***
Это было почти два года назад. Через пару месяцев наступит год, в котором Арсению исполнится тридцать семь. Изменилось ли хоть что-нибудь — вопрос, конечно, очень хороший. В плане карьерного роста поменялось многое. Так как омега почти всё своё время посвящал работе — за эти без малого два года смог заполучить новую должность с более высокой заработной платой и чуть большей свободой. Кто-то скажет, что для его возраста это не такое уж и достижение. «Сколько ты работаешь — можно было бы уже быть директором» — сказал однажды папа. Однако в мире, где все управляющие должности заняты альфами или, на крайний случай, всегда спокойными бетами, каждый маленький шажок по карьерной лестнице для омеги равняется многим годам упорной работы. Арсения подобное отношение нисколько не обижало — его гордости за себя хватало на всю нерадивую семью, для которой лучшего достижения, чем счастливое замужество, нельзя было и придумать. Кроме работы поменялось и место жительства. Спустя такой огромный промежуток времени, прошедший после окончания вуза, омега наконец-то смог себе позволить сменить уютную съемную квартиру на не менее уютную собственнную. Как говорится, «без мам, пап и кредитов!», только своими усилиями, только собственным трудом. Однако, когда Попов едет со своей работы, на своём автомобиле в свою пустую квартиру, а по радио голосом Краймбрери тоскливо доносится «и всё бы ничего, и всё же ещё бы чего-то», Арсений может хотя бы самому себе признаться, что сегодня он, как никогда, с ней согласен. И без того мрачное настроение, словно губка, впитывает в себя и минорные мотивы песни, и серое октябрьское небо, становясь еще более загруженным и мрачным. Виной ли тому приближающаяся течка, а может тот факт, что окна нового кабинета выходят аккурат на городской парк, в котором то и дело гуляют счастливые пары — никто точно не скажет. После очередного визита к папе легче, конечно же, не становится. Очередное напоминание о «биологических часах» бьёт набатом по затылку. Одновременно хочется разрыдаться, покричать и закрыться в каком-нибудь убежище, рыча из него на всех, кто подойдёт ближе, чем на полтора метра. — Арсюш, ты же знаешь, я не хочу никоим образом влезать в твою личную жизнь, — о да, Попов, как никто другой, об этом знает. — Но всё это становится уже просто невыносимым, мы с отцом просто-напросто не доживём до своих внуков. Не подумай, я не побегу сейчас же выдавать тебя замуж за первого встречного, — замахал руками Алексей, увидев обречённый взгляд сына. «И на том спасибо» — подумал было Арсений, когда родитель решил продолжить: — Но я думаю, что мне стоит хотя бы поспособствовать новому знакомству. У тёти Оксаны… Ты же помнишь тётю Оксану? — папа, воодушевлённый своей затеей, даже не стал дожидаться ответа. — Сейчас с ними временно живёт племянник, приехал то ли проходить практику, то ли доучиваться. Мне бы очень хотелось, чтобы ты с ним познакомился! — наконец закончил Алексей, заглядывая в глаза сыну и пытаясь прочитать его эмоции. Арсению не стоило даже напрягать свою память, Оксану он помнил прекрасно. Она была университетской подругой папы, и дружба между ними сохранилась на долгие годы. Более того, её дети также были частыми гостями в доме Поповых и, хоть и были младше Арсения, часто играли и ходили гулять вместе с ним. Илюшу, который был самым старшим из них, — всего на год младше самого Арсения, — омега помнил особенно хорошо. Изначально конфликтные взаимоотношения таких разных альфы и омеги со временем переросли в крепкую дружбу, закончившуюся довольно стремительно и печально. Большой и добрый Илья, — чаще отзывающийся на производное от фамилии «Макар», — который стал единственным защитником Арсения, в семнадцать лет был вынужден уехать. Родители с большим трудом договорились о его учёбе в другой стране. Первые пару месяцев парни прикладывали максимум усилий для того, чтобы сохранить общение, однако и постоянная занятость то одного, то другого, и новые друзья, интересы — ничего из этого не способствовало продолжению детской дружбы. Если бы не их сформировавшаяся компания из Серёжи, Оли, её лучшего друга — омеги Эда, и самого Арсения, он, кажется, сошёл бы с ума от навалившихся разом проблем в учёбе, нападок папы и потери лучшего друга. Юношеский максимализм погонял острую обиду на весь мир и, в частности, на семью Макаровых, способствуя излишней заносчивости и стервозности, которую