Не заморозить льду, не замести снегам

Свиток с печатью дворца Тасюэ белел подобно снегу, усыпавшему склоны северных гор. У подножья стоял ясный день, но дальнейшую дорогу скрывала метель, а с вершин сползала вечерняя мгла, грозя окутать своих припозднившихся гостей. Мо Жань еще раз нервно перечитал послание, почти уткнувшись носом в бумагу, пока Чу Ваньнин зябко потирал ладони друг о друга. Вид учитель имел самый что ни на есть мрачный. – Здесь точно сказано, что нас встретят, – произнес Мо Жань, кажется, уже в четвертый раз. – Должно быть, заклинатели дворца Тасюэ уже ушли, не дождавшись только нас. – По чьей вине, интересно, – голос Чу Ваньнина казался холоднее, чем снег на его меховом капюшоне. Мо Жань принял вид пса, поджавшего хвост. Он, конечно же, помнил о приглашении главы Мина, совершенно точно помнил… однако под покровом ночи тело Чу Ваньнина было чересчур манящим, чтобы выпустить его из рук как после первого, так и после третьего раза, за которым последовал четвертый. Обессиленные страстью, возлюбленные заснули в объятиях друг друга только на рассвете и покинули свой дом гораздо позже, чем было запланировано изначально. Ничего удивительного, что никто не стал дожидаться двух заклинателей-отшельников, должно быть, посчитав, что они проигнорировали приглашение. Это вполне могло бы быть так; однако в списке гостей значилось имя Сюэ Мэна, которые наверняка расстроится, если два самых дорогих ему человека так и не появятся. Чу Ваньнин особенно заметно вздрогнул, выдернув Мо Жаня из его мыслей. Мороз постепенно пробирался под меховые накидки, замораживая само желание находиться здесь, в обители режущего ветра и колючей зимы. Мо Жань притянул к себе Чу Ваньнина и обхватил его обеими руками, невзирая на сопротивление обиженного учителя. Тот пару раз фыркнул и устроился удобнее, пригревшись возле своей живой печки. Словно разнеженный кот, сменивший гнев на милость и спрятавший когти в мягкие подушечки. – Мы можем попробовать добраться к дворцу Тасюэ своим ходом, – задумчиво произнес он спустя какое-то время. Но Мо Жань покачал головой: – Дворец Тасюэ надежно скрыт от посторонних глаз лучшими заклинателями, подчинившими саму природу гор. Если вновь полетим на мечах, вьюга собьет нас с курса. Если же пойдем пешком, то нас быстро похоронит под снегом, – он невесело усмехнулся. – Поверь, золотце, я хорошо помню свои визиты в эти места. Чу Ваньнин непонимающе замер, а затем глаза феникса широко распахнулись. Фрагменты прошлой жизни мимолетно обожгли разум горячим от крови алым снегом и болью чужой утраты. Торопливо прогнав их, учитель поймал лицо своего ученика ладонями и коснулся лбом его лба. – Не надо, Мо Жань, – он легко тронул губами чужую морщинку меж болезненно сведенных бровей. – Не думай об этом. Я рядом, я с тобой. Глаза Мо Жаня прояснились, будто водная муть улеглась на дно, явив взору прозрачное озеро чистой нежности. Подавшись ближе, он прильнул к губам своего учителя, и пылкость этого поцелуя кипящей лавой потекла по венам обоих мужчин, согревая до кончиков пальцев. Увлекшись друг другом, они не сразу расслышали деликатное покашливание. Чу Ваньнин едва не отпрыгнул в сторону, залившись ярким румянцем, но увяз в сугробе одной ногой и вынужденно остался в объятиях Мо Жаня. Оба они воззрились на изящного юношу с пипой в руках, облаченного в серебристо-белые одежды, будто покрытые сверкающим инеем. Слуга дворца Тасюэ во все глаза смотрел на прославленных заклинателей, но тут же взял себя в руки и низко поклонился. – Дворец Тасюэ приветствует Чу-цзунши и Мо-цзунши. Пожалуйста, позвольте сопроводить вас. Повернувшись к горному подъему, юноша провел пальцами по струнам пипы и сыграл несколько нот. Это была «Песнь вьюжного ветра», мгновенно утихомирившая непогоду; снежная мгла развеялась, распахнув над их головами полотно вечернего неба, на котором зажглись первые звезды. – Час поздний, – сказал юноша из дворца Тасюэ. Судя по всему, он ожидал объяснений причин опоздания или же пытался завязать светскую беседу, как того требовали манеры; но оба заклинателя неловко кивнули в ответ и промолчали, не оставив ему иного выбора, кроме как перейти к делу. Убрав пипу за спину, юноша первым шагнул на тропу. – Прошу вас проследовать за мной. Протоптанная меж сугробов цепочка следов, открывшаяся гостям после игры на пипе, вела к острому пику горы Куньлунь – самому отдаленному и труднодоступному из всех уголков заклинательского мира. Но вопреки обыкновению, на ее суровом склоне приглашающе сверкали разноцветные огни, складываясь в стрелки. Яркими стайками в вечернем полумраке они окружали скалы искристой длинной цепью, конец которой указывал прямо на… – Озеро Тяньчи, – неверяще выдохнул Мо Жань. Ему показалось, что кровь застыла в его жилах при виде этих обледеневших скал. Место последней битвы Тасянь-цзюня в прошлой жизни, забравшее у него Чу Ваньнина. Однако сейчас вид на озеро совершенно отличался от зловещей тени из воспоминаний. Приветственные огни озаряли множество белых