***
Скинув кисть в стакан, Ксавье провёл ладонью по губам и прищурился, закидывая ногу на ногу. Работа не шла, руки отказывались творить, а мысли заполнены не тем. Прошла почти неделя с тех пор, как Торп поймал Уэнсдей у дверей, но в их общении ничего не изменилось. Так же, как и тогда, на каникулах. Сталкер замолчал, Ксавье отвёз Уэнсдей домой и с тех пор девушка ему не отвечала, даже не читала его сообщения. Не то чтобы их было много, но то, что его начнут игнорировать — художник не ожидал и хотел бы разобраться в вопросе. Решение подождать до нового семестра было почти оправданным — так он сможет поговорить с живой Уэнсдей, но ситуация не изменилась от слова совсем. Девушка начала его открыто избегать, а на ботанике пересела за другую парту. Изменения заметила даже Бьянка. Ксавье помнит как сирена подошла и с явным негодованием спросила в чём дело и почему «гот с косичками и траурным чувством стиля» убегает от Торпа, как от прокажённого. Тогда художник только пожал плечами и выдохнул, возвращаясь к жестокому уничтожению белизны листа углём, а Барклай как-то странно, даже насмешливо фыркнула, но молча ушла. Ксавье заставляет себя не думать, что тогда он услышал торопливые шаги за спиной — и принадлежали они точно не сирене. И сейчас ситуация не изменилась. Уэнсдей вроде и пригласила его на бал, да, Торп немного надавил, заставляя её сказать, а не кинуть намёк, но Аддамс как ветром с горизонта сдуло. Она всё также убегает от него, то есть, буквально рвёт когти. Одни косички в воздухе и подол юбки кругом — и девушки как не бывало. Это неплохо так давит на нервы. Бал через сутки, а он так и не знает — передумала Аддамс или нет. И эта неопределённость жутко раздражает. Однажды к нему пришёл Вещь. Как рука преодолела такое расстояние — вопрос, но Торп давно заставил себя не удивляться. Это как минимум живая отрубленная рука, как максимум — может и послать при большом желании. То, что рука бегает по лесу с… запиской? В этом точно нет ничего странного. Это же член семьи Аддамс. В какой момент Ксавье пришёл к выводу, что они все на голову тронутые — парень так и не понял. Кажется, он даже спросил что-то вроде «а как ты?..», но Вещь быстро кинул в него листком бумаги, сложенным в восемь раз, и убежал, будто его тут и не было. Записка, как оказалось, была не от Аддамс, и даже не от Вещи — он вполне мог любезно выразить на бумаге все чувства к кавалеру Уэнсдей на бал, но просто поработал посыльным для Синклер. Почерк у Энид немного плывущий, ручка с блёстками, да и не засохла достаточно для того, чтобы её по лесу после дождя тащили, но текст оказался читаемым. Волчица переживала по поводу поведения Уэнсдей — девушка почти не появлялась в комнате, свободное время проводила или в городе — доводила нового психолога до седых волос, — или где-то по школе. Она ни словом не обмолвилась про бал и с кем пойдёт, но Вещь проболтался и теперь Энид надеялась, что Ксавье навестит Уэнсдей перед выходом. Информативности ноль, но, оказывается, не только он и Бьянка заметили странное поведение девушки.***
Скинув полотенце на стул, Ксавье оглянулся на стук в дверь. Ему повезло, если можно так сказать — нового соседа так и не нашли, поэтому комната в практически полном его распоряжении. Но в этом были и минусы — все гости действительно к нему. Выдохнув, Торп направился к двери и собирался высказать гулёне о том, как смертельно устал и вообще завтра сложный день, но стоило открыть дверь, как художник замер. Всего на мгновение, но замер. Это что-то ему напоминает… — Бьянка. — Ещё не спишь? — сирена улыбнулась и сделала требовательный шаг в комнату, вынуждая Торпа её пропустить. — Чувство дежавю, не находишь? — Ксавье закрыл дверь и скрестил руки на груди, опираясь на стену, — Пока