Теперь и целую вечность

— Аркаш, — Базаров переступил очередной корень дерева, — мы скоро придём? Я заебался прыгать тут, так и навернуться не долго. — Скоро, вот-вот уже, — Кирсанов обернулся через плечо и, обнажив двадцать семь (один у него недавно выпал) зубов в чудесной улыбке, наконец вывел их на ровную пыльную дорогу небольшого поселения. Слева, утопая в люпинах и высокой траве, стоял маленький жёлтый домик с красной чуть облезлой трубой; справа расположились старые, но крепкие качели. — Ой, Аркашенька! — послышался тёплый женский голос из домика. — Как я тебя давно не видела, ты на лето приехал? Женя остановился, а Аркаша подбежал к милой бабушке в косынке. Они что-то обсуждали, иногда оборачивались на Базарова и смеялись. Ненадолго бабуля скрылась в доме, а вернулась со стаканом ежевики. — И Женю своего угости. Ну, идите с богом. Поблагодарив её, Кирсанов снова потащил Женьку в путь, но утверждал, что идти осталось чуточку. Лопая ежевику, друзья принялись обсуждать новую часть комикса, которая вышла в начале лета, и Базаров предложил ночью почитать по ролям. — Он у меня с собой, — похвастался блондин. Резко остановившись, Аркаша вдруг прислушался и пошёл правее через траву, где, видно, никто не ходил, раз тропинки не было. — Если это не повесившийся труп, я не знаю, зачем мы пришли, — отшутился Женя. Кирсанов тихо хихикнул. — Намного лучше. Смотри. Подняв глаза, Базаров с секунду не мог заговорить. Перед ними, кое-где прячась в зарослях камышей и травы, расстилался маленький пруд. Сами мальчишки стояли на деревянной конструкции, похожей на коротенькую пристань. — Ух ты… — протянул Женя, во все глаза глядя на это чудо природы. — Садись давай, сейчас начнётся, — прошептал Аркаша, усевшись на доски и свесив ноги к воде, и потянул друга за руку к себе. — Слушай, только тихо. Базаров удивлённо взглянул на друга, который уже прикрыл глаза, и хотел было задать вопрос, но не успел. Неподалёку завела свою песню лягушка, раздувая зелёное горло, к ней подключилась ещё одна, и ещё — и теперь весь пруд залился таким громким кваканьем, что остальные звуки отошли на второй план или вовсе стихли. От оглушительного кваканья Женю оторвало странное ощущение на плече: туда улеглась русая голова Кирсанова. Похоже, лягушачьи песни действовали на него очень успокаивающе, и он больше не мог поддерживать голову сам. Ну и пусть, Базарову было вовсе не в тягость. Приобняв друга за плечи, он тоже прикрыл глаза. «Волшебство». — Ой, Жень, смотри, — вдруг подал голос Аркаша, — стрекоза! И правда: на колене мальчишки сидела ярко-голубая стрекоза, потрескивая крылышками. Аккуратным движением, чтобы, не дай бог, не спугнуть её, Кирсанов коснулся кончиком мизинца её тельца, нежно погладил и засветился пуще прежнего. — Ручная… — с восхищением прошептал Базаров, когда вдруг около стрекозы села вторая, красная, и они вместе упорхнули в камыши. — Они друзья, прямо как мы, да, Жень? — рука Аркаши легла на руку Базарова и сжала покрепче. — Мы ведь всегда будем дружить? — Целую вечность, обещаю тебе. *** Огромный двухэтажный вокзал шумел и грохотал. Казалось, что он жил своей жизнью, наблюдать за которой было одно удовольствие. Но у Базарова не было на это времени: ему нужно было выбраться из толпы и найти выход, чтобы его не задавили. «Мать твою, свалите, полторашки!» — ругал он людей про себя, как вдруг в него кто-то влетел и чуть не рухнул на пол. — Вы целы? Извините, не заметил Вас, — растерялся Женя, хотя ещё секунду назад был готов рвать и метать. Юноша, чьему лицу удалось познакомиться поближе с широкой грудью Базарова, уверенно встал на две ноги и только тогда поднял глаза на Женю. — Всё в порядке, это я Вас не… — он осёкся. Воцарилось молчание, случающееся, когда люди пребывают в шоковом состоянии. Они узнали друг друга, спустя четыре года с их последней встречи, но эти