кабинок вдоль берегов, а в центре ледяного зеркала застывшей воды сверкала величественная конструкция изо льда и снега. Мо Жань прищурился, пытаясь разглядеть ее. – Что это? – О, так наши мастера воссоздали символы каждого из приглашенных великих орденов, – с готовностью ответил сопровождающий. – Их главам предварительно было направлено письмо с просьбой уточнить, что именно они желают увидеть как олицетворение своего родного дома. Они подошли ближе к одному из рядов зрительских кабинок, открывавших вид на центральную часть озера. Конструкция теперь возвышалась прямо перед ними, переливающаяся всеми цветами под воздействием волшебных огней. – Вы можете найти среди других и свой орден. Уверяю, пожелания вашего главы были учтены дворцом Тасюэ со всем уважением, – произнес юноша. Мо Жань и Чу Ваньнин дружно подняли головы, вглядываясь в переплетение символов, искусно выточенных изо льда. На них глядели мечи с узорчатыми рукоятями, оскаленные головы тигров, цветы пиона, миски крабового мяса, мешки с деньгами… Что из этого выбрал Сюэ Цзымин как символ пика Сышэн? Мо Жань обошел несколько кабинок, чтобы подобраться ближе. Он на мгновение отвел глаза от ледяной скульптуры, запнувшись о камень на дороге, а подняв взгляд, так и замер на месте. В груди его стало одновременно холодно и жарко, будто раскаленное железо окунули в кипящую кровь. – Учитель, – тихо сказал он. – Кажется, я нашел. Чу Ваньнин подошел к своему ученику и тоже посмотрел на статую с его стороны. Его губы дрогнули, но ни слова не сорвалось с них. Среди оружия, блюд и животных раскрытый веер казался огромным. Его посеребренные снегом края горделиво выпирали из общего силуэта, а пышная кисточка свисала до самого основания скульптуры. На его отшлифованной поверхности огни своими лучами снова и снова выхватывали вспыхивающую надпись – надпись, знакомую всем и каждому, кто когда-либо жил на пике Сышэн. «Сюэ прекрасен». Мо Жань невесело рассмеялся, покачав головой. – Конечно, Сюэ Мэн не выбрал бы ничего другого. Конечно, он и сам не сумел бы более точно назвать символ пика Сышэн. – Прошу сюда, – юноша из дворца Тасюэ указал на одну из кабинок, возле которых они остановились. – Здесь ваши места. – Мы не слишком опоздали? – осторожно уточнил Мо Жань, заранее страшась услышать ответ. Однако юноша немедленно успокоил его: – Вы прибыли как раз ко второй части нашего представления! В первой состоялось торжественное открытие скульптуры, а самые юные ученики под руководством наставников исполнили свои первые танцы на льду. Мо Жань искоса посмотрел на Чу Ваньнина, с сожалением подумав, что тот наверняка хотел бы взглянуть на нечто подобное. Как известно, в возрасте пяти лет ученики этого ордена отправлялись в уединенное самосовершенствование до тех пор, пока их духовное ядро не будет сформировано. Потому их явление в свет было редким и однозначно грандиозным событием. Однако учитель, похоже, не собирался больше упрекать своего ученика за опоздание. Первым заглянув в кабинку, он вполне благосклонно позвал Мо Жаня за собой: – Заходи, здесь очень тепло. – Дворец Тасюэ с пониманием относится к своим гостям, не привыкшим жить в подобных условиях, – тут же пояснил юноша. Взмахом рукава он указал на небольшой фонарь под потолком, озарявший кабинку и прогревавший в ней воздух. Поклонившись, юноша учтиво добавил. – Прошу, наслаждайтесь представлением. Мэй Ханьсюэ скоро появится. – Мэй Ханьсюэ? – опешил Мо Жань. Однако слуга дворца Тасюэ уже растворился где-то в снежной пелене меж соседними кабинками. – Чему ты так удивился? – спросил Чу Ваньнин. Разрумянившись в тепле, он уже снял с себя меховую накидку и уселся за стол. Мо Жань последовал его примеру, устроившись на скамье напротив. – Я не успел уточнить, какого из близнецов он имел в виду. Насколько я слышал, они оба сейчас должны быть здесь. Чу Ваньнин кивнул. До горы Наньпин новости всегда доходили с запозданием, но ему доводилось слышать, будто старший Мэй Ханьсюэ временно вернулся из странствий во дворец Тасюэ. — Надеюсь, девушки оставили его в покое.* Яркая вспышка заставила обоих заклинателей взглянуть на озеро. В кабинке не предусматривались окна, чтобы не выпустить драгоценное тепло, однако обитатели горы Куньлунь умели зачаровывать снег и лед, бывшие здесь в изобилии. Снаружи кабинки были практически неотличимы от снежных заносов, а изнутри стены становились прозрачнее талой воды, позволяя свободно наблюдать за происходящим. Мо Жань помнил, как этот талант людей дворца Тасюэ препятствовал ему в бою. Заклинатели вдруг вырастали прямо посреди ровных снегов, бросаясь в атаку подобно живой метели. Воспоминание о той битве было холодным от отчаяния и горя, но голову Мо Жаня будто опалило ударом по затылку. Он поморщился, торопливо стряхивая лишние мысли, и обратил свое внимание на озеро. Вторая часть представления позволила им увидеть танец взрослых заклинателей. Подобные серебряным снежинкам, подхваченным зимним ветром, они кружились легко и изящно, почти не ступая на