Звёзды в море.

      — Почему мы здесь?       Ответа не следует. Никогда его не было.       Артём всегда исчезал на последние недели лета. Пропадал, как будто канув в бездну. Терялся между пространством и временем. Глеб искал его, обзванивал всех друзей и знакомых, но не находил. Не находил то, что искал. Это ему не свойственно. Он привык получать желаемое: красивые девушки, дорогие вещи и алкоголь, лучшие вечеринки и чистую наркоту. Не любил отказы и не жаловал сопротивлений. Он создал вокруг себя образ «человека-загадки», не давал интервью, в сети появлялся редко, а если это и происходило, то опубликовывать любил что-то заумное, что только его душе и складу ума ясно. Но он — лишь образ. Лишь образ той головоломки.       Настоящей тайной являлся Артём. Он создавал образ открытого человека. Они были противоположностью друг друга, как Инь и Янь, как Истина и Ложь, как Свет и Тьма. Они не могут быть вместе, также как Луну нельзя увидеть в небе в свете Солнца. Но они есть. Ведь иногда, в некоторые удавшиеся дни, можно увидеть этот одинокий спутник при свете огромной, яркой звезды. Ведь Луна отражает её свет. Также как Глеб всего лишь отражает то истинное сияние Артёма. Его теплоту, что исходила изнутри, из самых недр. Он был единственным. Единственным экземпляром, как и Солнце, таким же ярким и любящим мир. Ведь Солнце кокетливо и задорно играет своими лучами, опаляя планету Земля.       Сейчас же в небе можно было увидеть Луну — одинокую и угрюмую, как Глеб, что стоял возле Артёма. Он нашёл его. Сел на хвост и полетел следом. Оказался в тёплом месте, чего явно не ожидал. Днём песок опалял ноги, как лава, ведь Солнце согревает его. Но сейчас он остыл. На улице ночь, а тёмное небо усыпано звёздами.       — Я отдыхаю.       Он отвечал спустя время. Всегда. Он будто пред этим смаковал вопрос, пробовал на вкус, а потом долго думал, как ответить. Он считал ходы наперед, он всегда знал правильное решение и нужный выход. Он всегда мог отличить Истину от наглой Лжи. Глеб завидовал. Он не был расчетливым и не было ему свойственно думать по долгу. Поступал импульсивно и ярко, пока в серого цвета глазах горел огонек так, что будто серебристая пелена становилась на несколько тонов теплее. Он лишь отражает свет.       — Разве в Москве этим нельзя заняться?       Опять молчание, повисшее в воздухе. Оно заполняет пространство и обнимает за плечи, как мать обнимает своего ребёнка. Оно спокойно. Оно мертво, но отчего-то согревает. Нет холода, есть лишь небо и море. Они соприкасаются, образуют горизонт — тонкую линию где-то там, вдалике. Она не режет глаз, её практически не видно. Горизонт не достичь, он не постижим, также как Глебу не постижимы мысли Артёма. Он всегда думает о чём-то своём, о чём-то настолько глубинном, что Глебу лишь снится. Мысли Артёма — область пространства-времени. Они скрыты от чужих глаз. Ему не нужно общество, ему не нужны чужие взоры. Он находится в полном умиротворении с самим собой. Он лишь наблюдает за горизонтом. Глеб смотрит под ноги, на голубые огоньки в ногах, что окутали стопы. Вода наполнена планктоном «Лингулодиниум полиэдрум», который светился синим из-за движения волн и создавал впечатление, будто ночьное небо отражается в прохладной воде. В мыслях Глеба иногда находится вопрос: «Нужен ли он Артёму?» Но ответа он не получит.       — Нет.       Быть может, когда-нибудь Глеб разгадает эту загадку. И ещё тысячи — нет, миллиарды — загадок, что таил в себе Артём. Он был ниже по росту и с более хрупким телосложением, но его душа была, кажется, безгранична. Она была больше чем Мировой океан и звёздное небо. Его душа была порталом в иной мир, которого не достоин был обычный человек. Глеб был обычным человеком, мирным жителем — не более.       Они идут в их домик, который Артём изначально снял лишь для себя. Он стоял на берегу моря отдалённо от всех других. Здесь Артём находил своё спокойствие и умиротворение. Здесь он находил себя. Глебу казалось, что, приехав, он нарушил идиллию. Что-то пошло не так, треснуло и Артём не мог ощущать всё в полной мере, не мог чувствовать себя в безопасности. На деревянном столике одиноко стояла бутылка вина и небрежно валялись листы бумаги. Помятые и исписанные. Кровать они делили одну на двоих. А говорили немного. Практически всегда молчали, что не свойстванно им в Москве. И впервые Глеб находил молчание таким… Нужным. Обычно считал, что всегда обязательно говорить и пытаться понять друг друга. Но он ошибся. Как всегда ошибся. Ведь молчание — это то, что даёт толчок, что даёт развитие. Ведь в молчании ты постигаешь себя. В молчании свершаются лучшие вещи. Тишина помогает прожить эмоции, потушить пожар и найти выход. Тишина вытаскивает тебя с низов. Здесь Артём находил способ спастись. Спастись от самого себя и общества. Ему не нужны были наркотики и девушки, которыми жил Глеб. Ему нужна была тишина.       