***
Кавех и аль-Хайтам, как два самых главных разрушителя всего и вся, направились на исправительные работы — помогали тёте Фарузан нарезать салаты. Остальные тоже были чем-то заняты в гостиной. — Чему вас только учат в этих новых институтах? — Фарузан, перехватив нож поудобнее, ловко нарезала очередную партию овощей. — Вы вообще не приспособлены к жизни! Помню, в наше время все дети всегда занимались домашним хозяйством… Кавех уже хотел спросить, сколько Фарузан лет, но вовремя заткнулся. Вылетит из дома раньше курантов — и точно станет самым неудачливым во всем новом году. — Чисто теоритически никто не обязан обучать нас нарезке помидоров и огурцов в институте, занимающимся наукой… — Заметил аль-Хайтам, но Фарузан быстро среагировала, шутливо толкнув студента в плечо, не отвлекаясь при этом от работы. Еще один способ заставить парня замолчать. Удивительная девушка. — А кем вы работаете? — Поинтересовался Кавех, безуспешно пытающийся сдержать слёзы от лука, резко появившегося на столе. — А то аль-Хайтам — настолько сильный зануда, что даже обычный диалог поддерживать не умеет. — Я работаю историком. Разбираю всякие древности, обожаю копаться в шифрах и старых механизмах, — Фарузан улыбнулась (вероятно, вспомнила последние рабочие успехи), а аль-Хайтам в это время повернулся к Кавеху, беспечно продолжающему работу за столом. — Я не зануда, к твоему сведению. Просто иногда информацию нужно досконально и тщательно проверять, а уже только потом говорить о ней вслух. — Ну да, ну да, скажи это всем своим одногруппникам, которым ты однажды передал неправильные билеты, и в итоге все, кроме тебя, завалили экзамен! — Я не виноват. Это была случайная ошибка, и все студенты потом получили зачеты. — Но ведь информацию нужно проверять перед ее оглашением, не так ли? — Мальчики, хватит уже ссориться, — Фарузан нахмурилась, — Идите помогите убраться в гостиной. И позовите Коллеи с Тигнари сюда. — Ну вот, опять нас из-за тебя считают грубиянами без нравственных принципов, — и аль-Хайтам, гордо сложив все кухоные принадлежности, вышел из кухни. Фарузан вздохнула, увидев его неровную нарезку, выложенную на тарелке.***
Чуть позже обоих отправили на улицу, «подышать свежим воздухом». Сначала Сайно предложил послать их в магазин за какой-нибудь побрякушкой, но эту идею быстро откинули. По словам Фарузан, студенты тогда никогда домой не вернутся. И, хотя все постепенно расходились по домам, на свои застолья, на улицах по-прежнему целые толпы людей куда-то спешили, обгоняя друг друга. Конечно, скоро ведь Новый год, и всем надо успеть поздравить знакомых и родных — чувство праздника практически витало в воздухе повсюду, куда ни глянь. — Людской шум так раздражает, — заметил аль-Хайтам, пробираясь вперед по улице. — Что тут, что в общежитие, что у Коллеи. Везде все одинаково. Он не верил в новогоднее чудо — как и во все праздники, в общем. Считал их глупой тратой времени, и, наверное, единственный в СССР не ждал фирменных новогодних угощений с трепетом и радостью. Да и песни никакие, связанные с зимним временем года, не слушал. И фильмов никогда не видел. Кавех, когда услышал это впервые, от шока не мог отойти долго, смотря на знакомого широко-распахнутыми глазами. А потом постепенно, начиная с прошлого Нового года, привык, с каждым днем все больше понимая, что его сосед по комнате — зануда та еще, не верящая ни во что, что не имело бы рационального обоснования. — Это другой шум. Он праздничный. Но я бы тоже поискал место потише. Под фырканье друга, Кавех повлек его куда-то вдаль, пробираясь по заснеженным улицам через веселые песни и выкрики. Люди праздновали — сплочались ради этого праздника, собираясь на улицах города. И, если аль-Хайтам не хочет праздновать вместе с ними, можно утащить его на смотровую площадку, подальше от остальных. Кавех даже не понял, почему ему впервые за все общение с несоциальным знакомым не пришло в голову оставить его самого искать тихое место — и убежать веселиться.***
Пришлось забираться на припорошенную снегом крышу заброшенного здания. Его, в отличие от других домов, никто не украшал — здесь было темно, холодно и тихо. Одним словом, непразднично — ситуацию спасал чей-то веселый детский смех на соседней улице. — Вот, тут просто замечательно, — довольный аль-Хайтам оглядел «временное убежище». Кавех разочарованно выдохнул, следуя за его взглядом. — Напомни, почему тебе не нравится Новый год? — Во-первых — шум. Все бесконечно о нем говорят, бегают по магазинам, скупая дефицитные продукты, без конца украшают дома гирляндочками и поделками своих дорогих детей. Невозможно куда-то пройти, не услышав очередной восхищенный комментарий про этот праздник. Во-вторых — сама суть. Что представляет из себя Новый год, Кавех? Начало нового года? Но это же глупость. С чего люди взяли, что у года есть какие-то рамки? Кавех в ответ долго молчал, наблюдая за чьим-то хороводом вдалеке. — Ты такой глупый, Хайтам, вот ты бы знал. Честное слово, никогда не встречал таких идиотов. аль-Хайтам хотел тут же возразить, как делал это всегда, но, по непонятной причине, промолчал, дожидаясь, когда собеседник закончит свою мысль. А Кавех тоже решил помолчать. Отряхнул небольшую часть крыши от снега, сел на ее козырек и стал беспечно смотреть вперед. Заговорил, наконец. Спустя пять минут. — Новый год — это чудо. Для таких зануд, как ты, может, и нет, но для всех остальных — да. Ты когда-нибудь видел, чтобы столько счастливых людей в одно время гуляли по улице вместе? аль-Хайтам помотал головой. Будто ему не плевать на других людей. Через несколько секунд очередной паузы парень сел рядом с Кавехом. — Загадай желание, Хайтам. Может, оно исполнится. — И ты серьезно веришь? — А почему нет? Опять замолчали. Людей на улицах стало меньше — но гирлянды все также мерцали, сливаясь с яркими игрушками на большой елке, расположенной на площади неподалеку. Кажется, когда Кавех повернулся к аль-Хайтаму, он увидел две вещи: улыбку и ту самую, неопознанную до этого, искру во взгляде. — Мне нечего желать. Все, что я хотел, я уже давно получил. С Новым годом, придурок. — С Новым годом, зануда. Пошли к Коллеи — еще успеем до курантов. И «Ирония судьбы» наверняка еще не закончилась, а я ее будто целый год не видел… — Ты и не видел. Ровно год. Пошли.