лед. Мэй Ханьсюэ в окружении девушек видно было сразу, как лису среди птиц. Его светлые волосы летели по ветру, улыбка сияла, а пипа нежно звенела в руках, зарождая сладостную тоскливую песнь. Лепестки цветов, причудливо появившиеся над ним в морозный вечер, окутывали своими вихрями танцующих заклинателей, вторя их утонченным жестам. – Как они это делают? – вдруг произнес Чу Ваньнин. – А? – отозвался Мо Жань с некоторой рассеянностью. Созерцание танца занимало его, но куда больше неудобств добавляла головная боль, то исчезающая, то возвращавшаяся снова. Однако Чу Ваньнин не знал об этом и пояснил с заметным недовольством чужой невнимательностью: – Они не идут по льду, а скользят. Но как им удается делать это с такой скоростью? – Возможно, это их особая техника, – предположил Мо Жань. – Я могу спросить Мэй Ханьсюэ после представления, если учителю интересно. Пока они говорили, танец завершился. Музыка исчезла, а огни сменили цвет. Нежные розоватые оттенки окрасились льдисто-синим, будто бы сделавшим поверхность озера еще холоднее. Ни у кого не было сомнений, кто появится перед публикой; но при виде Мэй Ханьсюэ беззвучный вздох изумления облетел кабинки. – Это уже старший, – отметил Мо Жань. Теперь, когда тайна близнецов была раскрыта миру, многие задавались вопросом: как можно было не заметить разницу между братьями? Близнецы казались воплощением пламени и льда, теплой весны и хмурой зимы, пипы и клинка. Что уж говорить – откровенно говоря, многие почувствовали себя полными дураками, пока смотрели на озеро. В лучах синего света старший Мэй Ханьсюэ с достоинством поклонился публике и поднял меч. Ученики дворца Тасюэ выстроились за его спиной, повторяя силуэт летящей птицы. Среди них не было девушек – только юноши с торжественными суровыми лицами, подчеркнутыми синим светом. После лиричной мелодии, сопровождавшей танец младшего близнеца, бой боевых барабанов казался оглушительным. Мо Жань ощутил неожиданную тревогу. Он неотрывно глядел, как люди дворца Тасюэ скрещивали мечи в показательном поединке друг с другом, стремительно кружа по льду, и не мог отделаться от ощущения, что он уже видел это однажды. Холодный блеск стали и ее звон навевали воспоминания, которые никак не желали исчезать; будили голос, которому не было времени и места в эту предновогоднюю ночь. Мо Жань стиснул зубы, пытаясь не поддаться панике. Почему сейчас? Третий день ведь еще не настал! – Это умно, – заметил Чу Ваньнин, внимательно следя за поединком. – Дворец Тасюэ созвал самые могущественные ордена не только ради танцев, но и чтобы показать, как сильны его воины. – Да, – насмешливым эхом протянул совсем рядом знакомый голос. – Умно. Чу Ваньнин отпрянул, во все глаза уставившись на человека, занявшего место Мо Жаня. – Ты?! Тасянь-цзюнь рассмеялся, оскалив белые зубы. Он не знал причину, по которой явился раньше срока, но был более чем доволен таким положением дел. Голос Мо-цзунши в голове упорно пытался что-то сказать, но оказался заткнут другой стороной сознания. Тасянь-цзюнь полагал себя победителем, а мнение проигравших не учитывалось. – Здравствуй, баобэй, – ухмыльнулся он, придвигаясь ближе к Чу Ваньнину и по-хозяйски укладывая руку ему на бедро. Однако лицо Тасянь-цзюня приняло озадаченное выражение, стоило ему оглядеться. Привычный дом на горе Наньпин исчез, сменившись крохотной комнатой, за пределами которой расстилались снежные просторы и мелькали вспышки. – Хм? Где это мы? – Нам срочно нужно уходить, – выдохнул Чу Ваньнин. Он живо представил беспорядки, которые способен был учинить в столь людном месте Тасянь-цзюнь. Возможно, император и утратил свою кровожадность, но все еще обожал быть в центре внимания и мог вытворить что угодно. Сбросив наглую руку, Чу Ваньнин принялся поспешно укутываться в свою меховую накидку. Тасянь-цзюнь наблюдал за ним, не двигаясь с места и скрестив руки на груди. – Мо Жань, собирайся, пора домой! Их сборы прервал голос старшего Мэй Ханьсюэ. Выступление закончилось, и лишь один человек остался в центре озера, озаренный мягким золотистым светом. – Сейчас старший ученик дворца Тасюэ с позволения главы раскроет вам один из наших секретов, – усиленный заклинательской техникой звук прокатился вдоль берега и проник в каждую кабинку. Тасянь-цзюнь тут же поднял голову, с интересом прислушиваясь. Мэй Ханьсюэ согнул одну ногу в колене и слегка покачал ею, позволяя рассмотреть свою обувь. Что-то тонкое и острое блеснуло длинной серебряной линией вдоль подошвы. – Это специальные лезвия, разработанные нашими мастерами. Чтобы управлять ими, достаточно лишь ясного ума и четкого приказа. Даже ребенок дворца Тасюэ способен справиться с этим, а сегодня сможете попробовать и вы. – Он что, сравнил нас с детьми?! – возмутился Тасянь-цзюнь. Вскочив на ноги, бывший император хотел броситься к озеру и покарать наглеца, но остановился, пораженный догадкой. Взгляд его окинул место, куда привел его Мо-цзунши, и темные глаза широко открылись. – Это же… – Загляните под столы в своих