Родственники

Асуна родилась в семье, которая была богата только из-за того, что её членам приходилось многое для этого сделать. Именно поэтому и от неё самой и от её брата требовали высоких оценок и проявлений себя во всем, что могло сыграть на престижном обучение в дальнейшем. Асуна не знала кем она хотела быть, кто она и какие у неё у самой увлечения. Все это было далеко. Главным всегда были результаты. В каком-то смысле Асуна, гонясь за очередными результатами, просто потеряла себя. Насколько она себя помнила, у нее всегда были натянутые отношения с семьей. Мать всегда требовала высоких результатов, а за них и не хвалила, только говорила, чтоб Асуна и дальше поддерживала подобные результаты. Асуна ненавидела сидеть с родителями за одним столом, конкретной неприязни к трапезами с семьей у неё никогда не было , ей была ненавистна сама атмосфера загробной тишины, когда только тихое стучание столовых приборов и звяканье стаканов об тарелки могло прервать эту тишину за столом. У неё не было близких друзей, ведь и те стремились пройти "отбор" лучших в школе, что по определению настраивало всех против всех. Асуна не могла назвать себя несчастной или одинокой, как никак, а у неё всё имелось. И все же, эта была ее жизнь. Когда Асуна впервые в жизни приняла решение самостоятельно это была ловушка, смертельная игра на выживание. Однако, как не странно, именно это помогло ей обрести уверенность в себе, понять какие у нее цели в жизни. В конце концов понять, что у её матери была простая цель - сохранить престиж жизни, обеспечить её своим детям. Когда как Асуна, обретя любовь в лице одного порой несносного черноволосого мечника, поняла совершенно другое, её цель - прожить с ним рука об руку, следуя по его пятам. Их цели разнились, а интересы поменялись. Отчего в тихом доме, где Асуна когда-то не могла сказать и слова против матери, все чаще стали раздаваться её гневные крики и стучание об стол вилок и стаканов. Асуна отстаивала свое мнение, каждый раз стучась в стенку, пробуя убеждать мать в обратном, пытаясь показать пример своей счастливой семейной жизни в виртуальном мире, показать любовь, которая поменяла её, Асуну. Однако бездна недопонимания между ними только увеличивалась в размерах. Доходило и до того, что Асуну, словно ребенка, запирали на домашний арест, только бы она не смела видеться, как называла Кадзуто её мать "игроманом". Сколько бы попыток не пыталась предпринять Кёко для того, чтобы разорвать их отношения, все это пошло крахом, стоило дочери без её на то разрешения улететь в один день вместе с Кадзуто в Америку на месяц. Тогда Кёко впервые осознала, что Асуна больше не ребенок, что её дочка больше не будет слушать её советов. Что в конце концов Асуна - самостоятельная личность, окончательно ушедшая от её родительского крыла. Кёко впервые, сидя в пустой столовой, так как её муж задерживался на работе, а её старший сын давно жил собственной жизнью, с бокалом вина в руке, в котором медленно из стороны в сторону плескались остатки алого напитка, почувствовала влагу на собственных щеках. Она не помнила, когда плакала в последний раз, когда ощущала такую пустоту и мнимое далекое чувство предательства со стороны родной дочери. Однако обиды не было, может, на загвоздках разума, в сердце, но не на душе.