почти родные черты лица они не забыли бы и через двадцать лет. Базарову не верилось собственным глазам, он, как дурак, молча пялился на Аркашу, всё ещё придерживая его руками. Так хотелось обнять его, но тело не слушалось, словно это было запрещено самым страшным законом. Сам Кирсанов раскраснелся и спрятал глаза, позволяя Жене продолжать рассматривать его. — Ну… здравствуй, что ли, — наконец протянул блондин. — Привет, — Аркаша сделал шаг назад, высвободившись из хватки знакомого. — Какими судьбами в таком огромном городе? — Да вот, учился здесь, теперь работать устроился. А… — Переезжаю вот, — догадался о вопросе Кирсанов. Не зная, как продолжать этот неловкий диалог дальше, Базаров старался зацепиться хоть за что-нибудь, как вдруг на глаза попалось колечко на безымянном пальце Аркаши. Оно было из зелёной глины и в форме лягушки с ярко-розовым румянцем. Мужчина бережно взял ручку собеседника и легко потёр украшение. — А я думал, ты его сразу же выкинул. — Что ты, — Кирсанов переплёл их пальцы, — я ведь уже сказал «да». А на развод мы пока не подавали. Его глаза привычно заблестели, и Базарову даже стало легче. Он больше не сердится, это самое главное. — Аркаш, а что ты делаешь сегодня, скажем, часов в пять вечера? Кирсанов обожает дожди, обожает слушать, как тяжёлые капли барабанят по стёклам и крыше, обожает запах после него. Однако мокнуть под ним ему не доставляет никакого удовольствия, как правило. Теперь же, когда он бежал за руку с Базаровым по лужам к остановке, дождь даже был к месту, хотя видимость явно ухудшалась. — Вот это… вот это мы пробежались, — Женя тяжело дышал, оперевшись спиной о стенку остановки с прозрачной крышей. Аркадий согнулся пополам, всё ещё не отпуская пальцы Базарова, и никак не мог перестать смеяться. Ему давно не было так легко рядом с кем-то, давно не хотелось так звонко хохотать, творить всякую детскую ерунду, которую потом бывает немного стыдно вспоминать, листая сторис в Инстаграме или плёнку в телефоне, просто жить со всей палитрой эмоций, по-настоящему чувствуя себя человеком. Как хорошо, что Женя, его милый, любимый Женечка вернулся. Аркаша даже на время забыл, каким был Базаров в их минуты расставания, как грубо он оттолкнул его горячие губы от себя, и как он старался казаться «совсем не таким». — Чего это тебя так? — окликнул друга биолог, тоже улыбаясь. — Веселящий дождик? — Да я… я так давно не делал ничего такого по-детски безрассудного, — Кирсанов вытер солёные капли с уголков глаз и наконец принял человеческую позу. — Мне и не с кем было. Женя растрепал мокрые волосы друга, прижал его крепко-крепко к себе и закружил вокруг своей оси, шепча ему на ухо, как сильно соскучился. Их щёки — одна совсем гладкая, вторая украшенная песочными бакенбардами, — соприкасались, передавали друг другу остатки тепла. И будто не было никакого выпускного, будто все эти четыре года они всё так же жили в соседних домах, переписывались и виделись каждый день, будто так и остались они друг другу самыми родными и любимыми. — Сейчас автобус наш приедет, — оповестил Базаров, глядя на приближавшуюся махину. — Не хочу никуда, хочу стоять вот так с тобой и никуда не отпускать. Губы его оставили красноречивый след на чужой щеке, попытались прильнуть к Жениным, но ничего снова не вышло. — Аркаш… — Прости, я случайно! — юноша попятился от друга, сглатывая набегавшие слёзы. — Я подумал просто, что, ну… сам понимаешь. Я знаю, никогда ничего подобного не было, это всё моя буйная фантазия. В голове вспылили воспоминания выпускного. Они с Женей сбежали с дискотеки на четвёртый этаж, который в тот момент пустовал, потому что голова уже болела от громкой музыки и толпы людей, в которой кроме друг друга им всё равно никто не был интересен. Аркаша, чуточку пьяненький от онегинского вина, прижимался всем телом к смущённому Базарову, всё