Рождественское чудо

      Зима в этом году выдалась на редкость мягкая и очень снежная: крупные хлопья неспешно падали с неба, покрывая белоснежным ковром улицы, дома, деревья. Пушистые сугробы возвышались тут и там, и в них счастливо резвилась довольная, румяная от легкого мороза ребятня. Республика вовсю готовилась к встрече Рождества. Люди украшали свои жилища яркими переливающимися огоньками, вешали на двери венки из еловых веток, убранные блестящей мишурой и всевозможными стеклянными игрушками; вдоль главной улицы Верхнего города тянулись небольшие лавочки, заполненные разнообразными красивыми вещицами, и прохожие толпились возле них, выбирая сувениры и подарки для своих друзей и близких. Атмосфера приближающегося праздника, казалось, заполняла все вокруг: везде стоял воодушевленный гомон, иногда доносились рождественские песни или приятные мелодии, исполняемые уличными музыкантами, вечерами то и дело виднелись ослепительные вспышки фейерверков. Складывалось ощущение, будто бы не осталось ни единой равнодушной к происходящему души. — Ты уже решил, что загадаешь в рождественскую ночь? — вопрошает Мадлен, аккуратно обвивая серебристой мишурой небольшую елку, стоящую в углу комнаты. — Неужели ты до сих пор веришь в эти детские сказки? — скептически поинтересовался Эспрессо, что левитировал под самым потолком, развешивая цветастую гирлянду. — Это вовсе не сказки, Эсси, — отозвался рыцарь, — в такой день, если очень сильно чего-то захотеть, твое желание обязательно сбудется. Концентрация позитивных эмоций достигает максимума, и сама вселенная способна тебя услышать. — Чудес не бывает, Мадлен, засохший куст не зацветет пышным цветом, лишь потому, что ты попросишь этого у богов, вселенной или кого угодно другого. — Говоришь, как типичный ученый, — Мадлен демонстративно надувает губы. — А ты, как наивный ребенок, — маг чуть улыбается снисходительно, закончив работу и спускаясь вниз. Он никогда не разделял всеобщего ажиотажа вокруг Рождества, да и любых других праздников, но в этом году это было их первое совместное Рождество, которое они должны были встретить как пара, и, видя насколько для Мадлена это важно, Эспрессо сдался, позволив ему даже украсить кабинет в лаборатории, чем сейчас они оба и занимались. — Кажется, кому-то просто не хватает нужного настроя, — рыцарь света склонился над стоящей на полу коробкой, извлекая оттуда холщовый мешочек, перевязанный алой лентой, и передал его Эспрессо, — возможно это тебе немного поможет. Маг вопросительно взглянул на Мадлена, вертя мешочек в руках. — Я хотел приложить это к твоему подарку, но, думаю, сейчас оно нужнее, открой. Эспрессо развязал ленту, и глянул внутрь. В пакете лежало приличное количество кофейных зерен. — Это особенные рождественские зерна, — пояснил рыцарь, — Я знаю, что ты не особенно жалуешь кофе со всякого рода добавками, но они так восхитительно пахнут апельсином, кардамоном и корицей, что я подумал, для такого праздника это будет как нельзя кстати. Эспрессо действительно был ярым поборником добавления в кофе чего бы то ни было, и всегда презрительно кривил лицо, видя, как Латте нещадно заливает свой напиток молоком, еще и кладет туда минимум 3 ложки сахара. В юношестве у них с сестрой доходило даже до прямых конфликтов на этой почве, но подобные достаточно агрессивные дебаты всегда заканчивались одинаково — глубокой обидой Латте на брата, поэтому он в итоге смирился, скрепя сердце, понимая, что сестра важнее его собственных принципов, и теперь лишь молча выказывал свое неудовольствие относительно «порчи благородного напитка». — Спасибо, — ответил Эспрессо, и добавил, чуть приподнимая уголки губ, — значит, полагаю, нам нужно устроить перерыв и выпить по чашке кофе. Маг, мастерски владеющий навыками в подобном деле, занялся приготовлением, и уже через несколько минут протянул Мадлену алого цвета кружку, искусно расписанную витиеватым узором. — Если хочешь добавить сахар, — Эспрессо брезгливо сморщил нос, — он в комоде в верхнем ящике, но, пожалуйста, сделай это так, чтобы я не видел. Мадлен добродушно усмехнулся: — Нет, спасибо, я, пожалуй, воздержусь. Густой аромат свежесваренного кофе наполнил комнату, смешиваясь с запахом хвои, цитрусов и пряностей, и Эспрессо сделав глоток, вынужден был признать, что вкус у напитка и впрямь достаточно приятный. — Ну как? — вопрошает рыцарь, глядя на мага нетерпеливо-любопытным взглядом. — Действительно недурно, — Эспрессо одобрительно покачал головой, — сбалансированный вкус, и аромат, пусть и ярковат, но ненавязчив. Взглянув на Мадлена, что просиял, словно рождественская елка, маг осознал, что настроение его волшебным образом стало улучшаться. — Рад, что тебе понравилось, Эсси! Мадлен придвигается ближе к магу, ласково приобнимая за талию, а тот, скинув, наконец, с себя груз вечного напряжения, кладет голову ему на плечо. Тихое потрескивание дров в камине и танцующие на них язычки пламени добавляли красок идиллической атмосфере, и Эспрессо невольно подумал, что праздники в целом это не так уж и глупо, особенно если рядом есть тот, с кем можно разделить радость. *** До Рождества оставались сутки, и Эспрессо, закончив с подготовкой, вновь вернулся к своим исследованиям, чтобы не терять времени попусту. Даже в такие дни, когда все отдыхали, маг продолжал заниматься работой, ибо не любил пребывать в праздности. В самом дальнем углу шкафа притаилась коробка с подарком для Мадлена, на которую маг то и дело косился, представляя, как вручит его ему. В коробке лежал длинный мягкий небесно-голубой шарф, что Эспрессо, совершенно далекий от рукоделия, несколько месяцев вязал тайком ночами. Дотошная скрупулезность, свойственная магу, помогла ему выполнить незнакомую доселе работу аккуратно и тщательно, и хоть на это ушло приличное количество времени и сил (Эспрессо, замечая вдруг какие-то огрехи или пропущенные петли мог распустить почти полностью довольно приличный уже кусок, начиная все по новой), сейчас он был более чем удовлетворен результатом. Из приятных размышлений его вырвал звук шагов, и в следующую секунду в кабинет вошел Мадлен в полном рыцарском облачении. На удивленный взгляд глаз цвета какао, окинувший его с головы до ног, тот изрек будничным тоном, в котором впрочем, скользнули извиняющиеся нотки: — Тут такое дело... в общем, на северной стороне Кремового леса были замечены монстры, и судя по всему, их там приличное количество. Совет обеспокоен, что они могут дойти до города и испортить нам весь праздник, поэтому попросили разобраться. Эспрессо тут же поставил в штатив пробирки, что держал в руках и погасил горелку под колбой. — Выдвигаемся прямо сейчас? — Я — да, а тебе господин Клоттед просил передать, чтобы ты в ближайшее время зашел к нему, для тебя есть отдельное поручение. — В каком смысле «отдельное»? — тут же взвился Эспрессо, — а ты, значит, один должен с монстрами разбираться?! Не пущу! — в глазах мага полыхнуло гневное пламя. — Да я не один, команда уже вся в сборе. Не переживай, там дел до завтра максимум, мы с ребятами в два счета управимся. К Рождеству вернусь, обещаю. Мадлен притянул к себе насупившегося мага, нежно целуя в темную макушку. — Вот только попробуй не сдержать слово! — пробурчал Эспрессо, обнимая рыцаря, — я тебя... — отстранившись угрожающе стукнул того кулаком в грудь. *** Весь следующий