***
Когда Намджун был ребенком, он мечтал летать. Он мечтал стать невидимым, чтобы спрятаться, когда убегал от сестры. Ему снилось, что у него были ролики вместо ног, чтобы ему больше никогда не приходилось ходить. Ему снилось, что он может фотосинтезировать и создавать кислород, чтобы его родители могли много дышать. Ему снилось, что у него четыре руки, поэтому он может одновременно играть в игру и читать книгу. Он мечтал о возможности найти всех жуков в своем доме до того, как его мама увидит и их настигнет Тапочка Судьбы. Когда Намджун был ребенком, он мечтал получить способности и стать супергероем, как и все дети его возраста. Он начал производить молоко, когда ему исполнилось четырнадцать лет: лицо украшали высыпания, голос звучал неестественно высоко, и, не совсем понимая, что такое бисексуальность, он понял, что если сжать собственную грудь, молоко вытечет наружу. Намджун производил слишком много его, и слишком часто ему приходилось менять рубашку, потому что вокруг его сосков появлялись мокрые пятна. Это не было хорошим дополнением к половой зрелости. Осознание того, что в действительности делало его молоко, пришло только три года спустя, когда Намджун, уже достигший семнадцатилетия, с гладким, но высушенным химикатами лицом, однажды летом попытался отправиться на «вторую базу» с девушкой. Она не возражала против молочных жемчужин на его сосках, наклонилась, чтобы игриво слизать их, — и удивила обоих, когда все засосы, которые он усердно оставлял на ее шее, тут же исчезли. Это оказалось великим откровением — молоко Намджуна не было результатом необъяснимого гормонального дисбаланса. Молоко Намджуна стало долгожданным исполнением его мечты о способности. Он мог кормить грудью, его молоко обладало впечатляющими целебными свойствами, и это было настолько убого, насколько и звучало. Излишне говорить, что он перестал хотеть стать героем. Теперь, в двадцать два года, Намджун нашел более важные вещи, чтобы мечтать: например, утилизация мусора и спасение планеты от изменения климата. Ему не нужно было быть героем, чтобы иметь значение, не нужно было быть героем, чтобы приносить пользу. Он стал просто парнем с волшебным молоком, ничего особенного. То есть, пока он не помог Мускул Бану.* * *
Два опухших соска, коричневые ареолы и родинка справа. Намджун изумленно разинул рот на реалистичный рисунок пары сисек, смотрящих прямо на него. Хосок умирал от смеха рядом с ним, почти бился в истерике, усиливая страх, который сейчас наполнял его. «ВЫ ВИДЕЛИ ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА?» — плакат запрашивал жирным шрифтом, прямо над сосками без цензуры. — «ЕСЛИ ВЫ ЗНАЕТЕ, КОМУ ОНИ ПРИНАДЛЕЖАТ, ПОЖАЛУЙСТА, СВЯЖИТЕСЬ С ЧОН ЧОНГУКОМ (возможна награда)». — Не может, сука, быть, — прошипел Намджун, но недостаточно громко, чтобы перекрыть хриплый смех Хосока. — Не может, сука, быть. — Повсюду, — смеялся тот, опираясь на его плечо, чтобы не упасть на пол, и Намджуну уже не терпелось отодвинуться, чтобы позволить ему резко упасть. — Он повсюду их развесил. Смущение обжигало, достаточно, чтобы его спина вспотела, а мозг перегрелся. Он знал, что они повсюду, он проходил мимо этих плакатов по дороге в колледж, но не обращал на них никакого внимания, пока Хосок не указал на один из них и не довел его до ступора одним единственным вопросом «Эй, Джун-а, неужели это твои сиськи?». Намджун дрожал от ужасного воспоминания, желая оставаться в блаженном неведении. То, что являлось его грудью, было так хорошо нарисовано, что казалось, он смотрел в зеркало. В то время как это говорило о впечатляющих художественных навыках Чонгука, все, о чем мог думать Намджун, — это о своих сиськах, размещенных на студенческой доске объявлений. — Блядь! — кричал он, стараясь не размышлять слишком сильно о том, что Чон Чонгук ищет его. Надеясь, что он не пытается подать в суд за сексуальные домогательства и кормление грудью без согласия. — Это так реалистично, — слишком весело комментировал Хосок перед лицом гибели Намджуна. Он схватил плакат и приблизил его к лицу, чтобы изучить детали рисунка. — Я бы узнал эти милые шоколадные чипсы где угодно. Конечно, Хосок — эксперт по шоколадным чипсам. Он был хорошо знаком с грудью Намджуна с тех пор, как тот нашел его на скамейке на первом курсе, со сломанной ногой и разрушенными мечтами. Он до сих пор не понимал, что заставило его предложить накормить грудью Хосока тогда, не понимал, что заставило того принять его помощь, — только понимал, что нескольких глотков хватило, чтобы Хосок снова танцевал, а он получил лучшего друга. «Лучший друг на всю жизнь», — с горечью думал Намджун, когда тот набрасывался на плечи, пихал плакат ему в лицо и повторял «Разве это не круто, Джун-а, не так ли?». Намджун выхватил оскорбительный предмет и разорвал его в клочья — плохой ход, так как его застал с поличным проходящий мимо студент, который громко отругал его за саботаж попыток Мускул Бана найти своего Парня с Родинкой на Груди. Намджун отключился после того, как он произнес «Парень с Родинкой на Груди».***
