3 stages of falling in love

      Солнце давно ушло за горизонт, а голубая луна проглядывается меж облаков Сумеру. За столом возле окна архитектор, известный создатель Алькасар-сарая, склонился над лежащими перед ним бумагами и с особым усердием корпел над деталями своего будущего проекта. Полностью сосредоточившись на работе, Кавех не замечал взгляда сидящего рядом секретаря. Аль-Хайтам наблюдал как руки мужчины с предельной точностью выводили каждую линию на эскизе и прятал свой взгляд за книгой, открытой на одной странице уже более часа.       Он на личном опыте знал каким Кавех может быть мудаком иногда, но такой, искренне увлеченый делом, Кавех ему по-настоящему нравился. Нет. Кавех ему не нравился. Он упертый баран и хорош буквально ни в чем. Хайтам раздраженно возвращает свой взгляд на книгу, пытаясь понять хоть слово, и игнорирует надоедливый голос в своей голове, что саркастичным тоном шепчет ему, что единственный упертый баран здесь он. Ну не может же Кавех нравиться ему в том самом смысле, да?

      ***            

      Я влюбился?       Расположившись на тахте в гостиной, после всей утренней рутины, аль-Хайтам уже собирался открыть трактат в своих руках, когда заметил обувь Кавеха и то как он оставил её возле входа, вернувшись с ночной пьянки. Придурок. Цепляясь за это, как за повод пообщаться поругаться с архитектором, он откладывает свой первоначальный план на день в сторону и направляется в комнату соседа. Без стука и предупреждения открыв дверь он застает того, недоуменно глядящего на него через зеркало и продолжающего медленно расчесывать волосы. Красиво. Аль-Хайтам подсознательно сравнивает их со своим личным солнцем, сияющие золотом в любое время суток они идеально подходили под подобное сравнение. Ну и потому, что он так же не мог смотреть на них слишком долго не ослепнув. Ослепнуть можно от уродства.       — Неужели такой великий архитектор, как ты, не знает таких базовых вещей, как убирать свою обувь на полку надлежащим образом? — Хайтам скрестил руки на груди, ожидая привычных ему нахмуренных кавеховых бровей и последующей за ними ругани.       — Какого черта, Хайтам? — обескураженный таким бестактным вторжением и глупым упреком, Кавех ответил не сразу. Он отложил гребень в сторону, — Ты серьезно без стука вломился в мою комнату только чтобы сказать мне это? Хотя мог просто убрать её сам? — Хайтам лишь закатил глаза, продолжая стоять в дверном проёме. Он ждал чего-то более эмоционального, более привычного.       — Обувь не моя и убирать ее не мне. Так что соизволь сам убрать ее на полку, Кавех. — он видит что его сосед не собирается поддерживать начинающуюся ссору, поэтому решает продолжить, — На полку, которую специально для этого и придумали. Она небольшая такая, стоит слева от двери. Это так, для особо тупых поясняю. — заткнисьзаткнисьзаткнись. Аль-Хайтам усугубляет ситуацию, чтобы вызвать хоть капельку тех эмоций, которые Кавех показывал во время их споров. Почему ты не огрызаешься? Ситуация начинает давить.       — Бездна тебя подери, — тяжело вздохнув и поднявшись с кровати Кавех двинулся в сторону секретаря, — у меня была шикарная ночь и отличное после неё настроение, но спасибо, что пришел и испоганил его, идиотина! — раздраженно ткнув Хайтама в грудь, он грубо оттолкнул его в сторону от прохода и прошагал в сторону входной двери, ворча ругательства под нос. Я сделал что-то не так?       Аль-Хайтам смотрел в спину разозленного мужчины с отвратным привкусом неудовлетворенности и разочарования от разговора. Лучше бы сам убрал. Тряхнув головой и криво усмехнувшись, проворчал в спину: «Неблагодарное отродье». Не стоит забивать голову лишним. Но по пути обратно он никак не мог отделаться от образа мягких вечно вьющихся кавеховых волос. Его личного солнца. До зуда в ладонях хотелось потрогать их. Зарыться пальцами или же вдохнуть запах его шампуня на чужих волосах. Надо будет заказать Кавеху новый и выкинуть пустую бутыль от старого.       — Что за черт? — Хайтам замер посреди гостиной, ошарашенный собственными мыслями, — Я не буду тратить деньги на этого идиота добровольно… — едва слышно прошептав себе под нос, он покосился в сторону входной двери, возле которой копошился архитектор. Ни за что. Но вернувшись к тахте, он все же сделал пометку в своём терминале. На всякий случай.