день Эспрессо занимался, совершенно бессмысленным, по его мнению, поручением консула, в своей голове раздраженно склоняя Клоттеда на все лады, что из-за такой глупости вынужден был отпустить Мадлена одного. К вечеру, когда все было закончено, он привел себя в порядок, переоделся в более подобающую торжественному случаю одежду, и сел у камина с книгой, намереваясь таким образом скоротать оставшееся время. Они вместе с сестрой были приглашены на Рождество в дом Мадлена, и до начала ужина было еще несколько часов. Но смысл прочитанного, как он ни старался, до сознания доходить совершенно не хотел, ускользая, словно песок сквозь пальцы, поэтому промаявшись достаточно долго, Эспрессо плюнул на это бесполезное занятие и решил пойти прогуляться. На улице ощутимо похолодало, и впервые за всю зиму задул сильный, пробирающий до костей ледяной ветер. Не было бы лукавством сказать, что этот день поистине самый холодный за прошедшую треть зимы. Но людям, снующим по городу, казалось, капризы погоды вовсе не мешали. Отовсюду доносились оживленные разговоры, смех, звуки взрывающихся хлопушек и салютов, какая-то пара, мило щебеча, прямо на улице ела мороженое, и холод и ветер им были нипочем. Радостное ощущение приближающегося праздника, что они проведут в теплом кругу близких и друзей, согревало их изнутри, делая стойкими к колкой зимней стуже. Эспрессо в глубине души тоже с нетерпением, но и с некоторым волнением ожидал приближения Рождества. Если раньше в особняке Мадлена он появлялся на торжественных мероприятиях лишь в качестве друга, то теперь, к большому смущению мага, мать и тетушки рыцаря уже окрестили его заочно полноправным членом их семьи, и сегодня он должен был встретить этот праздник уже в новом статусе. Задумавшись, Эспрессо даже не заметил, как прошагал, уткнувшись носом в воротник теплого пальто уже довольно приличное расстояние и взглянув на часы, понял, что для обратного пути нужно уже использовать левитацию. Опоздание даже на минуту он для себя считал неприемлемым. Вернувшись домой, маг подхватил пакет с подарками, и, выйдя обратно на улицу, стал немного напряженно оглядываться по сторонам, высматривая, не идет ли где Латте. Зная, что сестра не отличается особой пунктуальностью, маг переживал, что она и в такой день может не прийти вовремя, но не успел он уже начать по-настоящему злиться, как за соседним домом мелькнула ее большая остроконечная шляпа, а в следующее мгновение и сама слегка раскрасневшаяся от мороза Латте оказалась перед ним. Ее молочно-белые волосы были завиты в крупные кудри, что красиво струились по плечам, а маленькие пряди обрамляли узкое личико с большими, как всегда по-детски распахнутыми глазами, сегодня, по случаю праздника, изящно подведенными темным карандашом. Эспрессо учтиво поклонился в знак приветствия, и взял девушку под руку. Сестра на протяжении всего пути что-то воодушевленно рассказывала, и Эспрессо почувствовал, что это радостное возбуждение невольно передалось и ему. Но когда двери особняка отворились перед ними, маг, казалось, кожей ощутил гнетущее напряжение, царившее в доме. Госпожа Гранд Мадлен встретила их у входа, как и подобает хозяйке, но ее поджатые губы и невольно сведенные брови говорили о том, что она чем-то серьезно обеспокоена. На немой вопрос, что отчетливо читался в глазах обоих вошедших, женщина, после обмена приветствиями, тихо произнесла: — Мой сын все еще не вернулся... Повисшую на несколько мгновений тишину разорвал глухой хлопок. Это пакет с подарками выскользнул из ослабевших пальцев Эспрессо, падая на пол. Радостное волнение как рукой сняло, вместо него щемящая тревога противно запустила свои щупальца в самое сердце, и оно болезненно заныло, заставляя мага на некоторое время потерять дар речи. Близилось время наступления Рождества, гости продолжали собираться, но в просторном зале было тихо. Если и велись какие-то беседы, то говорили вполголоса, ни у кого и мысли не возникало, что можно вести себя как-то иначе в подобной ситуации. И вдруг из холла донесся громкий взволнованный гомон, и все, кто находился в гостиной, потоком хлынули туда. Эспрессо с Латте, что стояли у самого выхода из комнаты, оказались  впереди и первые увидели, кто именно произвел столько шума. На пороге, грязная и встрепанная стояла команда Мадлена, но командира среди них не было. Толпа почтительно расступилась, пропуская к вошедшим хозяйку дома, и один из рыцарей, что был правой рукой Мадлена, от волнения даже не поздоровавшись, затараторил, задыхаясь: — Госпожа, ваш сын... он... пропал! По холлу прокатился ошарашенный гул, среди которого отчетливо выделился строгий голос Гранд Мадлен: — Попрошу вас объясниться. Парень перевел дух и продолжил уже более спокойно: — Мы, как нам и было велено, пытались прогнать из Кремового леса монстров, их было много, но критичной ситуацию нельзя было назвать. В какой-то момент все разделились, и упустили из виду господина Мадлена, а когда монстров уже не осталось и мы все вновь собрались, его нигде не было. Мы искали долго, прочесали несколько раз весь лес вдоль и поперек, но его и след простыл, будто бы командир сквозь землю провалился! Понимаю, это звучит как полный бред, но это правда, — вся команда дружно закивала, подтверждая слова своего товарища, — все это время мы вели поиски, но ни одной зацепки... — Значит, плохо искали! — грубая фраза, брошенная ледяным тоном, гулко отразилась от стен холла. Все обернулись на говорящего. Эспрессо стоял, сжав кулаки, дрожа от бессильной ярости, а потом внезапно сорвался с места и выскочил за дверь. — Профессор, там же мороз! — закричал ему в спину рыцарь, но маг уже был далеко. Латте в порыве эмоций пустилась было вслед за братом, но хозяйка дома вовремя успела схватить девушку за руку. — Нет, юная леди, я вас никуда не отпущу, не хватало еще вам заблудиться и замерзнуть ночью в лесу. Гранд Мадлен дала нескольким слугам распоряжение найти городской караул, что нес свой пост даже в праздничные дни, и передать им, чтобы помогли найти и вернуть домой мага, сама же занялась воинами из команды сына. Конечно же, она переживала за Мадлена, но ставить под сомнение слова его первого помощника, подтвержденные остальной командой, было как минимум глупо, а кидаться на поиски ночью в глухой лес даже с магией света не имело смысла. *** Эспрессо что есть мочи мчался к Кремовому лесу, стылый ветер бил в лицо, норовя сбросить легкого стройного мага в ближайший сугроб, но тот лишь стискивал зубы, прибавляя ходу. Добравшись же до цели, он сначала пытался просмотреть все сверху, но своей кофейной магией не мог создать достаточно света, чтобы углядеть в кое-где совершенно непролазной чаще что-то с такой высоты. Маг спустился вниз, продираясь по чащобе местами бегом, местами, где пространство становилось более открытым, с помощью левитации, но, как и говорил помощник Мадлена, следов нигде не было. Эспрессо же напрочь отказывался в это верить: он продолжал носиться по лесу, звал Мадлена, крича до хрипоты, пока полностью не сорвал голос, и безумная паника все больше разрасталась внутри него. Сильный ветер, сменивший внезапно направление, донес до его слуха далекий звук боя часов с городской ратуши, отбивающих двенадцать ударов, и маг, не помня себя от отчаяния, возвел полные слез глаза к небу, и, сложив руки в молитвенном жесте, шепотом, ибо