Это оказался худший июнь в жизни Намджуна. Уже было лето, и солнце слишком пекло, из-за чего он постоянно потел. Обычно с июня по сентябрь он носил только шорты и майки, но он боялся случайно оголить соски и людей, которые узнали бы его как Парня с Родинкой на Груди. С момента инцидента прошел примерно месяц, и все только начинали успокаиваться. После того, как Намджун выслушал абсолютно все сплетни о Парне с Родинкой на Груди и гипотезы, почему Мускул Бан искал его, теперь он, наконец, мог ходить по коридорам, не слыша разговоров о сиськах. Он по-прежнему предпочитал перестраховываться, отказываясь от тонких маек и решаясь на лето футболок и липких подмышек. Конечно, это не относилось к группе героев, которые после занятий проводили водную битву на поле. Оно в основном очистилось от студентов, которые знали, что лучше не ввязываться в игровые драки героев. Намджун возвращался домой долгим путем, обходя поле, чтобы избежать жидких бомб. Он узнал Чонгука, бросающего гигантские воздушные шары с водой, и он дал себе секунду, чтобы взглянуть на его яркую улыбку и кроличьи зубы, прежде чем сосредоточиться на дороге. Он не видел приближения катастрофы. В одну секунду раздался неистовый смех, а в другую: “Эй, осторожно!” — и к тому времени Намджун уже весь промок, белый шум звенел в его ушах из-за звука взорвавшегося над ним большого шара. Холодная вода струилась по его коже, охлаждая нагретое тело, и это было бы долгожданной передышкой от жары, если бы не было звона. Он стиснул пальцы, оплакивая вероятную смерть своего телефона, но обнаружил, что держится за воздух: телефон ускользнул из его рук, и когда Намджун открыл глаза, то нашел его в ладони Пак Чимина в целости и сохранности. — О боже, — кто-то бросился к нему, — мне очень жаль, я целился в Чимина, но он отразил шар. Намджун узнал голос еще до того, как повернулся, чтобы взглянуть на его владельца, и, конечно же, там стоял Чон Чонгук, студент второго курса, профессиональный герой и любимчик колледжа, в которого он не был влюблен. Вода капала с его влажных ресниц, пока Намджун моргал, встречая извиняющийся взгляд. — Чимин забрал твой телефон до того, как он промок, — сказал Чонгук. — У меня в шкафчике есть запасная одежда, могу я тебе ее одолжить? Мне, правда, очень жаль. — Все в порядке, — ответил Намджун, очарованный прядями влажных волос, падающих на его лоб, и красивыми глазами, полными беспокойства. — Это не так, мы были неосторожны, — Чонгук осматривал его, оценивая причиненные неудобства. — Извини, я одолжу тебе… — он замер на полуслове, глаза были прикованы к груди, и Намджун слишком поздно понял, что белая ткань стала прозрачной. — Боже мой, это ты, — прошептал Чонгук. Намджуну пришлось пережить спонтанные приступы лактации во время физкультуры, когда ему было пятнадцать, и все же он мог с уверенностью сказать, что Чон Чонгук, узнавший его только по груди, — это самое унизительное, что когда-либо случалось в его жизни.***
Солнце палило так сильно, что Намджун снова вспотел, как только его кожа высохла. Его рубашка казалась влажной, недостаточно высохшей, и сквозь ткань все еще просвечивали соски. Он знал это, потому что Чонгук находился перед ним и ни разу не поднял взгляд с тех пор, как сел на скамейку. — Еще раз извини за водяную бомбу, — пробормотал Чонгук, не сводя глаз с груди. — И я… я везде тебя искал. Я не знал, как тебя найти, поэтому развесил плакаты... — Да, я заметил, — сухо ответил Намджун. — Могу ли я их увидеть? — спросил Чонгук, его щеки слегка покраснели. Намджун почти готов был сказать ему, что его глаза находятся там, наверху, но Чонгук был милым, поэтому он этого не сделал. Тем не менее, Намджун скрестил руки на груди и засунул их под подмышки для дополнительной защиты. — Нет? — ответил он. Чонгук выглядел совершенно разочарованным, уронил голову, и Намджун почти начал снимать рубашку, чтобы тот перестал надуваться. Прежде чем он успел что-либо сделать, взгляд Чонгука опустился ниже и остановился на его бедрах — шорты все еще были мокрыми и задрались вверх, обнажая каждый дюйм ног. —Вау, — тихо пробормотал тот. Пак Чимин, известный как Телекинетический Манифест, прямо сейчас стоящий рядом с Чонгуком и наблюдающий, как тот выставляет себя