что я ещё занят. — А? — Барклай улыбнулась, — Я не отбивать тебя пришла, больно ты мне сдался, — окей, почти обидно, — А наоборот — помочь. — Кому я должен продать душу за такую милость? — Торп скептически выгнул бровь, — Не помню, чтобы ты помогала кому-то бескорыстно. И… с чем? — С девочкой-готом, — Бьянка сощурилась, — Все мы видим как она от тебя бегает весь семестр, но её соседка — та ещё сорока, ты же знаешь. И всю неделю школа живёт с рукой на пульсе — отошьёт ли тебя Аддамс в этом году. — Ты уверена, что злорадство — равно помощи? — Вся школа, но не я, — подойдя к художнику вплотную, девушка хищно улыбнулась и передёрнула плечами, заставляя парня обратить внимание — всё время она держала руки за спиной, — Я знаю что будет завтра вечером. И поэтому у меня есть для тебя подарок, но только при одном условии — ты откроешь его только завтра вечером, перед тем, как будешь собираться на бал. — Чего ты от меня хочешь? — Ксавье нахмурился, — Я не собираюсь играть в твои игры, Бьянка. Поиздевайся над кем-то другим. — О, да тебе душу кошки выскребли, да? — Барклай хмыкнула, — Не та ли кошка, которая второй год подряд перед твоей лодкой хвостом машет? Но, если мне не изменяет память, в этом году выиграли именно вы. — И ты до сих пор злишься, — Торп устало откинул голову назад, встречаясь со стеной. — Просто открой это завтра вечером, Ксавье, — схватив парня за руку, сирена вложила в сухую ладонь прямоугольную коробочку из чёрного бархата, — Завтра вечером. Поверь, я узнаю если ты вскроешь её раньше. Подмигнув, Бьянка ушла, хлопнув дверью. Торп только закатил глаза и сжал коробочку в руках, успокаиваясь. Барклай всегда умела перевернуть чувства парой колких фраз. В этот раз у неё вышло превосходно, злость клокотала в горле. Ксавье и так не знал что думать, а теперь сирена посадила в него одновременно и надежду, и сомнения. Парень смертельно устал от того, как Аддамс от него убегает. Сначала делает шаг на встречу, а потом убегает, заставляя художника мучиться в догадках. Вечер всё покажет.***
Электронный циферблат показывал неминуемое — почти восемь, скоро начало бала и он обязан зайти к Аддамс. Девушке, которая сегодня даже не объявилась на уроках. На пару с сиреной, что заставило задуматься — а не приложила ли Барклай к этому руку. Больно сладко пела, что знает чем закончится вечер. К неприятному осознанию, Ксавье даже не поинтересовался какая тематика в этом году и метаться в поисках рубашки определённого цвета — далеко не первое желание в списке на этот вечер. Но какое удивление накатило на художника, когда стоило ему выйти из душа, а на постели лежал чехол с чёрным смокингом. — Это ещё что за… — оглянувшись, парень нахмурился и расстегнул чехол, вытягивая костюм на вешалке и присвистнул, — Вампирская классика, да? То, что в мутном чехле сначала показалось обычным смокингом — на деле оказалось фраком с узкими штанами и стрелками. Воздушная рубашка цвета старой бумаги с высоким горлом и пышными рукавами, по запястью прошитые тканью внахлёст, создавая изломы. Воротник стойка, позолоченные круглые плоские пуговицы и жабо в цвет рубашки. С тремя ярусами, складками как на рукавах и овальным бардовым камнем в тонкой золотой оправе. На ленте. Фрак чёрный, с не самыми узкими рукавами и золотистой строчкой по лацканам. Удлинённая спина, скрывающая тело до середины бедра, довольно узкая, чёткий угол плеч, застёжки в виде четырёх тонких цепочек. В чехле нашли чёрные атласные перчатки, которые подозрительно хорошо сели на длинные узловатые пальцы художника. И записка. Аккуратная, с красивым почерком под наклоном и всего одной фразой «Можешь открыть коробку». — Бьянка… Переодевшись, Ксавье зачесал волосы назад и взялся за крышку коробочки. Закусив губу, Торп чертыхнулся и резко потянул вверх, с тихим щелчком раскрывая бархатную шкатулку. Брови взлетели вверх. На серой подушечке лежала заколка — на золотой основе, с витиеватыми листьями и инкрустированная чёрными и алыми камнями. И такой же кусочек бумаги как и в чехле — «на висок». Ксавье ухмыльнулся. — Я бы догадался.***
