Больно смотреть на шута, который уже не шут...

      После того, как я тебя твердо послала после твоего предложения сходить в кино, мне стало стыдно. Настолько стыдно, что та ненависть, которая постепенно накапливалась у меня в душе, будто бы пропала без следа. Зачем я тогда посмотрела на тебя? Сначала на твоем лице стояла неуверенная улыбка, а глаза отводили взгляд, а после она стала потухать очень резко, будто наступило затмение на всю жизнь… И глаза твои задрожали, даже я почувствовала, как в твоем горле застревает стекло и мешает сказать что-то бодрящее. Казалось, я тебя победила, но чувство победы продлилось недолго, буквально несколько минут, и то затмение, наложившееся на наши сердца, дало понять, что это не ненависть…       Я стала понимать, что когда ты начинаешь надо мной несмешно прикалываться и постоянно грызть мои нервы, это меня освобождает от тоски. С твоими розыгрышами у меня даже нет времени нормально поскучать — и это меня очень часто спасало. Я несильно любила свою работу и, будучи больной, я все равно плелась в этот ад магазинчик, потому что, пойми, мне с тобой нечего скучать.       Твоя энергетика просто отпад!       Не могу поверить, что есть такие солнечные люди!       И все-таки я жалею о том, что отшила тебя!       Такого интереса я раньше не ощущала, глядя на тебя. Но когда ты печально и мило вздохнул и сгорбился, развернувшись и пойдя в сторону своего дома, моя темная гордость сменилась любопытством и долей тоски за самого тебя… Я не могла сдвинуться с изначального места и догнать тебя, чтобы согласиться сходить в кино и поддержать тебя, меня приковал стыд.       Стыд меня приковал и отомстил за такую подлость.       Стыд тянул душу к неизведанному дну, как будто тяжеленный якорь.       Я знала, как от него избавиться.