дураком, избавил их обоих от дальнейшего замешательства, прочищая горло. — Ты действительно производишь волшебное молоко? — спросил он с очевидным сомнением в голосе. Намджун осторожно кивнул. — Какие виды травм можно вылечить? — Все? Я мало использовал свои способности. — Верно, - протянул Чимин. — Ты выглядишь совершенно бесполезным. В ответе он не нуждался, и Намджун промолчал. Он никогда не разговаривал с Пак Чимином до сегодняшнего дня, только однажды подумал мимоходом, что тот был низким. Если только он не являлся телепатом, у Чимина не должно было быть причин ненавидеть его. Чонгук, кажется, снова сосредоточился на текущем разговоре, пристально посмотрев на Чимина, прежде чем устремить на Намджуна робкий взгляд. — Извини за него, но... эм. На самом деле, нам может понадобиться твое лечебное молоко.***
Когда они вошли в его комнату, Ким Тэхён показал Чимину пару повязок на глаза и очень взволнованно спросил, какая из них подойдет ему лучше всего. Намджун много раз видел его в кампусе, но помнил совсем иначе, чем то, каким он сейчас выглядел на больничной койке. Половину его лица закрывала белая повязка, и обе его ноги сковывал любовно разукрашенный надписями гипс. Намджун знал, что Тэ-Рекса ранили в его последнем сражении, и по горю на лицах остальных героев несколько недель назад он понял, что травма оказалась серьезной, но это было нечто другое — видеть красивого, веселого парня, застрявшего на больничной койке, заметно более тонким, чем два месяца назад. — Какая из? — Тэхён повторил, широко улыбаясь, несмотря на то что плечи его друзей заметно поникли с момента, как они вошли в Медицинский центр Героев. Чимин забрал у него повязки для глаз и положил их на тумбочку. — Обе будут хорошо смотреться на тебе, Тэ, но сегодня мы пришли с кем-то особенным. — Он указал за свою спину, и взглядом Тэхён проследил направление его большого пальца мимо фигуры Чонгука, пока не остановился на Намджуне, неловко стоящем у входа. — Кто это? — спросил он, наклоняя голову. — Это парень Чонгука, — сказал Чимин, вызывая кашель у того и наигранный вздох у Тэхёна. — Молочник, — прошептал он, достаточно громко, чтобы услышать его могли абсолютно все в радиусе мили. — О, мой бог. — Намджун обвиняюще посмотрел в сторону Чонгука, потому что тот решительно не глядел в его сторону. — Пожалуйста, скажи мне, что ты не называл меня так. За этим последовала только тишина. — Молочник! — повторил Тэхён, в его голосе звучало волнение. — Гуки трещал о тебе несколько недель. Но он никогда не говорил, что ты такой красивый. — Это потому, что он был слишком занят, глядя на сиськи, вместо того чтобы смотреть ему в лицо, — засмеялся Чимин, и Чонгук подавился слюной, выдыхая задушено «Не говори ему этого!». Чимин великолепно игнорировал его, обращая к Намджуну суровый взгляд с очевидным вызовом в глазах. — Некоторые из его ребер все еще сломаны, а одно из легких повреждено. Они не уверены, что его ноги полностью заживут, и — они точно знают, что его левый глаз больше никогда не будет видеть, — заключил Чимин с холодным видом, но с дрожью в голосе, которую Намджун не упустил, но и не стал комментировать. — Доктора не могут его вылечить, так что ты можешь что-нибудь сделать? Намджун посмотрел на Тэхёна — парень по-прежнему широко улыбался, ярко и весело, даже несмотря на слова Чимина. — Можно посмотреть? — спросил он, и тот кивнул, позволяя Намджуну выйти вперед, пока не встал рядом с кроватью. Он изучал тело и гипсы на ногах — вблизи стало понятно, что они подписаны многими героями, знаменитыми именами и новичками. Однако большая часть лица Тэхёна не была видна. — Могу я посмотреть под твоей повязкой? — снова спросил Намджун, и Тэхён кивнул, но голос Чимина прервал его. — Если он ее снимет, переделывать будет сложно. Ты сможешь что-то сделать или нет? — спросил тот, теряя терпение, и, хотя Чонгук попросил Намджуна приехать сюда, очевидно было, что Чимин не очень верил в его способности. Однако Тэхён уже снимал повязку, срывая ее со своего лица, как будто только ждал предлога, чтобы избавиться от этой штуки. Под ней находились бледная кожа и закрытый глаз, пересеченный разрезом, который тянулся ото лба до губ, и, казалось, настолько глубоко вонзился в его щеку, что Намджун подумал, будто лицо могло бы разорваться пополам. Он протянул руку, нежно касаясь лица Тэхёна под тремя парами любопытных глаз. — Думаю, да, — проговорил Намджун. — Я могу это исправить. Он чувствовал, как взгляд Чимина прожигал ему спину, знал, что парень ему не доверяет. Он также чувствовал обнадеживающий взгляд Чонгука и испытал укол сомнения по поводу продемонстрированной уверенности, потому