Завтра не наступит

Isn't it lovely, all alone? Heart made of glass, my mind of stone Tear me to pieces, skin to bone Hello, welcome home

Лживая дрянь. Шэдоухарт повторяет это, раз за разом закрываясь от боли, но наскоро слепленная из «она всегда меня обманывала» и «дорог ей был лишь вампир» броня всё быстрее грозит превратиться в такую же труху, что и броня тёмных юстициаров, подаренная ей Риллиан. А кем же ещё? Они все друг другу не доверяли, всем не было друг до друга дела, одной лишь тифлине хотелось поразвлечься и поиграть в дружбу, совершенно не думая, чем эта дружба может закончится. Лживая дрянь. Так её называли почти все, даже тот, кто её «любил». От одного воспоминания об этом губы изгибаются в презрении. Даже Шэдоухарт это говорила, ведь это же была правда. Как её ложь, как её забота, как тихое и заведомо несбыточное желание, чтобы хоть раз проявила благоразумие и забыла своего вампира и свою погибель. Боли нет, боли нет. Когда она смеялась, то хваталась за Шэдоухарт, как будто та была единственной опорой в этом мире. Руки у неё были горячими, почти что жгущими. После них всегда оставалось странное ощущение холодной пустоты, будто кусочек жизни у тебя исчез за время этого короткого прикосновения. Поднимись у неё температура ещё немного и точно стала бы огоньком. А стала в итоге углём. — Лживая ты дрянь. Шэдоухарт говорит это ей, зная, что для Риллиан такое прозвище звучало все равно что имя родное. «Проклятая демоница», «бессердечная обманщица», как её только не называли, а она всё смеялась. И когда Шэдоухарт не понимала этой привычки хохотать всем назло, ведь можно просто отвернуться, Риллиан скалилась ещё шире: — Ничего ты не понимаешь. Ничего, я тебе объясню потом, как с этим всем разберемся. Глаза у неё ещё горели, даже в темноте. Шэдоухарт казалось, что от их взгляда и внутри что-то загорается, но она молчала. Ведь видела: ярче, чем при взгляде на неё, с этой искренней радостью и почти что лаской, горели они лишь при взгляде на Астариона. Так в итоге всё и сгорело. Ночной дождь кажется ледяным, Шэдоухарт все равно подставляет ему лицо в пустой надежде, что если пепелище затопит, то оно исчезнет. Если много раз повторить «плевать я на тебя хотела», то действительно отболит. Да только из хватки Шар её вытащила именно лживая дрянь. И путь к Селунэ указала проклятая демоница. И даже из капсулы спасла бессердечная обманщица, тут же начавшая бодро ругаться с Лаэ’Зель, будто им всем не грозила смерть через пару минут. В этом «живи сейчас и плевать, что будет потом» была вся она, да только Шэдоухарт так и не смогла научиться жить по этому принципу. — Обычно ты приходишь днём, — шелестит голос позади под шум дождя. Она кивает. На кладбище и должны быть лишь мертвецы, но по-настоящему мёртв здесь лишь его Хозяин. — Прибыла слишком поздно. А дату пропустить нельзя. Когда луна открыла солнце, первой же мыслью было «где она?». Шэдоухарт металась, места себе не находя, а потом выяснилось, что не осталось даже тела. Лишь крик, который она, лишившись связи личинок и находящаяся за много миль, услышать никак не могла, но все равно сделала это. Тогда, может быть, ей было больно. А сейчас… Холодно разве что. Она поворачивается к Астариону и спокойно смотрит в его лицо. И оба они знают: как бы Риллиан подругу не любила, жизнь свою она отдала бы лишь за одного единственного. А вот от этого уже больно. Но Шэдоухарт проходит мимо, так ничего и не сказав. Ведь что они друг другу не прокричат в разгоревшейся ссоре, оно будет лишь эхом того, что они давно уже высказали себе сами.