кабинках, – продолжил Мэй Ханьсюэ, даже не услышав чужого негодования. Тон его был спокоен и холоден, словно выученный текст нисколько не затронул его сердца. – Мой орден предлагает вам насладиться прогулкой по озеру в эту чудесную ночь. Если кому-то понадобится помощь, сообщите об этом вслух, и слуги дворца Тасюэ вскоре подойдут к вам. По мнению Чу Ваньнина, помощь нужна была именно им. Он уже открыл рот, чтобы позвать слугу, однако Тасянь-цзюнь вдруг нырнул под стол и с решительным грохотом поставил на него два небольших деревянных ящика. – Так, ну и как пользоваться этими штуками? – пробормотал он, деловито ощупывая две пары сверкающих лезвий. – Мы уходим, – напомнил Чу Ваньнин. – Нет, – Тасянь-цзюнь поднял на него неожиданно серьезный взгляд. – Не уходим, Ваньнин. Этот достопочтенный хочет прокатиться. – Мо Жань, сейчас не время капризничать, – сердито возразил Чу Ваньнин. – Это место и ты… – Это место, где ты умер. Я помню, – Тасянь-цзюнь опустил взгляд на лезвия и вдруг усмехнулся. – Но пес Мо-цзунши все равно привел тебя сюда. Привел нас обоих, – он стиснул ящик пальцами с такой силой, что тот затрещал. – Потому что сейчас предновогодняя ночь, я помню, и он хотел быть здесь. Эта псина в моей голове, я слышу каждое его слово, и знаешь что, Ваньнин? Чу Ваньнин задохнулся от неожиданности, когда крепкая рука Мо Жаня обхватила его за талию и рывком притянула к себе. Заглянув в черные глаза, сверкающие, как камни обсидиана, учитель тихо спросил: – Что? Губы Тасянь-цзюня прильнули к мочке покрасневшего уха, опалив ее жарким шепотом. – Черта с два я уступлю ему хоть в чем-то. Этот достопочтенный не испортит тебе праздник. Чу Ваньнин прикрыл глаза, ощущая, как тепло сладким медом разливается в груди. Сильный духом, стойкий и суровый, этот человек в итоге всегда уступал тому, кого любил. Накрыв своей ладонью судорожно стиснутые пальцы Мо Жаня, учитель мягко сказал: – Думаю, мы можем задержаться ненадолго. Вместе они помогли друг другу закрепить лезвия на подошвах – те встали ровно с первого раза, чем Тасянь-цзюнь хвалился до самого озера, полагая своей личной заслугой. Идти по ровному снегу обновленная обувь значительно мешала, и Чу Ваньнин дважды чуть не упал, однако лед показался ему мягким маслом. Лезвия вошли в него, как два ножа, делая каждый шаг подобным танцу. Чу Ваньнин лишь думал о том, куда ему нужно проследовать, и обувь чутко улавливала малейший намек. Восторг вспыхнул в груди до того ярко, что едва не заставил рассмеяться в голос. Описав красивую дугу, Чу Ваньнин обернулся к Мо Жаню в порыве поделиться с ним своей радостью. В тот же миг прозвучал грохот. Несколько заклинателей, уже спустившихся на лёд, обступили невнятный ком из двух рухнувших людей. Тот, кто лежал сверху, определенно был Мо Жанем — это подтверждал голос, которым он без устали бранил второго человека. — Ублюдок, а ну вылезай! Этот достопочтенный согласен лежать только на Чу Ваньнине! Услышав эти слова, заклинатели начали перешептываться. Сам Чу Ваньнин побелел от ярости. Он уже собирался призвать Тяньвэнь, но пострадавший человек всё-таки выбрался из-под Тасянь-цзюня и вскочил на ноги сам. Дорогие меха съехали с узкого плеча, элегантная прическа с павлиньим пером растрепалась, а красивое лицо было перекошено от гнева, когда его обладатель начал плеваться ядом в ответ: — Мо Вэйюй, даже мой орден не в силах исправить твою слепоту, если ты не умеешь смотреть на дорогу! Чу Ваньнин готов был схватиться за голову. Из всех людей на этом озере Тасянь-цзюнь умудрился влететь прямо в Цзян Си! Эти двое на дух не переносили друг друга еще с прошлой жизни, когда глава Гуюэе отказался подчиняться императору. Но и в этой жизни Цзян Си доводил его до белого каления всякий раз, как они сталкивались. После дня рождения Чу Ваньнина, когда Тасянь-цзюнь силой приволок гостей на праздник, отношения были испорчены окончательно. Страшно было даже предположить, какие разрушения ожидают дворец Тасюэ, если два столь самовлюблённых гордеца вздумают помериться силой! Однако на этот раз все было иначе. Узнав Цзян Си, Тасянь-цзюнь вдруг просветлел лицом. С загадочным видом он возложил руки на плечи мужчины и торжественно произнес: — Этот достопочтенный прощает тебя ради счастья своего брата.** Цзян Си позеленел, будто прилипнув ко льду. Он так и остался стоять, хватая ртом воздух в попытках что-то сказать, но Тасянь-цзюнь с достоинством отряхнулся и поковылял прочь, широко улыбаясь Чу Ваньнину. Тот не мог скрыть удивления, проскользив ближе. — Что на тебя нашло? Но Мо Жань покачал головой, задумчиво ухмыляясь. — Прости, баобэй. Я поклялся хранить эту тайну. Выпятив грудь в приступе самодовольства, он сделал ещё один шаг и оступился. К счастью, Чу Ваньнин успел подставить локоть, чтобы Мо Жань уцепился за него. Тот так и сделал, едва не утащив с собой и учителя. — Почему у тебя не получается? — выпрямившись, Чу Ваньнин окинул взором других заклинателей. Женщины и мужчины скользили по льду вокруг них: кто-то быстрее, кто-то