***
Шестнадцатое июня, 07:43 Аякс открыл глаза, рассматривая тонкую полоску света на полу. Он не сразу, но почувствовал, что кто-то сзади крепко прижимается к нему и обнимает, потому что тёплые ручки обвили его торс и спокойно лежали на животе. Аякс почувствовал себя... очень хорошо. Он понял, что давно не ощущал подобного, и сейчас не было ни тревоги, ни страха, ни отвращения. Было тепло и уютно, а ещё так умиротворённо и в то же время просто. Аякс, кажется, не чувствовал такого с того самого момента, когда произошла трагедия. То есть... три года?.. Три года он не ощущал ничьих тёплых и любящих объятий, три года не ощущал спокойствия и тёплого дыхания на своей шее, три года не ощущал кого-то так близко. Все эти три года Аякс был сам по себе, убегая от помощи и тепла, которое ему так рвались отдать родители. Но он сам не хотел. Точнее, хотел, но просто... как он мог? Как он мог изменить своей гордости и позволить обнять себя? А как он раньше позволял? Как он позволял — уже такой взрослый тринадцатилетний мальчик — обнимать себя папе и маме? Успокаивать? Это так странно, Аякс даже подумал, что не понимал, почему вообще так делал. Сейчас это казалось глупым. Потому что... ну, получать помощь и тепло — это ведь так приятно! Так почему он отказывался? Аякс уже представлял, как вернётся домой и зацелует, заобнимает своих любимых до смерти. Хотя нет, до смерти не надо. Ну до слёз так точно. И как они там вообще? Развесили плакаты по всему Джонстону с его портретом и вознаграждением за какую-либо информацию? Пошли на телевидение, лишь бы их мальчик вернулся? Аякс же был здесь. Так рядом. Просто не мог вернуться. А они об этом не знают, и от этого сжималось сердце. Он ведь... последнее, что он сказал своим родителям до того, как попасть в этот мир, было: «Идите в жопу, я ухожу на всю ночь», а потом, выйдя на улицу, слышал глухие голоса из окна первого этажа. Почему он вообще думал только о себе. Почему не подумал, что родители, ну... могут тоже переживать из-за того, что их Гектор пропал? И они ведь переживали, и Аякс это знал, но будто не хотел замечать. Было гораздо удобнее плакать в подушку и думать только о том, как ему плохо. А сейчас... когда и второй ребёнок пропал... Аякс даже боялся представить, что там дома происходит. Мать наверняка сошла с ума, потому что она так любила его. Так любила этого глупого и самоуверенного Аякса, такого несмышлёного и бесталанного, в котором не было ничего хорошего. И за что его тогда любить? За то, что он заставляет всех волноваться? За то, что он всех посылает и огрызается? За то, что он открыто говорит, как ненавидит своих родителей и всю эту жизнь? Как после такого вообще можно любить? Как после такого вообще можно искать этого беглеца, который наверняка просто ушёл со своими друзьями жить в полуразрушенном доме, где ни отопления, ни воды, а только алкоголь и наркотики? И все наверняка думали, что Аякс так и сделал — сбежал куда-то по собственному желанию. И в таком случае никто его не ищет. Но почему-то самому Аяксу такой вариант даже в голову не пришёл. Он был уверен, что его ждут, каждый день в надежде смотря на входную дверь и ожидая, пока высокий, рыжий, побитый и худощавый пацан зайдёт в неё. Этот безнадёжный недоросль, который совсем не преуспел в жизни, но у которого всё ещё есть два самых любимых и близких человека, которые примут его абсолютно любым. Ведь... если Аякс будет тем наглым идиотом перед Итто или перед Итэром... если они увидят его таким, то точно сморщат лица и выгонят на улицу. Им такой не нужен. А маме с папой нужен. И от этого хотелось рыдать: от того, что Аякс абсолютно не понимал столько лет такой простой вещи, от того, что он не понимал, что не нужен никому, кроме родителей. Да даже если он встретит любовь всей своей жизни, не может быть уверен, что этот человек не кинет его, узнав какую-то деталь из жизни глупого Аякса. А мама с папой — которые видели и знают почти всё, которые даже если узнают абсолютно страшные вещи, что Аякс творил, — никогда от него не откажутся. И так хотелось поскорее к ним вернуться и обнять, поблагодарить за всё и показать всю свою бесконечную любовь. Потому что они знают, что Аякс любит их, просто это