***
Йылдыз ушла, и звезда, ярко озарявшая его путь, исчезла, вернув в его жизнь прежнюю мглу и серость. Всё то живое, что она возродила в нём, болезненно отмирало день за днём с дикой болью в каждой клетке тела. Даже самые худшие дни болезни не были так мучительны, и самое страшное, что на сей раз даже сильно действующие наркотические лекарства не были спасением. Это был тяжёлый процесс трансформации человека обратно в робота. Робота, который снова перестанет смеяться, утратит способность верить в чудеса и вновь начнёт следовать правилам, среди которых будет одно новое железное правило: никогда не пересекаться с ней. Правда, один раз он всё же его нарушит. Болат приедет на её выпускной и будет тихо наблюдать, оставаясь незамеченным для Эды и всех, кто радуется за неё. После, пообещав себе, что это было в первый и последний раз, он будет брать проекты в других странах и городах, проводя месяцы на чужих стройплощадках, лишь бы быть как можно дальше от мест, где может оказаться она. Серкан будет знать, что она добилась всего, чего хотела, и стала всемирно известным ландшафтным дизайнером. Мужчина будет часто вспоминать те её слова, что она обронила, когда они вдвоём праздновали его день рождения: — Однажды, когда я стану известным ландшафтным дизайнером, мы встретимся в одном из моих садов… И где-то внутри та маленькая частичка живого, что ещё осталась в нём, надёжно спрятавшись в глубине души, будет мечтать однажды встретиться с ней в одном из её садов… Но, вопреки мечтам, шла уже пятая зима. Пятая зима с тех пор, как он не видел её и вообще не появлялся в родном городе, стараясь быть прежним бесчувственным роботом, в жизни которого есть только работа. В канун этого Нового года Серкан всё же приехал в Стамбул, сам не зная зачем — повидать мать, которая, в общем-то, уже обходилась без его присутствия, закрыть важные сделки, отметить Новый год на родине или увидеть Эду, которая не так давно тоже вернулась в Турцию из Италии? Болат не помнил, откуда он узнал, в каком она городе и где именно живёт, а главное, к чему ему эти знания, но, задав самому себе последний вопрос, он отрицательно покачал головой, морщась, словно съел нечто кислое. Это ему ни к чему, совсем ни к чему. Процесс отвыкания был слишком тяжёлым и болезненным настолько, что проще было вообще никогда не впускать её в свою жизнь.***
Три дня Серкан честно держал данное самому себе обещание не видеться с Эдой, делая всё, чтобы его как можно реже замечали окружающие, погружённые в предпраздничную суету. А когда кто-то обращал на него своё внимание, он делал вид, что просто в восторге от происходящего, хотя на самом деле ему было всё равно. Весь этот хвойный запах живой ели, светящиеся разноцветными искрами новогодние шары ничуть его не радовали. Болат был чужим на этом празднике жизни, его всё время уносило воспоминаниями в прошлое, в тот единственный Новый год с Эдой, когда они строили планы на будущий год, на всю жизнь, мечтали, как будут гулять по Парижу… Если бы это только было возможно, он бы снова позволил людям в белых халатах вскрыть свою черепную коробку и удалить оттуда все воспоминания об Эде, как опухоль; он задыхался. За день до Нового года было решено устроить праздник, и на нём все заметили, что Серкан стал прежним бесчувственным трудоголиком, ибо в тот момент, когда все поздравляли друг друга, он даже не улыбнулся, лишь губы немного дрогнули; потом он поднял бокал и совсем чуть-чуть пригубил, так и не сумев разделить всеобщее веселье и не позволив втянуть себя в эту общую волну радости, где все что-то выкрикивали, поздравляли друг друга, обнимались и были счастливы. Он будто попытался найти её среди этой толпы счастливых людей. Удивительно, люди так свято верят в светлое будущее, будто, когда стрелки сойдутся и часы на стыке дат пробьют двенадцать раз, мир