Камышовый кот

Он лежит на капоте своего скайлайна, подстелив под спину широкую футболку и упираясь пятками в раскаленный металл, чтобы не скатиться на землю. Улыбается так гаденько, зазывает к себе словно сирена рыбака и напевает какую-то песню. А Доминик даже не старается сопротивляться, ложится рядом точно так же — на футболку, и поворачивается к нему лицом. — Надо приготовить что-нибудь, мы не ели сутки. Что хочешь? — говорит спохватившийся Торетто и садится. — Нет, — отрезает Брайан и хватает того за запястье, утягивая обратно. — Я не хочу есть, просто полежи тут со мной. О’Коннор даже не думает отпускать руку Доминика, он гладит ее большим пальцем и двигается ближе, кожа к коже. Мужчина чувствует нагретую июльским солнцем кожу и яблочный шампунь — подарок Мии. Этот запах делает его даже милее, чем он есть на самом деле, но Доминик не говорит об этом в открытую, нет. Иначе Брайан выкинет его и опять начнет мыться той едкой хренью за два бакса в надежде стать более брутальным, а может и вообще побреется под ноль. Так он однажды неудачно пошутил. Ну как пошутил, на следующий день золотистых кудрей Доминик не увидел — вместо них была армейская тройка. И не то, чтобы Брайану не шло, потому что ему к лицу любая прическа, но мужчина до одури любит его кудри. Любит зарываться в них пальцами, тянуть до звездочек перед глазами О’Коннора и тихого скулежа. Брайан тем временем поднимает ладонь Доминика на уровне своего лица и целует тыльную сторону ладони. — Люблю твои руки. — Господи, Брайан. О’Коннор поворачивается на бок лицом к нему так резко, что чуть не скатывается с капота, заставляя Доминика подхватить себя за талию в надежде удержать. Он лишь расплывается в своей кошачье улыбке и не отпускает руку, хотя целовать прекращает. — Левая рука его у меня под головой, а правая обнимает меня. — Что за дерьмо? — Доминик ахает, когда Брайан вжимается в него, начиная целовать шею. Он кусается, зализывает свои укусы на манер кота и царапает отросшими ногтями крепкую грудь, почти мурлыча от своих же действий. — Библия. Ветхий завет. Песнь песней Соломона, — Брайан поднимает свои небесно-лазурные глаза, в которых за секунду мужчина видит раскаты молний, шторм и надвигающуюся бурю, а демоны внутри мужчины воспевают, воют и шепчут на ухо. — «Посмотри какой ласковый, преданный, он пойдет на что угодно ради тебя» Доминик не слушает их, ну, в пол уха по крайней мере. Он сдерживается, а потому и отодвигает от себя О’Коннора, хотя не отпускает. — Я знаю, что ты процитировал. Я говорю сейчас не об этом, — он смотрит так пронизывающе, хмурится и пытается как-то напугать, но Брайан лишь смеется задорно, улыбается широко и льнет все ближе, опять кусаясь. — Я изнемогаю от любви, — О’Коннор обжигает кожу своим дыханием и, кажется, пытается дорваться до сердца, царапаясь все сильнее и принося дискомфорт. — Он принадлежит мне, а я ему. — Хватит, — Доминик ослабляет хватку и парень грациозной кошкой приземляется на асфальт, твердо встав на ноги. — Что это за игры? — Я голоден, — отрезает Брайан, словно ничего не было, и отворачивается к дому. — Мне и показалось, что ты меня съесть пытаешься, — они возвращаются в дом вместе, но к глубокому сожалению Торетто, холодильник оказывается полупустым. Доминик пытается придумать, что можно приготовить из всех имеющихся продуктов, но глаза каждый раз цепляются за развалившегося О’Коннора. Его футболка висит на спинке стула, а сам он машет ладонью на свое лицо, зачесывая волосы назад. Блядство. — Прекрати это, — почти командует Торетто, что раздражает парня — он на зло разваливается еще сильнее, призывно раздвигая ноги и облизывая налитые кровью губы. — Что? — он дергает бровями и наклоняет голову в бок, щуря глаза. — Оденься, — господи, пожалуйста, пусть он наконец оденется и даст Доминику сходить в магазин. — Мне жарко, — снова сучит. Брайан закатывает глаза и следит за каждым движением Торетто. Он очень юн. Жаден до жизни, до знаний, до любви. Камышовый кот, болотная рысь, с небесно-голубыми глазами. Охотник, кочевник. Гибкое тело, длинные ноги. Крутой нрав. Свободный, непокорный. Он наблюдает за Домиником из-под отросшей челки, словно выслеживает добычу. Доминик сгребает со стола ключи с кошельком и собирается выходить, как его прерывает голос Брайана. — Я с тобой, — он закидывает футболку на плечо