Part VII — Prequell
— Ты слишком очевидно смотришь в сторону холла, — подметила Астория после очередного недовольного взгляда Гермионы, направленного на входную дверь. — Уверена, он придет.
Грейнджер нахмурилась, стараясь заставить себя сконцентрироваться на чем угодно, но только не на противном чувстве ожидания где-то глубоко внутри, что с каждой минутой становилось тяжелее. На вкус оно было похоже на красное чилийское вино, остающееся на языке сладкой горечью. Гермиона покрутила бокал, смотря, как на нем пляшут золотистые огоньки, и сделала небольшой глоток.
— Я не сомневаюсь, что придет, — пальцы сжали тонкое стекло. — Вопрос, с кем.
— Ставлю на то, что он не воспользуется опцией «плюс один», — хмыкнула Астория, поправляя серебристую маску, изящным кружевом закрывающую верхнюю часть лица. Изумрудные глаза лукаво блеснули, а алые губы украсила озорная улыбка. — И ты наконец могла бы…
— Даже не вздумай продолжать эту тему, — Гермиона недовольно пробурчала, явно желая, чтобы этот разговор закончился, даже не начавшись.
Она могла бы…
Могла бы не стоять и ждать, как влюбленная идиотка, уже второй час ищущая взглядом того, в чьем присутствии сердце предательски замирало, а тело переставало подчиняться. Могла бы присоединиться к небольшой группе волшебников, играющих в настольные игры за стеклянным овальным столом. Могла бы слушать старые истории, которые знала наизусть, но все равно любила. Могла бы выкинуть все тревожащие и волнующие мысли хотя бы в Рождество.
Но Астория имела в виду нечто иное, и о том, что она подразумевала, Гермиона даже не хотела думать. Красное вино приятно согревало, но по коже все равно скользил колючий холод, избавиться от которого казалось невозможным.
Гермиона очень любила Рождество. Хоть она и была ведьмой, но всегда считала, что настоящее волшебство оживало именно в этот день. Небольшой традицией стало празднование в просторном лофте в центре Лондона, принадлежащем Гарри. Маленькие золотистые огоньки искрились под высокими потолками, и казалось, что воздух вокруг едва заметно блестел. Приятный полумрак окутывал помещение домашним уютом. Пахло имбирным печеньем с корицей, ароматным глинтвейном и чем-то, похожим на счастье. Пушистая голубая ель, чьи ветви, покрытые нетающим снегом, гнулись под тяжестью разномастных игрушек, гордо возвышалась в центре просторной гостиной. Гирлянда, переливавшаяся серебристым лунным свечением, тонула в длинных иголках.
Гермиона заметила Пэнси, которая тихо переговаривалась с Дафной. Они сидели на мягкой кушетке и заинтересованно рассматривали других гостей, перешептываясь и хихикая. Грейнджер улыбнулась, наблюдая за тем, как Рон незаметно подходит к Паркинсон сзади и закрывает ей глаза ладонями. Та сначала вздрогнула, а потом улыбнулась, узнавая прикосновения мужа и накрывая его руки своими. Дафна лишь отвела взгляд, посчитав, что разноцветные украшения на елке в разы интереснее.
— А где Забини? — спросила Гермиона, обводя взглядом гостиную и не найдя его. Астория кивнула в сторону балкона, на котором Тео и Блейз, укутавшись в мягкие пледы, курили отвратительно пахнущие сигары.
— Он привел и ее, — Астория недовольно скрестила тонкие руки на груди, смотря на высокую девушку с короткими блондинистыми волосами, которая по пятам следовала за Блейзом, вернувшимся с балкона. При первой же возможности она подхватила его под руку, будто боясь, что еще секунда и он исчезнет. — Мерлин, она вообще может сделать хоть шаг без него?
Блондинка засмеялась, но это выглядело слишком наигранно и искусственно. Гермиона поискала взглядом старшую Гринграсс и заметила, что та нервно сжимает тонкую ножку опустевшего бокала и показательно не смотрит в сторону радостной парочки. Астория не переставала причитать по поводу выбора Забини, а Грейнджер, не произнося ни слова, слушала, зная, что отчасти понимает чувства Дафны. Только вот сама она никогда не заставала своего жениха в постели с другой. Признаться, она лишь по крупицам собирала знания о человеке, в которого была влюблена. Управляемая и страшимая своими же собственными опасениями, всегда просто наблюдала, изучала, старалась оставаться безразличной. Но каждый раз вздрагивала, стоило ей столкнуться с глазами цвета расплавленного серебра.
— Но не могу не заметить, — продолжала Астория, не замечая, что Гермиона совершенно перестала ее слушать, — ее платье выглядит впечатляюще. Кажется, это новая коллекция от The Witches. Ее так быстро раскупили, а я в этой предрождественской суете даже не успела посмотреть, что там было.
— Согласна, — машинально ответила Грейнджер, мысли которой были совсем не о платье.
— Осторожнее! Я чуть не пролила шампанское! — воскликнула Астория, когда Гарри обнял ее за талию сзади, кладя подбородок ей на плечо. Он улыбнулся изумрудными глазами, которые казались еще ярче на фоне алой маски, взял бокал из ее рук и поставил на барную стойку рядом.
— Дамы, — с изрядной галантностью протянул он, по-прежнему не выпуская Асторию из своих объятий, — я заметил, что у вас слишком невеселые лица.
Гермиона натянуто улыбнулась, не желая портить другу настроение, а он, явно не веря в это подобие радости на ее лице, лишь закатил глаза. Астория инстинктивно повторила его действие. Порой Грейнджер удивлялась, насколько похожи они были. Можно даже сказать, эти двое, как ни странно, являлись едва ли не точными копиями друг друга. Они были вместе уже почти четыре года, и Гермиона сомневалась, что видела более гармоничную пару.
Шелковые ленты на алой маске Гарри распустились, и он чуть не уронил ее, ругнувшись и поймав в последний момент. Астория мягко улыбнулась и помогла ему завязать аккуратный бант, прервав его безнадежные попытки справиться самому.
Гермиона только сейчас заметила, что их наряды перекликаются друг с другом. На Астории было алое платье по фигуре с длинным вырезом сбоку от середины бедра, которое сочеталось с бархатно-красной маской Гарри и немного расслабленным галстуком того же цвета. Об их свадьбе шептались уже давно, и в газетах то и дело появлялись статьи с ложной информацией о «назначенной» дате помолвки или уже прошедшем тайном бракосочетании, но ни он, ни она не торопились. Не потому, что были не уверены друг в друге, а потому, что официальность союза не изменила бы ровным счетом ничего.
Между ними было что-то гораздо более вечное и нерушимое. Что-то бесконечно постоянное и истинно надвременное.
Наверное, так выглядит любовь.
— Малфой, как обычно, опаздывает, — отметил Гарри, смотря на небольшие настенные часы, стрелки которых показывали половину одиннадцатого. Гости начали собираться около семи.
Астория хихикнула, улыбаясь зелеными глазами из-под длинных ресниц.
— Мы заметили.
В тот момент Гермиона, как никогда, была счастлива, что маска являлась обязательной составляющей дресс-кода и скрыла румянец, растекшийся по ее щекам, как по щелчку пальцев. Астория определенно все рассказала Гарри, хотя на что можно было рассчитывать, зная, что секретов между ними не существовало? Грейнджер не то чтобы была против, она скорее боялась, что лучший друг мог сболтнуть что-то лишнее при своем напарнике и по совместительству человеке, которого Гермиона усердно старалась выкинуть из головы уже не первый месяц.
— Как говорится, вспомнишь солнце, вот и… — Гарри не закончил фразу, не удержавшись от тихого смешка при виде того, как Гермиона нервно застыла, смотря в сторону холла.
— Бинго! — радостно прошептала Астория Гермионе, выскальзывая из объятий Гарри. — «Плюс один» в приглашении был проигнорирован. Я же говорила.
Малфой пришел без пары. Он неспешно вешал мантию в шкаф из серого дерева, стоявший около входа. Гермиона, не отрывая глаз, следила за каждым плавным движением его рук и отвернулась лишь тогда, когда поймала его взгляд.
И вот опять. Опять эта предательская дрожь по телу и ком поперек горла. Опять табун мурашек по коже и сжатые кулаки. Те мысли, которые она так старательно сажала на железную цепь, стаей диких волков сорвались и теперь кружили вокруг, ухмыляясь зубастыми пастями. Она тонула в этом расплавленном серебре, которое нещадно обжигало, обволакивая и поглощая.
На периферии зрения она видела его высокую фигуру, элегантную и строгую, облаченную в черный, что так шел ему. Нельзя было выглядеть настолько идеально. Гермиона лишь удивлялась своим мыслям, которые приходили в голову, словно рой уведомлений от настырного поклонника. Гарри о чем-то говорил с Асторией, но смысл их диалога невозможно было уловить, поэтому Грейнджер лишь делала вид, что слушает, изредка кивая и беспокойно сжимая бокал. Однажды она его разобьет. Возможно, звон стекла приведет ее в чувство, но пока она только и могла изредка бросать взгляд в сторону шумной компании бывших слизеринцев, собравшихся вокруг Малфоя и приветствующих его.