изменится, словно по волшебству. Отчего-то люди забывают, что наутро просто наступает точно такой же обычный день. День, в котором мы будем проживать самую обычную жизнь, такую же, как вчера и позавчера. На самом деле этот миг стыка стрелок на циферблате в новогоднюю ночь ничего не меняет и ничего не привносит в нашу жизнь. Так почему люди готовы так отчаянно верить, что за секунду их жизнь изменится к лучшему? Но Серкан — всего лишь робот, он не был преисполнен человеческой веры, и сейчас вместо чувства восторга и счастья он испытывал лишь раздражение. От этого шума голова болела так сильно, что мужчине казалось, будто бы рак вернулся. Со временем лучше не становилось, шум увеличивался. Вокруг разрывались хлопушки, звенели от тостов бокалы, и присутствующие со всех сил перекрикивали друг друга, рассыпая новогодние пожелания, совершенно стандартные. Серкану даже подумалось, что если бы каждое пожелание здоровья, сказанное в новогоднюю ночь, сбылось, то, возможно, в мире бы больше никто не болел. Мужчина наблюдал за происходящим со стороны, чувствуя себя совершенно чужим среди этого веселья. Он всё вспоминал тот единственный Новый год, когда он был абсолютно счастливым и так же, как и все присутствующие, верил в это незримое волшебство, которое он не видел и не мог потрогать, но оно совершенно точно было — Эда создавала его. Однако, несмотря на его веру, чудес так и не случилось. Вместо того, чтобы стать его будущим, Эда Йылдыз стала его прошлым. Воспоминания вдруг сменились в памяти следующим кадром — он вспомнил один из последних вечеров, когда они сидели на диване в его гостиной друг напротив друга, пили горячий кофе и цитировали его любимую книгу. Серкан прекрасно помнил, какая цитата тогда ему выпала: «Я заставил весь мир замолчать, чтобы ты говорила.» Вот и сейчас он бы заставил все голоса умолкнуть и стереть все звуки, лишь бы ещё хоть раз услышать её смех, но среди множества лиц людей, которых он хорошо знал, её не было. Её в его жизни больше не было.***
Болат взглянул на часы — до Нового года осталось восемь с половиной часов, а до того, как его самолёт вылетит из аэропорта имени Ататюрка и унесёт его в Лондон, оставалось пять часов, а пока он без дела слонялся по двору подшефного отеля его компании, ожидая последнюю подпись. Мужчина повернул голову влево и вдруг увидел Эду. Сначала он решил, что рак всё же вернулся и на сей раз проявляется галлюцинациями, ибо то, что он видел, не могло быть реальностью. Нельзя было сказать, что она не изменилась — конечно, стала старше, но оставалась всё такой же безумно красивой. Серкан Болат даже снял солнечные очки, за которыми он теперь всегда прятал глаза независимо от времени года, и продолжал присматриваться, думая, что он зажмурится, и она исчезнет. Серкан зажмурился раз, потом второй раз посильнее, потом в третий так сильно, что, когда он открыл глаза, перед ними поплыли круги, но это ни капли не помогло — его прошлое, так и не ставшее его будущим, приближалось. Эда неторопливо шла по дорожкам, выложенным из камня в её собственном саду вокруг отеля. Она смотрела под ноги, её голова была забита самыми разными мыслями; она размышляла о том, что должен принести ей наступающий год — что бы она хотела сделать, какие мечты воплотить? В какой-то момент девушка подняла голову и застыла. Он изменился — поменял причёску, отпустил бородку, взгляд теперь стал ещё более хмурым, но при всём при этом он был прежним; это был тот же Серкан, которого она знала когда-то. Эда почувствовала, что буквально приросла к земле. Она не могла сделать шаг ни вперёд, ни назад. Она смотрела на него, он же, глядя на неё, мотал головой, и никто из них не мог решить, галлюцинация это или реальность. Десять шагов. Десять шагов между людьми, которые называли друг друга любовью всей своей жизни; десять шагов между