со временем могла стерпеть только сестра. Оля, которая, несмотря ни на что, всегда была на стороне брата, частенько собирала всех вместе, первое время в одиночку сглаживая все конфликты, возникающие во взаимоотношениях грубоватых Серёжи и Эда. После, когда всё устаканилось, компания всё чаще и чаще занималась чем-то вместе, ровно до тех пор, пока Арсений не решил полностью посвятить себя работе, со временем всё больше успокаиваясь и превращаясь в себя прежнего. Сейчас же омега не мог определиться, что чувствует после предложения папы. С одной стороны — робкая надежда на то, что вместе с названным альфой, — Антоном, кажется? — появится возможность увидеть Илью, с другой — нежелание новых знакомств и оставшиеся следы злости и обиды, всё-таки добавляющие свою ложку дёгтя. Но мысль о том, что папа решил уже напрямую заняться сватовством собственного сына в моменте показалась такой противной, что ответ слетел с губ Арсения прежде, чем тот успел его обдумать: — Пап, давно хотел тебе сказать, я уже несколько месяцев состою в отношениях, думаю, мой альфа будет не рад подобным знакомствам «с подтекстом». Повисшую в комнате тишину нарушал лишь медленный ход дедушкиных часов, висящих на противоположной стене, казалось, уже дольше, чем живёт сам Арсений.***
— Мне вот даже интересно, — прекратив свой приступ хохота сказал Серёжа, по-хозяйски развалившийся на диване в гостиной Арсения, — ты действительно ожидал, что после такого заявления твой папа успокоится? — Мне не нужно, чтобы меня выдавали замуж за первого встречного. — Зато теперь тебе нужно искать, как ты выражаешься, «первого встречного», чтобы познакомить с родителями в качестве своей пары, — задумчиво протянул друг, прикидывая в голове, как лучше выйти из сложившейся ситуации. Арсений действительно не знал, что делать. В его круге общения не было альф, которые подошли бы для подобного фарса. Все они или были уже знакомы с Алексеем, или настолько мало знакомы с самим омегой, что попросту не ввязались бы во всё это. Фраза, которую Попов ляпнул сгоряча, висела теперь дамокловым мечом над его же собственной головой. Папа, сильно обрадовавшись свалившемуся на него известию, стал срочно планировать «наконец-то действительно семейный» ужин, на который были приглашены Арсений и, конечно же, его молодой человек. Серёжа, молчавший добрых минут десять, вдруг молча вышел на балкон, прикладывая к уху смартфон. — Проснись и пой, красавица, — входя обратно, весело сказал он поникшему омеге, — Через полтора часа мы едем на встречу с твоим чудовищем! Альфа, экстренно найденный Серёжей через друзей и друзей друзей, как нельзя лучше подходил для поставленной цели. Воспитанный и относительно скромный светловолосый парень наверняка сможет найти общий язык с папой Арсения, а уж театральное образование, которое, как оказалось, было у Егора — так и вовсе делало их песенку максимально складной. В кафе сидели трое. Знакомые от силы минут сорок, они буквально подхватывали фразы друг друга, не чувствуя никакого дискомфорта. Пообщавшись ещё немного и в деталях обсудив дальнейший план действий, парни вышли из заведения, расходясь в разные стороны. Егор — готовиться к предстоящей встрече, Арсений с Серёжей — в торговый центр за подходящей одеждой для омеги.***
В назначенный час к калитке подъезжает чёрное авто, разрушая тишину шумом колёс. Арсений отстёгивает ремень безопасности, но выходить из машины не спешит. — Боже, зачем я это всё затеял, — омега растерянно трёт руками глаза, пытаясь побороть нарастающую панику. — Стоило просто сказать правду и всё. — Хэй, Арс, может мы и не настолько близко знакомы, чтобы я имел право раздавать советы, но так открыто вмешиваться в чужую жизнь, пусть даже жизнь собственного сына — это, ну… фу, — альфа не может даже подобрать слов, насколько его коробит мысль о том, что, живя в двадцать первом веке, омегам до сих пор приходится сталкиваться со стереотипами о «сроке годности» для семейной жизни. Попов смотрит благодарно, собирается с мыслями еще минуты две и, наконец, открывает дверцу авто, впуская прохладный октябрьский воздух. Первым их, разумеется, встречает Ральф, выбежавший из дома через собственную маленькую дверку на шум открывшейся калитки. Он осторожничает, подходя к незнакомому альфе, но не видит испуга в глазах хозяина и быстро смелеет после почёсывания за ухом. Следом дверь открывается полностью, и на крыльцо