***

      Блядь, я влюбился…       Раскладывая все подписанные и рассмотренные бумаги по стопкам, а книги по полкам, Хайтам с облегчением выдохнул. Время давно перевалило за полночь, голова уже почти не соображает, но работу нужно было закончить в любом случае. Поднявшись с кресла, разминая затекшие спину и плечи, он направился в сторону ванной, собирая все углы и косяки по пути. Чего-то не хватало, но истощенный мозг не мог долго держать эту мысль. Когда аль-Хайтам, весь разморенный горячей водой и еле разлепляющий глаза, гасил свет в спальне, раздался удар в дверь. Не стук, а именно удар, словно кто-то решил использовать себя как таран. В голове сразу возобновилась мысль о нехватающей детали. Малая властительница Кусанали, за какие грехи. Спустя пару минут тишины и надежды на галлюцинации, с улицы послышался знакомый голос вперемешку с возобновившимся грохотом:       — Хайт-, — выкрик прервался звучным иком, — там! Открой дверь! — человек за дверью продолжал ломиться в дом. С одной стороны был долгожданный сон, а с другой пьяный орущий Кавех. Полусонный мозг работал медленно и информацию обрабатываю соответсвующе. Вариант оставить его на улице казался заманчивым и досточно подходящим для урока на будущее: не ломиться так поздно домой пьяным. Но ночи в Сумеру были жутко холодными для «безобидной подлости». Заболеет же. А лечить ему придется. Аль-Хайтам вышел из комнаты, а сосед вновь заголосил, — Хайта-ам! Ради архонтов! Пропыс…порыса…просыпайся и открой мне чёртову дверь!       Секретарь еще несколько мгновений стоял в прихожей, обдумывая точно ли нужно его впускать? Но, обречённо выдохнув, открыл дверь и чудом поймал сразу повалившееся на него тело. Кавех еле стоял, сцепив руки на хайтамовской шее и уткнувшись в неё. — А вот и ты-ы. Почему так долго?       — Кавех, блядь, — Хайтам раздраженно рыкнул и поудобнее перехватил скатывающееся тело, сильнее прижимая к себе за талию, — не смей засыпать. Я брошу твою жирную задницу спать в коридоре. — он пытался хотя бы пригрозить соседу, привести его в состояние стояния, — Чтоб в будущем имел совесть не приператься домой так поздно и не орать как резаный. У тебя, в конце концов, есть собственный ключ.       — Клю-юч, — Кавех нагло проигнорировал гневный монолог, очнувшись лишь на последних словах, — Ключ! Т-ты забрал мой ключ! — Архитектор резко отпрянул назад, оставаясь в вертикальном положении только благодаря рукам держащего его аль-Хайтама. Глядя пьяным прищуром на мужчину перед собой, он прошипел, — Снова. — они продолжали смотреть друг другу в глаза, храня молчание. Кавех раздраженно пробормотал еле разборчивое «где он?» и повёл руками вниз от шеи к бедрам, прощупывая домашнюю одежду секретаря на наличие тех самых припрятанных ключей. Тело под прикосновениями напряглось, но осталось неподвижным. Хайтам лишь сжал чужую талию сильнее, как бы предупреждая. Но руки Кавеха продолжали скользить все ниже. Нетнетнетнет. Пока одна из них не проехалась по чему-то твердому. Блядь.       — Блядь! — Кавех вторил мыслям секретаря, — Хайтам, к-какого черта? — выпутавшись из чужих рук и запутавшись в своих ногах, архитектор врезался в стоящую позади тумбу, снеся все что на ней стояло. Лицо нещадно заливало румянцем, а глаза бегали по помещению в полной растерянности. Но подобное открытие смутило не только Кавеха. Аль-Хайтам стоял в ступоре с подобной реакции своего тела. В голове крутилась лишь одно слово. Блядь. Блядьблядьблядь.       Кавех, заметив спасительную дверь свой спальни, рванул к ней со всех ног, по пути сбивая ещё несколько ваз и книг. Послышался хлопок двери и последующее защелкивание замка. Хайтам обернулся на звук, ошарашено смотря на дверь чужой комнаты, и встряхнув головой, осмотрел устроенный соседом погром. Это же абсолютно нормальная реакция. Реакция обычного здорового мужчины на подобные действия. Аль-Хайтам продолжал повторять эти слова как мантру в своей голове. Пока убирал осколки от разбившихся ваз. Пока снимал напряжение. Пока пытался уснуть, размышляя о том, как завтра подденет Кавеха за его реакцию. Пока засыпал с фантомным ощущением чужих рук на своём теле.       Идиот. И не известно кто из них.       Утро наступило, а желание съязвить Кавеху о вчерашнем отступило. Он же мог забыть вчерашнее? Протрезветь и забыть, верно. Он был слишком пьян чтобы что-то запомнить. Так ведь?       Разбудил Хайтама запах слегка подгоревшей лепешки с овощами и свежезаваренного чая. Кавех никогда не вставал раньше него. Тем более с похмелья. Зайдя на кухню, он увидел непривычную для этого дома картину. Раннее утро, солнце только выглядывает из-за горизонта, но архитектор бодро раскладывал завтрак по тарелкам, напевая лёгкую мелодию, недавно игравшую на базаре. Рассветные лучи пробивались сквозь окна и подсвечивали силуэт Кавеха, делая его образ эфемерным, нереальным. Я еще сплю. Волосы золотистым шелком лились по оголённым плечам, привлекая внимания к молочной коже. Кроваво-красные глаза глядели понимающе, в самые глубины души. Заметил.       — На что же ты так уставился, Хайтам? Неужели я настолько красив по утру, что вечно собранный секретарь не смог найти слов даже на приветствие? — Кавех смотрел исподлобья, усмехаясь подобной реакции. Его эта ситуация явно веселила.       — У тебя грязь на лице, — Заткнись. Хайтам закатил глаза и направился к столу, — я смотрел на нее, выглядишь отвратительно. — Зачем это говорить. Архитектор склонил голову, потирая щеки, дабы избавится от упомянутой грязи, но руки его были чисты. Секретарь наблюдал, как глупо Кавех улыбался своим же рукам и пытался эту улыбку подавить, ругаясь на него в ответ. Он знает.       Но о чем именно он знает: о чувствах или о взаимности?

