сияние
19 декабря 2022 г. в 15:26
зимой 2015 года держаться за руки почему-то ощущается теплее варежек. аномальные снежинки в форме астероидов, северное сияние на окраине инчхона, скользкие льдины под подошвой и чьи-то торчащие пальцы из-под сугроба. зима 2015 года впитывает в себя свежую выпечку и запах крови.
— так чего ты там добился, говоришь, — клешня джемина стеклянная и красная, как у рака. одной такой он держит сдобу и роняет крошки.
— отчисления, — заледенелые кукольные глазки прикрыты длинными подрагивавший ресничками. моргать холодно, но юкхэй терпит.
— понятно.
бескомпромиссная драка за жизнь вперемешку с сырым мясом — она стоила юкхэю зуб и перчатку, те бесследно исчезли в морозном пепелище. у джемина из носа течет терпкое и соленое, размазанное по лицу — у обоих, будто грызли живого кролика, или хуже — целовались.
они дышат через рот, громко и со свистом, подражают гармонии леса, попадают в такт падающих на орошенную землю осколков.
— хватит уже дышать, — джемин нехотя дожевывает сдобу и вытирает руку об чужие джинсы. — хотел умирать, так умри. или я сам тебя задушу.
— ты уже и так пытался, — юкхэй невзначай шевелит челюстью из стороны в сторону. цела.
— я тебе твой фейсбук снесу и после смерти выставлю твои позорные фото, — джемин, несмотря в его сторону, нащупывает нос и зажимает красными полумертвыми пальчиками, но юкхэй открывает свой беззубый рот. — над тобой будет смеяться интернет. я заставлю прокрутить это по утренним новостям.
— ты снова пытаешься меня задушить.
— рот свой замолчи.
скоро над ними слетятся вороны. сила инерции толкает джемина за фарватер собственной вменяемости: в нем бешено пульсирует адреналин и разгоняет оставшуюся кровь по телу; он смотрит на ботинки, смотрит на свою рваную подошву в бордовых отблесках, смотрит на сцепленные руки (костяной замок), на красные побитые костяшки (признак жизни), на белые, мертвые. под эхо нарастающего сердцебиения перед глазами мелькают остатки разорванной в клочья плоти: поймали с поличным и напали со спины. силуэт вдоль рельс. зубы звонко трещат об железо. почему-то сопротивляется. джемину агрессия всегда сносит крышу, что-то вроде аксиомы: душить тех, кто способствует своей смерти. рвать их на куски. хочешь умереть — умирай.
джемин смаргивает наваждение и морщится с неприязнью. кровь в его ладонях скатывается в коричневые катышки и крошками сдобы падает на снег. он сидит на рельсах, юкхэй лежит. они ждут поезда сеул-инчхон.
— голову свою повыше задери, — волосы на затылке наверняка примерзли к холодному металлу, джемин дёргает за влажные лохмы на макушке. — а то своей башкой непробиваемой весь поезд завалишь.
юкхэй кряхтит, подобно старику в предсмертной агонии. его шея, разгоряченная волнением, соприкасается со стылыми рельсами, но даже не вздрагивает. поди, умрет раньше, чем ему отсекут голову.
— бесишь меня невероятно, — джемин цедит сквозь зубы, злорадствует, что они у него есть, проводит по ним языком. — тупица.
а сам шапку с себя снимает и одной лишь рукой пытается натянуть на чужую замерзшую голову.
— мне почему не сказал? что у тебя проблемы возникли. я ведь помогу. почему я тебя искать то должен?
беспринципная тишина завывает отголосками жизни где-то за деревьями. гудящий шум.
— да как-то это было бы глупо, — юкхэй смешно шепелявит.
сказать нечего.
— умирать, то есть, не глупо, — но все же говорит, выдавливает. — и «ня пока» в статус вообще ничего не значит.
в своих теплых ботинках он чувствует хруст истертых витражей и соль. в носу немного щиплет. над головой с прокуренной серой простыни стряхивают последние крапинки пепла. в ушах гудит громче.
— ты следишь за моим статусом? — юкхэй шуршит капюшоном и немножко наклоняет голову, чтобы посмотреть на джемина. его побитая гримаса, должно быть, устрашает.
— это ты у нас в звезду играешь, — джемин отворачивается в сторону гула, настораживается, высматривает.
горизонт после снегопада выглядит расплывчатым, как дно на мелководье: за полотно не ухватиться руками, на расправить. зрачки леса обращены вовнутрь, кого-то ждут. за гулом джемин слышит скрежет собственных зубов.
— едут, — из-за поворота выглядывает начало длинной полосы. — пошли домой, а? я рагу приготовлю. мама на днях овощи привезла.
и смотрит осторожно, заглядывает в чужие осточертевшие стекляшки цвета земли, смешанной с кровью. цвета грязной лужи с крошками сдобы. цвета разложившегося мяса. цвета собственных шнурков.
джемин кладёт вторую руку поверх чужой, бледной — юкхэй уже сливается со снегом. он, наверное, прикосновения даже не чувствует. может, даже вкуса рагу не почувствует. сляжет с бронхитом, обкашляет ему все обои в кровь и умрет через два дня от горячки. или джемин его сам задушит подушкой.
они вдвоем следят за поездом. до станции сеул-юкхэй остаётся две минуты.
— пойдем? — не унимается. — давай, вставай. ну пошли, пошли пожалуйста.
юкхэй больше не сопротивляется и джемин за руку оттаскивает его от рельсов. от их присутствия на месте остаются лишь два силуэта, подобны снежным ангелам — без крыльев — и тех заметет уже к вечеру, и будто ничего не было. их здесь не было.
они валятся кубарем в близ расположенную небольшую канаву, припрятанную за голыми сухими ветками кустов. вокруг них отдает вибрацией приближающегося поезда, джемин так и не отпускает руку.
— я приготовлю рагу, а потом мы посмотрим что-нибудь смешное, — глаза к глазам, сердце к сердцу. джемин проговаривает медленно и четко. — и уже после этого начнём потихоньку разбирать твои проблемы. накопим как-нибудь на восстановление в унике. и если после этого ты все равно будешь хотеть умереть, то я сам тебя убью. идет?
у юкхэя в глазах снежинки в форме астероидов и неярко выраженная надежда. они все еще цвета иссохшей коры дерева, но в них он видит перелив эмоций, северное сияние. зимой 2015 держаться за руки ощущается теплее варежек, даже если они по локоть в крови.
юкхэй медленно кивает.