старался поймать его взгляд на себе, но тот, как на зло, не смотрел. — Жень, я здесь, ты кого там высматриваешь всё? — Н-никого… — Базаров повернулся к другу, который не сводил глаз с его губ. — Давай уже поцелуемся? — Кирсанов запустил руку в длинные пряди возлюбленного, но Базаров оттолкнул его, случайно достаточно грубо: не рассчитал силу. — Жень, ты чё? — Не хочу. Я ведь… не люблю тебя, я не такой. Я в принципе не влюбляюсь, прими уже это! — крикнул и пожалел сразу же, словно обжёгся сказанным. Кирсанов, потирая больное от толчка плечо, отвёл глаза. Захотелось наброситься на Базарова и дать сильную-сильную пощёчину за его игры, ложные надежды и колечко на безымянном пальце. — Ну и пошёл ты, придурок упрямый. Тошнит от твоего выдуманного нигилизма. Ты трус, трус и всё тут. Видеть тебя не хочу больше. Женя теперь был совсем другим: брови его не хмурились, он не ругался, а руки вместо того, чтобы оттолкнуть Аркадия, держали его тонкие запястья, не давали уйти. — Ты был прав. Я трус, самый настоящий. Я ведь кроме тебя рядом с собой никого никогда не представлял, даже если очень старался. Если бы не влетел в тебя сегодня, так бы и умер в полном одиночестве — не смейся, я не драматизирую. Кирсанов уткнулся взглядом в Женину грудь, не решаясь посмотреть ему в глаза, чувствуя, как по лицу расползались краткие мягкие поцелуи, а Базаров продолжал говорить что-то любовное и искреннее. На лице Аркаши расцвела дурацкая влюблённая улыбка, он готов был запищать от счастья и стеснения, когда Женя обнимал его за талию, а потом взял его за подбородок, большим пальцем погладил острый уголок челюсти и наконец, устав мучить и себя, и Аркашу, прильнул к желанным сладким губам. Они были чуточку шершавыми, но тем не менее нежными, Базаров никогда не целовал никого с таким наслаждением и упоением, так горячо и долго. Были у него в универе эксперименты с девушками, но так ничего, кроме парочки засосов на шее и минета в пустом туалете, и не получилось. Были потом и девушки из баров на одну ночь, и даже проститутка, но всё это было однообразным и одноразовым. С Аркашей всё совсем иначе, он нужен не просто для физической близости, он нужен, потому что Женя его любит, только его. — Ты помнишь наших стрекоз у пруда? Они ведь не дружили ни разу… — Ну ты и наблюдательный! — Кирсанов рассмеялся. — И ты мне не друг. — Верю, Жень, верю… — И мы автобус последний просрали. — Зато друг друга — нет. Базаров только улыбнулся и снова вовлёк Кирсанова в поцелуй. «И то верно». Пешком до дома Базарова добираться было не так и плохо. Дождь стих, тучи расступились, открыв обзор на круглую Луну и сияющие звёзды, а волосы парней почти полностью высохли. В квартире Жени, чувствуя себя как дома, у Аркаши хватило сил только стащить с себя мокрую одежду и рухнуть на кровать в белые волны одеяла. — Ммм, как у тебя тут хорошо… Базаров тоже не отставал от любимого: стянул с себя футболку, оголил широкую грудь и красивый пресс, стоя лицом к Кирсанову, который бесстыдно пялился на всю эту картину, позабыв об усталости. — Красавец какой. Точно проворный зверёк, Аркаша в один прыжок оказался у края кровати возле биолога. Две мягкие, ещё не загоревшие на слабом июньском солнце руки скользнули по крепким мужским плечам, изучая красивые изгибы тела, прошлись вдоль ключиц и опустились на две округлые мышцы. — Чёрт тебя возьми, Базаров. — Меня — чёрт, тебя — я. Всё честно, — Женя лукаво усмехнулся, пока увлёкшийся процессом Кирсанов рассматривал маленького лягушонка над левой ключицей. — Такой хорошенький. — Это ты. — Прям я? — юноша смутился. — Ради меня татуировку набил? — Набил, — Базаров легонько толкнул возлюбленного на кровать, а сам навис сверху. — Чтобы ты всегда был со мной, хотя на тот момент я и не думал, что увижу тебя ещё раз, что уж говорить про поцелуи и облапывания в моей спальне. — Какой ты