Прерванный поцелуй

Еще никогда в прекрасно охраняемой резиденции Шредера не было такой жуткой атмосферы, как теперь. Казалось, сам воздух таил в себе какую-то жуткую опасность, сделать вдох - как рисковая безумная авантюра, выдох - дать врагу лишний шанс рассекретить твое убежище. В дальних помещениях особняка, где располагались жилые покои хозяина и его дочери, вот уже третий день, вздрагивая от любого шороха, в страхе существовала (этот ад и жизнью-то нельзя назвать!) девушка. Пленница, заложница собственного ужаса. Она боялась даже уснуть. А если силы сопротивляться сну уже подходили к концу, то девушка, не раздеваясь, сворачивалась в низком кресле, иногда ей даже удавалось задремать на несколько минут, не больше. Всегда надо быть начеку – мастер никогда не сможет застигнуть ее врасплох; он не причинит ей зла, пока она может бороться за свою жизнь. Липкий страх, холодный пот. Пытка временем. Секунды, казавшиеся часами, дни, тянувшиеся годами. Доведенная своими страхами до крайности Караи боялась, что на пороге вот-вот возникнет отец и прикажет отправляться в колледж. Нет, "прикажет" – это не подходящее слово, звучит как-то по-доброму. Он просто запихнет ее в машину, а именно в багажник, и выбросит у дверей какого-нибудь Нью-Йоркского колледжа-интерната, где девушку сразу схватят здоровенные тупые охранники и потащат в здание, которое станет ее тюрьмой. Куноити только и успеет увидеть удаляющуюся черную BMW и ворота, закрывающиеся за выехавшей с территории машиной, навсегда отделяющие Караи от мира. А Шредер даже не высунется из окна, чтобы в последний раз посмотреть на нее, жестоко несоразмерно преступлению наказанную дочь. Он просто вычеркнет ее, вечную неудачницу в его глазах, из своей жизни. То, что сейчас каникулы, издергавшейся, толком не спавшей, переживающей за свою дальнейшую судьбу Караи даже в голову не приходило – страх блокировал любые здравые мысли. Измученная неизвестностью, мечтающая только об одном, чтобы эта пытка скорее закончилась (даже не важно чем, пусть хоть черлидерством, девушка уже на все согласна), Караи поплелась к отцу и обреченно спросила, когда он намерен уже избавиться от нее. Мастер, крайне недовольный ее визитом – дочь прервала его чаепитие – посмотрел на куноити, но ничего не ответил. Только лишь одним презрительным взглядом выставил ее за дверь. И Караи покорилась, ушла. Отец никогда не показывал своих эмоций, редко снисходил до бесед с кем-либо, а уж получить от него какие-либо пояснения было практически невозможно. Но дочь, за много лет привыкшая к такой манере общения Саки, обращала внимание на любую мелочь в его поведении, все то, что могло хоть как-то помочь ей понять мастера. Медленно возвращаясь в свои покои, Караи мысленно прокручивала в голове "разговор" с отцом. И вот, при очередном "просмотре" воспоминаний, она вдруг заметила одну деталь: что-то практически неуловимое на долю секунды мелькнуло во взгляде Шредера, мстительно-издевательское... И тут девушка все поняла... Что может быть хуже того, что тебя, куноити до мозга костей, наследницу великого рода отправляют в какой-то затрапезный колледж?! Что может быть хуже того, чтобы вместо тренировок и великих дел тратить время на тупую ненужную учебу и недалеких одноклассников?! Что может быть хуже того, чтобы насильно стать черлидером?! Что может быть хуже того, что твоя жизнь правой руки лидера клана Фут (да плевать, что там считает отец! Караи думает именно так!) вдруг становится бессмысленной и заурядной?! Что может быть хуже того, чтобы остаться без оружия, которое, сколько себя помнила Караи, всегда было при ней?! Что может быть хуже всего этого?! Поверить... Девушка со злости вдарила ногой