что, если это не сработает, его разочарование только усилится. Тэхён лишь лучезарно улыбался ему, добрый и дружелюбный, красивый даже с отвратительным шрамом. — Ничего страшного, если ты не можешь! Но мне любопытно твое молоко, Молочник. Мне нужен стакан? Чашка-поилка? О, — его глаза расширились, и он повернулся к Чимину. — Минни, принеси мне детскую бутылочку. — Нет, — пропищал Намджун. — Это бесполезно. Тебе нужно пить прямо из меня, иначе ничего не получится. Чимин фыркнул рядом с ним: — Ты уверен, что ты не просто извращенец? — Я уверен, — ответил Намджун. — Я пробовал. Оно теряет свои свойства при контакте с воздухом. Тебе нужно пить прямо из меня, иначе это не подействует. Он украдкой посмотрел на Чимина, хранящего молчание, но пристальный взгляд которого означал «говори, что хочешь, извращенец». Намджун изо всех сил пытался игнорировать его, пока садился на кровать, быстро снимая футболку и делая вид, что не слышал легкого вздоха, исходящего от Чонгука. — Тебя это устраивает? — спросил он Тэхёна. — Я пойму, если тебя это не устраивает или... Прежде чем Намджун успел закончить предложение, у его левого соска очутился рот и острые зубы, которые впились в него. Он вздрогнул от укуса, когда клыки Тэхёна задели его, молоко внезапно вырвалось и полилось в рот того. Намджун вздохнул и позволил сосать себя. Тэхён оказался немного груб, ничего не мог поделать со своими зубами. Кормление грудью — странное ощущение: оно снимало давление, которого не было поначалу, и заставляло его чувствовать себя легче. Раньше Намджун производил чрезмерное количество молока, но теперь казалось, что его тело лактировало только тогда, когда ему это было нужно, что стало облегчением для всей его одежды. Он положил руку Тэхёну на затылок, пока тот пил из него, внимательно наблюдая за ним. Намджун хорошо видел его лицо, видел, как ткани шрама тускнеют и очищаются, видел, как его глаз закатывается под веком. Чонгук и Чимин не могли наблюдать того же с их ракурса, но он вздохнул с облегчением, когда понял, что это сработало. Некоторое время Намджун не двигался, считая секунды в голове, чтобы прикинуть, сколько времени это займет. Тэхён непрерывно пил, с закрытыми глазами и сморщенными вокруг соска губами, без каких-либо оговорок по поводу того, что его кормил грудью взрослый мужчина, которого он никогда раньше не встречал. Намджун дал себе две минуты, и подумал, что этого достаточно — уж точно ему никогда не приходилось кормить грудью больше минуты, — прежде чем он потыкал Тэхёна в щеку и нежно потянул его за ухо, чтобы тот отстранился. Тот сел, губы все еще блестели от молока, и, как видел Намджун, шрам исчез с его лица. Чимин громко ахнул. — Это сработало? — спросил Тэхён. Намджун пожал плечами и встал с кровати. — Открой глаза и скажи мне. Все они нетерпеливо следили, как ресницы Тэхёна распахнулись. Он несколько раз моргнул, и его губы растянулись в яркой квадратной улыбке. —Это похоже на переключение из два-дэ в три-дэ, — сказал он, а затем Намджуна оттолкнули в сторону, когда Чимин бросился вперед, хватая лицо Тэхёна и начиная целовать его в губы. Эм. Газеты определенно упустили это из виду. Чонгук подошел к ним, его глаза наполнились счастливыми слезами, а Намджун поднял рубашку и тихонько направился на выход из комнаты. — Подожди, — выдохнул Чонгук, хватая его за руку. — Подожди меня на этот раз? Мне нужно... спасибо тебе, правда. Намджун не думал, что его нужно благодарить за помощь кому-то, кто спас сотни жизней раньше, но Чонгук держал за его руку, поэтому он кивнул. На этот раз он действительно ждал.***
Тишина была неловкой, но Намджун винил в этом Чонгука. Они сидели бок о бок в зале ожидания, и тот не сказал ни слова с тех пор, как присоединился к нему. Глаза Чонгука все еще были немного красными, и из разговоров между медсестрами, которые Намджун подслушал, кажется, выходило, что Чимин и Тэхён решили провести спонтанные сеансы поцелуев, как только с последнего сняли гипсовые повязки. Чонгук заерзал рядом, тревожно подергивая ногами. — Я э-э… — наконец проговорил он мягким и еле слышным голосом, прежде чем откашляться. — Можно вопрос? — Да, конечно. —Почему ты ушел? Вместо того, чтобы ждать меня тогда. — Чонгук кусал нижнюю губу, решительно глядя в землю, и Намджун ощущал боль в груди, что было очень близко к чувству вины. Он смотрел на стену и хмурился, задумавшись. Почему он ушел? Потому что кормить героя грудью без согласия выглядело жутко. Потому что он не был полностью уверен, что его не призовут к Офису Героев и не поставят на доильный аппарат для всестороннего тестирования. Потому что не хотел давать Чонгуку (в которого