В объятиях пустоты

      Холод осеннего утра обычно навевал ощущение свободы. Изморозь покрывала уже пожелтевшую траву, опавшую листву, голые безжизненные деревья, придавая последним иллюзию красоты. Выходящее солнце чаще всего растапливало снежные кристаллы, оставляя после них одинокие капли, переливающиеся в лучах солнца. И только тонкий лёд, образовывался по краям быстрой реки и характерно хрустел под обувью Изуны, противостоя теплу, не желая изменений. Стойко, но бесполезно. Однажды ему все равно придётся сдаться. Изменения касались не только природы, постепенно погружавшейся в сон. Зима медленно и решительно входила в свои права, забирая последнюю надежду на победу. Все из клана Учиха осознавали, что конец близок. У них не хватало одежды, людей, еды. Провизия таяла на глазах, как кубик сахара, упавший в чашку с чаем. Но гордость не давала им признать свою слабость перед Сенджу, взглянуть в лицо смерти. Умереть за клан — честь. Детям говорили об этом с самого рождения. Но так ли это просто переживать потерю за потерей? Когда из всех родственников остаются только два человека, а, возможно, даже и один. — Мне тяжело об этом говорить, но я принял решение заключить мир, — делится Мадара, пока они с Изуной ступают по хлопьям инея, что остались в тени, и им посчастливилось оттянуть неизбежное. Младший от его предложения хмурится. Неужели брат снова разговаривал с Хаширамой? — Я не согласен. Пока что мы держимся. Конечно, потери ощутимы, но… — Эту зиму мы не переживём. Изуна от последнего останавливается и вскидывает бровь довольно надменно. Он уважал старших и главу клана а том числе, но имел право усомниться в его словах. — Почему ты так решил? Нам нужно продержаться только до весны. Потом будет проще. — Мы держались. До последнего держались, но люди устали от войны. Я пытался закрывать глаза на слова Хаширамы, и я ни за что не признаю, что его клан сильнее. Но сейчас пора остановиться. Учиха младший руки завел за спину, сцепляя их в замок, стараясь держать себя в руках. Эмоций накопилось много, однако он старался соблюдать субординацию при важных вопросах, касающихся судьбы клана. — Существует конкретная причина, почему ты говоришь о новости только мне, а не на военном совете? — Да. Мне поступило предложение о свадьбе. Мадара выжидающе смотрел на Изуну, который поднял хмурый взгляд. Кажется, последний начал понимать, что раз Мадара альфа и Хаширама тоже, то речь шла не об их помолвке. — Отказываюсь. Я не выйду замуж за Тобираму, — резко оборвал младший и пошёл решительно в противоположную от брата сторону. Ему не прививали с рождения мысль о том, что он омега и должен обязательно выйти замуж, родить ребёнка, быть примерным семьянином. Он шиноби. И рождён только для войны, он занимался только ей с самого рождения. А теперь ему предлагают отказаться от всего, что он умеет. — Изуна, дело не в нас, дело не в том, что я хочу, что мы хотим, — отрезал Мадара и догнал его, чтобы за руку поймать. — Думаешь, что я хочу единственного брата отдавать им? — Не знаю, это ты лучше мне скажи. Ты ведь предлагаешь. — Нет, так надо. Мы ответственны за людей в нашем клане. И больше смертей мы не допустим. Я не собираюсь тебе напоминать, что у нас у всех есть долг. — Намекаешь на то, что я омега? Что я и создан для того, чтобы стать «женой»? — повышает Изуна голос и руку вырывает из чужой. Быть омегой унизительно? Он часто задавал этот вопрос себе, находя утвердительный ответ. Только вот он впервые столкнулся с тем, что сам брат намекал на его принадлежность к определённой группе. Это оскорбляло. Он всегда считал себя ничем не хуже. Его не касалась жизнь других омег, потому что сам он не причислял себя к ним. — Намекаю на то, что ты должен отбросить свои чувства. На кону жизни сотни тысяч людей. Изуна понял, что Мадара не стал говорить вслух то, о чем они все думали. Если бы братья остались живы, то, возможно, все сложилось бы иначе. И то Изуна бы не допустил подобного унижения для них. — Когда будет свадьба? — Через неделю.