медленнее, кто-то выписывая пируэты, кто-то выбирая прямой путь. Но никто больше не испытывал таких проблем. — Мэй Ханьсюэ сказал, нужен ясный ум, — уязвленно пробурчал Тасянь-цзюнь. Он уселся прямо на лёд и скрестил руки на груди. — Конечно, у этого достопочтенного не получается, когда в мозгах сидит этот пёс! Вот оно что. Хоть два сознания Мо Жаня и оказались слиты воедино, однако всегда спорили между собой и тем самым путали зачарованные лезвия: чувствуя внутреннее противоречие хозяина, они не могли стоять твердо и виляли из стороны в сторону. Чу Ваньнин медленно выдохнул, не зная, смеяться ему или сердиться. Но какой смысл сердиться на того, кто дуется на себя самого, будто обиженный ребенок? Вместо этого Чу Ваньнин наклонился к Тасянь-цзюню, все ещё сидевшему на льду. — Давай попробуем вместе, — мягко сказал он. — Я покажу тебе, как. Тасянь-цзюнь поднял голову. Сейчас он сидел, и их с Чу Ваньнином разница в росте была не в его пользу, прямо как... Прямо как в детстве. У обоих перехватило дыхание; оба словно наяву увидели полет розовых лепестков, в мыслях вернувшись в далёкое светлое прошлое под цветущие ветви хайтана, где ученик выбрал себе учителя. Мо Жань медленно поднялся на ноги, не сводя с Чу Ваньнина глубокого темного взгляда. Его широкая ладонь ухватилась за протянутую руку. — Хорошо. Ему удалось выпрямиться и плавно проплыть вперёд, держась за учителя. Гордость читалась на лице Тасянь-цзюня — та же гордость, с какой он когда-то учился писать в павильоне Алого Лотоса. Чу Ваньнин не сдержал теплой улыбки, вспомнив об этих успехах, и ободряюще сжал чужое плечо. — Ты! Резкий окрик Цзян Си заставил обоих вздрогнуть. Нога Мо Жаня подвернулась, и он вновь повалился на лёд, беспрестанно ругаясь. Чу Ваньнин холодно взглянул на Цзян Си, без труда нагнавшего их. — Чего ты хотел от моего ученика? К верховному заклинателю и главе самого влиятельного и богатого ордена стоило обращаться с почтением. Однако Чу Ваньнин был не на шутку раздражён и вдобавок подозревал, что такой склочный человек как Цзян Ечэнь наверняка нагнал их ради ссоры. Отчасти так оно и оказалось. — Он украл мой мешочек с дарами для главы Мина, — процедил Цзян Си сквозь зубы, буравя взглядом Тасянь-цзюня поверх плеча Чу Ваньнина. — Этот достопочтенный не крал! — оскорбился бывший император. Ноги его разъезжались, но он упорно пытался стоять прямо и высоко держал подбородок, с превосходством возвышаясь над Цзян Си. — Зачем мне твои никчемные безделицы? Глаза верховного целителя сузились, а взгляд заострился, став похожим на пронзающую плоть иглу. — Содержание того мешочка ценнее, чем стоит твоя глупая голова. Но кто-то вроде тебя не сумеет применить эти лекарства в деле, так что тебе лучше вернуть их мне. — Сказал же, я не крал! — Тасянь-цзюнь начинал закипать. Цзян Си недоверчиво хмыкнул, обходя Чу Ваньнина, который вновь попытался закрыть собой ученика. — Тогда где же он? — Успокойтесь оба! — Учитель! Брат! Они дружно обернулись на новый голос, хорошо им знакомый. Сюэ Мэн мчался к ним по льду, как на крыльях, и лицо его светилось от радости долгожданной встречи. Однако уже на подлёте к своей цели он споткнулся в воздухе, столкнувшись взглядом с Цзян Си. Изящные черты их обоих вмиг переменились на гримасу отвращения, словно кто-то предложил им отведать живых личинок. Сюэ Мэн застыл на месте в растерянности, не зная, что предпринять, и Мо Жань ободряюще помахал ему рукой, подзывая ближе. — Сюда, сюда! Этот достопочтенный несправедливо обвинен! Поняв по этим словам, что перед ним ещё и другая версия брата, Сюэ Мэн окончательно решил побеседовать с Мо Жанем и Чу Ваньнином как-нибудь в другой раз. Резко развернувшись, юный феникс собирался броситься наутёк, но с размаху впечатался лицом в чью-то твердую грудную клетку. — Ай! Смотри, куда едешь! — Сюэ Мэн схватился за свой нос, испуганно ощупывая его в надежде, что его прекрасное лицо не пострадало от столкновения. Занятый своим делом, он не сразу догадался поднять голову и потому замер, услышав над ухом ледяной тон: — Я смотрю. Это ты беспорядочно мечешься на месте, как курица без головы. Сюэ Мэн отскочил в сторону с такой прытью, что едва устоял на ногах. — Ты! Старший Мэй Ханьсюэ надменно изогнул светлую бровь. Он все ещё не сменил после представления свое роскошное боевое облачение, стальными пластинами укрывающее плечи и грудь. Доспехи дворца Тасюэ были выкованы не из обычного металла, а из особого металлического льда, отчего их воины напоминали суровые замороженные статуи. Сюэ Мэн снова сердито потёр нос, чудом благополучно переживший встречу с этим доспехом. — Мэй Ханьсюэ, ты!.. Однако красивый холодный юноша просто отодвинул его с дороги и проскользил мимо к Чу Ваньнину, Мо Жаню и Цзян Си. Обращаясь к верховному заклинателю, Мэй Ханьсюэ произнес: — Глава Мин просил передать, что с большим нетерпением ожидает вашей встречи и потому предлагает перенести ее несколько раньше условленного срока, если главе Цзян будет удобно. На этих словах лицо Цзян Си