выполнять обещание.

— Это же надо быть настолько… — Великолепным? — Джокер прыгнул на кресло рядом с Нигмой, взял рядом стоящую красивую трость с вопросительным знаком и начал крутить её в руках, рассматривая. — Невыносимым. — Эдвард злобно выдохнул, резко закрыл ноутбук, отчего рядом сидящий мужчина вздрогнул и сразу перевёл взгляд на него. — Ты какой-то злой. Расслабься. Хочешь я… — Я хочу, чтобы ты заткнулся наконец-то — Прервал очередной бред Эд и, выхватив свою трость из рук Джокера и поставил её на место, встал с места, пытаясь отвлечься. — Эй, я ведь могу и обидеться — Джокер сложил руки на груди, надул щёки и показательно отвернулся. Загадочнику хотелось разбить свою голову. Он, великий ум, человек, знающий практически всё, не мог объяснить, как он поселил этого.невыносимого, шумного, неусидчивого клоуна в своей квартире. И именно он был инициатором этого. Эд готов был себе поклясться, что в тот момент у него явно было что-то с головой. Так же он не мог объяснить то, почему чувствует что-то к Джокеру. Казалось, что Загадочник никого, кроме себя и загадок не любит, но это было не так. Жертвуя тишиной и личным пространством, он сделал так, чтобы этот большой опасный ребёнок был всегда под присмотром и не творил ничего на улицах, чтобы «самый великий детектив в маске» (на самом деле человек, с максимально посредственным мышлением) не запер Джокера в аркхем. Эдвард не хотел, чтобы его забирали. И был готов жертвовать практически всем, лишь бы этого не произошло. Да, Нигма признавался сам себе, что его характер тоже не идеален, и, возможно, местами тоже несколько невыносимый. Но по сравнению с этим прекрасным ублюдком с белым ебалом… Энигма расправил свои рыжие волосы, вздохнул и подошёл к Джокеру. — Ладно, прости. Просто много работы, и надо сделать всё быстро. Джокер знал, как Эду трудно даются слова извинения. Знал и всегда наслаждался этим. Клоун хмыкнул. — Мм… Ох, Эд, ты меня обидел так сильно, до глубины души. — Он наигранно положил руку на сердце и откинулся на спинку кресла, закрыв глаза, карикатурно делая вид, что ему плохо. Загадочник нахмурился. — Мне на колени встать? — Уголки губ приподнялись. Он представил картину, как стоит на коленях и вымаливает прощение у Джокер. Да чтобы он так сделал? Никогда. — Вставай. — Джокер улыбнулся, оживился и сразу посмотрел на Эда, который возмущённо глотал воздух, не зная, что сказать на такую наглость. — Что? Нет! Долбаёб конченный. — Нигма сжал кулаки, челюсть напряглась. Как человек, живя в чужой квартире, позволяет себе такую… — Тебе нравится смотреть, как мне плохо? — Удивительная способность входить в роль, казалось, всю жизнь была у клоуна. Потому что такому научиться невозможно. Уголки его губ сразу опустились, на лице было страдание и безграничная боль, и всё его тело будто кричало «мне хуёво, кусок ты дерьма!» — А тебе нравится смотреть, как я унижаюсь? Джокер не смог сдержать тихий смешок от этой фразы, но быстро вернулся в роль. Загадочник чувствовал безграничную злобу на него. Но при этом хотелось, чтобы всё это поскорее кончилось, и он мог наконец-то вернуться к работе. — Неужели попросить прощение за оскорбления — это унижение? — На коленях? — На коленях ты будешь немного иначе прощение просить. Нигма не знал, как в этот момент не размазал мозги Джокера по комнате. Джокер понял по виду Эда, что если ещё скажет хоть слово, то будет собирать своё лицо по частям. Но это было так весело. — Не заводись так. Обещаю, я потом и слова без разрешения не пророню. Клоун был похож на котёнка. На наглого котёнка, которого, по счастливому (не для всех) стечению обстоятельств не утопили в реке вместе со своими братьями. Эдвард не знал, в какой момент жизни свернул не туда. Находясь рядом с Джокером, казалось, что он вообще ничего не знает. Это было, конечно, не из-за ума клоуна (который был далеко не малым), а из-за того, что Загадочник искренне не понимал, как оказался в такой ситуации. А если он не понимал чего-то, вроде бы, элементарного, то как можно понимать что-то более трудное? Он скинул с себя пиджак, нервно бросив его на на стул. Похуй. Было уже похуй на вид одежды, потому что он прямо сейчас уничтожает своё достоинство своими руками. Джокер замер. Нигма снял перчатки, положил руки на бёдра клоуна и медленно, пытаясь пересилить своё эго, которое в истерике орало, что он творит сущую хуйню, опустился на колени. — Что ты.. — Мне очень надо поработать. Я надеюсь, ты сдержишь своё обещание. Джокер одобрительно