Облизнув сухие губы, Торп сжал ладонь в кулак и немного нервно постучал в дверь, делая шаг назад. Набрав в лёгкие побольше воздуха, парень рассчитывал услышать что-то вроде «не сегодня», но через пару секунд дверь распахнулась и Ксавье натурально проглотил язык. Встревоженная, дёрганная, но убийственно красивая. Уэнсдей круглыми глазами смотрела на юношу и несколько раз открыла и закрыла рот, пытаясь подобрать слова, но с громким щелчком подняла нижнюю честью, клацая зубами. Вечно собранные волосы аккуратными волнами спускались по бледной шее и узким плечам, скрывая одно и уходя на спину. Тонкую шею в кольцо брал чокер из серых бусин с чётким мотивом: укус в шею. На сонной артерии бусы становились алыми и спускались вниз по шее, касаясь острых ключиц. Чёрное платье девушки открывало плечи, но скрывало декольте полосой воздушной ткани внахлёст. Талию сковывал кожаный корсет с золотистой строчкой и набалдашниками шнурков плетения, которое располагалось спереди. Пышная юбка, заканчивающаяся немного ниже колена и уходящая в полупрозрачный подол, который водой струился за девушкой, скрывая непозволительно высокий толстый каблук обуви. Подведёнными чёрным глаза казались ещё больше, а обсидианы ещё темнее. Моргнув, Аддамс быстро облизнула тёмные губы и сцепила руки вместе перед собой, обращая внимание Торпа на тонкий слой полупрозрачной ткани рукавов и сетчатые перчатки. В волосах Уэнсдей, на правом виске, будто в отражение Ксавье, была такая же заколка. — А… Молчи. Я чувствую себя глупо, — закрыв за собой дверь, Аддамс вплотную подошла к Ксавье и, о господи, она действительно стала выше, — Я нашла твоего злейшего врага. — Что?..- Торп вопросительно выгнул бровь, но когда девушка взяла его за руку, художник обронил смешок, — А, я понял… — Переполняют эмоции? — Начиная с твоего наряда. — Не смей это рисовать.***
Ксавье начал мечтать чтобы этот вечер не заканчивался. Кружить миниатюрную Уэнсдей в вальсе показалось настоящей благодатью. Девушка позволяла себя вести, без неловкости касалась его рук и плеч, кружась в танце и оставляя за собой чёрный шлейф подола. Она определённо притягивала взгляды — это был риторический вопрос. Кого благодарить за столь отлично подходящие костюмы Торп уже понял, сирена слишком часто метала в них довольные взгляды и улыбки. Кивнув Бьянке, художник сдержанно улыбнулся и чуть сильнее обхватил тонкую талию Аддамс. — Мне начинать ревновать или просто отдавить тебе ноги? — М? — удивлённо подняв брови, Ксавье вернул взгляд на Уэнсдей и усмехнулся, — Это просто благодарность. — Тогда не отводи от меня глаз. — Это приказ? — сделав очередной поворот, Торп склонился к уху брюнетки, — Ты уже слышала как прекрасна этим вечером? — От слащавости твоих слов у меня сахарный диабет начинается, — Уэнсдей пожала плечами и сдержано улыбнулась, — Я засчитаю этот комплимент. Хоть что-то интересное за этот вечер. — Тебе здесь уже наскучило? — Может, в этом году они потратятся на свиную кровь? — Не выйдет. Сынок мэра кружит вокруг Бьянки уже битый час. Вряд ли кто-то рискнёт нанести нам визит. — Тогда что мы здесь забыли? — Хочешь сбежать? — Прямым текстом на это указываю.***