***

      Свобода относительна. Существуют определённые рамки и правила, за которые выйти человек не может в силу определённых ценностей и моральных принципов. Ограничения существовали всегда. Важность соблюдения норм Изуна усвоил с детства. Поэтому Учиха воспринимал свою участь, как нечто неизбежное, как лавину, сошедшую с гор и похоронившую его жизнь, как цунами, обрушившееся прямо на его дом. Но он собирался принять этот удар, как стойко выдерживал сражения каждый раз с Тобирамой. Для него свадьба — миссия, которую Изуна должен выполнить. Для остальных же свадьба — событие года, после которого все надеялись, что бесконечная череда смертей оборвётся. Несмотря на, казалось бы, радостное событие в виде закончившейся войны, за столом царило молчание и иногда проскальзывали едкие высказывания между Учихами и Сенджу. И только Хаширама пытался разгрузить обстановку. Изуне же казалось, что высказывания Хаширамы неуместны, даже не смотря на то, что Мадара положительно хмыкал и даже иногда улыбался. Про Тобираму и говорить нечего. На церемонии он стал настолько ему омерзителен в его холодно-синем кимоно, которое сидело идеально, наверняка сшитое на заказ, что он даже не смог поцеловать новоиспечённого супруга. Благо позор видели только родные, иначе слухи бы быстро расползлись. Сейчас главное задачей являлось: напиться до такой степени, чтобы приглушить звуки и мир стал терпимее. Вместе с Тобирамой. Ближе к ночи праздник, если его так можно назвать, подошел к концу и гости начали расходиться. Деревня пока находилась в стадии проектирования, а потому и свадьбу проводили на территории Сенджу, но несмотря на позднее время, Учихи здесь остаться не пожелали, так что Изуна почувствовал себя одиноким, когда из своего клана остался он один. Его отвели в дом Тобирамы, сказав, что супруг подойдёт позже. Что неудивительно, ведь Хаширама попросил задержаться своего брата к концу пиршества и наверняка уговаривал вести себя адекватно. Учитывая буйный нрав Тобирамы, Изуна на самом деле несколько удивился тому, что тот долго продержался молча. Учиха сел на край кровати, сверля взглядом дверь и не желая, чтобы супруг приходил. Но, кажется, сами боги на стороне брака. Дверь распахнулась и Изуна впервые за вечер встретился взглядом с красными бездушными глазами. Люди говорили, что нет ничего ужаснее, чем увидеть шаринган. Учиха бы не согласился в данный момент. Нет ничего омерзительнее глаз цвета спелого граната, от которых бросало сейчас в мелкую дрожь, когда Изуна понимал, что будет дальше. В воздухе повисла удушающая враждебная чакра Тобирамы. Замок двери щёлкнул и стало ясно, что дороги назад нет. Сенджу медленно приблизился и за ворот Учиху схватил, наклоняясь над ним. — Думаешь, если вы обманули моего брата, то сможете обмануть и меня? Не верю ни единому вашему слову. Ты мне не супруг и никогда им не будешь. — Если я тебе не супруг, то и трогать меня нечего, — рыкнул Изуна и схватил того за запястья. — Ты слишком бесстрашный для омеги. Может, ты и не омега вовсе? Я не чувствую от тебя запаха. — Как ты смеешь сомневаться? Может, Учиха и рад бы оказаться Альфой, но судьба распорядилась по-другому. Он мог бы сейчас соврать, но тогда их сделка будет аннулирована. И прекрасно понимал, что зашёл слишком далеко, уже отступать некуда, дальше только пустота. Он потеряет все в глазах соклановцев: признание, уважение, любовь. Нужно немного потерпеть. Тобирама развязывает его пояс и резко срывает. — Сейчас и проверим. — Может, мы не будем спать друг с другом без надобности? — решил договориться Изуна, пытаясь кимоно запахнуть, чтобы Сенджу лишнего ничего не увидел. — Я согласен проводить с тобой течку, чтобы забеременеть. Но сейчас это бессмысленно. Мы оба ненавидим друг друга. — У нас есть традиции. Так что раздевайся сам. Тобирама хоть и говорил спокойно, голос не предвещал ничего хорошего. Он не стал долго ждать и сам дернул за края его свадебной одежды, обнажая супруга. Изуна ощущал, что его исследуют на наличие бракованности, словно распаковывают самый мерзкий и отвратительный подарок от родственников, который никому не нужен. — Ты пьёшь подавители, — озвучил вердикт Тобирама, осмотрев бледное и девственно-чистое тело. А затем и своё кимоно откинул, нависая над Учихой. Последний сейчас искренне желал ему смерти. Мало того, что он ощущал себя вещью, так ещё и Сенджу не хотел идти на уступки. Какого черта? Никто бы не узнал, если бы они не переспали. Из правил ведь можно делать исключение. Но Тобираме было абсолютно плевать на желания Учихи. Он подхватил Изуну под бёдра и ноги развел резко. Омега пытался свести их и оттолкнуть супруга, но попытки не увенчались успехом. Одним движением Сенджу вошёл внутрь до упора, так что даже искры из глаз посыпались. Учиха старался расслабиться и даже не сразу среагировал на проникновение. — Больно, — все же прошипел он и вонзился зубами в его плечо . — Отпусти. Опусти меня. Тобирама ловит его руки за запястья и заводит за голову к спинке кровати, держа их. — Успокойся, — с презрением кинул Тобирама. Наверняка он тоже не желал с ним близости. Изуна зажмурился, ощущая, как слёзы начинают к слуховому походу стекать. Он ненавидел этот мир, ненавидел себя за то, что родился омегой, ненавидел Сенджу, ненавидел Тобираму. Он пообещал себе, что обязательно убьёт его. Не сегодня и не завтра, но обязательно. Больно, унизительно, липко, вязко. Смазка, начинавшаяся выделяться рефлекторно, стекала по бёдрам, позволяя супругу двигаться в нем резко, жестко, вбивая его в кровать не от большой любви. — Ненавижу тебя, — проскулил Изуна, когда Тобирама закончил в него и поднялся. — Это взаимно, — кинул Сенджу, опускаясь на край кровати и роняя на руки голову,пока Учиха остался лежать на кровати и дрожащие ноги сводя, не рискнув делать лишние движения. Больше говорить друг другу нечего. Оставалось ждать рассвет в полной тишине.