выходит омега, в котором Егор издалека видит узнающиеся черты самого Арсения. Они проходят в дом, здороваются с отцом и, раздевшись, идут в комнату, где уже накрыт поистине праздничный стол. В мыслях Арсений шутит, что всё происходящее напоминает рекламу майонеза — слишком много фальшивых улыбок и прямой лести. Если Егор прямо сейчас начнет нахваливать мясо, приготовленное папой, Арсений не сдержится и рассыплется от так называемого испанского стыда. Но альфа, слава всем богам, этого не делает, а лишь продолжает вести непринуждённую беседу о своём детстве. Спустя какое-то время Арсению начинает казаться, будто папа их проверяет. Он задаёт всё больше вопросов об их знакомстве и начале отношений. Не будь у них заранее составленного списка и детально продуманной истории, вся эта затея рассыпалась бы карточным домиком прямиком Поповым под ноги. Однако вечер заканчивается на приятной ноте, а их с Егором «почти полугодовые» отношения, начавшиеся четыре дня назад, так никто и не рассекречивает. Следующие две недели Арсений, Серёжа и Егор занимались придумыванием очередной истории, только на этот раз это была история их трагичного расставания. Было решено сойтись на всё той же заклятой работе, которую якобы и тот, и другой предпочёл их отношениям. Что было ложью лишь отчасти — Егору в самом деле предложили новую работу, из-за которой тот через пару месяцев уезжал в соседний город. Донести эту информацию они решили через «нейтральный проводник» — как выразился Матвиенко. Оля, с которой омега зачастую болтал по телефону, услышала этот потрясающий плод трёх умов уже через пару дней. Она, кажется, переживала даже больше, чем сам Арсений, из-за чего у последнего на душе скреблись пресловутые кошки — сестра была тем человеком, которого меньше всего хотелось затягивать в эту паутину вранья. — Навряд ли он приедет, они не так давно расстались с Егором, дай ему немного времени, — сказала она Алексею на очередной вопрос об Арсении. — Господи, что случилось?! Серёжа, скажи мне, это я его напугал, да? Я слишком навязчивый, я испортил нашему мальчику жизнь! — омега в истерике дёргал мужа за и без того растянутый рукав домашнего свитера. — Успокойся, милый, если его можно так просто «испугать», то этот человек в любом случае не нужен Арсению — спокойно отвечал альфа. — А вообще, мы с тобой не должны в это лезть, дети сами могут разобраться, как и с кем им будет лучше. Но омега уже его не слышал, он ушёл на кухню, чтобы накапать себе немного успокоительного.***
Узнав о болезненном расставании сына, Алексей и вправду успокоился. Арсений не появлялся дома, прикрываясь отсутствием настроения и нежеланием лишний раз расстраивать и родителей. Снова погрузившись в работу, Арсений перестал думать об отношениях, воспринимая весь тот недолгий фарс с Егором как нечто несуществующее, казалось, это всё произошло не с ним. Однако Булаткин не давал надолго забывать о себе, периодически присоединяясь к компании Попова и Матвиенко на редких вылазках куда-нибудь в кафе. Когда было принято решение собраться старой компанией из брата, сестры и двух их друзей в лице Серёги и Эда, Арсений даже немного пожалел о том, что ничего не рассказал Оле — из-за этого Егора нельзя было приглашать. Компания удобно расположилась перед большим телевизором, похрустывая различными снэками под какую-то затянутую мелодраму, выбранную девушкой. Напиваться до состояния нестояния не хотелось от слова «совсем», но после третьего бокала всё стало вдруг не таким. Слишком нудный сюжет, слишком тусклый свет от лампы, слишком мало алкоголя. Надо сказать честно, Арсения развезло как малолетку, несмотря на то, что в этой компании он был самым старшим. Омега редко позволял себе курить, особенно в присутствии сестры, однако сейчас это было необходимо. Он стоял возле форточки на кухне, медленно пропуская через лёгкие горький дым, когда Оля подошла со спины и положила руку на плечо, слегка сжав его. — Лёль, я так устал от этих постоянных напоминаний о своём одиночестве. Понимаешь, я бы и рад дать папе то, чего он так долго просит, но я не могу. Я не хочу жить так, как живёт большинство моих сверстников, я не хочу быть с нелюбимым человеком только потому, что надо «быть с кем-то». Я так хочу любви, Лёль! Даже не так — хочу любить. Хоть безответно, хоть безнадёжно, лишь бы не чувствовать этой пустоты. Не хочу, чтобы мне подпихивали маленьких мальчиков, когда