говорить он уже не мог, произнес: — Умоляю, пусть он вернется живым! *** Занимался рассвет. Небо, все еще затянутое мутными густыми тучами, едва заметно светлело, когда маг вернулся в город совершенно с другой стороны. Поэтому искавшая его процессия, в которой уже участвовала сама госпожа Гранд Мадлен (что только недавно вернулась) не нашла его. Он оказался у порога дома, и Латте, что все это время не отрывала взгляда от окна, распахнула перед ним двери, и, дрожа от злости и негодования, выкрикнула в гневе: — Ты...! Да как ты...! — но разглядев брата как следует, мгновенно умолкла, закрывая рот ладонью. Эспрессо едва держался на ногах, разодранная одежда клочьями свисала с исцарапанного тела, лицо также было все иссечено кровавыми бороздами, а опущенное правое веко стянула багровая корка. В какой-то момент своих метаний маг потерял очки и напоролся в темноте на торчащую острую ветку... С трудом подняв вжатую в плечи голову, Эспрессо взглянул на оцепеневшую в немом ужасе сестру и, прохрипев «Простите меня...», привалился боком к дверному косяку, сползая затем на пол. Когда его осторожно довели до кровати, он оставался в сознании, но, казалось, перестал понимать что-либо, взгляд его потерял осмысленность. Тело, промерзшее до костей, била мелкая дрожь, а кисти и пальцы покрывали темные, почти черные пятна, и шевелить ими он не мог вовсе. Поэтому, когда слуги принесли теплый чай, Латте пришлось самой поить его, придерживая голову. Пока ожидали лекаря, госпожа Гранд Мадлен держала в своих ладонях его заледеневшие обмороженные руки, пытаясь своей магией хотя бы немного восстановить их. Когда Эспрессо была оказана полноценная помощь, он полностью пришел в себя от помутнения рассудка, и теперь не переставал извиняться за то, что совершил столь глупый поступок и заставил всех волноваться, хотя в глубине души понимал, что в тот момент поступить по-другому просто не мог. Увидев, что опасность миновала, мать Мадлена вновь облачившись в зимнее пальто, отравилась к консулу, просить помощи в поисках ее сына. Было принято решение обследовать помимо леса и близлежащие окрестности. Латте же осталась подле брата, что благоразумно умолчал о своем желании участвовать в поисках, и смиренно дожидался полного восстановления организма. *** Очередные поиски вновь оказались безуспешными: несколько дней множество жителей Республики по поручению консула Клоттеда и по своей собственной инициативе тщательно исследовали каждый уголок леса, и остальные прилегающие к нему окрестности, рыскали тут и там, силясь найти хотя бы что-то, что могло указать на возможное местоположение командира рыцарей, но тщетно. Единственное, что удалось обнаружить: брызги крови на снегу, примерно в трехстах метрах от того места, где команда Мадлена сражалась с монстрами. С помощью магии удалось определить, что это была именно его кровь, но ее количество было столь незначительным, что вопрос о серьезном ранении, приведшим впоследствии к возможной смерти Мадлена, отпадал полностью. Да и к тому же, куда в таком случае исчезло тело рыцаря? Вопросов становилось все больше, но ответы на них найти не мог никто. Эспрессо, полностью восстановившись после полученных травм, присоединился к поисковикам, и каждый день до самой темноты летал по окрестностям Республики, раз за разом расширяя ареал поиска. Но снова и снова возвращался домой смертельно уставшим и без новостей. Ночами он подолгу не мог сомкнуть глаз, злость и бессилие переполняли его до краев, и он, лежа в кровати, сверлил взглядом потолок, иногда вскакивая и начиная нервно нарезать круги по комнате, затем вновь падал на постель, ударяя, что есть силы, кулаком о стену. Так происходило до тех пор, пока до предела вымотанный он, наконец, не забывался коротким тревожным сном, на следующий же день все повторялось по новой. Несколько недель пролетели, как один день, сливаясь в бесконечный беспрерывный поток, но Эспрессо не сдавался. Возглавляя поисковые отряды, он направлял, указывал, распределял людей, объясняя вновь прибывшим, какие именно места были уже исследованы вдоль и поперек, а в какие нужно отправиться в первую очередь. Как уважаемого в Республике мага, его слушались, подчиняясь указаниям, и команды под его руководством действовали слаженно и сообща, уже выходя далеко за пределы государства. Имея способности к левитации, он мог попеременно направлять сразу несколько отрядов, и, казалось, продолжал до глубокой ночи быть живым, деятельным, и совершенно неутомимым, несмотря на то, что преодолевал в полете огромные расстояния ежедневно. Но так он выглядел лишь для посторонних. Гранд Мадлен и Латте хорошо видели в горящих глазах мага лихорадочное помешательство, ошибочно принимаемое другими за энергичность, в четких резких движениях — нервное перенапряжение, в строгом властном голосе улавливали с трудом скрываемую дрожь. Для большинства Эспрессо был собранным хладнокровным командиром, для них — измученным человеком, на грани нервного срыва. Его не одергивали, ему не препятствовали, понимая, что сейчас любое сказанное поперек слово может повлечь за собой взрыв таких масштабов, что затронет всех вокруг, а его самого просто испепелит. Он был словно натянутая до предела струна, которой стоит лишь неаккуратно коснуться и она тут же лопнет, отскочив с огромной силой тебе в лицо. Но все это был лишь вопрос времени и долго так продолжаться не могло. Не находя день за днем никакой новой информации, люди, что явились семье Мадлена на помощь, начали терять запал. Число поисковиков стало заметно сокращаться, а те, кто все еще продолжал приходить, уже не спешили «рваться в бой». Даже сама госпожа Гранд Мадлен ощущала, что начинает терять веру в то, что эти вылазки дадут им хоть что-то, и с глубокой печалью поглядывала на Эспрессо, вся жизнь которого теперь сосредотачивалась только лишь на поисках возлюбленного. И однажды случилось то, чего они с Латте больше всего боялись. Небольшой отряд, буквально в несколько человек, помимо матери Мадлена и Латте, в тысячный уже раз направлялся в сторону леса. На пути им попадалось довольно много прохожих, просто прогуливающихся или идущих по делам, и по обыкновению многие из них сочувственно качали головой, провожая взглядом процессию, кто-то уже просто перестал обращать на них внимание, но внезапно какой-то мужчина довольно громко с презрением бросил вслед: — Ох, боги, да помер он давно, неужели непонятно?! Сколько можно попусту тратить время? Госпожа Гранд Мадлен, у которой от этих слов сердце оборвалось, хотя виду она не подала, встретилась взглядом с побелевшей, как мел, Латте. Они обе осознали, что Эспрессо все слышал. Секунда, и маг замирает в воздухе, а всегда узкие вертикальные зрачки его расширяются, заполняя глаза цвета какао глубокой чернотой. В мгновение ока он преодолевает в полете расстояние до прохожего, грубо хватая его за воротник, чуть приподнимая над землей. В другой же руке Эспрессо, дрожащей от неконтролируемой ярости, появляется сгусток магической энергии, что начинает постепенно увеличиваться в размерах. Маг в упор смотрит в глаза мужчины, в которых уже плещется ужас, и жутким голосом, от которого даже по спине матери Мадлена пробежал холод, цедит, наклоняясь к самому его лицу: — Что. Ты. Сказал? Повтори! Мужчина, безвольно дергая ногами в воздухе, еле слышно лепечет, задыхаясь: — Н-ничего, г-гос-подин... — ПОВТОРИ, Я СКАЗАЛ! Фраза эта, словно гром прокатывается по улице, а Эспрессо вдруг с силой швыряет мужчину в сугроб, и, соскакивая на землю, нависает над ним сверху. Магия в его руке уже размером с большой шар, внутри которого сверкают черные молнии, и он, все так же, не сводя страшного взгляда с пытающегося отползти назад мужчины, заводит руку за плечо, готовый уже запустить в него сгусток энергии. Гранд Мадлен и Латте вовремя оказываются сзади, хватая Эспрессо с двух сторон, пытаясь увести его, тот же, уже полностью перестав себя контролировать, пытается вырваться, что-то кричит, а потом внезапно замирает, держась за сердце. У Латте же начинают дрожать губы, и она вдруг подбегает к мужчине, что только смог подняться с земли, и, глядя на него мокрыми от подступающих слез глазами, молча, что есть мочи, влепляет ему пощечину, и так же резко развернувшись спиной, отходит обратно, подхватывая обессиленного от эмоционального всплеска брата под локоть. Мужчина ошарашенно застывает, держась рукой за пылающую щеку, а кто-то в успевшей собраться уже толпе, выкрикивает в его сторону: — Так тебе и надо, нечего рот раскрывать, когда не просят. Маленькая команда, собравшаяся на поиски, с уважением глядит на Латте, которой все же удалось сдержать слезы, и помогает затем обеим дамам отвести Эспрессо домой. *** С того дня маг закрывается в себе полностью: на все вопросы отвечает односложно, порой даже невпопад, почти никогда не смотря в глаза собеседнику; перестает руководить поисками, отделившись от редких групп, хотя сам продолжает периодически пропадать из поля зрения, иногда на довольно длительное время, оставляя в дверях дома сестры короткую записку, в которой лишь указывает свое примерное местоположение. Госпожа Гранд Мадлен, видя совершенно разбитое состояние Эспрессо, настаивает на том, чтобы тот пожил у них немного, боясь, что пребывание в одиночестве может еще больше навредить магу, и к ее удивлению тот соглашается почти сразу. Но сидя за всеобщим столом, ест исключительно для вида, глядя в тарелку с совершенно отсутствующим взглядом, включается в диалоги лишь изредка, только для того, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания и не расстраивать хозяйку дома, а ночью, с трудом засыпая, теперь видит один и тот же кошмарный сон... Падение с большой высоты и удар затылком обо что-то твердое. От этого удара на некоторое время темнеет в глазах. Мадлен зажмуривает и поднимает веки, но ничего не меняется: что так, что эдак — одна сплошная чернота. Когда зрение, наконец, восстанавливается, рыцарь озирается по сторонам, видя вокруг лишь заснеженный лес. Попытка же подняться отзывается нестерпимой болью, и, оглядев себя, он видит, что доспехи на груди и животе расчерчивают страшные глубокие царапины, будто бы нанесенные стальными когтями. Затылок ноет от удара, а все тело кажется невыносимо тяжелым, настолько тяжелым, что нет сил даже пошевелить чем-либо. Земля под безвольно лежащим рыцарем напитывается кровью, мороз обжигает лицо, пробирается под поврежденные доспехи и порванную одежду, норовя захватить в ледяной плен каждую клетку тела, и больно становится уже не столько от ран, сколько от холода... Снег крупными пушистыми хлопьями медленно падает с небес, и даже не тает, касаясь бледных замерзающих щек; серебристые снежинки путаются в рассыпавшихся по земле золотисто-пшеничных локонах, ложатся на плечи и прерывисто вздымающуюся грудь. Мадлен смотрит наверх, в ледяной бездонный мрак затянутого тучами неба, понимая, что обречен... Но мороз не настолько сильный, чтобы сразу вывести организм из строя. И рыцарь мучается, долго, медленно умирая от холода и потери крови. Сознание начинает путаться, мысли бессвязным потоком проносятся в голове, смешиваясь друг с другом, превращаясь в еще более беспорядочно переплетенный клубок, и внезапно Мадлен вдруг ощущает тепло. Оно приятными волнами расходится от груди к оледеневшим конечностям, и его посиневшие уже губы непроизвольно растягиваются в умиротворенной улыбке, а покрытые инеем ресницы вздрагивают и опускаются... Эспрессо подскакивает в кровати, судорожно хватая ртом воздух, силясь вернуться в реальность. Он сжимает пальцами виски, а потом с силой трет лицо. Нет, это не он видел во сне Мадлена, он БЫЛ Мадленом. Смотрел его глазами, ощущал его тело, как свое собственное, чувствовал его боль. Кажется перед тем, как проснуться, он кричал, ибо через некоторое время после пробуждения, в дверь осторожно постучали, и робко поинтересовались все ли в порядке. Бросив растерянное «Да, извините», маг залпом осушает стоящий на прикроватном столике стакан, все еще безуспешно пытаясь выровнять дыхание и успокоить зашкаливающий пульс. «Это сон! Всего лишь сон!» твердит он себе раз за разом, но поразительная реалистичность и яркость ощущений невольно вновь приводят к мысли, что все это могло произойти на самом деле. «Неужели он и правда был серьезно ранен и замерз насмерть?!» Но голос разума, что еще не был полностью заглушен паникой, возражает: «Но тело ведь так и не нашли». Снова в голове одни противоречия, и огромное количество вопросов, на которые нет ответа. И снова надежда борется с отчаянием, толкая мага возобновить поиски. Этот сон стал мучить Эспрессо почти каждую ночь. И после него он просыпался то в холодном поту, то до судороги в пальцах сжимая одеяло, то захлебываясь слезами. Неизменно оставалось только одно: каждый раз перед пробуждением он кричал... Иногда довольно громко, иногда еле слышно. В одну из таких ночей маг принимает твердое решение уйти обратно домой. Убедив всех, что планирует вернуться к работе, Эспрессо благодарит хозяйку за гостеприимство и небезразличие к его состоянию, и покидает особняк, дав обещание приходить хотя бы раз в неделю. Конечно, работа была лишь отговоркой: на самом деле он осознал, что больше не в состоянии находиться в том доме, где все напоминало о пропавшем без вести возлюбленном, а еще ему было жутко стыдно за свое поведение во сне, несмотря на то, что все понимали, что он не может себя контролировать. Эспрессо помимо всего прочего мучился угрызениями совести из-за того, что не способен хоть как-то помочь госпоже Гранд Мадлен, которая, между прочим, потеряла любимого сына, а только создает ей лишние проблемы, вынуждая беспокоиться еще и за него. Но притворяться, что все в порядке было выше его сил, поэтому он пришел к выводу, что надо хотя бы перестать маячить с подавленным видом перед ее глазами каждый день. Дома на какое-то время ему стало немного спокойнее, и он даже смог поспать без кошмаров, и чуть восстановив силы, в очередной раз потратил их на поиски. Снова ничего, впрочем, не давшие. А потом опять были кошмары, крики, сбитое дыхание, неистово бьющееся сердце и мокрая от слез подушка... Латте пыталась уговорить его пойти к целителю, но Эспрессо лишь скептически поднимал бровь, и апеллировал всегда одним и тем же: «Будто бы она знает в Республике адекватных лекарей, способных лечить не физические, а психические «повреждения», и сестре ничего не оставалось делать, как признать его правоту. *** Дни шли за днями, и вот уже вместо снега землю покрывал пушистый ковер из сочной свежей травы, кусты и деревья вовсю цвели и благоухали, наполняя воздух разнообразными ароматами, птицы радостно щебетали, прячась в густых