***

      Теперь Мэнди с утра думала не о том, какой ад может поджидать ту в магазине сладостей, какие будут розыгрыши, которые будут способны выбесить. Она лишь думала о том, в какой момент надо будет попросить прощения, как правильно надо будет попросить прощения и, вообще, простит ли Честер девушку?              Она не торопилась, но и несильно медлила. Самое неприятное, что могло бы выбесить взрывную характером девушку — это солнце, безграничные лучи которого, как будто назло, летели прямо в глаза. Магазин открывался в восемь часов. Все-таки Мэнди подумала, что может не ускорять шаг, так как до открытия еще сорок минут.       Наступает такая пора, когда листья с деревьев держатся на соплях, и когда холодные ветра их же и сбивают. Когда болезни стали распространяться настолько сильно, что кажется, что улицы станут пустыми… Когда лужи за окном только растут, заражая своим помутнением тех, кто не умеет спасаться от тоски. Девушке повезло, у нее есть человек, который даст забыть о том, что самая мрачная погода именно осенью.       Мысли опять касаются его, поскорее бы избавиться от навязчивости моей совести.       Дверь оказалась заперта, значит, Мэнди пришла раньше Чеса, но, зная его, он скоро появится на пороге и пойдет за своим костюмом Шута. Девушка неспеша направилась в подсобку и скинула с себя куртку с сумкой, повесив на вешалку у самого входа подсобки. Из окон не прекращает литься солнечный нектар, напаивающий людей бодрствованием, в помещении тепло, руки греются.       Вода в чайнике бурлит, скоро прозвучит щелчок, а время постепенно поднимается стрелкой к восьми часам. Навострив уши, девушка пытается услышать тот самый стук стеклянной прозрачной двери, услышать то, как пришедший парень скорее будет натягивать шапку с колокольчиками для образа шута, услышать, как будет готовиться очередной розыгрыш. Но вместо этого звучит ничего.       Волнение пожирает.       Хотелось, чтобы он пришел, но при этом не приходил никогда.       Страх.       Щелкнул чайник, стукнула дверь. Мэнди вышла из подсобки и посмотрела на то, как парень направлялся, не поднимая голову, прямо к ней, точнее к двери подсобки. Очень вялые шаги, опухшие глаза заметила девушка и ужаснулась, почувствовав ёкнувшее сердце.       — Эй, привет, Чес! — та отошла от двери, пропуская парня.       Не поднимая головы, тот промямлил:       — Ну, да, и тебе привет.       — Тебе сделать чай? — недолго думая, спросила Мэнди.       — Сделай, — тот повесил куртку на вешалку рядом с курткой девушки, проговорив эти слова очень мертво, — Но только я кофе пью.              Какой ужас! Я даже этого о нем не знаю!       Мэнди чувствовала, как Честер не хотел общаться с той. Но своими предложениями она пыталась внушить парню, что та ненависть, которую подарила она парню, на самом деле не существует. Но, видимо, внушала она плохо. Минимум совершенных движений парнем очень пугали, его было жалко. Было жалко за его разбитое сердечко.       — Почему ты грустный? — волнительно смотрела та на парня, который залазил в костюм шута, — Что случилось?       — Тебе разве это интересно? — покосился тот, прозвенев шапкой.       — Ну… Да? — неуверенно ответила Мэнди, не отрывая взгляда от парня.       Честер смог только вздохнуть. Мэнди снова чувствует это стекло у него в горле, чувствует, что тот может не проронить ни слова.       Та направилась к чайнику и принялась делать два кофе. Наверное, вопрос о том, что случилось, прозвучал очень глупо, но она хотела подобраться к теме о извинении поближе.       — Слушай, Мэнди, — тихо обратился Чес, — Не притворяйся, а. Ты сама все знаешь.       Девушка сочувственно посмотрела на мрачное лицо шута. Она надеялась на то, что он про это не будет говорить, но все обломалось. Теперь пришлось что-то придумывать, но напряжение нарастало, виноватость никак не отвергается честностью.              Спустя долгое и неловкое молчание, сопровождающееся звоном бубенчиков, Мэнди пригласила Честера за стол, тот не хотел. Сидеть с тем, кто тебя жестоко отшил, достаточно неловко и убийственно.       — Ты, наверное, ранен моим отказом? — аккуратно и ласково спросила девушка.       А парень тем временем, щурившись, потуплял взгляд прямо в кружку с темным бодрящим напитком. Нервно отбивал волнительный ритм пальцами по столу. Но вскоре услышал вопрос девушки.       — Да, наверное. — неуверенность ответов очень забавляла, но с другой стороны убивали и одного и другого за столом, — Очень ранен.       Ему хотелось плакать, прикусив губу, он продолжил смотреть в кружку, но лишь бы не в глаза той.       Опять молчание…       Это молчание, наверное, не любит никто.       Но Честер благословит все, чтобы к нему не приставала какая-то Мэнди с вопросами, полными напряженности, а Мэнди лишь понимает, насколько Больно смотреть на шута, который уже не шут.       — Чес… — парень поднял глаза на девушку, — Очень жаль. Мне очень жаль тебя.       С сомнением еще сильнее закусил губу, скулы заболели.       — Тебе жаль, но мне уже нет никакой разницы. — мрачно сказал Честер и отпил с бокала.       — Ну, — девушка не знала, что сказать, — Прости меня, пожалуйста.       Парень очень напряженно замолчал, но потом появилась первая ухмылка.       — Я-то прощаю, — улыбнулся Чес, — Но мои два купленные билета в кино - нет.       Мэнди лишь улыбнулась. Поинтересовавшись, когда будет кино, на которое были куплены билеты, она узнала, что кино будет только завтра.       — А что если я тебе скажу, что я соврала насчет той ненависти?       — Значит, ты очень мерзкая, прямо как кабачки, жаренные. — улыбнулся Честер, показав отвращение к этим овощам, а после бодро выпив остальное содержимое кружки, — Очень мерзкая и злая принцесса!       — Завтра, обещаю, сходим в кино!       Два человека слилось в крепких объятьях, что, наверное, будет означать начало дружбы, означать, что Мэнди теперь не чувствует стыд, а только близость с человеком, c которым жестоко расправилась морально.