и смешками реально много-чего может почудится в сознании. К примеру, здоровая голова любого из Предвестников. Даже смешно. Одна комедия одного шута, где все — дураки, у которых далеко не всё в порядке и где каждый вьёт свои планы за кулисами комедии Фатуи. Только вот… им явно не суждено их достичь. Но попытаться… вполне реально. Вообще, Арлекин не понимала этих заигрываний Девы с ней. Это было реально как игра в кошки-мышки, где Наташа явно была не кошкой. В конце-концов, вот она — любимица Царицы, прямо перед ней уже порхает на своих крыльях, танцуя на льду. Пару раз приходилось видеть эти неловкие, даже детские поцелуи и держания за руку, приходилось слышать тихие шепотки, а также красные и румяные лица от случайного касания. Только ей Её Величество позволяла называть себя по имени, называть «сестрица Броня» иногда, не имея за родством ничего, в то время как Царица знала её настоящее имя. Даже Педролино не было столько почестей — называл Крио Архонта, как и Юную Деву, только по титулам. В то время как к другим Предвестникам не брезговал обратиться на настоящее имя, пытаясь задеть какие-то фибры души, что ещё у них остались. Те фибры, что почили на далёких и запыленных страницах истории Тейвата, что давно пора забыть. Иногда, как в случае с Чайльдом, надавить на семью, хотя рядом в таких ситуациях всегда оказывался Пульчинелла, так что юнец ещё не осознавал всей жестокости выжившего из Каэнриар’ха. А вот она… знала. В конце-концов, это она была единственной из своей семьи, кто выжил после того ужасного набега. Это было так давно, что уже стиралось из памяти. Она не помнила, где это, — или спорные територии с Мондштадтом в то далёкое время, или такие же, но с Фонтейном — не помнила чёткой даты, имена и древо семьи беспощадно исчезли из головы со временем, даже лица самых близких, и то, канули в гущу таких же забытых лет. Почему-то в голове всплывали воспоминания как её в одной ночнушке вели агенты Фатуи к виселице, как единственной аристократке того клана, что был расстрелян при захвате территорий. Но в последний момент пришёл он, Педролино, и наказал Царице, что тогда ещё выходила из дворца, определить её судьбу. И она её пощадила. Почему-то в голове всплывали её холодные, но очень нежные руки, что касались лица. Вспоминался монотонный голос метели, что пытался выдавить из себя эмоции — было понятно, что Её Величество взаправду старается, взаправду чувствует, просто не может воспроизвести в реальность. Помнила ту неуверенную походку каменеющих ног, когда она всегда держалась за предплечье Пьеро или Коломбины, неуклюже семеня тонкими ножками. Она пощадила, не думала играться с ней. Спасла тогда никчёмную жизнь, но заставила пройти испытание. И то испытание дало ей проклятье, что носила она в глазах. Заставилa взрастить не одно поколение граждан и солдат Снежной под своим крылом, молча ожидая следующих указаний. И она была поистине благодарна. Не Пьеро и не девочке перед ней, что и устроили бал на костях в разгромленном поместье с лужами крови, что хлюпали, с реками, что текли со стен, и на вздутых трупах в бальных одеждах, что уже собирались на выход. Но была благодарна своему Архонту, что приняла её в свои холодные объятия, что заставляли душу превращаться в лёд, но умирать с чувством того, что тебя любят. Вот она, милость их Архонта, что такая нежная натура. Коломба же… просто игралась. Да, игралась с ней и не скрывала этого. Эти все нежные шептания и поцелуи руки, все небрежно брошенные слова были явно не от большой любви. Больше выглядело как испытание: либо её терпения, либо её ментальной и любовной стойкости. И, быть честной, она этот поединок проигрывала, как маленькая девчонка. Красивая элегантная кошка подталкивала маленькую, бело-серую мышку прямо в мышеловку, не давая возможности ей сбежать, закрывая пути отступления со всех сторон изящными лапами-капканами, а также длинным и пушистым хвостом. Скоро ловушка захлопнется. У мышки есть только мизерный шанс напрямую противостоять кошке, побежать напролом. Арлекин знала, что хочет сделать Коломбина. Услышать её крик, пока та будет измываться. Слышать крики о безумной любви к ней, видеть падшую к её ногам аристократку, что умоляет о пощаде и ответе, а ей лишь игриво ножку под нос сунут и откинут к углу, что положено такой собачке. О, Арлекин знала чего та хочет. Однако у неё был припасён ответ своей «хозяйке». Только бы сработало… Вот только зачем Дева сняла с себя и неё шубы, а