Она рассмотрела простую черную маску с едва заметными серебристыми узорами, извивающимися тонкими линиями. Слышала тихий голос, который выделялся на фоне остальных низким приятным тембром. Чувствовала, как порой Малфой тоже смотрит на нее, и боялась, что однажды их взгляды встретятся. Кто-то протянул ему шампанское, он сдержанно кивнул, беря бокал в тонкие пальцы, но не сделал ни глотка. Гермиона знала, что он не пьет, заметила это еще несколько месяцев назад на вечеринке в Министерстве.
Играла негромкая музыка, звенела посуда, звучали разговоры, но Грейнджер, казалось, ничего этого не слышала. Он пришел, и все вокруг вдруг превратилось в размытое искрящееся пятно.
— Да? Что? — Гарри помахал рукой перед лицом Гермионы, вытаскивая ее из лабиринта мыслей в мир, обретший четкие очертания. — Ты что-то сказал?
— Я спросил, хочешь ли ты еще вина, — улыбнулся Гарри, обмениваясь многозначительными взглядами с Асторией. Эти двое начали действовать Грейнджер на нервы. — Но, кажется, оно тут уже не поможет.
— Я не… — фраза так и осталась недосказанно висеть в воздухе, прерванная появлением Малфоя.
— Немного припозднился, — сказал он вместо приветствия и пожал Гарри руку.
— Опять выбирал костюм? — Астория по-дружески обняла его и заботливо поправила серебристый галстук. — Дай угадаю, выбор был между черным, черным и… черным?
Драко закатил глаза, но улыбнулся давней подруге.
— Я выбрал второй вариант.
Все трое тихо засмеялись, а Гермиона натянуто улыбнулась, отставляя бокал с недопитым вином.
— Грейнджер, — этот голос однажды сведет ее с ума, если еще этого не сделал. Секунда, и Малфой мягко прижал ее к себе. В знак приветствия, конечно же. Он был как минимум на голову выше нее, и Гермиона услышала, как мерно бьется его сердце. Ее собственное и вовсе стало бешено стучаться о ребра, когда она положила дрожащие руки ему на талию. Бархатный аромат парфюма с нотками грейпфрута и кедра осел на легких, и Грейнджер казалось, что она никогда не сможет вытравить его из себя.
Она слышала запах дорогих сигарет с яблоком и ментолом, что он всегда курил. Чувствовала прикосновения его холодных рук к спине, не покрытой тканью платья. А внутри бушевал маленький собственный ураган и светилось чернильное небо, усыпанное трепещущими звездами.
— Рад видеть, — прозвучало тихо, прежде чем он мягко отстранился и остался стоять рядом, опершись на барную стойку. Гермиона заметила, как Гарри и Астория обменялись весьма многозначительными взглядами. Она чувствовала фантомные невесомые прикосновения рук Малфоя, а в животе танцевали сотни серебристых бабочек. Грейнджер казалось, что она превратилась в комок запутанных нервов. Гарри обсуждал с Драко очередное дело в Аврорате, которое свалилось на них пару недель назад. Они немного спорили, пытаясь доказать друг другу что-то, а Гермиона вновь не могла уловить суть разговора, стараясь успокоить дыхание.
— Кто испортил тебе настроение? — тихий голос Малфоя пошатнул едва держащееся равновесие, балансирующее над пропастью под названием «полный провал». — Мне казалось, на Рождество все должны улыбаться.
Гермиона с горечью призналась самой же себе, что причиной ее крайне нерадостного настроения была она сама. Улыбка вышла натянутой и немного дрожащей, и Малфой с наибольшей вероятностью сумел разглядеть в ней фальшь, как и в последующей фразе, в которой Гермиона не без запинок постаралась уверить его и всех свидетелей их недоразговора в том, что она замечательно проводит вечер и у нее просто восхитительное настроение.
Все попытки держаться уверенно увенчались грандиозным провалом, когда она почувствовала, как Драко подцепил прядь ее волос пальцами. Он продолжал разговор, совсем не обращая внимания на ошеломленный взгляд янтарных глаз, направленный на него. То, как он играл с кудрявым локоном, накручивая на палец, а потом отпуская, со стороны казалось совершенно будничным и привычным. Будто бы так было всегда. Будто бы это было совершенно обычно.
Он ни разу не посмотрел на нее, и лишь немного приподнятые уголки губ говорили о том, что он догадывался о ее смущении. Грейнджер почти не шевелилась, пытаясь сосчитать золотистые огоньки, парившие под потолком.
Пять. Он немного потянул за кудрявый локон.
Восемь. Слегка отпустил.
Тринадцать. Коснулся пальцами плеча.
Четырнадцать. Положил руку сзади нее на барную стойку.
Двадцать один? Кажется, она сбилась со счета.
Почему-то корсет черного платья, воздушными юбками спускавшегося до середины икр, начал слишком сильно давить. Гермиона перекинулась парой фраз с Асторией, щеки которой немного порозовели от выпитого алкоголя. От мыслей о вине становилось нехорошо, и Грейнджер с отвращением посмотрела на свой бокал с алой жидкостью.
— Я ненадолго отойду.
Этот вечер превратился в очередное испытание, и Гермионе надо было остаться на пару минут наедине с собой. Серебристые босоножки на высоком каблуке неприятно давили, и она уже успела пожалеть, что не надела что-то более удобное, но Астория настоятельно советовала ей именно их. Пройдя мимо небольшой группы людей, обсуждавших чемпионат по квиддичу, который начинался через пару месяцев, Гермиона свернула в сторону уборной.
Замок тихо щелкнул, и Гермиона прислонилась спиной к холодной двери. Закрыв глаза, она вдохнула и выдохнула. Прошло уже почти несколько месяцев с того момента, как она начала замечать, что Малфой перестал быть для нее коллегой, другом, знакомым. Теперь она не знала, кем он для нее являлся. Понимала лишь то, что растущее внутри нее нечто не было простой влюбленностью, выветривающейся через несколько недель, а то и пару дней. Она до безумия боялась этих незнакомых чувств, которые с каждым днем, как дикий плющ, опутывали ее все сильнее. Как застывшая статуя в заброшенном саду, она лишь наблюдала, не имея возможности сдвинуться с места, а зеленые лозы хитросплетениями поднимались выше, чтобы в какой-то момент превратиться в цветущую петлю на шее. Кем она была для него? Кем бы хотела стать?
Гермиона смотрела на себя в зеркало и видела в своем же собственном взгляде слишком много отчаяния. Она снова и снова прокручивала в голове воспоминания о нем, которые мелькали калейдоскопом. Никак не могла понять противоречивость эмоций, переполняющих ее: почему рядом с ним она чувствовала себя на своем месте, что бы это ни значило, но в то же время словно ходила по тонкой грани. Шаг в сторону — и она упадет в полнейшую неизвестность.
Малфой был соткан из противоречий и загадок. Он был большой запутанной головоломкой, нерешаемым уравнением, формулой, состоявшей из несовместимых элементов. В его словах — двусмысленность, сбивавшая с толку. В его взгляде — мрачная серая бездна, манящая и иррациональная.
Он был другим. Отличался от всех тех, с кем Гермиона была когда-либо знакома. Это одновременно привлекало и пугало. Как сложный шифр, он не поддавался пониманию. Она не знала, как вести себя рядом с ним, хотя обычно легко понимала, какой подход подобрать к человеку. С ним было иначе. На уровне инстинктов. Все шло изнутри — не было анализа мыслей и подбора нужных слов. Не было точного осознания своих действий. Были секундные порывы и полная импровизация. Идти с завязанными глазами по тропинке вдоль отвесного обрыва было бы спокойнее и проще.
Но, несмотря на все это, Гермиона не понимала, почему она испытывала необъяснимое чувство защищенности рядом с ним. А еще привычность. Она ощущала себя на своем месте, зная, что оно никогда не принадлежало и не будет принадлежать ей. От осознания этого становилось лишь больнее, когда она видела очередную девушку рядом с ним.
Малфой встречался и расставался с ними так часто, что она уже успела сбиться со счета за все то время, что ее внимание было приковано к нему.
Мистер Малфой был замечен с прекрасной незнакомкой в Косом переулке. Мистера Малфоя сопровождала девушка, личность которой остается в тайне. Мистер Малфой пришел на день рождения своего школьного друга под руку с загадочной брюнеткой.
Как же Гермиона ненавидела все эти заголовки статей, публикуемых различными издательствами, в которых проходили чуть ли не настоящие исследования с целью вычисления новой пассии завидного жениха.
Постоянство было антонимом его личной жизни, о которой мало что знали. Он всегда получал то, что хотел, — лишь это было известно. Гермиона терпеть не могла слепую ревность, которую она заметила еще до того, как призналась самой себе, что он ей небезразличен. Ей не нравились все его девушки. Ни одна из них не вызывала симпатии или же каких-то нейтральных чувств. Грейнджер не понимала, почему начинала злиться от каждого упоминания о его отношениях, почему внутри что-то трескалось, когда она видела очередной газетный заголовок с его фамилией, наперед зная, о чем будет статья. Не понимала, почему читала все эти бессмысленные тексты снова и снова, словно пытаясь уличить написанное во лжи.
Ей не нравились его девушки, но она не могла не замечать его заботу и ту бережность, с которой он относился к каждой из них. То, как он придерживал дверь или подавал пальто. Как прятал за большим зонтом незнакомку, что-то ищущую в сумочке, от дождя. Как он смотрел — задумчиво, выразительно и понимающе.