в моих мечтах надёжный и стабильный альфа, за которым я бы мог себя чувствовать защищённым и хоть иногда иметь возможность дать слабину, — слова единым потоком выплёскивались куда-то в район Олиного плеча, пока та аккуратно поглаживала брата по спине, дав возможность полностью выговорить всё то, что копилось в нём не один год. — Понимаешь, — начала девушка, немного отстранив от себя старшего, но продолжив поглаживать его плечо, — мечты и идеалы, конечно, всегда имеют место быть, но ведь влюбляются не в идеальную картинку, а в живого человека. Возможно, в этом есть вина и нашего папы в том числе, возможно, книжки и сериалы формируют такое впечатление, но, влюбившись в альфу, ты уже не будешь думать о том, сколько вам лет и кто кого защищает, — мягко, будто прощупывая почву, говорила сестра. — Тем более, во-первых, сейчас папа, насколько мне известно, оставил все эти попытки, а во-вторых «мальчику, которого тебе пытаются подсунуть» скоро тридцатник, и он точно не похож на того, кого придётся спасать от толпы хулиганов, если это имеет большое значение, — улыбается она. — Я ничего не имею против самого Антона, я против того, что нам навязывают. — Арс, мы не в пятнадцатом веке, никто не выдаст тебя замуж насильно, даже если очень захочется. Вы просто бы познакомились и пообщались один вечер. Кто знает, вдруг он окажется твоим истинным, — Лёлька весело подмигивает и разливает воду из только что вскипевшего чайника в две кружки, ловко закидывая туда по пакетику чёрного чая. — Такая большая, а всё в сказки верит! — Такой большой, а всё придерживается стереотипов! — передразнивает его младшая, показывая язык и пододвигая ближе чай и вазочку с печеньем. Арсений крепко сжимает сестру в объятиях и впервые ловит себя на мысли, что стало действительно легче. Он на самом деле загнал себя в ужасно узкие рамки, отгородившись от мира колючей проволокой — ища любви, но не заводя новых знакомств одновременно. Он словно протрезвел, причём как в переносном смысле, так и в буквальном. Следующим утром телефонный звонок раздаётся по всей квартире, прерывая льющуюся из колонки музыку и заставляя вздрогнуть как хлопочущего у плиты Арсения, так и вновь уснувшего Эда. Попов, посмотрев на свои грязные руки, жестом показывает младшему, чтобы он принял звонок. — Арсюш, привет, — слышится из динамика елейный голос папы, не предвещая абсолютно ничего хорошего. — Ты же будешь с нами праздновать новый год? Мне не хотелось бы, чтобы в такой светлый семейный праздник ты там грустил в одиночестве. — Конечно, я приеду, пап, не переживай. Мы с Лёлей уже говорили об этом. — Очень хорошо! Посидим все вместе, я слышал, что ещё придёт Эдик, — Выграновский морщится от ненавистной формы имени и уже жалеет, что не вышел из кухни, как только зазвонил телефон. — Но я не только из-за этого звоню, я думал позвать к нам на новый год парочку наших с отцом друзей, что ты об этом думаешь? — аккуратно начинает Алексей, в то время, как Арсений, перевернув на сковороде последний оладушек, заметно напрягается. — Какая разница, что думаю я? Это ваш дом, ваш праздник и ваши гости, пап. — Я хочу позвать Макаровых и Антошу. Руки омеги слабнут и не удерживают лопаточку, поэтому та, стукнувшись в полёте о столешницу, оказывается на полу. Омега что-то неразборчиво бормочет в ответ и кивает другу на свой телефон — тот, мгновенно сообразив, что от него требуется, скидывает вызов. — Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал, — задумчиво протянул Эд и пощелкал пальцами перед глазами зависшего Арсения.***
У Арсения есть ровно два дня, чтобы морально подготовиться к встрече с семьёй бывшего лучшего друга и новому знакомству. У Арсения ровно один день на то, чтобы купить хотя бы символические подарки. Для родных всё подготовлено уже полмесяца как, чего не скажешь о новых гостях. Для родителей Ильи он уже присмотрел яркую картину, которая, по воспоминаниям омеги, должна отлично вписаться в интерьер их дома. С подарком для Антона вопрос стоял ребром. Арсений не знал о нём абсолютно ничего — только имя и примерный возраст, что никак не наталкивало на мысль о нужном подарке. Хотелось найти что-то практичное и в то же время презентабельное. Проходя мимо многих магазинов, Попов не мог зацепиться взглядом за что-то конкретное, пока не наткнулся на неброский павильон, у входа в который стояла небольшая полочка с лисятами, связанными из пряжи. Внутри