***

      Я влюбился.       Аль-Хайтам зачитывался очередной рукописью не особо отличившегося студента. Время близилось к ночи, а Кавех все ещё работал в своём кабинете. Давно остывший ужин так и остался не тронутым на столе. Хайтам знал как ужасно работает архитектор, выматывая себя до истощения и нервной дрожи. И этот случай не мог быть исключением. Хайтам беспокоился. На стук в дверь не было никакого ответа. Приоткрыв дверь, он увидел ссутулившуюся над столом фигуру. Даже скорее лежащую на нем. Уснул. Стараясь как можно тише закрыть дверь, Хайтам подошёл к архитектору. Волосы в полном беспорядке разметались по столу и спине, а под сложенными руками лежали свежие работы. Дворцы, небольшие домики, беседки и аллеи, украшенные обилием растений. Они будто сошли со страниц сказок, которые читала ему мама в раннем детстве. Сказок про огромные дворцы и величественные города, в которых жили добрые феи. Хайтам взял один из самых детальных эскизов, чтобы рассмотреть получше. С виду это скорее был жилой дом. В минималистичном и строгом стиле Сумеру чётко проглядывалась резкость пустыни. Возможно он даже смог рассмотреть панорамные окна студии и небольшую беседку сокрытую лозой. Хайтам аккуратно убрал лист на прежнее место, запоминая максимально детально это здание. Академия же обязана одобрить расширение жилища для столь незаменимого секретаря? Тем более, постройка подобного здания стала бы по истине благословением для всех его увидевших.       Кавех умел создавать настоящие чудеса, единожды взглянув на которые нельзя было отвести взгляд более. Но одно из таких чудес заставляет сердце Хайтама замирать каждый раз. Его улыбка. Искренняя счастливая улыбка, обращенная лишь на аль-Хайтама. Посвященная лишь аль-Хайтаму. Ни один дар богов, ни одно знание Ирминсуля не сравнятся с этим творением Кавеха. Хайтам нежно огладил лицо спящего архитектора и заправил упавшую на глаза прядь. Словно падисары, распускающиеся под танцем Богини Цветов, он был воплощением чувств и красоты, порождаемых богами. Через улыбку с губ сорвалось приглушенное: «Всегда прекрасен».       Аль-Хайтам направился открыть двери — чтобы потом не корячиться с Кавехом на руках — и замер посреди пути, услышав вполне бодрый голос за спиной: — И почему же ты никогда не говоришь мне подобного в лицо, о, всемогущий секретарь? — обернувшись, он увидел самодовольную ухмылку Кавеха, радующегося, что смог застать соседа с поличным, — А вообще, — архитектор потянулся на стуле и, подперев щеку рукой, продолжил, — мне очень интересно знать: а с каких пор я тебе нравлюсь?       Тот день Хайтам хранил в отдельном углу своей памяти, периодически проматывая его у себя в голове.       Даже столь умный и образованный Аль-Хайтам мог страдать от стресса и банально тупить. Через неделю ему нужно было сдать проект. А он понятия не имел о чем в нем писать. Но спросив у своего однокурсника совета, не получил ничего кроме насмешки: «Ты Аль-Хайтам. Ты не можешь чего-то не знать». Возможно парень предполагал подобные слова как подбадривание или комплимент. Однако Хайтам слышал лишь упрек. Ты не имеешь права на слабость. Почему? Он ведь обычный человек. Такой же как и они все.              Весь день прошел в свобственных мыслях. Настроение было отвратным. Не хотелось ничего. Лишь упасть лицом в подушку и не просыпаться лет так никогда. Но зайдя в дом, он застал Кавеха, в их ужасном фартуке — который сам Кавех и дарил ему — готовящего его любимые овощи с мясом. По его же рецепту. И поинтересовался какой же у них повод для подобной милости. Но в ответ на свою резкость получил лишь мягкую улыбку на перемазаном в соусе, но определенно довольном, лице и какое-то приторно добродушное: «С возвращением, Хайтам. Я тут твою любимую еду приготовил. По крайней мере, попытался, твои рецепты слишком замудренные. Просто ты выглядел таким… м, подавленным что ли? Ты же знаешь, что можешь позволить себе иногда отдыхать, верно? Так вот, я ещё тут вина прикупил, говорят оно лучшее в Мондштате. Если ты не слишком устал, могу налить?». Хайтам слушал эту сумбурную речь с замиранием сердца и разливающимся в душе теплом.       В ту самую ночь он понял две вещи: что рецепты для Кавеха надо писать более подробно — овощи были подгоревшими, а соус слишком острым — и что он готов съесть хоть варёных слаймов, если их будет готовить его Кавех.       — Ни за что. — Хайтам отвернулся в сторону от архитектора, стараясь скрыть свое лицо и не видеть ухмылки на чужом.       — Ох, неужели мой милый Хайтам смущается? Как мило! — Кавех подскочил со своего места, буквально влетая в секретаря и обхватывая его шею руками. Хайтам мог разглядеть крапины веснушек на любимом лице.       — Заткнись, — но вопреки резким словам и попыткам сказать их более раздраженно, секретарь улыбался чуть ли не во все двадцать восемь.       — Ой-ей, перестань делать вид, будто не я — любовь всей твоей скучной жизни! — Кавех легко рассмеялся, покрывая хайтамовское лицо поцелуями и сжимая его щеки в своих ладонях, — В конце концов, я - твой муж.