зеленых кронах, но вестей о Мадлене так и не было. Поиски продолжали вестись, но уже лишь раз-два в неделю, Эспрессо же, держал обещание, и приходил в дом Мадлена с систематической периодичностью, и, казалось, состояние его несколько улучшилось, но это длилось недолго. Он вдруг вновь стал выглядеть усталым и измученным, лицо его похудело и осунулось, и хоть вел он себя даже бодро, было отчетливо видно, что с ним не все в порядке. И Латте первая догадалась, что с братом не так — Эспрессо практически перестал есть. Из-за бесконечной тревожности и перманентного нахождения в стрессовом состоянии, кусок не лез в горло, и маг, что изо всех сил пытался нагрузить себя работой по-максимуму, просто перестал даже ощущать голод, и как следствие забывал поесть, лишь заливаясь по привычке литрами крепкого кофе. Латте неделю подряд как бы невзначай заходила в его лабораторию, специально в совершенно разное время, и ни разу не увидела его за приемом пищи, не находила ни грязной посуды, ни чего бы то ни было другого, свидетельствующего о том, что брат хотя бы как-то питается. Понимая, что он так в любой момент может свалиться от истощения, она сначала стала носить ему еду, но, видя, что и это не работает, перешла к крайним мерам. — Спасибо, но я не голоден, — маг отодвигает в сторону тарелку, намереваясь уже встать из-за стола, но сестра бросает на него суровый взгляд и совершенно несвойственным ей жестким тоном произносит: — Нет, ты съешь это прямо сейчас, иначе я не уйду отсюда, — и, видя, что брат все еще колеблется, добавляет, — не вынуждай насильно кормить тебя с ложечки. Эспрессо, не ожидав от всегда скромной и мягкой сестры такого напора, удивленно косится на нее, принимаясь за еду. Когда тарелка опустошается, Латте чуть улыбается удовлетворенно и, произнеся, словно обращаясь к маленькому ребенку «Вот и умница», моет посуду и, уходя, бросает напоследок: — Завтра я тоже приду, так и знай. В глубине души Эспрессо был действительно благодарен за заботу, и даже однажды сказал ей это вслух, за что был одарен крепкими объятиями и тихим: — Ну не могу я смотреть на то, как ты изводишь себя. *** Так проходит целое лето. Маг, вернувшись к своим исследованиям, хоть и не прекратил поиски, стал несколько спокойнее, и вроде бы все, наконец, вздохнули с облегчением, хотя груз с души ни у кого так и не спал. Но однажды ближе к середине осени, Эспрессо идя по оживленной улице, вдруг замечает мелькнувший в толпе высокий широкоплечий силуэт и пышную копну длинных пшеничных волос. И его словно окатывает ледяной водой. Маг, не помня себя, срывается с места, бросаясь вслед за стремительно удаляющейся фигурой, но когда догоняет прохожего, оказавшись перед ним, видит совершенно чужое лицо. «Просто похож...» И сердце вновь мучительно сжимается от боли, а новая волна отступившего уже было отчаяния накрывает с головой. И после этого, казалось бы, незначительного инцидента, такое с трудом обретенное спокойствие летит к чертям. Эспрессо начинает все чаще мерещиться Мадлен: на улице, в особняке среди гостей, в толпе среди знакомых и незнакомцев; он подскакивает в лаборатории, заслышав за дверью шаги, потому что кажется, будто бы они принадлежат ему, а во сне мозг рождает новые кошмары или образы, до дрожи реалистичные, что возвращали его в то время, когда Мадлен был рядом, снова и снова жестоко мучая мага. «Кажется, я схожу с ума...» И теперь уже он после пробуждения и осознания реальности, кричит, обхватив себя за плечи, расцарапывая короткими ногтями их до крови, и заходится в безудержных рыданиях, но уже без слез. Их попросту нет... Латте вновь сидит напротив него за столом со строгим видом, вынуждая есть, и он покорно слушается, но как только за ней захлопывается дверь, Эспрессо бежит в ванную, и, умывая ледяной водой лицо до сведенных скул, изо всех сил борется с отвратительным чувством тошноты, глубоко дыша, чтобы его не вывернуло наизнанку, но это не всегда срабатывает... *** В декабре поиски прекращаются полностью. Республика живет своей обычной жизнью: весело, счастливо и красиво, и воодушевленно готовится к Рождеству, будто бы и не было никогда среди ее жителей командира рыцарей по имени Мадлен, будто бы никто прошлой зимой не сбивался с ног, в бесплотных попытках отыскать хотя бы его тело... И только для нескольких человек канун Рождества становится днем траура. Минул ровно год с того момента, как Мадлен бесследно исчез и надежда угасла полностью. Было принято решение признать его погибшим, и консул Клоттед вместо традиционного поздравления «с наступающим», выражает госпоже Гранд Мадлен «свои глубочайшие соболезнования». Чтобы не портить жителям праздник, женщина решает почтить память сына уже после наступления Рождества, и хоть его тело так и не было найдено, думает сделать могилу на городском кладбище, чтобы было куда прийти помянуть его. Эспрессо же никак не участвует во всем этом. Уже неделю он сидит, закрывшись в своей лаборатории, все еще категорически отказываясь соглашаться с доводами о вероятной гибели Мадлена. И Латте тихо радуется лишь тому, что консул не додумался прийти и к ему со скорбными речами, в противном случае Клоттед рисковал быть убитым на месте, а для брата его слова могли оказаться последней каплей. Вечером, за несколько часов до Рождества, девушка в очередной раз стучится к Эспрессо, ни на что, впрочем, не рассчитывая, но внезапно маг открывает ей, пропуская в помещение. Латте робко переступает порог лаборатории, и на немой вопрос в глазах брата изрекает осторожно: — Может, все же пойдешь со мной? Эспрессо лишь отрицательно качает головой: — Я хочу побыть один. — Да ты и так уже неделю сидишь один, как сыч, взаперти! — в отчаянии всплеснув руками, восклицает девушка, тут же закрывая рот ладонями, испугавшись возможных последствий своей несдержанности. Но маг, на удивление, нисколько не меняется в лице, что выражало безразличное равнодушие, и произносит безликим тоном: — Сегодня — особенно. Передай, пожалуйста, мои извинения госпоже Гранд Мадлен и ее сестрам. Эспрессо отворачивается от Латте и замирает около окна, опершись на подоконник, глядя через стекло на начинающийся снегопад. И девушка, тяжело вздохнув, уходит прочь, понимая, что никакие уговоры не заставят брата передумать. Ветра почти нет, и снежинки медленно и плавно спускаются с небес, сверкая в свете уличных фонарей, и при любых других обстоятельствах маг счел бы это зрелище даже красивым, но сейчас ему было все равно. Происходящее вокруг перестало вызывать какие бы то ни было эмоции. Проведя неделю в полной изоляции, Эспрессо пришел к тому, что не чувствует уже ровным счетом ничего. Целый год ежедневных страданий вымотал его настолько, что внутри осталась лишь пустота. Пустота, что подобно черной дыре поглотила все ощущения, превратив их в ничто. «Наверное, так и смиряются с утратой...» — отрешенно подумал маг, провожая взглядом падение очередной крупной снежинки. И больше не было столь мучительно больно, хоть и комок в горле, что не проходил вот уже несколько месяцев, так никуда и не исчез. Эспрессо не знал, сколько он простоял у окна, выпав из реальности и потеряв счет времени, но тут в дверь постучали. — Открыто, — отозвался маг безучастно, уже готовясь давать очередные объяснения, почему сидит один в такое время. Но стоило ему лишь развернуться, бросив взгляд