не было никого, кроме миловидной бабушки, сидящей за подобием кассы. Арсений огляделся и понял, что, кажется, пришёл туда, куда было нужно. Повсюду было просто огромное количество всякой вязаной всячины, начиная с крошечных разноцветных пинеток и заканчивая необъятными пледами. Краем глаза он заметил, что его приход будто зажёг огонь в глазах старушки, изделия которой, видимо, не пользовались огромным спросом. — Ищете что-то конкретное? — тоненьким голосом спросила женщина и, поднявшись с насиженного места, подошла к омеге. — Нет, я смотрю что-то на подарок, и сам не знаю, что мне нужно, — он продолжал беглым взглядом осматривать всё, что было в зоне видимости. Женщина зашла за стеллаж и вынесла оттуда большой пакет. Положив его на прилавок, она достала оттуда большой свитер крупной вязки из шерсти насыщенного цвета красного вина. — Не знаю, для кого предназначен подарок, но думаю, это может вам приглянуться, буквально позавчера закончила, — она полностью развернула свитер, бережно разложив его на старенькой стеклянной витрине. Арсений подошёл ближе и увидел маленькую мордочку лисы, вышитой на конце левого рукава. Омега аккуратно провёл по ней пальцем, осознавая, что и это было сделано вручную. Старушка проследила за его взглядом и поспешила поделиться: — А это такой своеобразный отличительный знак. Как у вас там молодёжь говорит? Ледл, ленгл… — Лейбл? — улыбнулся Арсений, продолжая одним пальцем поглаживать яркую вышивку. — Надеюсь, ты не против оверсайза. Лишь бы не утонул, господи, — шепотом бормочет омега. Тем не менее, больше времени на раздумья не требовалось. Он пытался дать мастерице сумму чуть больше заявленной, на что та резко запротестовала, пригрожая сильной обидой. Уже через полчаса в других магазинах была подобрана упаковка, и омега радостный и удовлетворённый направился домой. Несмотря на продуктивный день и в целом положительные эмоции, этой ночью Арсений спал очень плохо. Оксану и Андрея он не видел примерно с того же года, как уехал Илья — сначала из-за нелепой злости и обиды, а потом было просто неловко за своё поведение, — теперь же мысли о встрече с ними бередили старые раны. Ему снилась темнота, в которой невозможно было пошевелиться, гнетущая пустая тишина нарушалась лишь знакомым с юношества голосом Макара, а точнее — его смеющимся «Здарова, заноза!», как он обычно обращался к Попову. Сон получился прерывистым и болезненным, омега понимал, что вставать и жить следующий день будет максимально трудно, поэтому пытался закрыть глаза хотя бы на пару часов. Утром последнего дня уходящего года Арсений приезжает к родителям пораньше, чтобы помочь навести порядок и собрать праздничный стол. Оля, естественно, тоже уже находится здесь. В четыре руки брат с сестрой быстро вытирают пыль и развешивают новые украшения под тихое бурчание отца, которому вся эта суматоха всегда была чуждой. Папа же начинает бегать по просторной кухне, пытаясь сделать несколько блюд одновременно. Ближе к вечеру в гостиной уже накрыт огромный стол с большим разнообразием закусок и салатов, остаётся только подать горячее. За полчаса до предполагаемого времени прихода гостей звон духовки оповещает о готовности последнего блюда, которое там же и оставляют «отдыхать». Папа и Оля уходят переодеваться и советуют сделать то же самое Арсению и Сергею, на что альфа лишь смеётся. На его «мы с сыной и так сногсшибательные» старший омега лишь закатывает глаза и тихо хихикает. Пока семейство ждёт начала праздника, папа всё-таки решает заговорить о волнующей его теме. Когда речь заходит про Егора, Арсений немного теряется. Неожиданный вопрос мог бы застать его врасплох, если бы не природное умение выкручиваться и придумывать с лёту. Всё время их продолжительного разговора с папой, — а говорили они действительно обо всём и много, — Оля искоса наблюдала за ними, усиленно притворяясь, что читает книгу. Первым в назначенный час приходит Выграновский, которого, на самом-то деле, в этом доме уже давно никто не считает гостем. Подружившись с Олей в самом раннем детстве, омега уже, казалось, никогда не расставался с их семьёй, чему любвеобильный и чрезмерно заботливый Алексей был только рад, в этом доме Эда считали третьим ребёнком. С его приходом было решено достать горячее, дав ему немного остыть, чтобы было возможно делить на порции и есть, не рискуя остаться без языка. С этой целью на кухню пошёл сначала