посерело. Он явно вообразил позор, которому подвергнется, если явится с пустыми руками. Тем не менее, глава Гуюэе нашел в себе силы не потерять лицо: — Благодарю. Я принимаю приглашение главы Мина и прибуду в указанное время. Но стоило старшему Мэй Ханьсюэ покинуть их компанию, как Цзян Си выхватил длинный мундштук и одним концом ткнул Тасянь-цзюня в грудь. — Верни то, что тебе не принадлежит, — хмуро велел он, уже порядком устав от этого спора. — Эй, о чем ты? — вмешался Сюэ Мэн, уязвленный тем, что единственный не знает сути дела. Цзян Си и Тасянь-цзюнь даже не повернули головы в его сторону, сверля друг друга взглядами, так что за них ответил Чу Ваньнин. — Глава Цзян полагает, что Мо Жань мог украсть его мешочек с дарами для главы Мина. Сюэ Мэн опешил. В другой ситуации он непременно был бы честен и признал, что вторая личность его брата была способна на вещи и похуже, чем воровство (чего стоило похищение людей на день рождения Чу Ваньнина!), однако второй стороной спора был Цзян Си. Это все меняло. Уперев руки в бока, юный феникс обвиняюще уставился на главу Гуюэе: — Мо Жань не мог этого сделать! Он уж точно порядочнее такого напыщенного павлина, как ты, Цзян Ечэнь! Наверняка ты сам потерял свой мешочек, а сейчас хочешь найти виноватого! Лица всех присутствующих вытягивались на протяжении этой пламенной речи все сильнее и сильнее. В попытках защитить Мо Жаня Сюэ Мэн явно перегнул палку, не только назвав Тасянь-цзюня «порядочным», но и открыто обвинив самого влиятельного заклинателя в мире. Но Цзян Си не успел никак ответить на этот глупый вызов, поскольку рядом будто из-подо льда вынырнул старший Мэй Ханьсюэ. — Сюэ Цзымин, ты сказал про мешочек? — Дворцу Тасюэ незачем вмешиваться, — Цзян Си скривился с досады, будто от зубной боли. — Я сам... — Мешочек зелёного цвета с гербом Гуюэе? — повернувшись к нему, уточнил Мэй Ханьсюэ. Дождавшись кивка, он продолжил. — Я видел его лежащим на льду. Какая-то девушка подняла его, и я решил, что это одна из ваших служанок. — Ты успел разглядеть ее лицо? — уточнил Цзян Си. Мэй Ханьсюэ покачал головой. — Только одежду. Но большая часть гостей одета так же, как она. — Ха! — воскликнул Сюэ Мэн. — Значит, нужно просто объявить, что нашедший зелёный мешочек должен его вернуть Цзян Си... Что? Договорив, он заметил, что остальные смотрят на него со странным выражением на лицах. — Ты идиот, — вынес общий вердикт Мэй Ханьсюэ. — Если кто-либо здесь узнает, что утеряны вещи самого главы Гуюэе, каждый захочет заполучить их. — Значит, мы должны отыскать утерянные дары, не привлекая внимания, — подытожил Чу Ваньнин. — Нам понадобится зацепка. Глава Цзян, что именно лежало в вашем мешочке? Тот серьезно задумался, явно не желая посвящать посторонних в дела своего ордена. Однако время утекало, как песок сквозь пальцы, и на кону стояла честь Гуюэе. — Несколько ампул с сонным зельем для Главы Мина, — нехотя признал Цзян Си. — И... Особый десерт. Все собравшиеся дружно посмотрели на Сюэ Мэна.*** В памяти каждого хранился тот день, когда юный феникс переполошил весь заклинательский мир из-за потери своего десерта. Это странное изобретение Гуюэе позволяло съевшему его человеку принимать форму животного, что помогало в случаях разумного использования, но могло и доставить хлопот: вернуть себе изначальный облик было невозможно, не съев специальную карамель. Которой в мешочке, по неудачному стечению обстоятельств, не было. — Если вор попробует десерт, он превратится в то животное, что созвучит его сути, — напомнил Цзян Си. — Иными словами, мы не знаем, кого именно искать. — Это будет несложно, — ответил старший Мэй Ханьсюэ. — Дворец Тасюэ окружил барьером эти места на время представления, чтобы никакие животные не побеспокоили гостей. — Эй, почему вы вообще уверены, что он съест этот десерт? — встрял Сюэ Мэн. Цзян Си смерил его недовольным взглядом. — Потому что глава Мин неравнодушен к сладостям, так что я добавил в его десерт специальные ингредиенты. Они распространяют сильнейший аппетитный аромат, устоять перед которым достаточно трудно. Сюэ Мэн подавился воздухом от возмущения. — Тогда почему десерт для меня был горьким и твердым?! Но чириканье юного феникса осталось без ответа. — Разделимся и будем искать, — распорядился старший Мэй Ханьсюэ. — Я отдам приказ своим людям и... — Не вздумай посвящать в это кого-то еще, — оборвал его Цзян Си. Мрачно обведя взглядом присутствующих, он добавил. — О пропаже мешочка знает и так слишком много народу. Судя по лицу старшего Мэй Ханьсюэ, у него имелось свое мнение об эффективности предпринимаемых действий. Но перед ним был сам глава Гуюэе, к тому же в дурном расположении духа, и статус старшего ученика дворца Тасюэ не имел права с ним соперничать. — Как скажете, — в конце концов произнес Мэй Ханьсюэ. — А где твой брат? — вдруг спросил Сюэ Мэн. — Понятия не имею, — Мэй Ханьсюэ пожал плечами. — Флиртует с девушками, не иначе. Но больше это не моя забота. Коротко кивнув остальным, он развернулся и исчез в толпе. Цзян