Вырваться из клетки

Жан боится громких звуков. Рико всегда кричал на него, прежде чем начать бить. Жестокость его заключалась не в жутком правиле «бей сильнее», что плотно засело в память Моро, когда он случайно подслушал разговор Мориямы со старшими Воронами. Жестокость была в меткости. Рико помнил куда бил в прошлый раз. Он никогда не промахивался Жан боится резких движений. На него часто замахивались, и так же часто ударяли по плечу, старые синяки на котором зачастую не успевали заживать Жан ненавидит горячую воду. Она не помогала смывать с кожи липкие отпечатки пальцев Воронов, нет, монстров, что, следуя приказам Рико, втрахивали его полуживое тело в кровать, довольно скалясь и что-то мерзко шепча ему на ухо Жан закрывает глаза, когда видит белый цвет. Слишком много связывает его с белыми кафельными стенами медпункта, где он проводил больше ночей, чем в своей кровати. Медиком был старый, до жути ворчливый, с ледяным стеклянным взглядом, старик. Точнее, выглядел он как старик. На самом деле медику "Воронов" было всего-то сорок, но морщин на его лице было как у восьмидесятилетнего ветерана Афганской войны. Моро искренне не понимал, почему это уставшие от жизни существо только ставит капельницы, а не делает что-то более серьёзное, поэтому приковывал взгляд к стенам, из-за которых в глазах начинало рябить, лишь бы не видеть этого лица, что часто сниться детям в кошмарах и не сказать чего неуместного Жан никогда не забудет день, когда Рене забрала его из «Гнезда». Оказавшись на улице в окружении холодного ночного воздуха, звёздного неба, в присутствии кого-то, кто не был одет в чёрную форму с красной цифрой на груди, он почувствовал себя живым, почувствовал боль, к которой давно привык и которую воспринимал как должное, почувствовал свободу Первая ночь в доме Бетси была самым страшным, что он пережил за всю свою жизнь. Ему так отчаянно пытались помочь, что даже не замечали, как, еле стоящий на ногах Жан, начинает трястись, когда слышит слова о перевязках и обработке ран. Раньше он делал это сам, своими трясущимися руками, сидя под слабым светом настольной лампы и, буквально молясь, чтобы швы не разошлись на утренней тренировке. Он дергался каждый раз, когда к нему прикасались. Закрывал лицо руками, чтобы медик не смогла осмотреть синяки. Перехватывал чужие руки, что тянулись к его щеке, чтобы, скорее всего, утешить, поддержать, показать, что всё в порядке, боли больше нет, нет Рико. Но Жан не верил. Слишком долго его держали в клетке, и слишком внезапно он оказался на свободе Он ещё никогда так не плакал. Казалось, что весь мир слышит, как какой-то парень, затравленный собственной жизнью, рыдает, свернулись в комочек на кровати. Моро боялся, что Рико придёт за ним, заберёт обратно, в «Гнездо», и продолжит пытки. Отдаст своим тряпкам-друзьям, чтобы те наигрались, натрахались вдоволь. А потом снова выкинет за дверь, оставляя в одиночестве, в темном холодном коридоре, в руках отчаяния Жан обожает гомон трибун, разрывающий барабанные перепонки после контрольного мяча, который удалось забить Лисам. Он стягивает с себя шлем, закрывает глаза и вздыхает запах победы, которая приносит радость, удовольствие, счастье Жан знает, что Ники заносит руку, чтобы растрепать его чёрные волосы, радостно смеясь и вновь утверждая, что он - никто иной, как солнце, улыбка которого заставляет улыбаться остальных Жан обожает принимать горячий душ. Именно в нём, сильно пьяный и безумно влюблённый, он взял Аарона. Аккуратно, нежно, не отрываясь от его губ, пропитанных вкусом дешёвого виски и кальяна. Именно в нём сказал, что любит, что чувствует, и получил в ответ поцелуй, мягкий, слово растаявший зефир Жан готов вечно смотреть на светлые волосы Майкла, старательно поливающего пасту грибным соусом. Моро касается мягких прядей, путает в них пальцы, утыкается носом в макушку Миньярда и вдыхает приятный запах шампуня, которым парень моет голову - Я люблю тебя, - Жан никогда не устанет шептать эти три слова, которые кажутся ему самыми главными для Аарона и для него самого. И он не ошибается