Арсений, а следом за ним и Оля, под предлогом необходимости её помощи. Она молча дожидается, когда брат вытащит противень и поставит его на плиту. — Интересно, как долго папа не сможет догадаться, что весь этот спектакль был разыгран ради него одного, — будто бы невзначай и сама с собой говорит девушка, подбрасывая в руке яблоко. Арсений очень радуется, что она не сказала это несколькими секундами ранее. Иначе всё, что было в духовке, оказалось бы на полу. И он хотел бы начать отнекиваться, но мелкой почему-то врать не хочется совершенно. Поэтому он просто молчит, и в данном случае это молчание как раз и есть тот самый «знак согласия». — Не, ну так много наговорить про парня, которого по сути-то и не было вовсе — это прям талант! — состряпав лицо, как у Багза Банни из мемов, восторгается Оля. — Навру с три короба, пусть удивляются, — фальшивенько напевает омега себе под нос, перекладывая мясо и гарнир в большое блюдо, пока сестра весело хихикает где-то за спиной и, нелепо пританцовывая с двумя тарелками в руках, подхватывает знакомый с детства мотив: — С кем распрощалась я, с кем распрощалась я, с кем распрощалась я… — С кем распрощалась я, вас не касается! — Попов щёлкает Лëлю по носу свободной рукой и выходит из кухни.***
Гости приходят немного позднее, буквально на каких-то минут десять, но Андрей рассыпается в извинениях за независящие от него пробки. Арсений слышит эти короткие шутливые перепалки из коридора, не решаясь выйти. Они с Эдом и отцом остаются в гостиной, не желая толпиться в проходе. В комнату входят папа с Олей и трое новых людей. Андрей в первую очередь жмёт руку Сергею, а после поворачивается к Арсению, молча раскидывая руки для объятий, и омега готов поклясться, что на глазах мужчины появляется влага. «Как в детстве» — проносится в голове омеги, и он, не сумев сдержать свой порыв, чуть не сшибает уже не молодого мужчину с ног, давя в себе невыплаканные когда-то давно слёзы. Всё в комнате словно затихает, но Антон, который, войдя в комнату, с грохотом задел стоящий в углу комод, привлекает к себе внимание всех присутствующих. — Здрасьте, — он, наверняка, чувствует себя неловко и какое-то время смотрит на Арсения, пока тот мысленно отмечает, насколько же ошибался. Антон значительно выше далеко не маленького Попова, — удивительно, что он сшиб комод, а не люстру, — и уж точно не походит на нелепого подростка. «Дядь, достань воробушка!» — совершенно неожиданно возникает в голове фраза, которую и сам Арсений, имеющий высокий для омеги рост, слышал довольно часто. За праздничным ужином Попов то и дело поглядывает на молчаливого Антона, которого папа стремился посадить рядом с ним, пока не вмешалась Оля. Благодаря ей же Антон теперь сидел через один стул от Арсения и лишь редкие фразы, вброшенные шатеном в общий разговор, напоминали о его присутствии. — Антош, передай мне, пожалуйста, вон тот салатик, — вдруг говорит тётя Оксана, указывая на тарелку, которая стоит напротив Арсения. Антон без задней мысли наклоняется за указанным блюдом, и в этот момент Арсения обдаёт волной жара. «Ну вот и всё, допрыгался до приливов, климакс подкрался незаметно» — шутит он про себя, еле сдерживая смех. Но волна пробежавшегося по коже тепла повторяется, концентрируясь где-то в районе солнечного сплетения и подгибая пальцы на ногах. Антон тихо извиняется и выходит из-за стола. Арсений, переждав для приличия пару минут, ссылается на телефонный звонок и идёт за ним. Альфа стоит на крыльце, выпуская вверх сизый табачный дым, и, кажется, совсем не замечает его. Эта иллюзия рассеивается, когда, не поворачивая головы, он аккуратно уточняет: — Арсений? Попов встаёт рядом и пытается заглянуть в лицо младшего, чтобы понять ответ на вопрос, который и так очевиден. Антон тоже не произносит ни слова и медленно продолжает курить. — Ты знал, да? Это ты искал встречи со мной, не папа, — больше утверждает, чем спрашивает, Арсений. — Не совсем. Я просто хотел с тобой познакомиться, а после, когда мы пришли сюда впервые, почувствовал запах по всему дому, и сразу всё встало на свои места, — альфа тушит сигарету и кладёт её в прицепленную отцом пепельницу. Наконец, повернувшись всем корпусом к Арсению, он пристально смотрит. Кажется, до омеги только сейчас доходит смысл последней сказанной фразы. — Что встало на места? — Я отвечу на все твои вопросы, но сейчас мы пойдём в дом. В конце декабря стоять на улице