Намджун не был влюблен) повод назвать его странным. — Я просто гражданское лицо, — сказал Намджун. — Я лактат, и мое молоко обладает целебными свойствами. Это само по себе достаточно смущает, мне не нужно говорить об этом с настоящим супергероем. Чонгук слегка нахмурился и поднял глаза, встречаясь взглядом с Намджуном. — Но ты спас меня. — Я этого не делал, — ответил он. — Ты не собирался умирать. Чонгук покачал головой. — Я бы снова вступил в битву, даже если бы тебя там не было, но если бы ты не исцелил меня… Я не уверен, что смог бы выбраться. — Он выглядел серьезным, губы сжались в линию, и это почти заставляло забыть о его покрасневших глазах. — Ни я, ни люди, которых я не смог бы спасти, когда снова столкнулся бы с роботом. Ты спас нас. Намджун — тот, кто на этот раз не мог смотреть Чонгуку в глаза, потому что он оказался слишком честен и слишком хорош, а Намджун просто был парнем с пухлыми сосками. — И ты спас меня, — сказал он, заставляя Чонгука нахмуриться. — Никто бы не выбрался из этого парка живым, если бы ты не прибыл вовремя. — Это было просто… Другой герой сделал бы то же самое. — Но ты это сделал. — Это просто моя работа, — настаивал Чонгук. — Это то, чем я занимаюсь. — А я кормлю грудью, — возразил Намджун. — Это то, чем я занимаюсь. Чонгук смотрел на него, надув губы. — Разве ты не позволишь мне поблагодарить тебя за спасение? — Это не спасение, если ты не собирался умереть, — напомнил ему Намджун, и тот надул губы только сильнее. — Отстой, — пробормотал он. — Отсоси, — Намджун ответил, улыбаясь уголком рта. Чонгук перестал дуться и позволил улыбке приоткрыть кроличьи зубы, за которые он заработал свое прозвище. — Я могу это сделать, — сказал он. — Ты позволишь мне попробовать еще раз? — Он хлопал ресницами, застенчиво смотря на него, достаточно умилительно, чтобы Намджун почти согласился. — Ты не ранен. — Я простужен, — сказал Чонгук. Он кашлянул один, два раза, искоса глядя на него. — Я ужасно болен. Смех вырвался из Намджуна прежде, чем он успокоился, громче, чем было допустимо в больнице. Чонгук перестал притворно кашлять, наблюдая за его весельем, и разразился собственным мягким хихиканьем, порозовевший нос мило сморщился. Учитывая все обстоятельства, сегодня выдался неплохой день.***
Намджун бросился к столу, как только увидел, где сидела пара героев, уперся руками в дерево и использовал весь свой рост, чтобы пристально взглянуть на обоих. — Что вы сделали? — холодно спросил он, держа в руках мятое письмо. — Ничего такого? — непонимающе отозвался Чонгук. Чимин не выглядел слишком обеспокоенным торжественным появлением Намджуна, вместо этого посылая ему веселую улыбку. — О, Джуни-хён! Как дела? Это нанесло Намджуну хлесткую пощечину: за неделю Чимин перестал смотреть на него, как на извращенца, и радостно приветствовал его в коридоре, называя Джуни-хён. —Тебя кто-то беспокоит? — добавил тот. — Назови имя, и мы с ними разберемся. Тщательно выстроенный злой образ Намджуна ускользнул, уступая место замешательству. — Я… вы меня беспокоите. — Он помахал письмом, зажатым в кулаке. — Офис Героев просит меня встретиться. Губы Чонгука произнесли тихое «ой», он робко посмотрел на Намджуна. — Мы действительно не могли скрыть, как исцелился Тэ. Нам пришлось рассказать им о тебе. — И теперь они хотят встретиться со мной? Почему? — Наверное, чтобы провести какие-то тесты. Посмотреть, как работают твои способности, — объяснил Чимин. — Я знаю, как это работает, — невозмутимо ответил Намджун. — Я кормлю кого-то грудью — это их лечит. Все просто. — Но что, если это еще не все? — возразил Чонгук, в его голосе звучало волнение. — Что, если… Что, если это похоже на Тэхёна? Знаешь, у него острые зубы, потому что он может превратиться в гигантского вымершего динозавра. Может, у тебя происходит лактация, потому что ты тоже можешь превратиться в корову? Волнение Чонгука быстро утихло, и в следующую секунду он съежился, встречаясь глазами с Намджуном. — Я не корова. О боже, — он стиснул челюсти, его лицо потемнело от раздражения. — Что они собираются со мной сделать? Я отказываюсь подключаться к доильному аппарату. — Ч-что? — Чонгук заикался. — Я не занимаюсь лактацией по требованию. Меня нельзя превращать в товар. Я не позволю, чтобы со мной обращались, как со скотом, и мои сиськи подключали к машинам! Это нарушение моих прав как человека, и я не потерплю этого. Чонгук уставился на него, потеряв дар речи, и Чимин ответил, хихикая: — Это не то, что ты думаешь, хён, никто не собирается доить тебя. — Они не будут? — с сомнением спросил Намджун. — Нет, — покачал головой Чимин. — Если ты согласишься, они, вероятно, проверят