чувство сидит глубоко внутри и показываться наружу не хочет. А тут... как будто тут он увидел других людей: сочувствующих и понимающих, которые — как Итто — не стесняются показывать своих чувств при других, которые — как Кэ Цин и Итэр — наоборот, боятся это делать, но всячески пытаются, которые — как Аято — хоть и кажутся безразличными ко всему происходящему, но на деле невероятно переживают внутри. И которые — как Сяо, как Аякс — грубы, но только потому, что не способны быть самими собой. Только потому, что они вот такие, им трудно показывать свои истинные эмоции и они почти что этого не делают, скрываясь ото всех под куполом агрессии и ненависти. Как-то я вычитала в книжке, что «люди сами виноваты в том, что с ними происходит», что они сами создают свою судьбу. Глупость, как по мне, ведь Аякс разве виноват в том, что детей убили? Виноват в том, что это сделал Томас? Он ли это сделал? Аякс может быть виновен только в том, что пришёл в школу в тот день, но разве это может считаться виной? Разве он мог предвидеть? А виноват ли вообще Итэр в том, что родился таким? Что он связан с Чжун Ли? Разве он выбирал? И примеров ещё предостаточно, и все они доказывают, что... что судьба сама решает, как нам жить. Случайности это или нет, но что произошло, то произошло, и изменить этого нельзя. Это можно исправить, но не изменить. И Аякс так хочет исправить. И он так старается, но ему так тяжело. И даже тот факт, что он позволил кому-то постороннему себя обнять, — огромный шаг. Ведь такая простая для кого-то вещь на деле невероятно тяжела для другого. И такие люди не злые, они не виноваты в этом, просто так получилось. Просто они другие, и отворачиваться от них только из-за того, что они не умеют проявлять свои чувства, очень глупо. Мы ведь все такие разные и у каждого внутри целый мир, который так интересно изучить и понять, но так мало людей это делают. Ведь если подумать, то встреть любой из вас такого Аякса на улице, отшатнулся бы в ужасе. И никто бы не узнал, что внутри он такой ранимый и сочувствующий, что это просто стоит достать, и тогда всем явится совершенно другой человек. И скажите Аяксу из самого начала, что в итоге он будет целоваться с парнем (да ещё и с Итэром!) и получать удовольствие, так он всех пошлёт куда подальше и разозлится. И на самом деле это удивительно. Удивительно, что все такие разные, но в то же время одинаковые. Одинаковые в первую очередь в своём эгоизме.***
Пятнадцатое июня Лу Шаня не пропустили. Он стоял в коридоре и видел всё происходящее на экране. Лу Шань не плакал, и ему... даже не было жаль?.. Просто... после того раза — после того, как он лицезрел горящий приют — ему стало так обидно. В груди жгло от ненависти. Ненависти к Цинь Мэй Хуа, к Мо Гуаню, к Итэру. Ко всем. Потому что Итэр не пришёл, хотя сам же его потревожил, потому что Мо Гуань не помог ему, потому что Цинь Мэй Хуа всё равно на горящий дом, потому что всем всё равно на Лу Шаня. Никто даже не делает вид, что им интересно. Потому что он не умеет ничего? Потому что он люминат и потому что не богатый и не имеет своего дома? Но его просто поставили перед фактом. Сказали: «Мы едем в новый дом, ведь тебе исполнилось восемнадцать и теперь ты будешь жить в доме с другими люминатами». И что это? И почему вообще... все, кто обладает телекинезом, живут в таких условиях? Почему их не пускают в открытый мир самостоятельно и почему сами люминаты не предпринимают ничего? Почему их это всё устраивает!? Лу Шаня это совсем не устраивало! Ему обидно. Он зол на всех. Он такой слабый, что не может даже показать свою ярость. Но, наблюдая за тем, как Сяо расчленяет худого парня, Лу Шань ощущал небольшое облегчение. Словно это он уничтожил своих обидчиков. Всё Общество. Они все такие лицемеры и эгоисты. У них — ни у кого — нет сердец. Лу Шань не чувствовал любви и не чувствовал, что кому-то нужен. Он был так зол на весь мир. Ведь единственных людей, кто был добр к нему, убили. Кто? И как? Да он даже не может узнать этого! Что за несправедливость!? И когда Лу Шань рыдал ночами, его не успокаивали соседи по комнате. На него орали, чтобы он заткнулся, потому что спать было невозможно. И его выгоняли, и Лу Шань спал в подвале, и всем