без куртки — не самая лучшая идея. Ещё и в тапочках, — кивает Антон вниз, на ноги Попова, и открывает дверь в дом, пропуская вперёд. В доме в это время не прекращаются разговоры и смех, а после возвращения Арсения и Антона и вовсе становится более шумно. Бедный Ральф сидит около ёлочки с напяленным на голову ободком с оленьими рогами. Войдя в комнату, омега замечает радость на лице папы, но решает не обращать на это внимания. По крайней мере сделать вид, что не обратил. Оксана оживляется и предлагает дарить подарки до курантов, чтобы ещё выше поднять друг другу и без того хорошее настроение. Арсений показывает родным на ёлку, где, по традиции, уже припрятаны подарки для каждого из них, а упакованную картину отдаёт Макаровым лично в руки. После он бежит за подарком для Антона, оставшимся в коридоре. Вернувшись обратно, он видит в руках Антона чуть меньшую по размерам коробку, видимо, предназначенную для него. Арсений, не умеющий выдерживать долгой интриги, получив подарок, тут же поднимает крышку и начинает смеяться. Шастун, опешивший от такой реакции уже хочет обидеться, но видит, что омега жестом указывает на коробку, лежавшую у него на коленях. Антон открывает свой подарок и тоже заходится в приступе смеха. Оля в любопытстве заглядывает в обе коробки и видит одинакового типа вязку, одна из которых выполнена в виде свитера, а другая — шарфа. Одинаковые лисички не оставляют сомнений в голове девушки: «два придуря нашли друг друга».***
Отсчитав двенадцатый удар и выпив бокал шампанского под дружный радостный гул, сопровождающийся лаем Ральфа, старшее поколение стало спешно собираться на улицу, чтобы запустить праздничный фейерверк, приготовленный Алексеем, кажется, уже с сентября. — Ты не можешь себе представить, сколько раз я загадывал на новый год, чтобы следующий прошёл именно так, — Антон начал так тихо, что Арсений едва мог различить слова из-за разноцветного грохота в тёмном небе. — Что ты имеешь в виду? — омега всем корпусом развернулся к Шастуну, чтобы иметь возможность хотя бы по губам понять то, что не сможет услышать. — Прогуляемся? Арсений одним движением руки подозвал к себе лабрадора, на котором всё еще были надеты дурацкие оленьи рога, приглашая на прогулку вместе с ними. Ральф радостно побежал по знакомой дороге немного впереди, пока Антон и Арсений неспешно шли за ним. — Моя семья переехала в Воронеж, когда я был совсем мелкий, но, когда мои родители развелись, мы некоторое время снова жили здесь, поэтому девятый класс я заканчивал в той же школе, что и Макар, ну… Илья, — замялся Антон, не будучи уверенным, что Арсений всё ещё помнит прижившееся прозвище его брата. — Не помню точно, когда именно я впервые увидел тебя. Ты, кажется, привёз что-то Макару или просто приехал к нему, но заметил я тогда тебя именно в компании брата. Уже тогда, видимо, что-то почувствовал, потому что жутко заревновал, даже не зная твоего имени, — иногда Шастун замолкал, словно собираясь с мыслями, Арсений не торопил и не перебивал, он, наоборот, будто каждой клеточкой пытался впитывать в себя новую информацию, доносимую негромким мягким голосом. — А когда увидел ту драку возле бара, вообще словно катушки посрывало, — более эмоционально продолжал альфа, рефлекторно сжимая кулаки. Видимо, от одних только воспоминаний «катушки» срывает снова. Попова прошибло крупными мурашками, голова начала усиленно работать и болеть, подкидывая воспоминания того вечера, о котором, вероятнее всего, говорил Антон. Они с Серёжей и небольшой компанией одногруппников отмечали первую успешно сданную сессию в ближайшем к вузу баре, когда нарвались на пьяную гудящую компанию альф, один из которых решил, что Арсений сегодня обязательно должен уйти с ним. Омега опрометчиво постарался как можно скорее покинуть это место, не предупредив Матвиенко. Получивший отказ парень нагнал его метрах в пятнадцати от входа в заведение, и, после первого удара в нос, Арсению казалось, что он больше не вспомнит ничего из того вечера. Однако сейчас, спустя столько лет, в памяти проклёвываются картинки, на которых подросток лет тринадцати бережно стирает с его лица кровь аккуратно сложенным белым хлопковым платочком. — Как? — шепотом впервые прерывает омега. — Он был шире тебя раза в два… — Русской смекалкой, Арсений, — усмехается младший, всё больше погружаясь в не самые приятные воспоминания. — Он был пьяный в дрова, но было достаточно