в стену своей спальни. Поверить, что мастер так опозорит свой род! Караи бросилась на постель и принялась, вымещая злость, лупить подушку. Повелась! Куноити, конечно, сначала, еще тогда, сомневалась, думала, что отец никогда так не запятнает честь рода, а тем более свою... Он, как самурай, очень щепетилен в этих вопросах... Но ведь Саки был так убедителен в своей ледяной ярости, так равнодушен к ее слезам! И она поверила! Валялась у него в ногах. Рыдала перед ним, уткнувшись лицом в его колени... Отец ведь не помиловал ее – Караи точно это знала – Шредер все заранее рассчитал! Какое тонкое изощренное наказание. Саки достиг своей цели! Он знал, что делал! Недаром ведь лидер клана! Мастер! Да еще какой! Караи, всегда мечтавшая достичь уровня Шредера, вполне искренне даже сейчас восхищалась отцом, его мастерством, его выдержкой, но... Теперь она мучилась от того, что призналась в собственной слабости, показала ее. Надо было выдержать его удар! И пойти на "казнь" достойно, решительно, с честью. А то Караи, тренированную куноити, развезло до слез, как домашнюю девочку! И она дезертировала в свою комнату! Конечно, не все назначенные Караи наказания были угрозами только на словах. Запрет на ношение оружия, собственных солдат и власть действует вполне ощутимо, проявляя себя во всех сферах жизни девушки. Ну и появляться в обществе можно только с отцом. Домашний арест да и только! Теперь Караи даже без лишней надобности предпочитала не покидать своих покоев. Нет, не отец велел ей это. Она сама так решила. На всякий случай, опасаясь лишний раз увидеть Саки. Спровоцированный ее попыткой избавиться от Рокси гнев все еще владел Шредером. Казалось, Саки совсем забыл о Караи. Но нет, он все отлично помнил, только сейчас ему было совсем не до разбирательств с дочерью. Мастера беспокоило совсем другое, а вернее, другая – Рокси, состояние которое день ото дня становилось все хуже и хуже. С того памятного бреда, когда девушка только уснула, как показалось Саки, прошло уже три дня, а пробуждение так и не наступило. Сознание не возвращалось, и объяснимых причин происходящему не было. Акихиро, практически неотступно находившийся рядом с ней, поддерживал жизненные функции ее организма витаминными инъекциями, периодически колол обезболивающее – ведь глубокий обморок мог быть следствием болевого шока. Но душа Рокси, несмотря на все принимаемые меры, была где-то далеко. Когда Саки отпускал врача отдохнуть, то оставался рядом с подростком сам, все также не подпуская никого иного. Шредер надеялся, он желал, мечтал увидеть ее в сознании и, наконец, избавиться от своей раны, все еще тревожащей его ноющей болью. А если и оставшейся от удары катаной шрам рассосется благодаря силе подростка, то такой находке (добыче) просто цены нет! *** Сегодня вечером, как и всегда, по уже устоявшейся традиции Шредер посетил небольшую комнату, граничащую с его спальней. Ничего не изменилось – это было заметно сразу. Все тот же диван и все та же девушка, укрытая по подбородок бамбуковым одеялом. На полу, застланном татами, сидит все тот же врач, Акихиро, который даже при всех своих знаниях и несомненном таланте в области медицины помочь сейчас ничем не мог. Еще с порога, бросив быстрый взгляд на лежавшее на диване, производящее тягостное впечатление, практически безжизненное тело подростка, Саки, догадываясь об ожидавшем его ответе, но все же желая лучшего, вопросительно кивнул врачу. Акихиро тяжело вздохнул и отрицательно покачал головой. Шел уже третий день неизвестности, и положение нисколько не менялось. Ситуация так и оставалась критической. Повелительным жестом изгнав врача, Шредер еще немного постоял, пристально вглядываясь в лицо