у меня чудесный. Кирсанов прекрасно видел, как сильно завёлся Женя, как участилось его дыхание, как бегали его глаза по телу Аркадия, но продолжал нежно гладить его по волосам и целовать в щёки. Вдруг, будто совершенно случайно, пальцы его спустились ниже, вдоль пресса и расстегнули пуговицу на чужих джинсах, прихватили замочек на молнии, но потянули совсем чуточку. — Я смотрю, у тебя не только бицепсы большие, — хитрющая усмешка озаряла личико Кирсанова, пока вся его ладонь накрыла растущий бугорок между ног Базарова. Ох и наиздевался он над бедным Женей! Пальцы его то сжимали стояк покрепче, вырывая из уст биолога тихое мычание, то отпускали и только поглаживали. Замочек медленно опускался всё ниже, даря налитому кровью органу пространство, а Базаров уже был готов на всё, только бы мучения прекратились. — Твою… — он уронил голову на плечо любимого, когда тот ухватился за член двумя руками. — Твою мать, Аркаша… — Не терпится трахнуть меня? — Хрена себе ты догадлив-.. ах! Так сильно Женя ещё не хотел никого, в своей власти он мог позволить держать себя только Кирсанову, дразнить, мучить, оттягивать сладостный оргазм, — всё, что ему вздумается, даже если снизу сегодня окажется он. Но Аркадий не рвался на место «актива», под Женей всё равно было бы лучше. Мягкий поцелуй в губы постепенно перерос горячий и страстный, когда Женя, не удержавшись, пустил руки на красивые бёдра партнёра, помассировал косточки и, взявшись за край трусов, немного приспустил их. — Мх, — отозвался Аркадий, понимая, что Базаров теперь стремительно ускользал из его власти, и они менялись местами. — Только не говори, что ты не подготовлен. — Я всегда подготовлен, хоть и секс у меня был в последний раз хорошо, если два месяца назад. Кирсанов довольно улыбнулся и резким движением стянул с любимого штаны с бельём, немного не дотянулся до конца, но Женька любезно помог ему. Не желая прекращать игры ещё хотя бы немного, Аркаша сомкнул пальцы вокруг стояка биолога, медленно и плавно провёл по нему к головке, вырвал из Жени своё имя в сладостном стоне. Кирсанов и сам едва держался: безумно хотелось, чтобы Базаров оказался внутри, но спешить было нельзя. Женечкино терпение иссякло. Он отстранился от тёплых рук, забрался в прикроватную тумбочку, где лежала вишнёвая смазка и презервативы. Аркадий к тому времени стянул давившие на стояк трусы и наблюдал за любимым, покусывая губы и фантазируя, как Базаров скользит пальцами внутри него, а потом меняет их на член, оставляет засосы на юношеской шее и называет его как-нибудь мило. Женя, оставив презерватив на соседней подушке, прильнул снова к губам Кирсанова, но отпустил почти тот час же: хотел сосредоточиться на растягивании партнёра. Длинные умелые пальцы его огладили колечко ануса и плавно толкнулись внутрь. Аркаша на это отозвался тихим стоном и просьбой глубже, сжимая мокрые пальцы в себе сильнее, будто чувствовал их недостаточно явно. — Я смотрю, кто-то времени не терял, развлекался не только со студентками, — Базаров протолкнул пальцы глубже, легонько прикусил шею партнёра. — Ммм, з-замолчи… — И скольких мужчин ты оседлал? — Больше, чем тебя — женщин. Женя не сдержал смешок. Какой же Кирсанов милый, даже язвит очаровательно. И как можно было не влюбиться в него? — Ужасно люблю тебя, даже такого вредного. Пальцы слишком уж медленно и осторожно двигались в Аркаше, заставляли его поскуливать и просить Женю уже взять его наконец-то и не строить из себя хрен пойми что. Не в силах больше терпеть, он взялся за свой член, провёл несколько раз вверх-вниз, а Базаров это расценил как сигнал, что шутки пора заканчивать. — Я переборщил немного, — шепнул биолог на ушко любимого и вдруг оказался лицом между его ног. — Позволь попросить прощения. Горячий язык его прошёлся по мокрой головке, опустился по стволу ниже, пока бедный Аркаша чуть не плакал