замотал головой, не веря, что это происходит. Он не представлял, насколько важным было то, что Эд пытался сделать, раз согласился на такое. Он чувствовал внутри себя что-то очень отдалённо похожее на стыд. Может ли испытывать что-то такое человек с полным отсутствием совести? — Ты меня не убьёшь после этого? — Клоун хохотнул и сразу замолчал под пристальным серьёзным взглядом Эда. Джокер всегда знал, насколько Загадочник красивый и, даже несколько, властный. Даже стоя на коленях от выглядел так изящно и грозно одновременно, что хотелось взвыть от прекрасности этой картины. Джокер очень любил Нигму и никогда не стеснялся в этом признаваться. Ни ему, ни самому себе, ни всему ебанному миру, если это потребуется. Конечно, он не мог сказать, в какой конкретно момент жизни это началось, но это было что-то настолько мелкое и незначительное. Смысл думать о том, как это произошло, если это уже произошло? Клоун вышел из мыслей, когда его заставили привстать, чтобы Эдвард мог стянуть с него штаны с бельём. Загадочник провёл рукой по бедру Джокера, смотря снизу вверх настолько заворожительно и властно, будто сам Джокер сейчас стоит на коленях. — Ты очень красивый. — Я знаю. Нигма чувствовал, какие волны мурашек проходят по телу клоуна, когда тот просто трогал его ноги. Такие же белые, как и его лицо, ноги. На самом деле, очень красивое и необыкновенное зрелище, если, конечно, хотя-бы на миллиметр не представлять, как именно человек получил белоснежный оттенок кожи. Джокер не помнил своего прошлого, из-за чего его не знал и сам Энигма. Он долгое время пытался строить предположения, как это произошло, но понял, что это бессмысленно. Прошлого это не изменит, да и Джокера оно не волнует, так почему оно должно волновать кого-то другого? Эд слишком долго гладил ноги мужчины. Они оба витали в своих мыслях и будто оба забыли, что вообще происходит. Первым очнулся Загадочник, вспомнив о том, какое важное дело ждёт его в компьютере. Джокер дёрнулся, когда почувствовал руку на своём члене, и опустил взгляд вниз. Какой же Эдвард… Мысль не получила свой логический конец. Нигма провёл языком по всему органу. Зрелище незабываемое. Клоун не знал куда себя деть. Он откинул голову. — Ты же так этого хотел, так чего ты отворачиваешься? — голос звучал словно изнутри, лился в голове Джокера, протекая по венам прямо в мозг. — Смотри на меня. И Джокер смотрел. Смотрел, не отводя взгляд. Смотрел, как некогда уложенные рыжие волосы выбивались из общей причёски, спадали, из-за чего Эд нервно поправлял их за ухо. Клоун неуверенно протянул руку и собрал его волосы в какое-то подобие хвостика, если с этой длинной это можно так назвать. Нигма поднял голову. На его губах была небольшая улыбка. — Чувствую себя шлюхой. — Если так, то ты самая лучшая шлюха, которую я только встречал. Я выкупаю тебя. Эдвард всегда делал всё идеально. Не «старался делать всё идеально», а, каким-то чудом, у него всегда получалось всё идеально. Может, потому что он сам по себе идеален? Даже ебанный отсос у него получался идеально. Неужели на курсы ходил? Нигма не сводил глаз с Джокера. Смотрел, держал зрительный контакт, из-за чего внутри всё сжималось, будто внутренности решили устроить гражданскую войну. Красивый. Обворожительный. Очаровательный. Прекрасный, умный, великолепный. Вот о чём хотел подумать Джокер. Ему было смешно с самого себя. Но это было то, что он чувствовал, и от этого не уйти. А уходить и не хотелось. Кончил клоун быстро. Загадочник продолжал сидеть, глотал воздух и нервно поправлял волосы, пытаясь отвлечься. Просто смотря на это, Джокер понимал, как эго Эда пожирает его. Эдвард мотнул головой и встал. Было жарко. Хотелось снять с себя всё и залезть под холодный душ. Он не знал, как согласился на это. Видимо, он и впрямь ничего не знает. Но можно ли назвать унижением то, что ты удолетворяешь своего…возлюбленного? Даже если он тебя и «шантажировал». Едва ли. Он признавал, что ему надо многому научиться, будучи в отношениях. И он был готов это делать. Даже был готов ставить не себя на первое место. Не всегда, конечно. Далеко не всегда. Умывшись холодной водой, Эдвард кинул пиджак в шкаф, чуть не запихал его, и наконец сел в кресло за стол. Джокер не мог перестать смотреть. Загадочник казался таким...живым. Растрёпанный, красный, витающий в своих мыслях, нервно постукивающий пальцами по столу. Но даже так он был идеален. Джокер сдержал своё обещание. Он умеет держать обещания, особенно, если хорошо попросить.