было на это всё равно. Но он любил быть в подвале, тем более один. Здесь хоть и было холодно, но зато тут были мышки — такие милые — Лу Шань их любил и подкармливал; зато здесь было тихо и не было лицемерных, гнилых людей; зато здесь... Лу Шань мог думать. Здесь он открывал книги, что находил в библиотеке, которая пылилась и в которой даже не сидело библиотекаря, ведь никто туда не заходил, и читал, а потом думал. Думать он любил, потому что всегда приходил к чему-то новому. Мелкими шажками, но к чему-то новому. Однако единственным минусом жизни в подвале был не только холод, но и то, что потом Лу Шань... чувствовал себя очень странно. Словно он простужался, потому что его слух становился хуже, да и в горле... першило?.. Он не мог знать наверняка, что это, но похоже было на синдромы простуды. И как только это замечал кто-то из старших, Лу Шаня чем-то поили и... лечили? Для Лу Шаня это выглядело вполне нормально, но со стороны — для обычных людей — это выглядело бы очень странно: словно захиревшую машину чинят в мастерской, потому что так это и выглядело. Но у Лу Шаня не возникало вопросов. Не возникало до того момента, пока он случайно не нашёл на верхних полках, где была уже братская могила пауков под слоем пыли, книгу по биологии. Лу Шань просто брал всё что под руку попадётся, и попалось это. И когда он открыл, то принялся с интересом изучать. Лу Шань узнал, что этой книге уже больше пятидесяти лет и что... и что она не про него. Эта книга была про людей. И, прочитав её и проанализировав, Лу Шань понял, что не может назвать себя человеком: он не потеет и не плачет в обычном понимании, он никогда не болел теми болезнями, что описаны в книге. Но Лу Шань читал много разных книг, и романы, и научную фантастику, и нон-фикшн. И в какой-то момент осознал, что он совсем не понимает этого. То есть он осознаёт, что читает, но это никак в нём не откликается. Лу Шань думал, что он андроид, но для андроида он слишком... слишком живой? Он не может быть андроидом, ну нет. Просто не хотел в это верить. Но и человеком он быть не может. Потому что не чувствует того, что описывается людьми в книгах, потому что не может прочувствовать слово «любовь» или «понимание», потому что не может вспомнить, испытывал ли когда-нибудь «гордость» или «тоску». Был ли он искренним или... Лу Шань совсем запутался. Ему было тяжело поглощать всю эту информацию, было тяжело, потому что он не чувствовал тексты сердцем, они его никак не трогали. И Лу Шань нехотя, но признал, что андроид. Ведь он тоже не выделяет телесных жидкостей, хотя в туалет он ходит, как все люди, и ест так же, как все люди. Только иногда... только иногда Лу Шань замечал, что порой на его руке откуда-то появляется странная слизь, которую он просто смывал водой. Не только на руках, но и на всём теле порой появлялась эта странная жидкость. Сначала Лу Шань думал, что пачкается где-то, но потом осознал, что это выходит из его пор. Он не мог понять закономерность, то есть в какие моменты эта слизь выделяется. Но он знал, что и у его соседей по комнате то же самое, так что был не сильно взволнован. Но Лу Шань всегда подозревал, что у людей такого не бывает. Лу Шань часто читал в книгах, как кто-то плачет, но не мог понять, как это вообще происходит. Потому что когда он "плакал", то просто кричал и сжимал кулаки. Это хоть как-то помогало избавиться от того, что творилось внутри. И Лу Шань никак не мог понять, почему только его заботят эти странности. А ещё в книгах были не только молодые люди, но и девушки, были взрослые мужчины с щетиной и дряхлые старики. И Лу Шань осознал, что в жизни никогда не встречал люмината старше двадцати пяти лет. Не встречал люмината-женщину. Всегда были только парни, и никто из них, как в книгах, тайно не был влюблён в красавицу-телепата. Да потому что женщин вокруг Лу Шаня никогда не было. Но они были в книгах и были за окнами автомобиля, закупались в магазинах и ходили по улицам. И Лу Шаню стало страшно. Страшно от непонимания и от того, что всё происходящее ненормально. Странно. Так не должно быть. Это он какой-то не такой? Это он виноват в том, что узнал? Это он себе всё надумал? В любом случае сидеть сложа руки он больше не мог.