на незваного гостя, как глаза его распахнулись в ужасе, и он лишь чудом успел схватиться за край подоконника, и не полететь на пол, ибо ноги его вмиг сделались ватными и просто подкосились, перестав слушаться. Закутанный в странную, совершенно непривычную одежду, в лаборатории стоял Мадлен. На плечах, воротнике и смешной меховой шапке его лежал толстый слой снега; единственный знакомый предмет, что находился при нем, был его меч света, который он тут же поставил в угол при входе. Несколько секунд колеблясь, он шагает к магу и вовремя: тот стоит, открыв рот, в безуспешных попытках произнести хоть слово, но внезапно глаза его закатываются и он теряет сознание, и рыцарю лишь в последнюю секунду удается подхватить его на руки. Приходит в себя Эспрессо уже полусидящим в кресле, а над ним стоит испуганный Мадлен, со стаканом воды в руке и обмахивает его пачкой листов бумаги. Маг вновь глядит на рыцаря совершенно ошалевшим взглядом, ощущая, что, несмотря на ослабленный галстук и расстегнутый ворот рубашки дышать ему удается с большим трудом, после же хватает из рук Мадлена стакан, и, сделав два больших глотка, наконец, выдавливает хрипло и запинаясь: — Мад-лен?! Но... как? Не может... быть! — а потом вдруг сводит брови, и, потирая пальцами переносицу, бормочет, смотря в пол, — похоже, я окончательно сошел с ума... Рыцарь же становится на колени перед креслом, и, взяв руку Эспрессо в свои ладони, с теплотой произносит: — Нет, ты не сошел с ума, это я, я здесь, живой, слышишь?— и тихо добавляет, — я же обещал вернуться к Рождеству. На этих словах маг вскакивает на ноги, словно ошпаренный, и отталкивает поднявшегося с пола Мадлена, что вновь хотел взять его за руки. — Год! Прошел целый год! ГДЕ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ТЫ БЫЛ ВСЕ ЭТО ВРЕМЯ?! — голос переходит в надрывный крик, в глазах Эспрессо ярость смешивается с безумием и внезапно он подлетает к рыцарю, и, ударяя, что есть силы, кулаками по его груди, продолжает кричать, — Ненавижу! Ненавижу! Мы все здесь... а ты...!! А потом утыкается лицом в пушистый воротник Мадлена и начинает рыдать. Рыцарь осторожно обнимает за плечи дрожащего мага, чувствуя, как у него самого уже щиплет глаза, а тот захлебываясь слезами, сквозь громкие всхлипы продолжает говорить: — Никогда больше... тебе не... поверю! Я даже... вспомнив твои слова... загадал это... дурацкое желание в Рождество! Загадал... чтобы ты... вернулся живым тогда... а толку?! — Но я ведь вернулся, и со мной все в порядке, хотя я действительно в тот вечер мог умереть, — еле слышно отзывается Мадлен, а Эспрессо же резко перестает рыдать, поднимая на него раскрасневшееся заплаканное лицо. — Так что же все-таки произошло?! Рыцарь осторожно доводит все еще дрожащего мага до дивана, помогая ему сесть, затем опускается подле. Эспрессо достав из-за пазухи платок, вытирает лицо, вопросительно глядя на Мадлена в ожидании объяснений. Тот же, сняв, наконец, с головы странную шапку, кладет ее на колени, перебирая пальцами мех. — Честно говоря, я сам плохо понимаю, что произошло...       Команда, как и было велено, дралась с монстрами, и в какой-то момент один из самых больших и свирепых, оттеснил Мадлена глубоко в лес, далеко от остальных. Рыцарь изо всех сил сражался, и уже было думал, что почти победил, а потом, вдруг отступив назад, стал падать. Но это падение длилось не мгновение, как если бы он просто споткнулся и полетел на снег, оно продолжалось какое-то время, будто бы Мадлен провалился в огромную бездонную яму. Но смотреть по сторонам и думать о том, где он, в тот момент было некогда, ибо монстр прыгнул за рыцарем и перед тем, как тот в полете смог убить его, нанес ему когтями серьезные раны. Упав же на землю, рыцарь ударился обо что-то головой. Он потерял счет времени, еще, когда свалился в эту «яму», поэтому даже не знал, сколько пролежал пока, в конце концов, не смог увидеть хоть что-то. Он все так же находился в зимнем лесу, но был не в состоянии ни встать, ни даже просто пошевелиться, и обреченно осознал, что, похоже, это конец... Он не заметил того момента, как потерял сознание, а когда очнулся, увидел над собой несколько склоненных голов, что перевязывали его раны. Как оказалось, группа людей шла через лес, и, заметив раненого незнакомца, не смогла пройти мимо. Когда же рыцарь полностью пришел в себя, его засыпали вопросами, кто он и откуда, по его внешнему виду было ясно только одно — он принадлежал к знатному аристократическому роду, более ничего присутствующие определить не смогли. Мадлен открыл было рот, чтобы объяснить им все, но вдруг осознал, что не помнит о себе абсолютно ничего! В голове было настолько пусто, что в мыслях не всплывало даже собственное имя. Рыцарь шокировано хлопает глазами, хватаясь затем в отчаянии за перебинтованную голову. — Не помню! Я... я ничего не помню! Панический страх плещется во взгляде, но мужчина с заметной проседью волосах, вероятно, лекарь, успокаивающе кладет Мадлену руку на плечо, изрекая: — У вас на затылке достаточно серьезная рана, это могло спровоцировать потерю памяти. Плюс ко всему ваш организм в целом сейчас находится в стрессовом состоянии от повреждений и пережитого потрясения. Слыханное ли дело: пролежать неизвестно сколько на морозе с такими травмами. Чудо, что вы вообще остались живы. Поэтому пока вам стоит хорошенько отдохнуть и не напрягаться, возможно, память сама восстановится через какое-то время. Но дни шли за днями, повреждения постепенно заживали, благодаря стараниям целителя и нескольких других людей, что помогали ему, выхаживая раненого, а память не вернулась даже на крупицу. Как выяснилось впоследствии, Мадлен оказался в крошечной деревушке, находящейся на отшибе, в глубокой изоляции, практически посреди огромного леса, и здесь отродясь никто никогда не видел знатных аристократов, подобных рыцарю света. Поэтому, пока тот до конца не восстановился, лекарю приходилось периодически отгонять от своего дома любопытных жителей, желающих увидеть собственными глазами необычного благородного незнакомца. Мадлен же, относительно придя в себя, мучительно старался отыскать в своей голове хоть какую-нибудь ниточку, что привела бы его к потерянным воспоминаниям, но все попытки были тщетны. Целитель, что до этого момента был полностью уверен, что память к рыцарю вернется самостоятельно, теперь проводил дни напролет за своими немногочисленными книгами, выискивая в них возможные способы решения проблемы, и испытывая их поочередно на готовом к любым экспериментам рыцаре, но все они неизменно терпели крах. Лекарь с грустью осознавал, что его способностей и опыта попросту недостаточно для столь серьезного магического вмешательства, но в этой деревне он был единственным, кто хоть как-то разбирался в искусстве магии врачевания, и помочь в этом ему было некому. Так Мадлен, которого за неимением настоящего имени окрестили Люмьером, за его светлые волосы, и казалось, исходящее от него самого свечение, остался жить в деревне, теперь всячески помогая ее обитателям с совершенно разнообразными вещами в благодарность за спасение и чтобы отплатить им за свое содержание и кров. Сильный выносливый молодой парень стал для них большим подспорьем, восстанавливая обветшалые здания, заготавливая дрова, и защищая от диких зверей и монстров, что то и дело норовили нарушить