Где-то внутри Грейнджер жила доверчивая девочка, которая мечтала быть на месте одной из тех безликих девушек, так похожих друг на друга. Отчаянно хотела стать той, кто будет ему ближе, чем просто коллега, друг и все другие «должности», которые она сейчас занимала. Но здравый смысл пока что хорошо справлялся со своей задачей, и Гермиону сильно настораживали такие непостоянство и несерьезность.
Она не хотела стать «одной из». Она хотела стать единственной.
Гермиона почти ничего не знала о личной жизни Малфоя, и хоть Астория уверенно утверждала, что в последние месяцы у него никого нет, она не могла знать точно. А даже если это и так, то что? Может, он устал от отношений, которые быстро сменяли друг друга. Или у него был кто-то, о ком он не хотел рассказывать. Было слишком много «может» и «или», сбивавших с толку. Слишком много неизвестных в этом уравнении, значения которых Гермиона и боялась, и хотела узнать.
Она заметила, что в последнее время судьба стала сталкивать их все чаще и чаще. Лишь за текущую неделю она дважды встретила его в кафе близ своего дома. Он читал книгу за столиком около окна, изредка бросая на нее взгляды из-под очков в тонкой оправе. Пил обжигающе горячий мятный чай. Грейнджер знала, что без сахара. Он не любил сладкое. Они долго говорили обо всем и ни о чем, а потом она уходила гулять в небольшой сквер рядом, гоняя мысли и воспоминания по кругу. Она встречала его в гардеробе Министерства. Ровно в восемь ноль пять. Ровно тогда, когда она обычно приходила на работу. Они вместе ехали в лифте, говоря о том, как сильно ненавидят утро и какая отвратительная погода на улице. Иногда Малфой провожал ее до кабинета, хотя его с Гарри находился на другом конце этажа, а она стояла около приоткрытой двери, пытаясь найти в себе силы зайти и оставить позади очередное утро, которое теперь казалось не таким ужасным.
Она видела его ежедневно: на собраниях Авроров, в кафетерии и коридорах Министерства. Встречала в архивах, хотя не помнила, чтобы он там бывал раньше. Были взгляды, которые длились на пару секунд дольше обычного. Были едва заметные случайные прикосновения. Были слова и были мысли. Казалось, что его стало больше в ее жизни. Она не могла не радоваться этому, но что-то холодное и неприятное все равно поселилось внутри, словно свернувшаяся кольцами спящая ядовитая змея, которая могла с минуты на минуту проснуться. Каким он был с другими? Было ли это его обычным поведением или?.. Этот вопрос Гермиона никогда не могла продолжить.
Музыка снаружи стала громче, но выходить совсем не хотелось. Гермиона вздрогнула от громкого стука в дверь и незнакомого голоса, спрашивающего, долго ли еще она собирается занимать туалет. Поспешно выйдя, Грейнджер успела поймать грустно улыбающийся взгляд Дафны, увлекаемой в уборную молодым брюнетом. Дверь захлопнулась со стуком, и Гермиона решила не становиться свидетельницей происходящего. Вернувшись в гостиную, она сразу же успела пожалеть, что не осталась в уборной на несколько минут дольше, потому что совсем забыла о медленном танце.
Большинство уже разбилось на пары, которые медленно покачивались в такт негромкой музыки. Грейнджер увидела Гарри, прижимавшего к себе Асторию. Она что-то шептала ему, закинув руки на плечи, а он улыбался самой глупой и влюбленной улыбкой. Гермиона только сейчас заметила, что алое платье очень идет подруге. Взгляд скользнул на тонкие линии татуировки на правой ноге, когда Астория сделала небольшой шаг в сторону. Множество черных искр молний украшали мраморно-белую кожу бедра, спускаясь ниже к колену.
Доверие. Определенность. Вечность.
В сердце кольнуло, и Гермиона поспешила отойти в сторону диванов. Она знала, что однажды вечером слишком высокие непривычные каблуки подведут, но не думала, что это произойдет именно в тот момент, а тем, кто поймает ее и спасет от позорного падения, будет Малфой, незаметно подошедший сзади.
— Ты сегодня в черном, — тихий голос эхом разнесся по подсознанию, а Гермиона просто стояла, крепко сжимая его руки, придерживающие ее за талию. Чувствовала напряжение в жестких мышцах и не могла отвести взгляда от его лица, которое находилось в нескольких сантиметрах от ее, не скрываемое черной маской. Она только в тот момент заметила, что в его серых глазах блестят золотистые крапинки вокруг темных зрачков.
— Ты тоже, — она сразу же смутилась от глупости своего ответа, но не отвела взгляда. Малфой улыбнулся и хмыкнул, по-прежнему не отпуская ее.
— Мы не можем пропустить танец, — холодные пальцы коснулись ее щеки, а потом он аккуратным движением развязал шелковые ленты ее маски, снимая ее и кладя на ближайший стол. — А у тебя, как и у меня, нет пары.
Гермиона молчала и не могла заставить себя сдвинуться с места.
— Когда девушка молчит, это очень интригует, — Малфой улыбнулся уголками губ, приглашая ее на танец. — Потому что обычно это означает, что она хочет сказать «да».
Знал бы он, как сильно ей хотелось сказать ему это самое «да», но она лишь кивнула и вложила свою руку в его, почувствовав, как он крепко сжал ее, пресекая все возможные мысли о побеге. Она шла за ним, огибая танцующие пары. Рядом с Малфоем Гермиона ощущала себя слишком маленькой, и, когда он развернулся к ней, притягивая к себе, она вновь оказалась прижатой к его груди. Он был непозволительно высок, но ей это нравилось. Нравилось, что его руки почти вдвое больше ее. Нравилось осознавать, что он с легкостью может поднять ее. Нравилось чувство защищенности, которое накрывало волнами, пока он вел ее в танце.
Впервые она находилась к нему так близко. Впервые держала за руку. Впервые сумела отгородиться от своих мыслей, что это могло быть всего лишь игрой, его очередной интрижкой.
Тихие аккорды музыки сливались воедино, и мир светился золотом.
А Гермиона думала о том, что только в тот вечер поняла, что такое настоящая магия.
Она не заметила, как вокруг зазвучали голоса, а мелодия стихла. Малфой по-прежнему держал ее руку в своей и легко прижимал за талию. Это было похоже на сон. Один из тех, что снятся раз в несколько лет, а может быть, и реже. Такой настоящий и неподдельно живой, идеально пародирующий реальность, но всегда оказывающийся лишь созданием воображения, плодом воспоминаний и эмоций.
Кто-то громко напомнил, что до полуночи осталось десять минут. Мир тускнел, прекращая сиять золотом. Волшебство исчезало, растворяясь в негромком стуке часов. Грейнджер последовала за остальными в ту часть гостиной, где стояла ель, — там собрались почти все пришедшие на праздник. Гермиона знала, что Малфой идет за ней. Буквально чувствовала его взгляд, скользящий по ее спине, изучающий и пристальный.
Она остановилась рядом с Асторией и Гарри, которые обсуждали с Пэнси поездку в Австрию на ближайшие выходные. Рон допивал шампанское, которое уже успело выветриться. Он накинул на плечи жены свой пиджак, заметив, что она немного дрожит от холода, хотя это ни капли не отвлекало ее от спора с Асторией по поводу виллы, которую стоит выбрать. Уизли мягко улыбнулся, продолжая наблюдать за женой, активно доказывающей, что им обязательно нужен небольшой бассейн внутри дома.
Прикусив губу, Гермиона лишь успела подумать о том, чтобы время двигалось быстрее. У нее появилось непреодолимое желание уйти. Казалось, что еще пара секунд и она расплачется под звон бокалов и радостный смех.
Гарри взмахнул палочкой, и огоньки, ранее парившие под потолком, сложились в цифры, обозначавшие время.
Одиннадцать пятьдесят семь.
Мерлин.
Гермиона совершенно забыла про традицию с поцелуем. Теперь ей еще больше хотелось исчезнуть и оказаться на улице, где морозные порывы ветра пронзили бы тело насквозь. Может быть, они смогли бы справиться с пламенем, пожиравшим ее изнутри?
Замерев, все смотрели на немного подрагивающие искрящиеся цифры в ожидании нового дня, а Грейнджер нервно сжимала руки, впиваясь длинными ногтями в мягкую кожу ладоней. Наверное, останутся блеклые следы в виде полумесяцев. Малфой стоял рядом, спрятав руки в карманы брюк. Гермиона искоса посмотрела на него. Он наблюдал за ней, не скрывая этого. Внимательно изучал нечитаемым взглядом, который она чувствовала кожей даже тогда, когда поспешно отвернулась, стараясь скрыть свою растерянность.
Одиннадцать пятьдесят восемь.
Нельзя же просто уйти прямо сейчас?
Эта мысль навязчиво крутилась в голове, не давая покоя. Но как же глупо это будет выглядеть — взять и сбежать за две минуты до полуночи в рождественскую ночь. А время текло невыносимо медленно. Впервые за долгие годы Гермиона не отказалась бы от сигареты. Какая разница, если внутри все уже давно отравлено? Она представила, как сизый дым наполняет легкие, как немного кружится голова, потому что она почти ничего не ела, как на языке остается горько-сладкий привкус яблока и ментола. Сердце болезненно сжалось, и Гермиона нервно выдохнула, прикрыв глаза, чтобы успокоиться.