***

Асуна не сразу сообщила матери, что возвращается. С момента, когда она, предупредив только отца и старшего брата, бросила все и согласилась полететь с Кадзуто в Америку, прошло уже два года. Все это время Асуна так и не смогла позвонить матери, написать ей письмо или отправить открытку, стоило мысли о том, как мать ругается на неё из-за её решения всплыть в воображение, как внутри все сжималось от обиды, от ярости на то, что она так и продолжает считать её ребенком. Кадзуто, будто читая мысли любимой, покрепче сжал её руку, пока они пешком добирались до такси, которое уже поджидало их в аэропорту. Асуна мягко с весельем в глазах улыбнулась ему и запечатлила недолгий поцелуй на его щеке, после чего перехватила руку дочери покрепче, одаривая Юи нежным взглядом, услышав веселое хихикание от нее. Они возвращались к себе в съемную квартиру. Возвращались втроем. Стоило им зайти в свой новый дом, а Юи, только снявшей свои маленькие туфельки, вихрем вбежать внутрь и побежать дальше по коридорам, как откуда-то из комнаты донеслось: "мама, папа, она такая большая!". Им двоим только и осталось что посмеяться с реакции их дочери на их новое жилище. Вещи еще не были разложены по местам, а ночь вступила в права. Асуна сидела на кухне, допивая уже давно остывший чай, и бессмысленно смотрела на приоткрытое окно. Мысли её блуждали далеко за пределами комнаты. Но стоило тихим шагам раздаться около нее, а мягким губам коснуться её щеки, как она тут же оторвалась от своего занятия. - Наконец-то уснула. - он прошел к своему месту и уселся рядом с ней, немного устало опираясь на руки и прикрывая глаза, давая себе время расслабиться. - Для Юи за день произошло много всего, - она тихо посмеялась, прикладывая руку к подбородку. - Она любознательный и энергичный ребенок, и столько увидела за день, конечно ей не хотелось ложиться. - Уж слишком бывает энергичным она ребенком. - подхватывает Кадзуто, складывая руки будто в недовольном жесте на груди, однако быстро теряет роль "недовольного родителя" и тихо посмеивается. Они сидят так несколько минут, когда Кадзуто неожиданно покрывает тишину: - Ты предупреждала? И Асуне нет нужды спрашивать "кого". Они обсуждали это несколько раз. Кадзуто был против того, чтобы девушка, не предупреждая родных, срывалась и летела вместе с ним в другую страну, но тогда Асуна рассказала ему об отношениях между ней и матери и после долго рыдала на его плече. Кадзуто, хоть и пытался убедить Асуну после этого, попробовать поговорить с матерью, не смог в конце концов убедить девушку на решительный шаг. Сам Кадзуто был сиротой, и он не мог понять трудные отношения с родителями. Он знал чувства потерянности и предательства, но настоящей родительской теплоты давно не помнил. Кадзуто никогда не говорил, что приемные родители, его тетя и дядя, были для него чужими, однако ему все еще не хватало заветной, особенной любви, которую могли одарить ребенка только родители. Так вышло, что они с Асуной все же оказались в Америке. И только спустя два года решили вернуться в Японию. Асуна поджимает губы и смотрит себе на руки, не решаясь посмотреть на Кадзуто. Но парень лишь тихо вздыхает и кладет ей на щеку теплую руку, заставляя обратить взгляд на себя. И когда Асуна все же смотрит на него, только тогда он просит её: - Асуна, сообщи, что ты приехала. Я думаю, что твоей матери будет важно получить сообщение, что с тобой все в порядке. Девушка перед ним кивает. И Кадзуто знает этот жест. Она сомневается и ей нужно время подумать, принять решение. Кадзуто даст ей это время, но только на один день. Их утро начинается с суеты. Юи, стоило ей обрести тело, не могла усидеть на месте с того самого удачного эксперимента, который Кадзуто решил привести в действие, благодаря своим коллегам по работе. Теперь их маленькое солнце бегает днем и ночью, смеется, жестикулирует и не перестает улыбаться каждый день. Оказавшись в реальном мире, видя окружение своими реальными глазами, а не цифровыми системами, Юи начала вновь узнавать все вокруг, интересоваться и задавать много