mare ossa

Осенью на побережье Сокола была своя особая атмосфера. Особенно когда небо заволокло тучами прямо перед дождём, чувствуется запах шторма и солёного ветра. Это место невольно полюбил Альбедо, засматриваясь в восхищении, когда синие и тёмные, словно это море, волосы, развивались по ветру. И сквозь завывания слышны были смешки и редкие фразы в ответ. Это место было его любимым, где-то там, если вглядываться вдаль, можно увидеть таинственный остров, что не видно ни на одной из карт. Синий глаз всегда смотрел с нескрытым восхищением в горизонт моря, и в звездчатом зрачке их народа плескалась печаль. Скучает ли он по тем мёртвым землям, с которых его так бесчеловечно кинули сюда? Кэйа любил Мондштадт, будучи среди этих свободных людей чужаком. Он был белой вороной, что так отчаянно валялась в смоли. Он хотел быть частью этого прекрасного города, этих людей. Он хотел быть свободным от своей миссии, желал всем своим черным сердцем лёгкости в душе. Кэйа не рассчитывал, Альбедо знает того вдоль и поперек, что однажды он погибнет в любимом месте. Погибнет, не оставив после себя даже тела. Оно ушло на глубину морского дна, а плыть за останками всеми любимого капитана кавалерии никто не рискнул. Когда такие новости дошли до владельца винокурни, казалось, что он вот-вот пойдёт и сожжёт до тла весь чёртов штаб Ордо Фавониус. И сейчас Принц Мела встречает лицом порывы ветра, что ворошили волосы, и лёгкая, капельку печальная, улыбка, невольно расцветает. Скорбеть бесполезно, мёртвых это не воскресит, но где-то, где должно быть сердце, так ноет и воет раненым волком, что поделать ничего не можешь, только кусать изнутри щёки и смаргивать с глаз слёзы. В такие моменты яро хочется вновь обнять его, ещё живого и тёплого, необычайно нежного в глубине души, и сказать самые банальные и ванильные слова. Где-то слышен плеск воды, словно нырок, и невольно приходится поднять глаза. Взгляд успевает увидеть только скрывающийся в пучине морской рыбий хвост, блестящий серебром, синим металлом в лучах солнца. «Удивительно…»–мелькает в разуме алхимика, когда странная рыба уже исчезает.

***

На следующий день он является на побережье вновь, дабы увидеть сие удивительное явление вновь. Вдруг повезёт и существо, Альбедо не знает, как его звать точно, для рыбы слишком крупное, появится вновь? Садится где-то сзади крупного камня, что находился в воде, и просидел так до полудня, пока вновь не послышались всплески. За тот самый камень, за которым сидел замерший алхимик, цепляется рука, о Архонты, самая настоящая рука! Цепляется тёмными, точно цвет ночи туманной, когтями на выступы и царапается чешуёй. После появляется вторая ладонь, и существо, подтянувшись вверх, наконец являет взору свой лик. И невольно сердечко напугано, неверяще, сжимается. Эти темные от влаги, цвета кобальта волосы липнут к сильной груди, создают вихры на карамельной коже. Существо, что так чертовски похоже на него, отфыркивается и трясёт головой, убирая с глаз волосы. В горле встал ком, а существо, вернее, Альберих, ошибки быть не может, замечает нежданного гостя, и настораживается, раскрывая спинной шипастый плавник и шипит. –Кэйа? –хрипло выдыхает Альбедо, прокашливается и поднимается с насиженного места, приближаясь к камню. Русал цыкает и шипит сначала, хлопая по поверхности камня хвостом чешуйчатым, а после, прищурившись, замирает и затихает. Плавник приглаживается и тот, словно и не было зубоскальства, сползает по булыжнику ниже, ближе, и смотрит пристально на блондина. Тот ведёт себя словно любопытная дикая птица. В интересе склоняет голову вбок, приглядывается к всё ещё знакомым чертам, и вскоре губы расползаются в полуулыбке, нежной, и в взгляде видно, скучало сердце человечье, ныло по любви. И у Альбедо улыбка в ответ расцветает, такая лёгкая, словно облако. –Ни капли не поменялся, чертюга. — с улыбкой шепчет Мел. –Ты мне льстишь. — улыбаясь чересчур довольно, вторит шёпоту русал. Они провели на том берегу практически весь день, пока Альберих мельком не упоминает Кли, спрашивая, как там его любимая малышка. О Семеро, как же громко рыдала девочка, узнав о случившемся. Весь день она потом тыкалась в грудь брата с горькими слезами, что так и не останавливались. (Эти оба обожали друг друга, и Альберих, если бы была возможность, стал бы превосходным отцом. За простым «Братик Кэйа!» скрывалось столько щемящей любви и нежности, столько тёплых вечеров, снов в полдень под детским пледом с Додоко… Никто бы удержал улыбки от такой картины. Даже Эола Лоуренс, проходя мимо них в штабе, невольно приподнимает уголки губ.)

–Альбедо… Ты же придёшь однажды вновь? –с надеждой в взгляде шепчет Кэйа, приподнимаясь на локтях. К его телу прилип песок, что после попадания в воду словно туман развеется. –Конечно. Привести потом Кли? Она будет рада вновь увидеть тебя. –Хорошо. Только боюсь, она всем расскажет, что вновь меня видела. И пойдут меня искать, живого и с красивым рыбьим хвостиком. И посадят меня в огромный аквариум или в фонтан на площади, и буду я там бултыхаться до конца моей жизни.–смеясь, выдаёт русал, после подползает к Альбедо и кладёт голову тому на живот.–В любом случае, это будет гораздо лучше, нежели быть выловленным гарпунами какими-нибудь глупыми и алчными рыбаками. –... –Полагаю, пора прощаться?–с долей печали шепчет Альберих. –Наверное.–кивает Альбедо, поднимаясь с невероятной легкостью в теле.–До встречи. –Прощай. Я буду ждать, Альбедо.