Одиннадцать пятьдесят девять.
И ей вновь захотелось увидеть перед собой темноту. Она испепеляла взглядом ненавистные цифры и мечтала, чтобы этот день побыстрее закончился. Вокруг стояла тишина, словно время замерло, давая Грейнджер последний шанс сбежать. Она вновь не смогла удержаться и посмотрела на Малфоя. Их взгляды переплелись, когда цифры сменились еще раз, а позже растворились в воздухе золотистым свечением.
Звон бокалов. Громкий смех и радостные возгласы. Гермионе казалось, что хуже уже быть не могло, но она поняла, что ошиблась, когда увидела внезапно появившуюся невысокую брюнетку, стоящую рядом с Малфоем. Она что-то говорила ему, не отрывая глаз с накрашенными черными ресницами, напоминавшими паучьи лапки. Он не обращал на нее внимания, продолжая смотреть на Грейнджер, но, когда девушка взяла его под руку, на миг инстинктивно отвернулся, отвлеченный этим действием. Его взгляд будто приковывал к полу, связывал невидимыми веревками, что были прочнее стали, и, только освободившись от него, Гермиона нашла в себе силы быстрым шагом выйти из гостиной, проталкиваясь сквозь толпу, не заметив, как Малфой пытается высмотреть ее силуэт.
Сев на длинный диван рядом с входной дверью, она дрожащими руками принялась расстегивать застежки на босоножках, которые ни в какую не хотели поддаваться. Грейнджер знала, что с наибольшей вероятностью расплакалась бы, если бы к ней кто-то подошел и спросил, что случилось, куда она уходит или любой другой вопрос, похожий на эти. Пальцы едва слушались, и Гермиона чуть не сломала себе ноготь, но в конце концов справилась с туфлями и наспех надела зимние ботильоны на невысоком устойчивом каблуке. Спустя минуту она уже спускалась по лестнице, на ходу застегивая длинное черное пальто. Дрожь в руках стала слабее, когда Гермиона оказалась на улице.
Редкий снег медленно падал с неба, теряясь в белом покрывале, укутавшем Лондон. Холод был мягким, не пробирающим до костей. Желто-оранжевый свет от фонарей наполнял улицы. На домах ярко сверкали рождественские украшения, благодаря которым создавалось ощущение, что ночь еще не успела опуститься на город. Машины еле ползли по асфальту, тонущему в растаявшем грязном снегу. Смотря на скользящие по тротуарам темные фигуры людей, которые казались лишними в этом ночном пейзаже, Гермиона крутила в голове слова, не помня, где их услышала: одиночество — это нормально. Не обязательно цепляться за кого-то, чтобы чувствовать себя полноценным.
Но тогда почему эта мысль звучала так абсурдно и лживо? Почему пустота города в таком случае так сильно давила, не давая отделаться от ощущения, что в груди разрастается дыра. Кто-то забрал что-то жизненно необходимое, и Гермиона не знала, как вернуть это обратно.
Грейнджер запрокинула голову, широко открыв глаза. Она почувствовала, как по щекам потекли слезы, которые казались обжигающе горячими. Маленькие снежинки таяли на коже и путались в непослушных каштановых волосах. Небо было бесконечно черным и опустилось пугающе низко. Протяни руку — и коснешься его. Непроглядная пустота и бесконечность космического пространства, простирающегося на тысячи световых лет. В сравнении с этим все вокруг резко показалось невозможно маленьким и ничтожным. Иллюзия, туманившая многие разумы, заключалась в уверенности уникальности своего существования на крошечном космическом теле, падающем в бесконечность. Время текло слишком быстро, а в этом огромном туманном пространстве не было ни намека на помощь.
Каждый спасает себя сам.
Когда холод перестал казаться обманчиво мягким, Гермиона поняла, что забыла шарф у Гарри. Она ни за что бы туда не вернулась, поэтому просто подняла ворот пальто, стараясь сохранить хоть немного тепла. Она не хотела использовать согревающие заклинания, которые прогнали бы наступавший холод, потому что именно он возвращал в реальность, не позволяя вновь начать захлебываться в собственных мыслях.
Гермиона решила прогуляться до своей квартиры, которая находилась в паре кварталов. Припорошенный снегом тротуар был немного скользким, и Грейнджер шла медленно, боясь упасть. Она уже собиралась достать наушники и небольшой плеер из кармана пальто, как услышала за спиной торопливые шаги. Обернувшись, она заметила фигуру, быстро приближающуюся к ней. Наверное, это был первый раз, когда она видела, как Драко Малфой почти бежал.
Спустя пару секунд он оказался рядом с ней, тяжело дыша. Полы его пальто развевались от слабых порывов ветра. Он не успел застегнуть ни одной пуговицы. Неужели так сильно спешил? Несколько светлых прядей ниспадали на высокий лоб, касаясь широких темных бровей. Он немного нахмурился, заметив, что Грейнджер слегка дрожит.
Если бы он только знал, что холод был совсем ни при чем.
— Ты забыла шарф.
Не дав ей ответить, он принялся заматывать ее в этот злосчастный шарф, делая это очень неумело и торопливо. Она едва сдержала рассеянную улыбку, смотря на его сосредоточенное лицо.
— Ты ушла, — сказал он, застегивая пуговицы на пальто, а после пряча руки в карманы.
— А ты такой наблюдательный, — вымученная усмешка, а после самая настоящая правда. — Мне стало нехорошо.
Одновременно хотелось, чтобы он ушел, а лучше и вовсе остался праздновать с остальными, но также, чтобы остался, чтобы продолжил этот бессмысленный разговор, в котором фразы состояли всего из нескольких слов. Хотелось прогнать его, чтобы не смотрел так внимательно своими серебристыми глазами, что казались еще ярче, и в то же время безвозвратно тонуть в них, падать и падать в бесконечную серую бездну. Чтобы стало невыносимее. Чтобы перестало быть так больно.
Он опять изучал ее взглядом, а она начинала медленно ненавидеть эту привычку. И любить. Любить так нестерпимо сильно, что хотелось вырвать из себя ту часть, что отвечала за эмоции. Гермионе казалось, что она сходит с ума. Разве можно так сильно привязаться к человеку, почти не зная его? Влюбиться в образ, в глаза, в движения, в слова. Придумать и искренне верить в существование этого миража, которого никогда не было и не будет. Разве можно так глупо и наивно себя обманывать? Мечтать о том, чего с наибольшей вероятностью и вовсе не существует. Видеть в другом человеке иллюзию, построенную на своих желаниях. Влюбиться в собственную боль, от которой не было лекарства.
Гермиона задумалась, насколько хорошо она знала Малфоя. Знала ли, встает он рано по утрам или же спит до обеда? Знала ли о том, что снится ему в кошмарах? Знала ли, любит он больше кошек или собак. Нет. Такие простые вопросы, но и они оставались без ответов. Ей было чертовски обидно, что она почти не владела информацией о нем, но еще хуже становилось оттого, что она совсем не понимала, как это исправить.
— Мне пора. Тебя, наверное, уже ждут, — она пошла вперед по улице, а он последовал за ней, не отставая ни на шаг. Грейнджер старалась идти уверенно и ровно, но через пару секунд Малфой уже во второй раз ловил ее от очередного падения.
Второй раз. Второй раз за один чертов вечер.
— Ты плакала? — наверное, он заметил, что ее глаза немного покраснели, или услышал, что она несколько раз шмыгнула носом. Гермиона разозлилась на себя за то, что позволила ему стать свидетелем своей слабости.
— Нет, — ей стоило попрактиковаться во лжи вместо того, чтобы вновь и вновь оказываться в нелепых ситуациях. Он прижимал ее к себе и не желал отпускать, словно боясь, что она вновь может упасть. — Я немного простудилась вчера.
— В любом случае, боюсь, ты не дойдешь сама, — он намекнул на то, что уже второй раз за вечер ловил ее, спасая от падения. Небольшие морщинки появились в уголках глаз, блеснувших непреклонной решимостью. Облачко пара сорвалось с его губ, растянувшихся в улыбке. На секунду Гермионе даже показалось, что эта улыбка — настоящая. Он крепко держал ее под руку, давая время, чтобы она могла вновь поймать равновесие. — И я, как джентльмен, не могу оставить даму в беде.
Гермиона что-то буркнула и пошла медленнее, а он подстроился под ее темп. Она совсем не знала, о чем можно поговорить, да и желания особого не было. Она настолько устала за этот вечер, что сейчас с радостью бы легла в кровать и проспала бы как минимум до обеда следующего дня.
— Ты так и не сказала, почему ушла.
Гермиона успела удивиться, как ему удавалось задавать самые неподходящие вопросы.
— А ты спрашивал? — хотелось ответить как можно жестче, но голос дрожал.
Впрочем, ничего необычного.
— Сейчас спрашиваю, — парировал он, будто бы не замечая сарказма вперемешку с легкой злостью в ее голосе.
— Я просто устала, — правда, скрывавшая за собой молчаливое продолжение, что навечно осталось в мыслях.
Устала от неизвестности. Устала от того, что поселилось в душе и разъедало ее, как ржавчина металл. Устала от глупых вопросов и еще более глупых ответов.
— Небо сегодня какого-то особенного цвета, — внезапно начал он. Гермиона искоса посмотрела на него с подозрением.