твою ДНК и состав молока. Ты все равно можешь отказаться, если это будет тебе неудобно. — О, — сдулся Намджун и нашел глаза Чонгука. — Действительно? Чонгук кивнул, наклоняясь вперед. — Я могу пойти с тобой на встречу, если хочешь. Я не позволю им обращаться с тобой, как со скотом. — И доить его сиськи машинами, — небрежно добавил Чимин, заставляя Чонгука покраснеть. — Д-да, это тоже. — Ты мог бы? Сходить со мной? — спросил Намджун, игнорируя комментарий Чимина. Чонгук кивнул, и Намджун почувствовал, как с его плеч свалилась тяжесть. — Я бы хотел этого на самом деле. Спасибо. Чонгук подарил ему мягкую улыбку, которая заставила сердце Намджуна трепетать и освободила от тревог мысли. — Хорошо, тогда я дам вам двоим поесть, — сказал он, прочищая горло. — Извините, что помешал. — Ты не помешал, — ответил Чонгук. — Хочешь сесть с нами? Мы только начали. Намджун оглянулся на Хосока, который пытался незаметно шпионить за ними издалека. — Твой друг тоже может присоединиться, — предложил Чимин. Намджун позвал того, и они сели обедать с ними. Это оказалось на удивление приятно, оба героя легко и быстро нашли общий язык, шутя вместе с Хосоком. Намджун заметил, что Чонгук иногда смотрел на него, полный мягкого удивления и тихого восхищения, и он говорил себе, что, когда тянулся, чтобы взять что-то с дальнего конца стола, а его майка опускалась и обнажала декольте и соски, он делал это не для того, чтобы Чонгук пялился на него. Это было бы безумием.***
Намджун погрузился в свое эссе по биологии, когда кто-то хлопнул его по плечу. Было шесть вечера, воскресенье, и обычно в этот час в библиотеке никто не зависал, поэтому он весьма удивился, когда поднял взгляд и увидел стоящего перед ним Чон Чонгука. — Могу я присесть? Намджун огляделся, приподняв бровь, и увидел множество свободных мест вокруг них. Он многозначительно посмотрел на Чонгука, но тот делал вид, что не понимает этого. — Конечно, — сказал Намджун после нескольких секунд, во время которых тот упорно избегал его взгляд. Чонгук уселся слева от него и открыл сумку, вынимая из нее стопку манги. Намджун фыркнул: — Разве ты не собираешься делать вид, что учишься? — Я учусь, — произнес Чонгук, открывая случайную страницу Наруто. — Я учусь превращать злодеев в друзей силой своей воли и бессмертной решимостью. Намджун рассмеялся, недоверчиво качая головой. Он не мог не улыбаться, бесконечно очарованный выходками Чонгука, и его нежность сохранялась, даже когда он снова начал работать. Они не разговаривали, сидя бок о бок в тишине, которую нарушали только шелест страниц и нажатие клавиш. Было что-то успокаивающее в дыхании Чонгука рядом с ним и в мягком вздохе, который тот издавал, когда находил что-то забавное. Все проходило тихо и легко, и Намджун обнаружил, что не слишком возражал против этого партнера по учебе. Он сам оказался тем, кто в конце концов нарушил тишину. — Эй, Чонгук-а? — позвал он, и тот быстро посмотрел на него, наклонив голову. — Ты что-нибудь слышал от Сокджин-щи? — О, — Чонгук отложил мангу и повернулся к нему. — Они все еще тестируют твои гены, но он говорит, что ты прав насчет молока, оно ничего не делает после взятия проб. Он сказал, что это все еще хорошее молоко, — кивнул он сам себе. — Супер-здоровые, сильные антитела и все такое. Да, еще он сказал, судя по первым результатам анализа ДНК, ты не корова. — Это хорошо? — Намджун спросил, не сомневаясь в том, что он не был коровой ни в каком виде. Чонгук ярко улыбнулся, не замечая замешательства на его лице. Он снова взял томик манги, перевернул следующую страницу и убрал палец. — Ой, — зашипел Чонгук, и Намджун уловил выражение предательства на его лице, когда тот смотрел на порез от бумаги на своем пальце. — Ах, что Наруто с тобой сделал, — усмехнулся он. Чонгук повернул к нему голову. — Мне больно, — произнес он полным надежды голосом, и Намджуну потребовалась секунда, чтобы понять почему. — Ты издеваешься надо мной, — проговорил он. — Посмотри, он кровоточит, — проскулил Чонгук, целенаправленно нажимая на порез, так что маленькие капли крови показались наружу. — Мне больно. Намджун смотрел. — Ты большой ребенок, — проговорил он через несколько секунд, когда Чонгук заметно сдулся. И действительно, никому непозволительно было выглядеть так мило. Намджун слишком легко уступал. — Пойдем со мной. Он внезапно встал, поражая Чонгука, схватил его за руку, чтобы увлечь от их стола. Тот споткнулся, когда Намджун потащил его в самое укромное место библиотеки, где спали книги по археологии. Он отвел их к дальнему концу ряда, где было немного темнее, потому что свет не доставал, где пахло пылью и старыми книгами, и