Артём был бледным, его цвет кожи был холодным, как лёд, также как температура тела. Глеб часто сталкивался с льдинами в кровати. Он охватывал своими ногами его, пытаясь согреть. Пытался отдать хоть что-то. Он пытался. Но Артём лишь, как Дементор, высасывал весь его внутренний пожар. Лишь он мог его утихомирить.       Иногда Глеб просыпался в ночи, потому что не мог найти чужое холодное тело. Находил его сонными глазами за деревянным столом. Артём писал при свете Луны. Та играла своим светом с его каштановыми волосами и голубыми, будто море, глазами. Единственные глаза, которые запомнил Глеб. Этот узор, как снежные горы, по которым взбираются альпинисты. В этих горах холодно. Там метель. Луна освещает также его впалые щёки и эту бледную кожу.       Глеб как обычно подойдёт и сядет рядом на корточки. Лишь тогда Артём обратит на него своё внимание. И это будет стоить, наверное, всех звёзд, включая Солнце. Он одарит его своим взглядом прикрытых веками глаз, в которых таится галактика. И да, Глеб боготворит его. Когда они рядом Глеб находит своё умиротворение, но в этот же момент в его душе буря, ураган Камилла. С каждым днём он выбивает, выцарапывает новую букву имени своего Ангела напротив со внутренней стороны рёбер. Это больно, но Артём этого заслуживает. Он заслуживает больше, намного больше. Он заслуживает весь этот Мир.       Пальцы Артёма, такие худые и испачканные в чернилах, зарываются в волосах Глеба — белых и запутанных. Он начинает перебирать пряди, распутывыть колтуны, но не отводит взгляда. Он смотрит прямо: уверенно и непоколебимо. Ему не страшно. Он не прогнется под встречным взглядом блондина, как прогибается под ним любая девушка. Ведь это Артём его Ангел.       Глеб не выдерживает, его терпение на исходе. Он не любит ждать. Он тянется, хватаясь за чужое запястье, а после накрывает чужие губы своими. Они сомкнуты. Артём не отвечает. Как не отвечает на все его вопросы. Он его личная головоломка.       — Я разгадаю тебя, — шепчет Глеб.       Артём молчит. Но Глеб не сдается, не отводит взгляд, не уходит. Он остаётся. Он разгадает. Холодная рука быстрым движением перемещается на шею и Артём тянет Глеба к себе. Он целует требовательно, будто ему это нужно. А Глеб лишь отвечает, поддается, как кот, и перехватывает инициативу. В Китайской стене появляется трещина. И Глеб разрушит её во что бы то не стало.       На следующие утро они не говорят. Не обсуждают то, что произошло в окружении писанины и далее. Это остаётся висеть между ними и Луной. Луна тогда пробивалась сквозь окна и освещала их тела. Глеб покрывал тело Артёма поцелуями, проходился по контуру каждой татуировки и каждой родинки на его теле. Он обходится со своим Ангелом нежно. Он не обходился так ни с одной девушкой, с которой спал. Лишь этой ночью он понимает, что это всё было не то. Те ночи не были наделены чувствами, лишь мимолётной страстью и большим желанием. Там были громкие стоны и грубые толчки, там не учитывалось желание партнера. Сейчас же была тишина, Луна и томные вздохи. Глеб хотел угодить Артёму. Он делал так, как просит шатен. Он всегда сделал бы так, как тот просит. Он целует его руки, скулы и острые ключицы. Он одаривает поцелуями всё тело, пытается запечатлеть его в своей памяти вот таким — раскрытым и тёплым. Китайская стена падает? Глеб ставит точку после его имени.       — Вспоминай звёзды в море.       Глеб не придает значение этим словам. Шепчет тихое: «Хорошо» и поддаётся чужой ладони в своих волосах. Та направляет и ведет. Артём ведет его всегда. Он его маяк, освещающий путь. Он его Янь, его Солнце, его Свет. Его Ангел. И это Истина.       Он вспоминает звёзды в море и голубые глаза. Он стоит один. Он не смотрит на ярко-синий планктон. Глеб смотрит на горизонт. Ту размытую полосу, где сходится небо и вода. Артём всегда смотрел именно туда, а Глеб никогда не понимал почему. Это же скучно. В этом нет ни доли веселья. Планктон интереснее, он синий и шевелится при движении волн. Тем летом Глеб смотрел именно на него.       Он возвращается в номер. На столе полупустая бутылка виски и листы. Чистые и нетронутые они сложены в стопку. Глебу не до них. Он падает на кровать. Щупает рукой вторую половину — она холодная. Была, есть и будет. Взгляд отчего-то невольно падает на стол. Но никого там нет.       Глеб поджимает ноги, обнимая колени. На нём — его толстовка. Она уже утеряла запах хозяина, но его образ до сих пор в его мыслях и перед глазами, а его имя выцарапано с внутренней стороны рёбер, чуть выше солнечного сплетения. Его глаза, подобны океану, навсегда останутся тем, в чём Глеб увидел свой свет и свой смысл жизни.