после потянула на лёд, пытаясь своей нежной, но до ужаса фальшивой улыбкой безумца что-то сказать, доказать обратное? Что её мысли неверны, что это милейшая девушка с детским личиком и такой же влюблённостью, что стоит у двух огней и не может выбрать. Зачем показывает все эти движения и искренне удивляется быстрым вскидыванием бровей, — маска беззаботности и вечного веселья на секунду даёт явную слабину — явно не ожидая, то та повторит и покажет лучше. Будто не знает, что главе Дома Очага всё это не испытание, в силу воспитания в ежовых рукавицах. Как через какое-то время Голубка резко потянула её в самый центр, для парного танца на льду. Как заставляла вытягивать свободную ногу и крутить ласточки и аксели перед ней. Резкие повороты, чтобы заставить её запнуться и позорно упасть, быстрые подножки и нечаянные отпускания рук, надеясь, что та не справится с ситуацией и падёт на колено, как и положено слуге. Из-под хлопковой рубашки, такой же, как у Арлекин, стал виднеться странный символ на груди. Что-то связанное с древними цивилизациями, с ещё более забытым прошлым. Арлекин давно хотела спросить кое-что, заставить врасплох, выйти из этих отношений без будущего, с ужасным настоящим. Кажись, этот момент настал, пока не будет слишком поздно, пока она не нарекла на себя ещё одно проклятье, гораздо более страшное, тут уж точно уверена. — Сееле, — на неё в ответ повернулось неверящее лицо. — скажи, зачем ты это делаешь? — о, в этом вопросе было заложено много подтекста. И Наташе одновременно хотелось узнать ответ на каждый вопрос, который был заложен, в тоже время — лишь бы не слышать. Девушка рядом остановилась. Сквозь белоснежное ручное кружево впервые она увидела яркие и большие-большие глаза — не то синеющее море, не то алые рубины. Дева была абсолютно обескураженной, где всё отражалось на лице, с полностью разбитой маской. Загадочных улыбок будто никогда и не было у этого ангелочка. Перед Арлеккино оказалась маленькая девочка, что всё также смотрела большими глазами, не зная ответа на вопросы. Забавно. Предвестников так легко смутить настоящим именем. Особенно тех, кто слышит его реже всех остальных. — Прошу тебя, Сееле, оставь меня. Я не хочу быть инструментом в твоих руках. Неважно каким. Возможно, быть друзьями, но не переступай эту черту дозволенного. Не предавай Царицу. Потому что ты знаешь, что её предательство для меня страшно. Вот тот грех, которого я боюсь. Прошу меня простить, Коломба. Я лишь прошу меня простить… — Арлекин показалось, что ещё чуть-чуть и она заплачет. Её голос уже давно не дрожал от эмоций. Кажется, что последний раз такой слабой трусихой её видела только Крио Архонт. Девушка медленно вернулась к той одинокой скамье, спешно переобуваясь и возвращая тяжёлое пальто на плечи, пряча лицо за натянутым до носа капюшоном. Она чувствовала спиной тот самый взгляд, полностью обескураженный, не понимающий, с мельтешащими вопросами, что только и были написаны в глазах цвета моря и рубинов. В душе мышки скреблась та самая кошка с обрезанными когтями. Она жалобно мяукала и умоляла впустить, однако мышка прекрасно знала, что только дверь откроется — на её шее сомкнуться острые-острые клыки. Подойдя ко входу Дома Очага, она дала волю эмоциям, злосчастные дорожки жгли нежную кожу арктическим морозом ледяных ветров, а дыхание спёрло прерывистыми всхлипами. Да кого она обманывает, дверь для кошки скоро приоткроется. Сперва медленно покажется лапа, за ней довольная мордочка с носом в крови, а после чужие клыки будут душить и царапать шею бело-серой мышки. Да кого она обманывает… Дети давно спали, поэтому встречала этот вечер в тишине без детского гомона и топота ножек. Матери перед детьми не плачут…***
На пороге Дома Очага оказалась милая девочка с рыжей копной и большой мягкой игрушкой зайца. За маленькую холодную ручку, кутая ребёнка в пальто, её вела девушка с крыльями и кружевом в волосах. На щеке красовалось алое пятно, но девушка с крыльями мило улыбалась, придерживая на поясе тонкую шпагу. Только девочка переступила порог — побежала знакомиться с детьми, что встретили девушку позади неё с толикой страха. Служанкам же «незнакомка» сказала: «маленький подарок для Арлеккино», после чего поспешно вышла. Из ножен медленно струйкой стекала кровь. Если предатель бежал в далёкую деревню, то бежал он к предателю в этой деревне. А дети ни в чём не виноваты. Они, отныне, дети лучших матерей. Дети Арлеккино и верные слуги Её Величества.