и облизывает губы. — Нет, ты останешься здесь, — Доминик сам слышит собственические нотки, проскользувшие в его фразе. Он не позволит кому-то пялиться на обнаженного Брайана. — Нет, я еду, — О’Коннор специально выводит его из себя, хочет побесить Доминика. Тот лишь тяжело вздыхает, позволяя Брайану быстрее него залезть на переднее сиденье чарджера, самому вести в такую жару не хотелось совсем. Его мокрая кожа липнет к кожанной обивке, а футболка лежит на коленях. До магазина они доезжают спокойно. Там работает кондиционер и Доминик наконец расслабляется — жара сильно утомляет его. Брайан ходит за ним, его кожа покрывается мурашками, а соски твердеют. Он крутит в руках футболку, будто про себя решая «пора, не пора?», а Доминик молчит, даже рот не открывает. Он знает, что О’Коннор может прямо сейчас и до трусов раздеться, чтобы позлить. Но Брайан бросает эту идею, закидывая футболку на правое плечо и идя немного впереди него. Он разгуливает между рядов без всякой цели. Доминик замечает здоровенного бородатого мужика, который косится на него, ухмыляется, тварь, пусть только пальцем тронет его мальчика. — Возьмем пива? — оборачивается Брайан и наклоняет голову в бок. Торетто кивает, мол, конечно, и направляется к холодильникам со спиртным, закинув в тележку пару бутылок «короны». — Я подожду на улице, здесь прохладно, — он хмурится и скрещивает руки на груди, оборачивается и замирает на несколько секунд. Строит глазки тому бугаю? Скорее всего. Он специально делает все это, чтобы позлить Доминика. — Хорошо, — Торетто провожает его фигуру взглядом и продолжает дальше складывать продукты в тележку. А тот мужчина все-таки пошел за Брайаном. Кажется, Доминику нужно поторопиться. Он не сомневается, что О’Коннор сможет постоять за себя, он сомневается, сможет ли он остановиться вовремя. Доминик добавляет к продуктам три малиновых леденца, которые любил Брайан, и расплачивается, выходя из магазина. На улице жарко и пусто, О’Коннора нет нигде. Мужчине не хочется его искать, потому что Брайан любит вот так внезапно исчезать, но все же решает пройтись вокруг магазина, прежде поставив пакет на заднее сидение авто. Брайан обнаруживается за мусорными баками, на коленях, в пыли, с разбитой губой и откинутой назад головой. Торетто нащупывает раскладной нож в кармане шорт и подбирается тихо сзади, пока мужчина пытается растегнуть пряжку ремня. О’Коннор натыкается на него глазами и расплывается в улыбке, а мужчина, наконец справившийся с ремнем, гладит Брайана по щеке. — Сла-а-адкий мальчик, — противно тянет он. Доминик подставляет нож к горлу ублюдка, посмевшего пятнать его ангела своими грязными потными руками. Мужчина начинает сопротивляться, пнув Брайана, когда тот шарит по его карманам в поисках бумажника, и Торетто сильнее прижимает сталь, которая лишь немного рассекает кожу, пуская кровь. Наконец О’Коннор поднимает голову, улыбаясь. Нашел. Доминик бьет мужчину по виску рукоятью ножа и отпускает. Он валится на землю без сознания. — Неплохой улов, — улыбаясь, говорит он и пересчитывает деньги. Бумажник на первый взгляд толстый и полностью забитый. Доминик помогает Брайану подняться и протягивает его футболку, которая валялась рядом в пыли. О’Коннор с довольным лицом идет до машины и запрыгивает на переднее сидение. Он прижимает колени к груди руками и замирает, следя за меняющимися пейзажами, изредко хлюпая носом. — Не стоило так рисковать ради пары баксов, — Доминик поворачивается к Брайану, рассматривая задумчивое лицо и хмурится. — Трехсот семидесяти, — поправляет О’Коннор и не отрывается от окна. — Твоя безопасность столько не стоит, — Доминик вздыхает тяжело и поворачивает его лицо к себе, он гладит ту самую щеку, которой касался мужчина, будто стараясь стереть прикосновения чужих рук. Он поглядывает на дорогу и продолжает говорить. — Я люблю тебя, детка, не рискуй так больше, — Торетто расщедрился на такую нежность, потому что видел пустой взгляд его счастья. Нет, с ним нужно обращаться аккуратно, не ставить на колени в пыль за мусорными баками, а любить и лелеять. Сдувать с него пылинки, черт возьми, потому что запачкать такого ангела слишком легко. Вечером Доминик искупает его в нежности. Он убаюкает Брайана на груди, как тот любит, сытого, заласканного, любимого. Его маленького охотника, добытчика, его камышового кота.