совсем летний конфликт

с пятого этажа, и дома напротив часто виднеется темная макушка, на фоне тлеющего заката и я часто — с первого лицезрею то, куда смотрят её карие глазки.цвета не вижу, но я отчетливо помню твои улыбающиеся ресницы.или слежу за тем, как куда-то из стороны в сторону ходит — любимая макушка. верно, моя была вина в том, что происходит между нами и возможно, если б не я ,твоя мама гоняла палкой бы меня меньше.а может и вовсе не называла бы меня разгильдяем и озорником. на дворе 1984 год, и я до сих пор помню, как ты со злости окно картошкой мне разбил, действительно картошкой.под шорох твоих скорых ног о асфальт я долго заливался смехом и вовсе не злился на тебя, а очень тепло бубнил о том, ты мог просто обозвать меня, крича в окно. но я ведь все равно тебя люблю, до сих пор люблю. мой модя, я миллион раз твердил тебе о том, что у тебя самые красивые губы на этой земле. надеюсь, ты примешь мои извинения, и очень жду твои объятия. громко хлопнув сергей закрыл толстый бумажный блокнот, и вприпрыжку помчался завязывать пыльные шнурки на красных конверсах. он выбежал на улицу в своем привычном всем одеянии и побежав через деревья тут же оказался у окон своей любви. —модя.модя.модестас. а сам паулаускас скорее всего услышал голос своего серёженьки и скорчил уж очень фальшиво, недовольную гримассу. для такой, как у серёжи громкой голосины и 16-тый этаж невысоко, понятно же, что модестас услышал его даже если бы сидел в погребе, как всегда наказаный мамой. парень сверху молча смотрел на белова и ждал продолжения его речи. —моденька, пожалуйста, выйди ко мне.спустись. тот, так же фальшиво закатил глаза: —зачем это? —я поговорить хочу. как только оконная рама захлопнулась, улыбающийся донельзя серёжа побежал к подъезду парня.ждать не пришлось особо — слышались грохотание и эхо от шума в подъезде. это модя бежит. из дверей показался модестас с не изменчивым выражением лица. —ну, я спустился.слушаю тебя. сергей будто из транса очнулся, и как всегда растерявшись тот почесал макушку. опасаясь безрезультатного монолога, белов начал с середины: —я вовсе не хотел такого итога.модя.я боялся твоего отца — я думал он задушит меня.я постоянно бегаю от твоих родителей, и постоянно ругаюсь с ними.а я просто хочу быть рядом с тобой всегда. дело в том, что пару дней назад, белов серёжа, известный у подъездных бабулек, как советский разбойник почти подрался с отцом литовца, а причиной тому стало то, что модестас выбил часть деревянного забора, который ограждал проход в рабочие зоны для слесарей, дворников. ясно дело, причиной тому, думали родители, стало общение с этим «разгильдяяяем». так белов помахал перед лицом родителя несколько раз арматурой, а когда литовский батя побежал на него, тот и вовсе ринулся через пруд плыть, он был не особо большим, но как раз вёл к сергея дому. с тех пор любовники так и не виделись.паулаускас не заходил за ним, иной раз в окно не высовывался, а как высовывался — видел сергея и обратно.еще и мать его метелкой от подъезда гнала.наказали литовца по полной. а тут счастье — вышел на контакт.серёжа не упустит шанса извинится и разъясниться. —прости меня, модя.прости. модестас в лице мигом изменился: брови наверх поползли, уголки губ дрогнули. —сережа, я ж тебя убить сам хотел: вечера холодные, ты в воду одетый сиганул.я не обижусь за родителей на тебя, милый.я просто боялся, что если увидят, нас рядом или говорящих, тебе опять достаться могло…а потом я понял, что не могу без тебя. литовец убрал за ушко прядь чужих волос. —я очень люблю тебя, серый. а белов вовсе покраснел, и дрожащими руками подтянул к себе парнишку.прижавшись, он почувствовал то, о чем скучал больше всего — запах сладкой малины, проросшей совсем недавно в глубокой глуши русских лесов. и я тебя люблю.модя.