одного лишь звука полицейской сирены из динамика телефона, чтобы он понял, что нужно делать ноги. Они замолкают на несколько секунд, после чего Арсений начинает заливисто смеяться, так искренне, что голова невольно закидывается назад, а пальцы сжимают рукав на предплечье Антона. Шастун, недолго думая, подхватывает этот смех, и даже Ральф подбегает к ним, начиная радостно прыгать вокруг. Смех обрывается так же быстро, как и начался, и альфа серьёзно смотрит сверху вниз, ровно в глаза напротив. Арсений невольно сглатывает, желая промочить вставший вдруг в горле ком, и, не выдержав зрительного контакта, уводит глаза чуть вниз. — Прости, — ставшим на тон ниже голосом вдруг серьёзно говорит Антон. Арсений всё-таки в удивлении поднимает глаза, но заговорить не успевает. Вопрос «за что?» моментально утонул в чужих губах. Арсений опешил и первые пару секунд не делал ровным счетом ничего. В его голове не было и намёка на желание оттолкнуть Антона, поэтому омега лишь чуть наклоняет голову, и прижимается ближе. То ли колени подкашиваются от накатившей лавины чувств и ощущений, то ли всему виной сугробы под ногами, но Арсений кладёт свои руки на плечи Шастуну, чтобы сохранить равновесие, и словно пытается врасти всем своим телом в него. Антон, почувствовав наконец отдачу, будто смелеет и начинает игриво кусаться. Арсений мстительно тоже пускает в ход зубы и, разом снимая всю игривость, приоткрывает рот, позволив поцелую углубиться. Дыхания предательски не хватает, а узел где-то под диафрагмой затягивается всё туже. Первым нехотя отстраняется Антон, напоследок по-детски чмокнув уголок любимых губ.***
Арсений наряжает огромную ёлку и встаёт на носочки, пытаясь дотянуться до верха, когда чувствует сомкнувшееся на талии кольцо тёплых рук. Поцелуй в загривок, совсем рядом с меткой, вызывает волну мурашек. Попов разворачивается лицом к своему альфе и чмокает родинку на кончике носа, заставляя его смешно сощуриться. В такие моменты Шастун особенно сильно напоминает кота. Сегодня вечером должны прийти Серёжа и Эд, чтобы, не дожидаясь нового года, который будет ровно через месяц, посидеть в дружной компании. — Антош, — тянет Арсений, — ты же мне доверяешь? — Мне страшно. К чему ты ведешь, милый? Конечно, я тебе доверяю, — омега буквально чувствует, как напрягается Антон, — руки плотнее обхватывают талию, а глаза судорожно осматривают его лицо, словно альфа заранее настраивает себя на худшее. — Вместе с Серёжей приедет Егор, я навряд ли что-то подробно рассказывал тебе о нём, — Арсений теребит край собственной домашней футболки и чувствует, как Антон выдыхает. — Серёжа начал встречаться с кем-то? Ну и что же в этом такого страшного? — Нет, Серёжа не встречается с Егором, Егор это альфа, который прикидывался моим парнем, чтобы мой папа не пытался меня свести с тобой, — бубнит себе под нос Арсений, не желая сталкиваться взглядами со своим истинным. Антон поднимает его подбородок, с теплотой заглядывая в глаза. — Лисёнок, ты чего? Если этот альфа так просто отступил, имея возможность быть рядом, хотя бы фиктивно, то он абсолютный дурак. А если теперь захочет наверстать упущенное, никто ему этого не позволит. А тебя, кстати говоря, тоже сегодня ждёт неожиданный гость — Шастун смеётся и легонько щёлкает по носу-кнопке и, забрав из рук Арсения игрушку, вешает её на нужную ветку. Арсений залипает на профиль шатена и думает о том, что сделал правильный выбор, не придавая должного значения последней услышанной фразе. Спустя назначенный час гостиную доселе тихой квартиры поочерёдно сотрясают крики Эда и Егора. Они завязывали очередной спор каждые минут двадцать, находя всё новые и новые, даже самые пустяковые, поводы для конфликта. — Арс, объясни этому придурку, шо ставить на спорт — это занятие для дегенератов или людей, которым некуда просирать впустую деньги, — снова заводится Эд. Между ними повисает такое напряжение, что, наверное, можно было бы с нуля зарядить аккумулятор Шастуновского Tahoe. По ощущениям, ещё немного и Выграновский кинется на альфу и либо выцарапает глаза, либо засосёт. — Нет, Арс, ты лучше объясни вот этому придурку, что я не просто впустую ставлю, куда вздумается, а высчитываю все коэффициенты и риски, получая реальные деньги. — Так, сами друг другу объясняйте, что хотите. Хоть, кто круче: фиксики или смешарики! Эта фраза послужила красной тканью тореадора, увидев которую два упрямых