Серьезно, небо?
— Нет, Грейнджер, я серьезно, — словно услышав ее мысли, продолжил он. — Сегодня оно кажется мне таким мрачным и колючим, хотя обычно я вижу в нем спокойствие. Интересно, почему эти серые тучи сегодня висят так низко?
— Ты решил примерить роль философа? — Гермиона не знала, почему именно сейчас она была зла на него. Может быть, потому, что в его последней фразе она уловила скрытый смысл. А может, потому, что в тот момент Малфой казался
другим. И это ее пугало.
— Я хотя бы не хожу с кислой миной весь вечер, — заметил он, вновь не скрывая улыбки. Она поймала себя на том, что ей нравилось это выражение его лица, но она не понимала, чего он хочет добиться этим разговором.
— Неправда! — звучало по-детски обиженно, но Гермиона осознала это лишь после того, как слова уже сорвались с ее губ. Она, прищурившись, смотрела на Малфоя, и это веселило его еще больше.
Он сделал вид, что не заметил ее раздражения, и довольно глядел куда-то вперед, а спустя пару секунд шепнул:
— Правда.
Гермиона шумно выдохнула, пряча замерзший нос в шарфе. Она не позволит вывести себя на эмоции, пусть они и переполняли ее. Больше она не собиралась продолжать этот разговор. Почему бы ему просто не оставить ее в покое и перестать делать хуже? Спокойствие шло ко дну с самого начала вечера, как корабль с брешью в борту, но она не планировала сдаваться.
Рядом щелкнуло колесико зажигалки. Малфой закурил. Облако сигаретного дыма повисло в воздухе и через несколько секунд растаяло, будто бы его там и не было.
— Можно мне одну? — спросила Гермиона, и Мерлин свидетель, она продержалась без сигарет целых четыре года.
Малфой удивленно на нее посмотрел, и в тот момент она ожидала фразу, похожую на «порядочные леди не курят», но он молча протянул ей черный портсигар и серебристую зажигалку, на которой была выгравирована большая «М». Достав сигарету, Гермиона попыталась зажечь ее, но порывы холодного ветра постоянно гасили небольшой огонек, как бы она ни старалась спрятать его. Гермиона даже не успела заметить, как Малфой оказался нестерпимо близко, накрывая ее руки своими. Пламя заплясало, опаляя кончик сигареты. Гермиона сделала глубокую затяжку, и холодный дым с привкусом кислого яблока с ментолом окутал ее легкие. Эти ощущения не сравнились бы ни с чем.
Последний раз она курила после похорон своих родителей, которые проводились по окончании войны. В тот день она зареклась, что эта привычка навсегда останется в самых темных временах ее жизни, — ей надо было двигаться дальше. С тех пор это был первый раз, когда она держала сигарету в руках. И это казалось до боли
привычным. Ее маленький личный наркотик, что помогал забыться, когда она думала, что тот день станет последним.
— Возьми, — негромкий голос вырвал ее из воспоминаний. Малфой протягивал ей свои перчатки. Он взглядом указал на ее руки. — Ты дрожишь.
Признаться, дрожала она целиком и полностью и совершенно не знала, являлся ли холод причиной этого. На секунду нечаянно коснувшись пальцев Малфоя, Грейнджер взяла перчатки и, зажав сигарету в зубах, суетливо надела их. Ткань все еще хранила тепло его рук. Перчатки были сильно велики, и Гермионе приходилось придерживать их, чтобы они не слетели.
— Давно ты куришь? — спросила она, устав от повисшей тишины. Улыбка на лице Малфоя померкла.
— С шестнадцати, — его голос стал серьезным, а взгляд задумчиво изучал силуэты домов, припорошенных снегом. — Те годы выдались непростыми. Думаю, ты понимаешь, о чем я. А сигареты помогали совсем не сойти с ума. Паршивое это было время.
— Извини, я…
— Не стоит, — Малфой улыбнулся, но в этой улыбке было слишком много грусти, вины и чего-то еще, что Гермиона не смогла прочитать. — Ты не должна передо мной ни за что извиняться.
— И все же я не хотела поднимать эту тему и…
— Тогда не продолжай, — непреклонный тон. Резкие нотки. А после вновь то самое чувство, которое Грейнджер не смогла уловить в прошлой фразе, — вина в тихом «пожалуйста», что почти сразу растворилось в шумном порыве ветра, закрутившем мягкий снег в небольшой ураган.
От этого «пожалуйста» внутри что-то сжалось. Теперь он молчал, и Гермиона чувствовала острую необходимость что-то сказать, но вновь не знала, что именно. Все слова казались неподходящими и ненужными, поэтому она молча шла вперед, ощущая, как тело перестает бороться с объявшим его декабрьским холодом, постепенно принимая и сдаваясь ему.
Оказавшись на перекрестке через пару минут, Гермиона поняла, что они уже успели дойти до Риджент-стрит. Она, словно в первый раз, завороженно смотрела на огромных мерцающих бело-желтыми огнями ангелов, парящих над дорогой.
— Знаешь, эта улица моя любимая, — опять прочел ее мысли Малфой.
— Пожалуй, моя тоже, — без тени сомнения согласилась Грейнджер. Гуляя здесь несколько недель назад, она мысленно назвала Риджент-стрит улицей ангелов, и почему-то это название ей нравилось намного больше оригинального.
В груди разлилось незнакомое тепло от осознания того, что их мнения мимолетно совпали. В этом было что-то, что Гермиона не могла до конца осознать. Но это «что-то» ей определенно нравилось.
— Пойдем? — спросил Малфой, кивнув в сторону улицы, а потом, осекшись, добавил: — Конечно, если ты не замерзла.
Гермиона смахнула со лба челку, в которой запутались крошечные блестящие снежинки, и улыбнулась. Они неторопливо шли по Риджент-стрит. Людей стало больше, и они внезапно перестали напоминать те одинокие силуэты, которые Гермиона видела прежде. Они улыбались, смеялись, обнимались и просто выглядели счастливыми. Ночь будто бы исчезла, прогоняемая волшебным светом от крылатых силуэтов, парящих в воздухе. Ангелы словно держали плечами тяжелый черный небосвод, защищая всех тех, кто в тот вечер бродил по улицам.
В воздухе висел пряный запах глинтвейна, и, пройдя еще немного, Гермиона заметила небольшой грузовик с открытыми задними дверьми, переделанный в маленькое кафе на колесах. Мужчина преклонного возраста с поседевшей бородой дремал, закутавшись в клетчатый красный плед.
— Хочешь что-нибудь? — поинтересовался Малфой, заметив, что внимание Гермионы привлекло написанное неровным почерком на меловой доске меню.
— Даже не знаю, — ответила она, сосредоточенно изучая ассортимент. — Только если ты тоже что-то будешь.
— Тогда выбирай на свой вкус.
— Два безалкогольных глинтвейна, пожалуйста, — сняв перчатку с одной руки и расстегнув застежку на сумке, чтобы достать кошелек, вежливо обратилась она к проснувшемуся от неглубокой дремы продавцу.
— Грейнджер, — с улыбкой протянул Малфой, кладя ей руку на плечо, — я заплачу.
Он протянул мужчине пару купюр и, забрав два бумажных стаканчика, на которых были изображены забавные олени с ярко-красными носами, кивнул продавцу в знак благодарности, не забрав сдачу.
— Спасибо, — сказала Гермиона, почувствовав, как тепло разливается по телу, когда она сделала небольшой глоток обжигающей жидкости с ягодным вкусом. Даже не смотря на себя в зеркало, она могла с полной уверенностью заявить, что в тот момент ее глаза блестели ярче всех гирлянд. И кажется, это был самый вкусный глинтвейн, который она когда-либо пила. — До сих пор непривычно видеть, как ты пользуешься магловскими деньгами.
Секунда, и Гермиона осознала, какую глупость только что сморозила. И как ей такое могло вообще прийти в голову?
— Не знал, что ты все еще считаешь, что я не изменился.
Признавая собственную оплошность, Гермиона уже собиралась опровергнуть то, что успела счесть за обвинение, но Малфой мягко улыбнулся, забавляясь ее озадаченностью.
— Расслабься, я просто шучу.
Но ей все равно казалось, что какая-то доля правды и обиды присутствовала в той фразе. Будто бы на секунду она увидела его без маски, за которой он привык прятаться. И за этой самой маской где-то очень глубоко скрывался тот самый шестнадцатилетний мальчик, который дрожащими руками держал палочку, направленную на старика. Мальчик, у которого не хватило сил произнести заклинание. Он изменился, и Гермиона это видела. Замечала в том, как он общался с людьми, как много отдавал работе в Аврорате, как с полным спокойствием реагировал на редкие, но все еще порой мелькающие косые подозрительные взгляды.
— Я все хотела спросить. — Тихое «мм?» и внимательные серые глаза, с интересом смотрящие на нее. — Почему ты пошел работать в Аврорат?
Негромко выдохнув и вновь скользнув взглядом по сверкающим ангелам, он честно признался, что Гарри во многом повлиял на него. После дополнительного восьмого курса в Хогвартсе, на котором они и начали общаться, Драко чувствовал себя абсолютно потерянным. Он не знал, что произойдет на следующий день, а про карьеру рассуждать было еще сложнее. Гарри же был уверен, что станет аврором.