Си фыркнул и, взмахнув рукавами, скользнул в противоположную сторону, ворча что-то про чересчур задравших нос юнцах. Сюэ Мэн растерянно повернулся к своему учителю, но Тасянь-цзюнь оттеснил брата в сторону и снисходительно похлопал по плечу: — Это твой шанс впечатлить своего главу Цзян как следует. Уверен, если ты спасёшь его репутацию, он не останется равнодушным. Сюэ Мэн непонимающе захлопал глазами, но затем вспомнил, что уже посвящал брата в свою тайну. Правда, узнав обо всем, Мо Жань стал вести себя ещё более странно, однако юный феникс был благодарен ему за поддержку. — Ты прав, — с энтузиазмом согласился Сюэ Мэн. Это ведь и правда был его шанс утереть Цзян Ечэню нос, первым отыскав его сокровища! — Буду стараться изо всех сил! Чу Ваньнин удивлённо наблюдал, как Сюэ Мэн после пары слов Мо Жаня вдруг воодушевился и целеустремлённо кинулся на поиски чего-то для Цзян Си. Этот день становился все более необычным. — Нам тоже пора, Ваньнин, — заявил Тасянь-цзюнь, повернувшись к учителю. У него недурно получалось стоять на льду, широко расставив ноги, и даже иметь уверенный вид. Но стоило ему попытаться вновь поехать, как лезвия угрожающе заскрежетали, раскачивая огромное тело над собой. Повинуясь силе тяжести, Тасянь-цзюнь понёсся прямо вперёд, стремительно набирая скорость и нелепо размахивая руками. — Берегитесь! — закричал Чу Ваньнин, поняв, что не успеет перехватить Мо Жаня. Люди вокруг бросились врассыпную от чудака, не совладавшего с собственной обувью. Миновав озеро, в конце концов Тасянь-цзюнь потерял равновесие и пропахал носом заснеженный берег. Чу Ваньнин едва не рассмеялся, глядя на это. Однако Мо Жань долгое время лежал неподвижно, и учитель встревожился. Одним движением настигнув скрючившегося в сугробе ученика, он позвал: — Мо Жань? Ты сильно ушибся? Тот издал неразборчивый звук, с трудом садясь. Голова его гудела, а взгляд плыл по белизне снегов, цепляясь за ощерившиеся сучьями черные деревья. Этот край берега был не слишком удобен для обзора на озеро, поэтому люди дворца Тасюэ не стали размещать на нем зрительские места и не подсвечивали его огнями для гостей. Вокруг была лишь темнота и свистящий колючий ветер, бросавший в лицо пригоршни снега. Но Тасянь-цзюнь все равно узнал эти места. — Я уже был здесь, — пробормотал бывший император. — Так давно... Так давно, но разве можно забыть нечто подобное? Разве можно забыть смерть своего учителя на этом самом берегу? Тасянь-цзюню почудилось, будто мороз стиснул его сердце ледяной ладонью. Он поднял лицо к ночному небу, бессмысленно всматриваясь в мерцающие звезды. Пейзаж, знакомый из прошлой жизни, накладывался на открывшийся ему вид. — Мо Жань, я здесь. Я рядом. Что-то горячее обожгло уголки его глаз. Тасянь-цзюнь поспешно вытер лицо рукавом и наконец опустил взгляд. Чу Ваньнин стоял на льду, протягивая к нему руку, и смотрел с такой безграничной нежностью, что ледяная корка страха на сердце Мо Жаня треснула. — Ты ведь хотел устроить праздник для меня, — негромко сказал Чу Ваньнин. Кончики ушей его покраснели, и виной тому определенно был не мороз. — Но для меня праздник... это любой день с тобой, — заметив, что чужие глаза вновь тускнеют от тяжёлых мыслей, он торопливо произнес. — Я обещал научить тебя кататься, помнишь? Золотая лоза вспыхнула в темноте, осветив берег подобно солнечному лучу. Она крепко оплела талию Мо Жаня и потянула его вверх. — Эй! — тот задёргался, мигом вскочив на ноги. — Пусти меня! — Тяньвэнь не даст тебе упасть, — объяснил Чу Ваньнин. — И не позволит больше влететь в кого-то. — Этот достопочтенный может сам! — Не можешь, пока не научишься! — строго произнес учитель. Потянув за один конец Тяньвэни, он вынудил Тасянь-цзюня проскользить ближе. — Видишь? Сейчас ты не падаешь. Тот несколько раз на пробу качнулся из сторону в сторону, а затем подогнул колени. Однако как он ни старался, Тяньвэнь успешно прошла проверку, удерживая его в прямом положении. — Ладно, — мрачно проворчал тот, сдавшись. — Но учиться мы будем здесь. Чу Ваньнин едва удержался от улыбки. Тасянь-цзюнь ревностно оберегал свою репутацию, не желая, чтобы хоть кто-то увидел его обвязанным Тяньвэнью, как нерадивого ученика? — Хорошо. Попробуем прокатиться? Увлечённые этим уроком, они не увидели, как загадочная тень неслышно выскользнула из-под тени деревьев и углубилась в лес, быстро удаляясь от огней вокруг озера. Этот человек по самый нос укутался в меха, но заколка с павлиньим пером выдавала его личность: само собой, глава Гуюэе не собирался оставаться в стороне, пока другие искали его пропажу. Заметив Мо Жаня и Чу Ваньнина, катающихся вдали от всех, Цзян Си неодобрительно поджал губы. — Бездельники. Хочешь сделать дело хорошо — делай его сам, — фыркнул он, пробираясь по сугробам. В лесу было значительно холоднее, чем на озере, но духовная энергия, циркулирующая в теле заклинателя, поддерживала тепло. Цзян Си внимательно вглядывался в каждый снежный занос, озаряя себе путь маленьким зачарованным огоньком на кончике