теми, которые преодолели всё, что только можно преодолеть, но не справились в самом конце пути. Десяток шагов между теми, у кого есть общее прошлое и кто не виделся уже пять зим подряд. Если бы у Эды только был выбор, она бы выбрала всё, что угодно, кроме этого чувства, когда ты стоишь на расстоянии нескольких шагов от того, кто так и не ушёл из твоей головы, хотя прошло уже пять лет с тех пор, как вы виделись последний раз — стоять напротив него, не зная, что сказать и сделать. А под рёбрами щиплет так, будто бы в открытую рану попал песок или брызги солёной воды, и теперь она стоит и, сжав зубы, терпит, зная, что от этой боли не будет спасения — ведь сейчас он исчезнет так же внезапно, как и возник, а эта боль останется с ней ещё на пять лет. Эда около минуты кусала нижнюю губу, ожидая, что будет дальше, и вот это происходит. Серкан делает шаг вперёд; она внутренне понимает, что у неё уже не остаётся шанса, чтобы сбежать, и делает шаг навстречу. — Эда, — произносит он её имя, а она с улыбкой кивает, — это правда ты? Девушка снова кивает, тогда Болат тоже улыбается в ответ и произносит: — Иди сюда! — Он раскрывает объятия, и она, не понимая, чем руководствуется, падает ему в руки и крепко обнимает его за плечи, вдыхая его запах. На несколько мгновений весь мир замедляет ход, и время застывает. Кажется, что вокруг ничего не происходит, есть только эти двое вне времени и пространства. Забыв об обидах и упрёках, они просто стояли, прижавшись друг другу. — Я же говорила, что однажды мы встретимся в одном из моих садов, — всё так же улыбаясь, она наконец выбралась из его объятий. — У тебя прекрасно получилось, — констатирует он, обводя взглядом цветы. Они поговорят ещё минут пятнадцать, обмениваясь только общими фразами, и по ним обоим будет видно, что ни он, ни она на самом деле не знают, что сказать. Удивительно устроен этот мир. Когда из нашей жизни уходит человек, который был для нас всем, мы постоянно думаем о том, что бы мы сделали или сказали, если бы он встретился нам ещё хотя бы один раз. Но когда мы встречаем его, все заранее заготовленные слова, всё, что мы придумывали и заучивали наизусть годами, застревает в горле и почти никогда не произносится вслух — это, наверное, доказывает, что слова на самом деле не имеют никакой ценности. Иногда достаточно просто обнять и простоять вот так вот в обнимку несколько минут. Они поговорят несколько минут и разойдутся в разные стороны, изо всех сил стараясь не обернуться, оставив друг другу на память лишь только шлейф своих духов.***
Серкан нервно поглядывал на часы, то и дело потряхивая рукой, на которой они были надеты; непонятно, чего он хотел этим добиться, но, совершенно ясно, ему было не по себе. До самолёта оставалось четыре часа. Все дела были сделаны, подписи поставлены, договоры заключены. На слезливые уговоры матери остаться на Новый год робот-Серкан, конечно же, не поддался, аргументируя это тем, что у неё теперь Кемаль и ей совершенно точно есть, с кем праздновать. Ему хватило вчерашнего корпоратива в офисе. Вот и получалось, что делать ему совершенно нечего, и он то и дело задумывался о том, чтобы поехать к дому Эды, пригласить её на кофе и поговорить, ну раз уж встретились спустя столько лет. Поколебавшись ещё около получаса, походя взад-вперёд, он сел в машину и, нажав на газ, рванул на всех скоростях. Он знал, где она живёт, а ещё он знал, что это безумный поступок, и лучше его не совершать, но Серкан решил, что раз сегодня последний день года, то можно, а завтра он снова оставит всё в прошлом.***