— Наверное, тогда мне хотелось стать полезным обществу, — задумчиво проговорил Малфой, чуть крепче сжимая стакан. — Я считал, что таким образом смогу исправить то, что сделал ранее.
Гермиону удивила такая честность. Она была готова услышать что угодно, но не открытое признание в том, что Малфой
сожалел. Точнее, она знала об этом. Знала, что он изменился. Но его откровенность была чем-то новым. Она слушала его, не перебивая и наблюдая за тем, как порой Драко хмурился.
— Признаться, не совсем уверен, на своем ли я месте, — его губы тронула немного грустная улыбка. — Но точно знаю, что делаю все, что могу.
Чтобы доказать, что в нем не осталось ничего от Пожирателя смерти, кроме метки на левом предплечье. Чтобы заставить общество поверить в то, что люди меняются, что он изменился. Чтобы перестать быть тем, на кого смотрят косо и от кого ждут предательства.
Малфой рассказал, что его родители уехали из Англии, когда он еще не закончил обучение в Хогвартсе. Они виделись редко и раньше, но в последние месяцы после смерти Нарциссы Люциус совсем закрылся в себе. Мэнор пустовал уже четвертый год, и Драко не планировал что-то менять. Ему было вполне комфортно в небольшой, в сравнении с поместьем, квартире.
Там не так сильно ощущалось одиночество.
Они говорили обо всем, а время незаметно текло с бешеной скоростью. Они спорили, перебивали друг друга, а потом улыбались. Когда Малфой сказал, что у него есть кот, Гермиона подумала, что ослышалась. Она не смогла сдержать смех, смотря на показательно оскорбленное лицо Драко.
— И ты мне не веришь? — спросил он, доставая из кармана телефон. Конечно же, она знала, что у него был сотовый, но искреннее удивление все равно по-прежнему давало о себе знать.
Гермиона завороженно листала фотографии, на которых белоснежная кошка с огромными оранжевыми глазами сидела на руках у Драко. Это казалось совершенно несовместимым с образом Малфоя, к которому все уже успели привыкнуть. На снимках он прижимал к себе недовольную кошку, определенно намеревавшуюся сбежать в первый подходящий момент.
А еще он улыбался.
Не так, как делал это вечером того дня, а как-то по-особенному. Так, что от этой улыбки у Гермионы по коже побежали мурашки, хотя та предназначалась вовсе не ей. Кажется, она впервые позавидовала кошке. Какая глупость.
Грейнджер вновь нажала на кнопку и поняла, что снимки с кошкой закончились, а она сейчас, откровенно говоря, разглядывала фотографию свежей татуировки Малфоя, начинающейся на уровне широких плеч и уходящей ниже к пояснице. Черный феникс. Горящие крылья, с которых срывались языки пламени. Гермиона не знала, что у него есть тату. Конечно же, не знала.
Малфой негромко кашлянул и приподнял левую бровь.
— Смотрю, ты впечатлена.
— Я не… Согласна, определенно впечатлена, — покраснев, ответила она, возвращая телефон его владельцу. Не прошло и секунды, как они оба вновь засмеялись.
Лондон светился золотистыми огнями и тонул под белым покрывалом искрящегося снега. Мороз пробирался под плотную ткань пальто и растекался по телу. Глинтвейн уже давно закончился, и Гермиона не отказалась бы от второго. Внутренний голос издевательски напомнил, что совсем недавно она сама почти что мечтала почувствовать холод по-настоящему. Несмотря на целиком и полностью замерзшее тело, Грейнджер не хотелось возвращаться домой. Ей было комфортно рядом с Драко, и если ради этого ощущения приходилось дрожать от холода, то она потерпит это маленькое неудобство. В тот вечер что-то изменилось, но Гермиона не могла понять, что именно. Не могла вспомнить, в какой момент в ее подсознании неизменное «Малфой» сменилось на такое непривычное «Драко».
Она поняла, что они почти подошли к ее дому, лишь когда заметила небольшой книжный магазин, в который любила заходить в особо тяжелые дни после работы. Хотелось развернуться и пойти в любом другом направлении, но только не по улице, ведущей к окончанию их вечера. Гермиона знала, что любого количества времени ей будет недостаточно, но все равно непроизвольно замедлила шаг. Так много хотелось сказать и спросить, но вечер неминуемо подходил к концу.
Лучшее время то, что стоит на месте.
Украшенные тонкими неяркими гирляндами, невысокие дома из красного кирпича с молочно-белыми мраморными вставками двумя ровными рядами выстроились вдоль обеих сторон улицы. Машины, оставленные владельцами близ проезжей части, присыпало пушистым мягким снегом. Гермиона остановилась около своей парадной, к которой вела короткая каменная дорожка.
Грейнджер совсем не знала, что сказать, поэтому просто молча стояла, стараясь подобрать слова. Драко смотрел на нее немного задумчиво, словно ожидая чего-то. В его светлых волосах запутался снег, и Гермиона едва поборола в себе желание смахнуть его.
— Спасибо за вечер, Грейнджер, — его низкий голос прервал повисшее молчание. Он прощался, но Грейнджер так не хотелось его отпускать.
— И тебе, — тихие слова утонули в наэлектризованном воздухе, когда Драко обнял ее за талию. На лице появилась натянутая дрожащая улыбка, выдававшая с головой.
Малфой мягко отстранился, кивнув на прощание, и медленно отошел от парадной. Бросил серебристый взгляд на Грейнджер, и ей показалось, что она заметила, как он улыбнулся, прежде чем отвернуться.
Улыбнулся
той самой улыбкой.
Внутри что-то перевернулось и сжалось. Чертово сердце, словно намагниченное, тянулось к человеку, который с каждой секундой уходил все дальше и дальше. Внутренний голос кричал, срываясь и требуя что-то предпринять.
Не уходи.
Пламя сжигало изнутри. Текло по артериям. Наполняло каждую клеточку тела.
Не уходи.
Откуда это? Откуда желание быть рядом с ним? Откуда это сумасшествие?
Не уходи.
Почему весь мир внезапно стал черно-белым, а снег вновь потерял присущий ему холод?
— Драко! — собственный голос показался чужим, незнакомым, когда слова сорвались в ночную тишину. Пять букв, из которых состояло его имя, были непривычным сочетанием. Малфой застыл на месте, а потом повернулся к Гермионе, приподнимая левую бровь в своей излюбленной манере. Грейнджер сделала пару шагов навстречу к нему. Голос сбивался, и она знала, что щеки краснеют не от прикосновений ледяного воздуха. — На улице холодно. Ты, наверное, тоже замерз. Не хочешь чаю? Еще у меня осталось немного яблочного штруделя.
— Я согласен, — он поежился от очередного порыва ночного зимнего ветра, спрятав руки в карманы. — Но только из-за штруделя.
Он согласен. Тепло от понимания того, что он не уходит, разлилось по телу густой медовой патокой, а то пламя, что еще несколько секунд тому назад пожирало все на своем пути, превратилось в золотистые огоньки. Такие яркие и сверкающие. Похожие на те, из которых складывались волшебные цифры, отсчитывающие секунды до наступления следующего дня.
Из дрожащих рук едва не выпали серебристые ключи, скрепленные небольшим колечком. Вопрос о том, что теперь делать, крутился в голове на повторе. Как же Грейнджер ненавидела эту импровизацию в общении с Малфоем. Ей нужна была четкая структура, последовательный план, хотя бы примерное понимание того, о чем он думает. На деле же не было ничего из этого. Зато были неопределенность, неоднозначность и тонна смущения, с которым она не знала, как бороться. Она постоянно боялась сделать что-то не так. Испортить то самое малое, что было между ними. А было ли что-то вообще или она все придумала?
Драко придержал тяжелую дверь, заходя следом за Гермионой. Он с интересом разглядывал небольшое помещение перед старым лифтом, скрываемым чугунной решеткой, украшенной витыми узорами.
— Почему здесь? — Гермиона вопросительно посмотрела на Драко, не совсем понимая его вопрос. — Почему ты решила жить именно тут? Уверен, у тебя было множество других вариантов, но ты выбрала дом, которому больше трехсот лет.
— Честно говоря, я не выбирала, — ответила она, вызывая лифт, который с глухим рокотом начал спускаться с верхних этажей. — Квартира досталась мне в наследство. Но это не отменяет того, что мне тут безумно нравится.
— Не люблю старые дома, — нахмурился Малфой, заходя в лифт первым. — У меня возникает ощущение, что стены слишком давят. Я словно чувствую их тяжесть на себе.
Гермиона догадывалась, что такая неприязнь к старинным сооружениям у Драко появилась из-за того, что большую часть своей жизни он провел в Мэноре, в котором даже воздух был пропитан темной магией. Она помнила, как многовековые каменные своды смыкались над головой, а она лежала на холодном полу, думая, что они — это последнее, что она увидит в этой жизни. В тот самый единственный раз, когда она была в поместье, воздух казался тяжелым и горьким. В таких местах можно почувствовать прикосновение вечности, давящей на плечи, притягивающей к полу. Но свой дом Гермиона ощущала иначе. Стены в нем не давили — они словно хранили в себе воспоминания и мудрость нескольких поколений. Дома живут дольше людей, храня память о временах, которые уже не вернуть. В их стенах запечатлены сотни историй.