от нехватки ощущений и близости, поглаживая песочные волосы Женечки. Раз — член его оказался на половину во рту. Два — губы остановились на головке. Три — к плавным движениям подключилась крепкая рука с грубоватыми подушечками пальцев. Четыре — Кирсанов не удержался, кусая губы чуть ли не до крови, кончил. — Жень… — Понравилось? — Базаров сделал глоточек оставшегося с утра кофе с тумбы, смыл солоноватый вкус с языка и обжёг дрожавшие кирсановские губы поцелуем. — Дать тебе перерыв? Юноша покачал головой и скорее вернул губы любимого к себе, поцеловал как можно крепче, коснулся его языка своим, выгибаясь и прижимаясь к Базарову всем телом. Руки его теперь были намного сильнее, чем на выпускном, Женя обнимал его наконец в ответ и был его единственным, самым замечательным парнем на свете. На шее, груди, животе Аркадия расцветали горячие поцелуи, собирались в созвездия, возвращались к твёрдым соскам, ласкали, стараясь заново завести Кирсанова. Он же в ответ тихонько смеялся, прогибаясь под биологом, и иногда просил вернуться к шее: слишком уж приятными ему казались прикосновения на ней. С презервативом разбирался тоже Аркаша, потому что у Женечки немного дрожали руки из-за перевозбуждения, осторожно раскатывал его по большому достоинству. От подобных манипуляций в Женином паху сводило ещё сильнее, он легко толкнулся в руку возлюбленного, стараясь снизить градус возбуждения, а Кирсанов, довольно усмехаясь, опустился обратно на подушку, раздвинул ноги пошире, притянул Женю к себе за шею. — Ну же, навёрстывай упущенное с выпускного. — Только не говори, что дал бы мне уже тогда. Аркаша уткнулся в лоб возлюбленного своим, провёл самыми кончиками пальцев по его щёчке. — Тебе — дал бы. До жути смущённый и до разрыва сердца влюблённый Базаров, спрятавшись в шее Кирсанова, наконец осторожно вошёл в него и тут же был награждён тихим стоном. В голове было совсем пусто, только пульсировало имя Кирсанова светодиодным знаком и эхом разносились его стоны наслаждения. Движения постепенно набирали темп, скулёж и упрашивания быть резче становились громче, Женя задыхался в захлёстывавших его с головой любовных волнах, но его спасали сладкие поцелуи, особенно в губы, именно их Базаров годами представлял в холодной пустой постели (ну или когда уединялся с собой). В свободное от поцелуев время он прижимался к любимому ушку губами и засыпал Кирсанова комплиментами, называл лягушонком, солнышком, любимым мальчиком, хвалил и напоминал, что любит его больше жизни. Аркадий, помогая себе немного рукой, таял, как мороженое на солнце, и от жара их тел, и от приятных слов, и просто от осознания, что это всё ему не снится, что Женя с ним по-настоящему. Ни один его мужчина не был таким же заботливым, таким страстно любящим, как Базаров, потому Аркаша и не смог его оставить в прошлом. Каждое «Хороший мой мальчик» заводило всё сильнее, заставляло Кирсанова стонать громче и дрочить себе быстрее, едва успевая хватать поцелуи и воздух губами, хотя теперь это было для него абсолютно одно и то же. — Жень, Женя… — раздаётся полный надежды и нежности шёпот. — Я здесь, котёночек, я рядом. Давящий узел возбуждения наконец чуть ли не с криком развязывается по очереди у обоих, даёт расслабиться и медленно, совершенно нехотя расцепить объятия. Базаров, нежно улыбаясь, погладил любимого по мокрому лбу, опустил руку на тяжело вздымавшуюся его грудь, будто бы старался убедиться, что сердечко его ещё бьётся. — Ни с кем у меня так не было. — Это всё потому, что ты меня любишь, — Аркадий забрался под крылышко Базарова, чтобы погреться ещё хоть минутку возле него перед походом в душ. — А я — тебя. — Надеюсь, ты не будешь спорить, что я тебя люблю сильнее? — Женя подарил лягушонку несколько поцелуев в острые костяшки пальцев. — Дурак… — Да, но тебе меня таким любить теперь целую вечность. — Я согласен.