Мужчина припарковал машину на противоположной стороне улицы от её дома и медленно подошёл ко входу, в какой-то момент застыв у дерева, росшего неподалёку. Он зачем-то решил спрятаться за него и стал наблюдать. Эда сидела на ступеньках дома в джинсах, кроссовках и с наброшенной на плечи кофтой. Неудивительно — в этом году декабрь был тёплым. Поразило Болата другое — у Эды на коленях сидела девочка. Хоть у Энгина и был сын, и Серкану иногда приходилось с ним сталкиваться, он никогда не задумывался над тем, как можно определить возраст ребёнка на глаз, да ему, в общем-то, никогда и не приходилось. Вот и сейчас он был в полном замешательстве, но на вид этой девочке было пять-шесть лет. И она была копией Эды, просто одно лицо. Такие же выразительные чёрные глаза, такая же форма лица, тёмные волосы — она была Эдой, будто бы сошедшей с детской фотографии. Они мило о чём-то щебетали. Серкан, конечно же, не мог расслышать конкретных слов; он просто наблюдал. Наблюдал, как девочка, сидя на коленях Эды, жестикулирует руками и что-то увлеченно рассказывает, словно с ней случилось что-то невероятное, а Эда обнимает малышку, целует в макушку и улыбается каждому слову, с каждым её словом светится настоящим неподдельным счастьем. Серкану даже показалось, что он никогда такой её не видел, ничто раньше не могло сделать её настолько счастливой… В этот момент из-за угла дома вышел мужчина. Девочка спрыгнула с колен Эды и, раскинув руки в стороны, побежала к нему, а тот подхватил её и стал кружить в воздухе. Эда, наблюдая за ними, звонко смеялась — даже находясь на достаточном расстоянии, Болат мог поклясться, что слышит её смех, которого ему, оказывается, так не хватало все эти годы, до ломоты в рёбрах. Мужчина слышал смех, видел, как жарким пламенем искрятся чёрные угольки её глаз, и понимал, что всё сделал правильно, однажды ранив её. Болат постоит ещё пять минут, наблюдая за этой идеальной картинкой, а потом, грустно улыбнувшись, кивнёт словно бы на прощание, пусть она этого и не увидит, и пойдёт прочь, не жалея о том, что он знал, где она живёт, и не жалея о том, что приехал — ведь теперь он в своём выборе не сомневался. Весь тот год, что они были вместе, она пыталась чуть ли не силой причинить ему любовь, как другие причиняют боль. Эда хотела научить его улыбаться, радоваться, пыталась стать радугой в его однотонной серой жизни. Она причиняла ему любовь, что была ядом и противоядием одновременно, и этот сладкий яд тёк по венам вместе с кровью, убивая его и воскрешая снова и снова. Даже когда он забыл её, даже когда он заболел и от боли и безысходности швырял в неё предметы, тарелки с горячим супом, даже когда он прогонял её от себя, Эда причиняла ему любовь. И он не хотел причинить ей боль, ибо знал, что она не уйдёт, если он не прогонит — так и проживёт рядом с ним жизнь, в которой не воплотятся её мечты, ведь он никогда не сможет дать ей то, чего она хотела больше всего. Прекрасная новость о том, что у него больше нет рака, была щедро приправлена ложкой дёгтя. После всех лекарств и химиотерапии, которые его вылечили, детей иметь он не сможет никогда. Серкан, зная её желание стать матерью, решил, что так будет лучше. Пусть лучше ненавидит, перестав любить. И сейчас, видя Эду счастливой, с маленькой девочкой на руках, бесчувственный робот плакал, понимая, что сделал всё правильно для женщины, что однажды ворвалась радугой в его жизнь. Он сделал её счастливой, и неважно, чего ему это стоило. Улыбнувшись, он побрёл прочь, решив не загадывать желаний в новогоднюю ночь — ведь если Эда счастлива, большего ему и не нужно. В голове у мужчины всё звучал её тихий голос: «Я же говорила, что однажды мы встретимся в одном из моих садов…» Дойдя до машины, Серкан уже не услышит, как она громко выкрикнет его имя, а после из дома на зов явится маленький мальчик такого же возраста, как и девочка, и точно так же похожий на Эду, только с более светлыми глазами, как у Серкана Болата…Не причиняй мне любовь, это слишком сладкий яд Не причиняй мне любовь, завтра новый я Нарисует мечту, в которой нет тебя Не причиняй мне любовь — Лучше ненавидь меня