вопросов. Кадзуто до сих пор сожалеет, что не смог перенести разум Юи в полном его составляющем, однако вновь "переродившуюся" Юи, это, кажется нисколько не беспокоило. Её тело состояло из кожных покровов и только сами внутренности оставались искусственными созданными на 3D принтере. Сама же Юи ничем не отличалась от пятилетнего ребенка. Стоило Юи убежать в комнату, чтобы расставить собственные игрушки и мебель, которую она могла поднять, ненадорвавшись, что на самом деле было в принципе не возможным понятием, Кадзуто вновь подошел к Асуна, моющей посуду на кухне. Он подошел к ней совсем тихо, вслушиваясь в незатейливую мелодию. Асуна вздрогнула, когда он обнял ее талию, но тут же повернулась, недовольно тыча в него мокрым пальцем: - Киригая, нельзя подкрадываться к людям без предупреждения! - Киригая Асуна, я и не подкрадываюсь к людям, я подкрадываюсь к своей жене. И Асуна теряет способность злиться, мягко улыбаясь на его замечание. После чего касается его руки, проводя пальцем по его кольцу - символу их верности. Кадзуто позволяет уютной атмосфере продлиться несколько минут, но у него все еще имеются причины, чтобы начать серьезный разговор. - Асуна, - он шепчет, чувствуя, как Асуна напрягается, знает, что намечается разговор не из приятных. - Тебе надо сообщить родителям о твоем возвращении, поговорить с матерью. Асуна не отвечает. Поворачивается к нему спиной и продолжает мыть посуду, чтобы занять дрожащие руки. - Я знаю. Мне просто... - вилка падает из её рук, ударяясь о дно раковины, она уже несколько минут мылит её вновь и вновь, не решаясь смыть пену. - Я не знаю, что теперь она думает обо мне. - она переходит на шепот. Кадзуто не позволяет ей вновь поднять несчастную вилку, поворачивая жену к себе, улавливая в её глазах неразборчивую панику и вину. - Это все не важно, слышишь? - его рука ложиться ей на спину, он притягивает её в объятия, чувствуя, как по её щекам льются слезы. - Ей просто надо знать, что ты в порядке. Я думаю, что она давно поняла тебя и смогла простить. - А если нет? - Асуна всхлипывает, утыкаясь в плечо Кадзуто, она хочет перестать рыдать, поговорить с ним на полном серьезе, но в голове вновь и вновь возникают моменты их бесконечных ссор в доме перед отъездом в Америку. Кадзуто отвечает не сразу, вздыхает и продолжает поглаживать по напряженной спине. То что на кухню заходит ребенок они замечают не сразу. - Мамочка? Они оба разворачиваются к ребенку, который смотрит на них с непониманием и интересом. Стоит им отступить друг от друга на шаг, чтобы уделить внимание малышке, как Юи кидается в объятия приседшей Асуна, почти что заставляя её упасть. - Что такое, в чем дело Юи? - Мама, почему ты плакала? Асуна моргает, отстраняет ребенка от себя и смотрит на неё, не зная, что сейчас стоит произнести. Чувства обиды все еще заставляют её сдаться внутри, а горло не желает выдавать вразумительный ответ. - Твоя мама не хочет разговаривать с твоей бабушкой. - воспользовавшись ситуацией, как всегда удачно для самого себя, вклинивается Кадзуто, довольно ухмыляясь в предвкушении. Асуна кидает на него долгий взгляд, мысленно проклиная его. Но уже поздно выворачивать ситуацию. - Почему? - клюет на удочку ребенок, обращая все внимание на маму. - У нас с ней сложные отношения. - Но у нас же все нормально! - не до конца понимая о чем говорит мама, настойчиво произносит Юи. - бабушка - мама, моей мамы! Родители ведь понимают детей! Вы меня знаете, понимаете и любите, это ведь главное! Это заставляет двух взрослых на мгновение задуматься в молчании. Когда Асуна приобнимает малышка, после чего подталкивает её в сторону своей комнаты: - Юи, солнце, поиграй немного в комнате, хорошо? Ребенок неуверенно с явным недоверием еще раз смотрит на них двоих, но будто удостоверившись в чем-то, скрываясь за дверью начинает напевать песню: - Я увижу бабушку, увижу я её! Асуна не может сдержать легкой улыбки, а Кадзуто помогает ей встать с пола. - Так ты позвонишь своей маме? - после чего добавляет, - Юи хочет встретиться с бабушкой. Асуна недовольно поворачивается к