пальца. Тьма вокруг сгущалась все сильнее, но глава Гуюэе упрямо продолжал брести вперёд, подгоняемый злостью и уязвленной гордыней. Привыкший всегда полагаться только на себя, он просто не мог положиться на добросовестность кого-либо ещё. Старший Мэй Ханьсюэ внушал ему больше доверия, нежели другие, но даже в его способности Цзян Си верил меньше, чем в свои. Поэтому, когда налетевший порыв ветра задул зачарованный огонек, а с неба повалил снег, глава Гуюэе и не подумал повернуть назад. Тяжесть мехов давила ему на плечи, снегопад застилал глаза, но Цзян Си шел и шел, постепенно увязая в снегу. Внезапно что-то пушистое мелькнуло за соседними деревьями, привлекая его внимание. Два любопытных звериных глаза уставились на человека между заснеженных корней. Снегопад мешал разглядеть светлый мех, но это определенно была лиса. Цзян Си остановился. Он даже не знал, как далеко ушел и пересёк ли магический барьер. Обычная ли это лиса? Или же... — Эй! — крикнул он и закашлялся, досадливо скривившись. Начавшийся приступ болезни, как всегда, был не вовремя, мешая всем планам. Цзян Си попытался зажечь мундштук, но порыв ветра не только затушил его, но и затолкал хлопья снега прямо в трубку. Глава Гуюэе беспомощно выругался между лихорадочным попытками глотнуть воздуха. Алые капли крови проступили на тонких очертаниях губ, пачкая падающий на них снег. Цзян Си сделал ещё пару неровных шагов вперёд, цепляясь за ветви дерева, но те хрустнули и обломились под его весом. Глава Гуюэе рухнул в снег, и ветер с раздражающим усердием принялся заносить быстро замерзающее тело. Духовная энергия не могла больше согреть его, задушенная всплеском демонической. Такой глупый конец. Вдали от своего ордена, без красивых речей и роскошных пиров в его честь. В щеку ткнулось что-то холодное. Сквозь покрытые инеем ресницы Цзян Си увидел, что лиса подошла ближе и обнюхивает его лицо. Ему стало смешно: конечно, это обычная лиса, которая ждёт, пока он умрет, чтобы отобедать. — Вообще-то ты не заплатил, — заплетающимся языком проговорил он. — А я... не кормлю... бесплатно. Словно испугавшись звука его голоса, лиса бросилась прочь. Цзян Си уронил голову на снег и устало выдохнул. Это точно был конец. Он не знал, сколько времени прошло, но его внезапно дёрнули вверх, отряхнув от снега и подняв на руки. Цзян Си ощутил, как крепкое сильное тело несёт его, бережно прижимая к себе. С трудом приоткрыв глаза, он разглядел струящиеся по ветру золотые волосы и серьезный взгляд зеленых глаз. Старший Мэй Ханьсюэ позволил себе дерзость нести его, как больного! — Отпусти меня, — потребовал Цзян Си. А потом уронил голову на чужое плечо и потерял сознание. Мэй Ханьсюэ хмыкнул в ответ и ускорил шаг. На краю озера его поджидала лиса, смирно обвив лапы хвостом и состроив умильную мордочку. Тот, кто имел удовольствие беседовать с младшим из близнецов Мэй, наверняка узнал бы эти лукавые и веселые зелёные глаза. — Когда я дам тебе карамель, мы серьезно поговорим с тобой по поводу того, что не следует брать и тем более есть чужие вещи, — сурово отчитал брата старший Мэй Ханьсюэ. — Но сперва мы должны доставить главу Цзян нашему целителю. Младший Мэй Ханьсюэ в облике лисы горячо закивал и завертелся под ногами брата, игриво поглядывая на его ношу. — Ничего подобного, — возразил старший Мэй Ханьсюэ, не сбавив шаг, но прочитав намек в этом взгляде. — Я всего лишь забочусь о важном госте нашего главы. Лиса насмешливо тявкнула и увернулась от толчка ногой. Старший Мэй Ханьсюэ поджал губы и удобнее перехватил Цзян Си. Вместе они странной компанией прошествовали вдоль озера и растворились в темноте. Они исчезли возле самого безлюдного берега, и если бы прошли чуть дальше, то непременно заметили бы пару, облюбовавшую то же место. Однако сейчас никому из них не было дела друг до друга. — Готов? — уточнил Чу Ваньнин, протягивая руку своему ученику. — Ты сказал, у тебя есть идея. Тасянь-цзюнь кивнул, нервно облизнув губы. Он сидел на берегу, неуклюже раскидав длинные ноги после очередного падения, но в глазах его горела решимость. Тяньвэнь уже отпустила его, вернувшись к хозяину, и ничто не мешало Мо Жаню вновь впечататься в лёд. Однако он поднялся на ноги, глядя прямо перед собой. — Готов. Медленно подняв одну ногу, он перенес вес на другую. Лезвия дрогнули, но выстояли, позволив сделать ещё шаг. Мэй Ханьсюэ сказал — нужно ясное сознание. Мо-цзунши и Тасянь-цзюнь никогда ни в чем не сходились, и потому сознание не было ясным. Ещё шаг — уже более широкий, смелый. Было кое-что, объединяющее их. Направление, цель, путеводная звезда ярче всех, что горели над озером Тяньчи в обеих жизнях Мо Жаня. Ещё шаг — легкий, скользящий, уверенный, как поступь императора, однажды научившегося идти верным путем. Тасянь-цзюнь ликующе улыбнулся. Он стоял на льду, выпрямившись во весь рост. — Этот достопочтенный идёт! Идёт туда, куда и каждый год своей долгой жизни, куда стремится их с Мо-цзунши пылкое сердце, единое в своем порыве. Идёт к тебе, Чу Ваньнин.