прижал Чонгука к книжным полкам. — Больно? — спросил Намджун, и тот был настолько ошеломлен, что ему потребовалась секунда, чтобы ответить. — Да. Очень. — Мы не можем этого допустить, — выдохнул он, приподнимая рубашку над грудью. — Иди сюда. Чонгуку не нужно было повторять дважды — он наклонился, чтобы обхватить губами левый сосок, и стон удовольствия слетел с его губ. Его щеки втянулись, и он принялся сосать, одной рукой сжимая талию Намджуна, а другой лаская его грудь, чтобы молоко продолжало течь. Это ощущалось по-другому — отличалось от того, как раньше он кормил кого-то грудью. Рот Чонгука был горячим и влажным, горячее дыхание касалось его кожи, лицо запылало, когда тот пил все больше и больше молока. Он громко сглотнул, и тепло распространилось по груди Намджуна, вызывая покалывания на коже. Во время лактации в его груди нарастало давление, но оно проходило немедленно, это был бесконечный цикл облегчения и напряжения. Чонгук оказался нетерпеливым, громким, он и не подозревал о том, как выглядел, когда закрывал глаза и позволял молоку стечь ему в горло. Намджун запустил руку в его волосы, держась за непослушную гриву, и, чем больше времени тот проводил, посасывая его грудь, тем тяжелее становилось его дыхание. Легкого намека на зубы было достаточно, чтобы он застонал, его рубашка выпала из руки и закрыла голову Чонгука. — Чонгук, — шептал Намджун, вцепившись в полку над головой и сильнее сжимая его волосы. Он чувствовал тепло, вспышки возбуждения пробегали по телу, заставляя кожу сиять. Его одежда казалась тяжелой, и Намджун мечтал снять ее, раздеть Чонгука и посмотреть, как свет рисует тени вдоль изгибов его тела. Тот стонал в его грудь, тихо и приглушенно. Чонгук высовывал язык, чтобы лизнуть левый сосок, и отступал, чтобы переместиться к правому, всасывая бутон в свой теплый рот. Он продолжал тянуть и растирать левый, выпуская молочную жемчужину, которая стекала по его пальцам. Чонгук сжимал пухлые сиськи, слишком жадно глотая молоко, и каждое прикосновение и движение его языка заставляли сердце Намджуна биться быстрее, перекачивая кровь к месту назначения, которое он хорошо знал: к его члену. Чонгук, кажется, не подозревал о влиянии, которое оказывал на Намджуна, когда пил из него. Бумажный порез давно исчез, и все, что осталось, — это жажда, то, как розовые губы обхватывали его соски, как зубы касались его кожи и заставляли крепче цепляться за полки. Он держал Чонгука в клетке, дыхание стало горячим и тяжелым, член в его шортах набухал. Его сосок резко укусили, и Намджун громко застонал в пустой библиотеке. Он резко дернул Чонгука за волосы, пока тот не отодвинулся с протестующим стоном. Чонгук выглядел ошеломленным, с красным лицом и розовыми губами, блестящими от молока, и Намджун мог сопротивляться лишь до тех пор, пока их рты не столкнулись друг с другом. Сначала он попробовал собственное молоко — сладкое и теплое, — а потом остался только Чонгук, его красивые губы, его теплый язык и руки на талии, притягивающие ближе. Тот яростно целовал в ответ, терся носом о щеку. Они обменивались горячими поцелуями с открытыми ртами между книжными полками, Намджун держал руку в волосах Чонгука. Наклонял его голову так, как ему хотелось, дрожал от желания напротив своего красивого героя. Они были близко, прижатые грудью к груди, рубашка Намджуна осталась зажата между их телами и топорщилась над его сосками. Молоко все еще текло, смачивая черную одежду Чонгука, но тот, казалось, не заботился об этом, только стонал, когда Намджун прикусывал его нижнюю губу. Он скользнул коленом между ног Чонгука и обрадовался, ощущая твердость и движение навстречу прикосновению. Тот прервал поцелуй — его рот был приоткрыт, а глаза остекленели, когда Намджун нежно потёрся бедром о его промежность. — Тебе все еще больно? — прошептал он, тяжело дыша рядом с щекой Чонгука, ожидая, пока тот снова сфокусируется на нем. — Да, — прошипел Чонгук. — Кровообращение... проблемы с кровообращением. Ужасные проблемы с кровообращением. — Да? — Намджун поцеловал его в подбородок, надутые губы. — Звучит ужасно. — У тебя есть лекарство от этого? — Чонгук задыхался, и, как бы сильно тот был не в себе, Намджун не мог удержаться от улыбки. — Тебе нужно тщательное доение, — проговорил он с игривой улыбкой на губах. — Может, мне стоит обращаться с тобой, как со скотом. У него было достаточно времени, чтобы увидеть, как щека Чонгука запылала красным, прежде чем он почувствовал две руки на тыльной стороне бедер, его ступни оторвались от земли, а его спина ударилась о противоположную книжную полку. Она задрожала от силы Чонгука, и они оба замерли, ожидая, когда