нему, хмурясь. Но внутри разрастается уверенность и облегчение после слов дочери. Однако она все еще зла на подлое вмешательство. - Это подло использовать детские доводы! Кирито смеется и пожимает плечами, притворяясь будто не понимает о чем речь. В тот же день Асуна звонит матери и приглашает её в гости на ужин. В трубке телефона Кеко звучит недовольной, а её голос как всегда холоден и отчужден. Однако в половине шестого Асуна выглядывает в окно и видит подходящую к их подъезду знакомо одетую женщину. В сердце теплеет. Кадзуто и Юи сидят за столом, и маленький ребенок все время тянется к еде, желая, наконец получить заветные вкусности. И хотя есть ей необязательно, это Кадзуто умудрился сделать так, чтобы девочка могла чувствовать вкус еды и наслаждаться пищей. Раздается дверной звонок, и Асуна зависает перед дверью. Её сердце бьется все сильнее, а руки потеют, она замирает с вытянутой рукой перед ручкой, но Кадзуто как всегда оказывается рядом и нажимает на ручку вместе с ней. Перед их дверью в самом деле стоит мать Асуны, одетая с иголочку. Кадзуто помогает Асуне отступить на шаг, незаметным движением притягивая жену к себе, пропуская гостя внутрь. - Здравствуйте, еда на столе, как вы добрались? - вежливо заводит разговор Кадзуто, помогая снимать верхнюю одежду матери своей жены. - Все нормально, спасибо. - Так же безразлично благодарит Кеко, при этом не отводя взгляда от повзрослевшей дочери. Асуна была прекрасна, её волосы сейчас были заплетены в два хвоста, а глаза сияли ярче, чем она помнила со времен детства. - Здравствуй, Асуна. - Привет, мама. - наконец решает заговорить девушка, приподнимая уголки губ в неловкой улыбке. Она необычайно напряжена в готовности принять любое оскорбление от матери и вернуть его, но Кеко ничего не произносит. - Когда ты звонила по телефону, - Асуна сжимается, готовясь ответить на недовольство, но к её удивлению Кеко и не намереваивается ругаться, - я надеялась, что ты сразу расскажешь как твоя жизнь, здорова ли ты, но ты так быстро сбросила трубку. - Я просто очень спешила, а также слышала по твоему голосу, что ты занята. Кадзуто тактично удаляется на кухню, следить, чтобы еда не была съедена одной маленькой прожорой. - Я не была занята, просто уставшей. - женщина повернулась в сторону, осматривая апартаменты. - Вы давно сюда переехали? - Нет, совсем недавно, Кадзуто оформил эту квартиру еще до нашего полета- Асуна прерывается, говорить о том времени не стоит, и она боится, ждет любой агрессии на себя, но мать лишь переводит на неё недоумевающий взгляд. - В-вообще-то, знаешь, мне есть с кем тебя познакомить. И стоило Асуна повернутся и позвать Юи, как не усидчивый ребенок сам ворвался в коридор с задорным криком. - Бабушка! Кеко Юки так и застыла на одном месте, а сумки упали из её рук. Лицо побледнело, порозовело и осталось совершенно не читаемым. Она лишь посмотрела на примчавшийся задорный еще маленький комок, врезавшийся к ней в ноги. Да так и не смогла пошевелить ни рукой не ногой, только слезы потекли по щекам, смешивая тени и пудру на щеках. - М-мама! Т-ты чего плачешь?! - тут же взволновалась Асуна, когда мама перед ней начала неожиданно рыдать. Но Кеко не ответила, только присела, придя немного в себя от такой новости, и притянула удивленного ребенка к себе поближе, уткнувшись в черную макушку таких же прямых волос, как и у дочери. Сердце разрывалось то ли от любви, то ли от тоски по прошлому, когда сама Асуна была совсем малышкой и так же прижималась к ней. Радость и гордость заставили мокрые глаза раскрыться, а судорожному вздоху все же вырваться на волю. "Подумать только, всего два года и бабушка." - слезы радости вновь хлынули по щекам, а давние обиды и вовсе потеряли всякий смысл. Кеко и подумать не могла, что будет настолько рада, что стала бабушкой. - Как зовут? - Юи, меня зовут Юи. - Красивое имя. - Мама и папа выбирали! - смеется ребенок, насколько возможно обнимая бабушку. И Кеко впервые смеется чистым смехом вместе с этим чудесным ребенком, заставившим согреться теплом этого нового семейного гнездышка.