Поднявшись на последний, четвертый этаж, Гермиона отперла дверь квартиры. Зайдя внутрь, она поняла, что, когда уходила, забыла закрыть окно, и теперь в помещении стояла неприятная прохлада. Сняв пальто, повесив его на вешалку и оставшись в легком платье, она поежилась и достала палочку, чтобы прогнать обосновавшийся внутри квартиры холод согревающими заклинаниями. Драко поправлял немного взъерошенные волосы, смотря в высокое зеркало в черной оправе, стоящее рядом с вешалкой. Гермиона жестом указала на приоткрытую дверь в ванную комнату, и Малфой кивнул, снимая тяжелое черное пальто.
Теплая вода, с тихим монотонным шумом разбивавшаяся о керамику раковины, согревала замерзшие руки и ощущалась обжигающе горячей. Гермиона второй раз за вечер смотрелась в зеркало и не узнавала себя — у той девушки, что была так похожа на нее, ярко горели глаза. И Гермиона не верила, что отражение принадлежало ей.
Малфой бесшумно зашел в уборную и встал позади нее. Один маленький шаг назад, и она бы уперлась спиной в его грудь. Гермиона легонько прикусила язык, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица. В который раз она заметила, что на фоне него кажется слишком маленькой. Малфой же был другим в отражении. Его потемневшие глаза незнакомо блестели, и Грейнджер не могла перестать изучать черты его лица.
Словно видела впервые. Словно видела в последний раз.
В ушах гремел стук собственного сердца, а время будто остановилось, когда его серебро и ее золото плавились, превращаясь в единое целое. Гермиона хотела запомнить это отражение, сохранить самым ярким воспоминанием. Приглушенный оранжевый свет заполнял комнату, а струи воды танцевали по коже.
Она ощутила невесомое прикосновение к талии и всем сердцем возненавидела тонкую ткань платья, которая не давала почувствовать холод его рук. Вздрогнула, вновь посмотрев в зеркало и увидев, как Драко немного склонился к ней, чтобы прошептать:
— Не подвинешься? — его дыхание опалило щеку и вызвало новую волную дрожи, скользнувшей вниз по позвоночнику к его рукам. Грейнджер тонула в аромате его одеколона, зная даже без проверки, как именно для нее пахла бы Амортенция.
Сделав шаг в сторону, Гермиона наспех вытерла руки махровым полотенцем и вышла из ванной комнаты, стараясь отдышаться. Что это было? Что, Мерлин побери, это было? Она ощущала себя льдом, таявшим около полыхавшего камина. Прикосновения Малфоя напоминали сильнодействующий гипноз, от которого она была не в силах избавиться, да и хотела ли?
Она прошла в небольшую кухню и включила миниатюрный светильник в виде пятиконечной звезды. Чайник закипал с негромким шипением, а Гермиона наблюдала за тем, как Драко снимал черный пиджак, вешая на спинку стула. Рубашка плотно обтягивала его плечи, и Грейнджер не могла избавиться от воспоминаний о татуировке, фотографию которой случайно увидела в его телефоне. Гермиона постаралась пресечь эту мысль, но та так и крутилась вокруг сознания, которое погружалось в полное безумие без надежды на спасение.
— Мятный? — спросил Малфой, поднеся кружку к губам и сделав небольшой глоток. Гермиона кивнула, садясь на соседний стул. — Грейнджер, ты либо следишь за мной, либо у тебя очень хорошая интуиция.
Второй вариант определенно был неверным, так как ее интуиция в последние часы нещадно подводила. Гермиона закатила глаза и улыбнулась. Достаточно сложно было заменить этими действиями привычный испуганный взгляд, но она посчитала, что у нее получилось, когда Драко ухмыльнулся в ответ.
— У меня есть только такой, — ни капли лжи, лишь вопрос к самой же себе: в какой момент она стала пить только мятный чай.
Она сделала глоток и обожгла язык, а Малфой, казалось, и вовсе не придавал значения тому, что чай был слишком горячий. Он с интересом изучал любопытным взглядом небольшую кухню, совмещенную с гостиной.
— Честно говоря, я ожидал несколько огромных шкафов, наполненных книгами.
— Не разочаровался?
— Ни капельки, — ответил он, смотря на триптих с морским пейзажем, украшавший стену напротив. — Ты сама нарисовала?
— Да, но работа старая, и я… — честно говоря, Гермиона совершенно не гордилась этими картинами, чуть ли не каждый день думая, что пора перерисовать их или же вовсе снять.
— Красиво, — прозвучало коротко и прямолинейно, и, скорее всего, для Малфоя эти слова значили мало, но Гермиона была уверена, что запомнит их надолго. — Честно.
Она немного склонила голову набок, смотря, как свет, отбрасываемый дрожащим пламенем свечи, танцует на бледной коже Малфоя. Черты лица казались еще острее в полумраке квартиры. Гермиона вздрогнула, когда Драко с легкостью придвинул ее стул ближе к себе. Она машинально схватилась за его руку, немного потеряв равновесие. Твердые мышцы плеча под тонкой тканью рубашки напряглись, и Гермиона смущенно перевела взгляд с серебристых глаз на тонкие губы, изогнувшиеся в усмешке.
— Чтобы ты не так сильно прищуривалась, разглядывая меня, — его рука лежала на спинке ее стула, и Грейнджер чувствовала едва заметное прикосновение его пальцев к плечу.
Это было неправильно. Совершенно неправильно. Ей казалось, что в тот момент она нарушала все законы, правящие в ее жизни. Он играл с ней. Определенно играл. Умело и хитро. Зная, как себя вести, что делать и что говорить. В то время как она теряла контроль над своими телом и разумом.
Это было неправильно. Она не должна поддаваться на его манипуляции. Ее тело не должно дрожать оттого, что он был так близко. Оттого, что она тонула в запахе его одеколона и плавилась от серебристого взгляда.
Это было неправильно. Что, если она лишь одна из тех многих, с кем он ведет себя так же? Что, если она ничем не отличается от них? Он слишком хорошо знал, как расположить к себе, как завлечь и обезоружить. А она понятия не имела, как бороться с этим. Как выпутаться из прочной паутины, в которой уже давно билась, как глупая бабочка, надеющаяся, что еще сможет спастись.
Гермиона немного отвернулась, нахмурившись, а потом едва заметно вздрогнула, ощутив прикосновение холодных пальцев на подбородке. Малфой повернул ее лицо к себе, и она вновь задержала взгляд на его губах.
Неправильно.
Хотелось ощутить эти самые губы на своих, но она вновь отвернулась, пряча блестящие глаза за длинными опущенными ресницами. Он собирался ее поцеловать. Она знала, но не могла себе позволить этого. Не могла переступить через свои сомнения, которые напоминали диск луны, затмевавший солнце. Малфой опустил руку и отодвинулся. Мерлин, как тяжело было осознавать то, что он находился так близко, а она все перечеркнула. Но так ведь будет лучше?
Где правда, а где то, что она придумала себе сама? Как отличить реальность от картин, нарисованных воображением? Таких ярких и живых. Заставляющих верить в свое существование. Где проходила та грань, отделявшая настоящее от вымышленного?
— Я, наверное, пойду, — сказал он сухо, вставая из-за стола. — Уже поздно.
Гермиона поднялась следом и вцепилась пальцами в мягкую обивку спинки стула.
Просто дай ему уйти. Несколько минут. И все закончится.
— Но я… — это говорило сердце, которое никак не соглашалось с предшествующими действиями разума. Оно отчаянно боролось за то, что считало правильным.
А что было правильным?
— Знаешь, Грейнджер, — Малфой нервно выдохнул, смотря на нее недобрым взглядом, — я совершенно тебя не понимаю. Ты абсолютно не замечаешь того, что буквально находится у тебя под носом. Постоянно бежишь или прячешься. Ты боишься. Чертовски боишься. К тебе не подступиться, как ни пытайся. Три чертовых месяца я стараюсь что-то сделать, но ты просто невыносима!
Она хотела что-то ответить, но замерла, заметив, как он делает шаг навстречу к ней.
— Я не…
Гермиона и моргнуть не успела, как он оказался в паре сантиметров от нее. Малфой злился. Она впервые видела, как он теряет самообладание. Впервые слышала нотки раздражения в голосе, который звучал на тон ниже обычного.
— Порой мне кажется, что твои действия говорят громче, чем слова, но в то же время я совсем не понимаю, о чем ты думаешь. Я смотрю на тебя, но не могу разобраться, что происходит в твоей голове. Но я бы очень хотел это знать. Понимаешь?
Она понимала. Теперь она все понимала. Вновь терялась в его глазах, ловя в них честность и открытость.
— Я хочу, чтобы ты решила, чего хочешь
ты.
И она решила. Решила, что им пора перестать лгать друг другу. Гермиона сама не поняла, как так вышло, что спустя секунду уже крепко прижималась к губам Малфоя своими. Ей пришлось встать на носочки, чтобы дотянуться и поцеловать его. Его руки скользили по ее талии, касались открытой спины. Казалось, еще секунда и она растворится в нем и в тех чувствах, которые накрывали с головой, словно многотонная снежная лавина. Гермиона задавалась вопросами, почему он такой чертовски высокий и почему ее так сильно это заводит.
Грейнджер мягко провела ногтями по шее Малфоя и почувствовала, как он несильно прикусил ее губу. Это ощущалось безумием — таковым оно и было. Растворяясь в поцелуе и теряясь в объятиях, Гермиона была готова рассмеяться в лицо всем своим страхам.