кто-нибудь решит проверить источник шума. — Дурачок, — пробормотал Намджун через минуту, когда убедился, что никто не придет, улыбаясь достаточно широко, чтобы проступили ямочки на щеках. Его очки покосились, и он быстро поправил их, надеясь, что они не запотеют от того, насколько горячо он дышал. — Извини, — ответил Чонгук. Его член прижимался к заднице Намджуна, а губы красиво приоткрывались, когда тот извивался. Чонгук крепче сжал его бедра, успокаивая. — Прошу прощения, — повторил он напряженным голосом. Намджун надеялся, что тот сможет контролировать свою силу, потому что для героя не было ничего проще, чем сломать полки, если слишком сильно ударить по ним. Думать об этом оказалось горячее, чем ожидалось, и он втянул Чонгука в новый поцелуй, посасывая его полную нижнюю губу. Намджун положил руку на его задницу, сжимая и подталкивая к себе. — Боже, — захныкал Чонгук. — Твои губы, — проговорил он. — Твои бедра. — Да? — Намджун спросил, затаив дыхание. — Да, — простонал Чонгук, опуская его тело на дюйм, чтобы сильнее прижаться к его одетой заднице. — Черт, — выругался Намджун. — Это так горячо. По его телу снова разлилось тепло, и он мучился от желания, потому что был крупным, устрашающим и высоким, его никогда раньше никто не поднимал, но Чонгук сделал это без усилий, держа руки под его бедрами, когда начинал тереться о него. Тот опустил голову ртом к соску под синей рубашкой, и молоко моментально вытекло, медленно смачивая ткань. — О боже, — тихо зарычал Намджун, задыхаясь от стонов. Он схватил Чонгука за волосы обеими руками, прижимая его к груди, когда тот напористо облизывал его соски. Намджун не мог пошевелить нижней половиной тела, ничего не мог сделать, кроме как позволить тому двигаться напротив него, тереться, будто они животные, — а он не был коровой, но все еще мог быть в течке, испытывая головокружение от желания и бессмысленного возбуждения. Его член натягивал молнию шорт, прижимался к животу Чонгука, подрагивая от трения их тел друг о друга. Намджун мог ощущать четко очерченный пресс даже так, нуждаясь почувствовать его под своими пальцами и под кончиком языка. Чонгук опустил его еще ниже, чтобы их члены оказались напротив друг друга, и когда снова толкнулся в него, тот смог только крепче вцепиться в него. Намджун простонал, прося, чтобы он ускорился, чтобы действовал сильнее, воображал, что они были голыми, а Чонгук втрахивал его в матрас или стену. Он вздрагивал от этой мысли, от той силы, которую чувствовал даже сейчас, с каждым рывком своего тела в чужих объятиях. Намджун чувствовал член Чонгука на своем через ткань их одежды, чувствовал тепло и как пульсировала кровь. Тот выдаивал из него все больше и больше молока, оно стекало по его груди и пропитывало рубашку. Чонгук тихо стонал, облизывая скрытый под одеждой сосок, посасывая и покусывая ткань. Он был в беспорядке, и молоко капало на его подбородок, белые следы выглядели слишком похожими на сперму, заставляя Намджуна ощущать, как его лихорадит. Он понятия не имел, что его соски могли быть такими чувствительными после грудного вскармливания, но выгибался навстречу прикосновению, не мог найти ничего сексуальнее, чем то, как крупный нос Чонгука прижимался к его груди, как его уши становились полностью красными, как тот скулил о большем и многое другое. Его хватка не ослабевала, только становилась крепче, даже когда он набирал темп, подталкивая Намджуна вверх по полке. Ни один из них не продержался долго, тяжело дыша и подавляя стоны, потея и дрожа от удовольствия в объятиях друг друга. Чонгук кончил первым, кусая Намджуна за грудь через рубашку, и это толкнуло его через край. Он пролился в нижнее белье, пульсируя пахом к паху с тем и прижимаясь к нему. Намджун пытался подавить свой голос, пытался сдержать дрожь, сотрясающую его тело, напряженное в стальных объятиях, пока его член не переставал содрогаться. Кончив, он обмяк, свешиваясь над головой Чонгука, точно полотенце, и переводя дух. Тот задыхался, прижимаясь к ключице, и Намджун чувствовал, как рубашка прилипала к коже, влажная от молока. Он попытался развернуться и выпрямить спину, чтобы посмотреть на Чонгука, и увидел его блестящие, растрепанные волосы, покрасневшие губы и дурацкую ухмылку на лице. — Все еще болит? — спросил Намджун. Ухмылка Чонгука превратилась в счастливую улыбку, демонстрирующую кроличьи зубы. — Мне кажется, у меня болит грудь, — проговорил он. — Может ли Молочник что-нибудь с этим сделать? Намджун громко рассмеялся в пустой библиотеке. Он схватил лицо Чонгука и сжал его щеки, чтобы поцеловать в губы. — Никогда больше не называй меня так, и я сделаю все, что ты хочешь.