покой жителей деревни. И хоть Мадлен даже не знал, что владеет магией, взяв в руки свое оружие, неосознанно принимал правильные для боя позы и управлялся с мечом так же ловко, как и до потери памяти. Не разум, а тело помнило все движения, отточенные годами тренировок. К середине лета рыцарь света, что хоть и не переставал все это время ощущать странную тянущую тоску, казалось, даже позабыл, что хотел обрести утраченные воспоминания. Прижившись на новом месте, он наравне со всеми возился в поле, ходил на охоту или рыбалку, а в свободное время обучал немногочисленную молодежь навыкам фехтования и владения оружием, дабы подрастающее поколение тоже смогло защитить свою маленькую родину от непрошеных гостей. Живя с рождения в роскоши и сытости, Мадлен, тем не менее, не принадлежал к холеной изнеженной и избалованной аристократии, никогда не гнушался физического труда и не относился с презрением и пренебрежением ни к слугам в доме, ни к простолюдинам на улице. Имея доброе чистое сердце и веселый невозмутимый нрав, он мог найти общий язык с кем угодно. Неудивительно, что даже после полной потери памяти, он вел себя так же, как и раньше, одаривая всех теплой лучистой улыбкой. Внутренний свет его, не магический, а духовный, горел столь ярко, что, казалось, мог обогреть всех вокруг, и люди неосознанно тянулись к этому свету, совершенно не боясь обжечься. Частые же длительные походы закалили его, приучив довольствоваться малым, и теперь он, даже находясь в совершенно спартанских условиях, не чувствовал себя не в своей тарелке. Поэтому скромная жизнь в маленькой деревушке нисколько его не угнетала. *** Ближе к середине декабря, несколько мужчин-энтузиастов решили отправиться через лес в более крупную деревню, чтобы добыть там что-нибудь интересное для подарков на праздник. Мадлен хотел было пойти с ними, но взвесив все «за» и «против», все же принял решение остаться в деревне: здесь для него еще было достаточно работы. Вернулись мужчины с большим уловом: принесли необычные лакомства, которых никто из местных никогда раньше не пробовал, красивые игрушки для детей и много других разнообразных вещей. Все это моментально разошлось по рукам немногочисленных жителей. Мадлен рубил очередную порцию дров на заднем дворе у дома целителя, у которого он и жил все это время, заменив мужчине погибшего старшего сына, как вдруг за его спиной раздалось радостное щебетание: — Братик, ты должен это попробовать! Рыцарь обернулся на голос, замечая стоящего с большой кружкой 12-летнего паренька — младшего сына лекаря. — Ты, наверное, раньше пил такое, — продолжал воодушевленно тараторить мальчик, — говорят, это напиток аристократов, называется «кофе». Только понюхай, как он приятно пахнет! Мадлен, воткнув в бревно топор, ласково потрепал паренька по волосам, и, поблагодарив, с улыбкой принял из его рук кружку. Но стоило ему лишь сделать глоток, как сердце в его груди замерло, а глаза вмиг наполнились слезами. Кружка выпадает из переставших слушаться пальцев, приземляясь прямиком в сугроб, а сам Мадлен оступается, припадая спиной к поленнице. Губы его вздрагивают, беззвучно произнося так давно позабытое самое родное имя кофейного мага, а горячие серебристые ручейки нескончаемым потоком бегут по щекам... — Братик, тебе плохо? — перепуганный мальчик круглыми глазами глядит на рыцаря, боясь даже подойти к нему, а Мадлен же ловя его взгляд, изрекает сначала шепотом, а после уже более громко и твердо: — Мадлен. Меня зовут Мадлен! Я... вспомнил! Это был тот самый кофе, что они с Эспрессо пили в последнюю их встречу, и его вкус и аромат, волшебным образом пробудили воспоминания рыцаря, что целый год прятались где-то глубого в недрах его сознания, никак не желая выходить на свет. Наспех вытирая тыльной стороной ладони слезы, Мадлен влетает в дом, и, запинаясь о порог при входе, бросается к лекарю, что возился с изготовлением медикаментов, на ходу крича: — Я все вспомнил! Все! В Кремовой республике у меня есть семья и... Боги! — Мадлен закрывает лицо руками, в порыве эмоций запрокинув голову, — Целый год я здесь с вами, а они там...! Карта, мне нужна карта всех королевств! Опешивший целитель так и застывает, держа в воздухе пузырьки с лекарствами, но радость за подопечного быстро сменяется глубокой печалью: за это время он успел сильно привязаться к Мадлену, а теперь, ясно как божий день, он уйдет домой, к своим родным, и вероятнее всего никогда больше не вернется... Но мужчина не дает эгоистичному порыву затуманить свой разум, и достает с верхней полки книжного шкафа большую карту, разворачивает ее на столе, показывая затем подскочившему со спины Мадлену их местоположение. Взгляд рыцаря лихорадочно бегает по бумаге, выискивая на ней свою родину, и когда, наконец, находит, из груди его вырывается удивленный возглас. От этой деревни до Кремовой республики почти полторы тысячи километров. — Как ты вообще оказался здесь? — вопрошает целитель глядя на Мадлена широко раскрытыми глазами. Рыцарь усиленно трет переносицу, возвращая себе остатки потерянных воспоминаний, и после долгой паузы изрекает неуверенно: — Похоже, во время боя я угодил в какой-то портал, в противном случае я не знаю, что это за магия, способная в считанные минуты перекинуть человека на такое расстояние, — а затем добавляет задумчиво, — Что ж, получается мне надо выдвигаться сегодня, чтобы успеть домой к Рождеству. — Братик, ты что... уходишь? — голос мальчика, что все это время стоял в дверях, дрожит и отчетливо видно, что он едва сдерживает слезы. Сердце Мадлена сжимается от боли, он пытается подобрать слова, чтобы объяснить пареньку, что не может поступить иначе, но лишь беззвучно открывает рот, а все оправдания так и застревают в горле, оставшись невысказанными. На помощь приходит целитель. — Хейзель, ему нужно вернуться домой. Ты только представь, каково его друзьям и близким, что целый год не получали от него ни единой весточки. *** Вся деревня провожала Мадлена в дорогу, собрав кто что может: теплую одежду, еду и всякие мелочи на память. Никто не хотел отпускать его, но в то же время все понимали, что он не может остаться. Рыцарь прощался долго, пытаясь выразить каждому свою сердечную благодарность и сказать хотя бы пару теплых слов, и крепко обнимал лекаря и его сына, что оба плакали, не в силах совладать со своими эмоциями... — Вот как удивительно оказалось: никакое магическое воздействие целый год не могло вернуть мне память, а аромат кофе сделал это за мгновение. Ведь почувствовав его, я сначала вспомнил тебя, и лишь потом только всплыло все остальное... Рыцарь с нежностью смотрит на Эспрессо, в голове которого сейчас творилась полная неразбериха, а в душе такая же сумбурная мешанина из совершенно разных противоречивых эмоций. Шок от осознания того факта, что Мадлен вернулся спустя год, когда все уже похоронили его, все еще не прошел, и маг до конца не верил, что происходящее сейчас — реальность. Хотелось вновь дотронуться до рыцаря, чтобы убедиться, что он не сон и не галлюцинация. И Эспрессо, придвигаясь ближе, тянет руку к лицу Мадлена, осторожно, будто боясь, что его образ растворится в воздухе, изучающе проводит от виска по щеке, спускаясь к подбородку. Пальцы касаются слегка обветренной кожи, а сам маг внимательно смотрит в глаза напротив, чуть склонив голову в бок. Нет, теперь это точно