Смеясь, Ксавье едва ли не ввалился в мастерскую и на ощупь включил свет, откидывая влажные волосы с лица. Стоило сбежать из школы, как полил дождь, заставляя поскальзываться на влажных листьях и то и дело подхватывать Аддамс за руку, пока та пыталась не оставить в грязи каблук или кусок платья. Тщетно, набойку девушка таки потеряла. Тяжёлые туфли в один взмах руки полетели вглубь мастерской, а девушка ловко выудила из-за двери смятые кеды, в которых могла передвигаться по навигатору — всё же, у Ксавье нога порядком больше, поэтому маленькие стопы Аддамс могли вполне влезть в один кед. Сдув мокрую прядь с лица, девушка гордо задрав голову прошлёпала по мастерской к стулу, поднимая локти практически до плеч — настолько ей пришлось задрать руки чтобы поднять все слои платья и подол, дабы не исполосовать пол водой, грязью и листьями, забившимися в шлейф. Ксавье и закрыл лицо ладонью и засмеялся, одной рукой пытаясь снять фрак. — Смешно тебе, плебей? — Более чем, — Торп скинул промокшую ткань на вешалку и отбил туфли друг о друга, стряхивая возможное количество грязи и листьев — кеды нагло украли прямо на глазах. Усмехнувшись, Уэнсдей оглянулась. Рассматривая полотна, девушка недовольно цокнула языком. — Ты ничего не закончил? — Ты не оставила мне выбора, — Ксавье спрятал руки в карманы и подошёл к мольберту, — Всю неделю кисти из рук валятся. Не знал что и думать. — Думал, что я опять сбегу? — нахмурившись, Уэнсдей вместе со стулом переместилась к мольберту, разглядывая чёрного ворона на сухой ветви дерева. Незаконченного, — Тогда я исправлю этот недочёт, — схватив кисть, девушка раскрыла тюбик чёрной краски и обмакнула волоски, занося руку над мольбертом, — Можешь попытаться меня остановить, но тогда тебе придётся закончить. — Я попытаюсь тебе помочь, — улыбнувшись, Ксавье притянул к себе табурет и сел, с интересом разглядывая Аддамс, — Я подскажу. Давай. Привычно нахмурившись, Уэнсдей собрала волосы в хвост — резинкой, которую стащила с подставки мольберта, — и воткнула кисть в него же, после чего отодвинула свой стул и присела на бедро Торпа, с вызовом вглядываясь в ворона и вынимая кисть из волос, — С чего мне начать? Удивлению юноши не было предела. Несколько раз глупо моргнув, Ксавье шумно сглотнул и перевёл взгляд с затылка Уэнсдей на незаконченный холст. Облизнув пересохшие губы, Ксавье аккуратно накрыл руку девушки своей и направил на холст, помогая наносить слабые мазки чёрной краски по перьям птицы. Аддамс быстро адаптировалась и начала давить на кисть чуть сильнее, не боясь ошибиться там, где чётко понимала расположение перьев. Торп оторвал взгляд от картины, слабо двигая рукой чисто механически, скорее опираясь на движение кисти девушки, и взглянул на профиль брюнетки. Она выглядела довольно сосредоточенной, но в это же время расслабленной. Сердце забилось в горле. Прикрыв на мгновение глаза, Ксавье проклял себя тысячу раз и не позволил передумать — подался вперёд, утыкаясь носом в плавный изгиб шеи и плеча Уэнсдей. Та вздрогнула и немного повернула голову, щекой касаясь влажных волос Торпа. — Ксавье?.. — остановившись, Аддамс отвела руку от холста и затихла, ощущая, как узловатые пальцы художника расслабляются на её кисти. Воткнув кисть в хвост, она стянула перчатку с руки парня и отвернулась к холсту, вооружаясь кисточкой поменьше и вновь окуная ворс в чёрную краску. Странное чувство на кончиках пальцев не давало покоя, пока Торп не обхватил талию Уэнсдей второй рукой, сжимая девушку в лёгких объятьях и пряча лицо в её шее и волосах. Парень думал, что та сразу же отвесит ему пощёчину или что-то в этом духе, но Аддамс расслабилась в его руках и позволила спине немного согнуться, продолжая вырисовывать перья. Она не собирается убегать. Решение было принято ещё тогда, когда рассвет забрезжил у дороги.***
Лунный свет едва пробивался в мастерскую, освещая ворона, тщательно вычищающего свои перья и каркнувшего на альбомный лист, лежащий рядом с мольбертом. С бесконечно вальсирующей парой в чёрном.