Он тоже…
Незаконченная фраза крутилась в голове, и Гермиона боялась продолжить ее даже в мыслях.
— Кажется, я задолжал тебе поцелуй, — сказал Драко, немного отстранившись, но по-прежнему прижимая Гермиону к себе. Она чувствовала, как тяжело вздымается и опускается его грудная клетка, и в какой-то момент осознала, что дышала в унисон с ним.
Еще секунда, и он вновь поцеловал ее. Жадно, по-собственнически, теряя контроль и равнодушную маску. Гермиона сделала шаг назад, увлекая его за собой в комнату. Ее руки хаотично и судорожно скользили по его широкой груди, пытаясь найти пуговицы рубашки. Смотря Грейнджер в глаза, Малфой остановился около самой кровати.
— Ты точно этого хочешь? — голос звучал серьезно, а серебристый взгляд казался иссиня-черным. Он выдавал Малфоя.
Тихое «да» утонуло в новом поцелуе и глухом стоне, когда Гермиона почувствовала прикосновение холодных пальцев к спине. Драко смотрел на нее с легкой ухмылкой, заметив, как приоткрылись ее покрасневшие губы, когда ткань платья соскользнула по плечам до пояса. Он провел костяшками пальцев по плоскому животу вверх до груди, скрытой под черным кружевным лифом. Следы от его прикосновений невидимыми татуировками оставались на ее коже, навечно вплетаясь в воспоминания.
Гермиона хотела вновь прижаться к Драко, но он одной рукой мягко сжал ее запястья, не позволяя коснуться себя. Она прикусила нижнюю губу, наблюдая за тем, как он опускается перед ней на колени, чтобы снять платье, которое спустя пару секунд упало к ее ногам. Гермиона сделала шаг вперед и провела кончиками пальцев по подбородку Малфоя. Как непривычна была его новая версия — немного покорный, но одновременно своевольный. На нее никто и никогда так не смотрел. В его блестящих глазах она видела свое отражение. Видела то же самое, что чувствовала сама.
Она не знала почему, но доверяла ему. Так искренне и самоотверженно глупо. Была готова поверить каждому его слову, даже если бы он говорил откровенную ложь. От одного его взгляда дрожали ноги. Сердце пропустило удар, когда Гермиона спиной ощутила холодное мягкое одеяло, а Драко вновь прижался своими губами к ее. Его руки изучали изгибы ее тела. Медленно и осторожно. Она ненавидела это ожидание. Ненавидела его черную рубашку, что по-прежнему была на нем.
Гермиона непроизвольно выгнула спину, еще крепче прижимаясь к груди Драко, когда почувствовала легкое прикосновение к внутренней стороне бедра. Его пальцы поглаживали мягкую кожу, а губы оставляли поцелуи на шее.
Ей было мало этого. Гермиона прикрыла глаза, сжимая ткань рубашки Малфоя. Негромкий стон сорвался с губ, когда она почувствовала, как он медленно вошел в нее двумя пальцами, позволяя привыкнуть. Она закинула руки на его широкие плечи, притягивая к себе, и уткнулась носом в плечо, вздрагивая от каждого его движения, что были нарочито медленными и неспешными. Он изводил ее, не давая испытать весь спектр ощущений.
Это было сродни езде на гоночном болиде со скоростью тридцать километров в час.
Она тонула в нем, растворялась в эмоциях, которые смешались воедино и пьянили сильнее самого крепкого алкоголя. Тихие стоны утопали в полумраке комнаты. Гермиона откинула голову, дрожа от приятных спазмов внизу живота и судорог, в которых ее тело изогнулось под Малфоем. Почувствовала, что легкое давление бюстгалтера исчезло, когда Драко расстегнул незаметную застежку спереди. Его губы мягко касались кожи, оставляя дорожку поцелуев, спускавшуюся к напряженному животу.
Приподняв бедра, Гермиона позволила Драко лишить ее последнего элемента одежды. Ее тело вновь изогнулось, когда она ощутила мягкие скольжения его языка. Она сжала рукой светлые пряди, борясь с желанием прижать Драко ближе к себе. Он сводил ее с ума. Когда тело Грейнджер накрыло приятное блаженство, Малфой отстранился, запечатлев поцелуй на ее шее. Еще днем она и не подозревала, что что-то подобное случится с ней в чертову рождественскую ночь, но в тот момент, шепча его имя и тяжело дыша, Грейнджер могла думать только о том, что за последние пятнадцать минут он довел ее до оргазма уже дважды, даже не сняв рубашку. Его руки прижимали ее талию к кровати, и даже если бы она по-настоящему захотела вырваться из его хватки, у нее бы попросту не хватило сил.
Малфой сел на кровать, вытирая губы кончиками пальцев. Под его темным взглядом Гермиона застенчиво сжала ноги, и это действие рассмешило его.
— Я по-прежнему смущаю тебя? — спросил он, вставая с кровати и протягивая руку Грейнджер. — Помоги мне, принцесса.
Гермиона знала, что в тот момент по ее щекам разлился яркий румянец, но, встав на колени на кровати, она послушно начала расстегивать пуговицы его рубашки, заметив, что ноги стали ватными от осознания того, что даже в тот момент его фигура величественно возвышалась над ней. Грейнджер заставила себя не смотреть в серебристые глаза с золотистыми крапинками, потому что, если бы ее руки дрожали еще сильнее, она точно бы не справилась со своей простой задачей. Гермиона не удержалась и провела пальцами по его напряженному прессу, наслаждаясь шумным выдохом. Неторопливо расстегнула пряжку ремня, зная, что теперь пришло время Малфоя мучиться оттого, что все действия были слишком медленными.
С его губ сорвался негромкий хриплый стон, когда Гермиона слегка сжала член сквозь ткань брюк. Малфой запрокинул голову, рукой проводя по каштановым волосам. Она в нетерпении стянула с его плеч рубашку и притянула к себе, утопая в поцелуе, который сама же и разорвала через пару секунд, отползая назад по кровати и маня Драко за собой.
Быстрыми движениями он избавился от одежды и оказался над Гермионой. Драко прижался своим лбом к ее, а в глазах вновь читался вопрос.
Хочет ли она?
Поцелуй. Контрольный выстрел. Ее ответом всегда будет однозначное «да», а остальное можно считать откровенной ложью.
Он вошел в нее резко, губами ловя негромкий стон. Замедлился на несколько секунд, давая возможность привыкнуть к ощущениям. Гермиона закинула ноги ему на пояс, прижимаясь ближе и вновь чувствуя себя непривычно маленькой в его объятиях. Обжигающее тепло разлилось по телу, когда он начал двигаться, постепенно наращивая темп.
Широкие плечи и сильные руки.
Безопасность.
Тихий шепот и слова, танцующие на оголенных нитях души.
Доверие.
Касания пальцев и губ.
Честность.
Переплетение тел.
Единое целое.
В какой момент она поняла, что не отпустит его? В какой момент перестала прятаться за своими страхами и неопределенностью? Она растворялась в нем, ощущая, что Малфой испытывает то же самое. Боялась закрыть глаза и смотрела, как едва заметные капельки пота появляются на висках Драко. Улыбалась, получая в ответ его улыбку. Осознавала, что ее тело — податливое, словно мягкий пластилин, — отвечало на каждое прикосновение. Была счастлива, зная, что счастлив и он.
Он двигался быстро, выбивая из нее новые стоны, а когда она впилась ногтями в его спину, оставляя красные следы, глухо рыкнул, еще сильнее вдавливая ее тело в кровать. Гермиона ощутила прикосновения его пальцев, которые без труда нашли наиболее чувствительную точку, и застонала чуть громче.
Когда ее тело пронзила приятная судорога, Малфой все еще двигался в том же темпе. Его темные брови были сосредоточенно нахмурены. Толкнувшись в последний раз, он кончил и жадно поцеловал ее, а позже лег рядом, притягивая к себе. Гермиона положила голову ему на грудь, чувствуя, как бешено бьется его сердце.
Ее билось в такт.
***
Haze — breathe.
Гермиона смотрела на тонкий серп луны, который на несколько минут вынырнул из-под завесы тяжелых серых облаков. Ее бледный серебряный свет полупрозрачной пеленой струился по комнате. Платиновые волосы Драко казались почти белыми в темноте ночи. Гермиона провела по ним пальцами, и Малфой немного нахмурился во сне. Она лежала, прикованная к кровати весом его тела, и боялась пошевелиться и ненароком разбудить его. Дыхание Драко щекотало кожу, и Гермиона улыбнулась, мягко гладя его по плечам. Пальцы нащупывали старые шрамы, которые со временем стали едва заметными, и она задавалась вопросом, сколько всего он пережил. Черный феникс раскинул крылья, что пылали мрачным огнем.
Чтобы воскреснуть, феникс должен сгореть.
Это так подходило ему. Подходило человеку, который сумел оставить свое прошлое позади и сделать шаг навстречу чему-то новому.
Гермиона поцеловала Драко в макушку и сквозь незаметно подкравшийся сон услышала его шепот:
— Еще.
Малфой приподнялся на локтях, смотря в янтарные глаза. Мягко целуя, Гермиона притянула Драко к себе, совсем не различая слов, что он шептал. Она провалилась в сон, зная, что утром проснется в его объятиях.