не сон. А сколько было за год этих снов, неотличимых от яви, от которых после пробуждения душу рвало на части, от которых и без того постылая реальность становилась невозможно невыносимой. Внезапно Эспрессо вспомнил самый первый свой кошмар, связанный с Мадленом, где тот медленно умирал, замерзая в лесу. «Получается, это действительно произошло, и он мог... хотя какая теперь разница!». Мадлен удивленно наблюдает за немного странным поведением Эспрессо, но когда тот вдруг прижимается к нему, утыкаясь носом в шею, расслабляется, обнимая мага за талию. Но даже через несколько слоев одежды отчетливо ощущаются его ребра, и все тело столь тонкое, что, кажется, если не рассчитать силы, можно переломить его. В груди противно заныло, Мадлен понимал, что это последствия перенесенных магом страданий, вызванных мучительным ожиданием и безуспешными поисками, и в нем все больше разрасталось чувство глубокой вины, когда как в действительности он сам оказался лишь заложником обстоятельств. — Ты представить себе не можешь, как мне тебя не хватало... — еле слышно произносит Эспрессо, обнимая его в ответ. Рыцарь, расцепив руки, неловко гладит мага по спине, шепча: — Прости меня… Я больше никуда не уйду без тебя, обещаю! *** Часы на городской ратуше начинают отбивать двенадцать ударов, оповещая о наступлении Рождества, и Мадлен с Эспрессо синхронно вскакивают, оба понимая, что как бы им не было хорошо вместе, нужно скорее пойти к остальным, ведь еще никто не знал о возвращении рыцаря. Невозможно описать словами, что произошло, когда они оба переступили порог особняка. Слуга, что отворил им двери, узнав в странно одетом мужчине пропавшего молодого господина, упал в обморок, шедшие же по коридору, сначала замерли в непонимании, а после сломя голову пустились в гостиную. Холл в мгновение ока наполнится шумным гомоном, и тут из дверей напротив выскочила госпожа Гранд Мадлен. По обыкновению по-аристократически гордая и сдержанная, сейчас она, не стыдясь столь бурного проявления эмоций, бросилась сыну на шею, и, заливаясь слезами, принялась покрывать поцелуями его раскрасневшееся от мороза лицо. Латте же, стояла чуть поодаль и тихо улыбалась, счастливо глядя на брата, что после стольких месяцев мучений, сейчас просто сиял рядом со своим вновь обретенным возлюбленным. Когда Мадлен, приведя себя в порядок, вошел в гостиную, его тут же обступили со всех сторон, наперебой задавая множество вопросов, рыцарь растерянно улыбался, не зная кому ответить в первую очередь, но Эспрессо, не боясь показаться излишне невежливым, строго осадил неугомонных гостей: — Дайте ему с долгой дороги хоть поесть сначала! И пристыженная толпа вмиг притихла, пропуская Мадлена к столу. И уже позже затаив дыхание и раскрыв рты, они с большим вниманием слушали его рассказ о странном происшествии, чудесном спасении и последующем пребывании в деревне. Для всех обитателей и гостей дома это Рождество стало поистине самым счастливым. А утром уже весь Верхний город воодушевленно гудел, обсуждая возвращение командира рыцарей. И вместо скорбной похоронной процессии по улице шли сияющие, словно солнце, маги света — мать и сын, а позади них, улыбаясь во все лицо, кофейный маг вел под руку такую же улыбающуюся сестру. *** — Прошу простить нас, матушка, но в этом году мы не сможем встретить с вами Рождество, — примерно за пару недель до праздника обращается Мадлен к матери, выражая извинения за себя и находящихся с ним рядом Латте и Эспрессо. — Что ж, воля ваша, — отвечает женщина, покровительственно глядя на стоящих напротив, а после кладет ладонь на склоненную голову сына, еле уловимо мягко улыбаясь, — я не сержусь. И вся троица, облегченно выдохнув про себя, благодарит ее, и удаляется, почтительно кланяясь напоследок. *** — Батюшка, там... там братик идет! — вне себя от радости кричит мальчик, распахивая настежь дверь дома целителя, и тут же вновь стремглав бросается на улицу. Мужчина ошеломленно смотрит в окно, видя, как сын его несется, что есть мочи навстречу идущему по улице Мадлену, в сопровождении двух незнакомых магов, и, поправив на носу очки, сам выходит следом. Рыцарь света приподнимает голову, высвобождая нижнюю половину лица из теплого небесно-голубого шарфа, являя свою сияющую лучезарную улыбку. — Я знал, я знал, что ты придешь! — возбужденно щебечет паренек, глядя на Мадлена искрящимися глазами, — потому что в прошлое Рождество я пожелал увидеть тебя хотя бы еще раз! А сейчас ты вернулся, и не один, а с друзьями! Я так рад! — Видишь, я все же оказался прав, — нарочито назидательным тоном изрекает Мадлен, обращаясь к Эспрессо, — в такое время желания и правда сбываются! За что получает тычок локтем в бок, и беззлобное, впрочем, бурчание: — Давай не умничай тут! *** Несмотря на погоду, огромный длинный стол накрыт прямо на улице, но никто из собравшихся совершенно не чувствует холода: все жители деревни воодушевленно беседуют, то и дело поглядывая на рыцаря света, что сидит во главе стола рядом с лекарем и своими друзьями. Мадлен разговаривает с мужчиной, но неосознанно все ближе придвигается к Эспрессо, а потом и вовсе накрывает его руку своей ладонью. И это движение не остается незамеченным. — Братик, а господин Эспрессо, получается, твой супруг? — сын целителя первым считывает этот жест рыцаря. Кофейный маг мигом вспыхивает, поджимая губы и отворачиваясь к тихонько хихикающей Латте. — Хейзель! Ну, как тебе не стыдно! — одергивает смутившийся мужчина паренька. Но Мадлен с улыбкой произносит: — Не ругайте его, ведь это правда. И уже совершенно ничего не стыдясь, нежно обнимает еще больше краснеющего Эспрессо за плечи. В эту праздничную ночь в деревне не спал никто: маленькая группа, состоящая из трех музыкантов, играла на своих инструментах, а все остальные, даже самые младшие и самые пожилые танцевали, кто в парах, кто в общей толпе с другими. Целитель галантным жестом пригласил на танец Латте, и Эспрессо, все еще сидя за столом, с улыбкой наблюдал, как сестра изящно и красиво двигается в такт довольно быстрой музыке. Когда же мелодия сменилась на более плавную, к нему подошел Мадлен, отделившись от компании, которая до этого вовлекла его в совместный танец, и, поклонившись, протянул ему руку. Маг смотрел через плечо рыцаря на веселящихся людей, и теснее приникая к любимому, мысленно благодарил каждого за то, что спасли и сберегли самого дорого для него человека. Мадлен же, ощущая уютное домашнее тепло, исходящее от Эспрессо, подумал: «Ты прав, Эсси, чудо это не что-то эфемерное, что посылает нам вселенная по милости своей, это не снег летом и распустившиеся зимой цветы. Чудо это то, что мы создаем сами, ради близких, или даже ради кого-то совершенно незнакомого. Это заботливо связанный любимым теплый шарф, что согревает даже в лютую стужу; это натруженные руки, способные исцелить любую рану; это небезразличие к чужому горю и готовность прийти на помощь. Чудо внутри каждого из нас, и оно не зависит от даты в календаре». Резные снежинки, искрясь, словно маленькие звездочки, осыпают танцующую пару, которая даже не заметила, что музыка уже закончилась, продолжая кружиться в плавном вальсе. Для них это было совершенно неважно, ведь когда ты по-настоящему счастлив, мелодия рождается в самой твоей душе, а сердце поет, продолжая биться в унисон с другим, с сердцем того, кто рядом.