подростка, потом, опустившись на татами у дивана и приняв позу лотоса, прикрыл глаза. Вызвав в памяти внешний вид раненого подростка, Саки сосредоточился на своих ощущениях. Тело. Просто оболочка. Физические страдания, боль. Но нет страха, тоски, каких-то желаний, нет эмоций, нет мыслей. Только тело. Без души. Одиночество. Идея пришла неожиданно и по сути была абсурдно-циничной, но Саки не мог допустить гибели подростка (разумеется, ухода в никуда ее силы), а потому следовало попробовать и последний способ. Для достижения целей Шредера все средства хороши. Саки встал и снова взглянул на бледное осунувшееся лицо Рокси. Она удобно лежала на спине, ее поза как раз идеально подходила для задуманного им. Пора действовать. Мастер откинул одеяло, обнажив ее худое тело, казавшееся таким маленьким и почти прозрачным из-за неестественной болезненной бледности. Левая рука Саки прошла под коленями Рокси, а правая, скользнув под лопатками, проминая матрас и одновременно чуть приподнимая девушку, сжала ее плечо. Саки взял Рокси на руки и, усевшись на постель, устроил подростка у себя на коленях. Он закинул одну ее руку себе за шею, склонил голову Рокси к своему плечу и прижался щекой к ее макушке. Некоторое время послушав ее рваное дыхание, Шредер, успокаивающе поглаживая подростка по спине, заговорил тяжелым, низким, чуть хрипловатым голосом, мгновенно перешедшим в полушепот: - Рокси, солнышко мое... Придется импровизировать. Шредер ничего не знал о девушке наверняка, кроме ее имени и того, что она в бреду успела о себе "сообщить". Не так много. Но и не слишком мало. Вполне подходит для задуманного. В полной опасностей жизни Саки случались переделки и похуже. Слова подбирались не очень хорошо, но не из-за волнения – мастер был спокоен, а из-за непривычной роли, в которой ему сейчас довелось выступать – любящего отца, каким он никогда не был в жизни, да, возможно, и не стремился таким стать. Хотя никто не знал, что творилось в его закрытой от посторонних глаз душе; любил ли он Караи или нет, во всяком случае: он никогда не показывал этого, даже дочери. - Ты слышишь меня? Это я, твой папа. Радость моя, где ты? Почему ты не возвращаешься к нам? Мы с мамой страдаем, скучаем без тебя, Рокси. Пожалуйста, не покидай нас, не умирай... Не уходи! Останься! Доченька моя... Милая моя... Рокси... Помнишь, как нам было хорошо и весело вместе? А теперь нам очень плохо без тебя. Ты не с нами. Помнишь, когда ты была маленькой и тяжело заболела, а я рассказывал тебе сказки? Тебе нравилось, ведь верно? Тогда мы были счастливы. Как только ты вернешься, я расскажу тебе новую сказку, я придумал ее совсем недавно, ты такой еще не слышала. Бедная девочка моя, не бойся, все плохое позади! Рокси, только вернись, мы с мамой все для тебя сделаем. Я буду защищать тебя ото всех. Моя маленькая несчастная, теперь все будет хорошо. Девочка моя... Рокси... Саки, насколько мог, нежно покрепче обнял ребенка, но в тоже время достаточно аккуратно, стараясь не потревожить ее уже начавшую затягиваться рану на груди, и совсем тихо добавил: - Я тебя очень люблю... Наверняка, отец ей это постоянно твердит! Судя по сказанному девушкой в бреду и постоянным попыткам безнаказанно обнять "отца", он сентиментален, а значит, такие слова для него естественны, и все вышло вполне натурально. Шредер, как можно осторожнее, уложил девушку в постель и так же, как тогда, поцеловал ее в лоб – все, действо должно быть логично завершено, и такое решение вполне подходит в данной ситуации. Но Саки не спешил уходить, продолжая сидеть на постели рядом с ней, он несколько раз провел рукой по ее лицу, откинув спутанные волосы, и добавил: - Живи, только живи... Ты мне нужна...