Осторожно, Аддамс!

Вещь был уже не молод. Будь он человеком, то мог бы назвать себя почтенным стариком, но Вещь человеком не был. То есть был, но то время уже давным-давно прошло. Хотя, некоторые человеческие качества он в себе сохранил. И, пожалуй, самым проблемным из таких качеств была сентиментальность. Иначе как объяснить ту идиотскую и откровенно опасную ситуацию, в которой несчастный придаток оказался? Начиналось всё, вроде бы, неплохо. Принеся клятву верности Уэнсдей, Вещь оказался в статусе её личного слуги. Честно говоря, личной нянькой для двух недорослей он ощущал себя гораздо чаще, но совершенно на это не жаловался. Проводить время с наследницей Аддамсов и её подругой было…. Занятно. К тому же, кто-то должен был позаботиться о социальной адаптации его подопечной - почему бы и не ему самому? Возлагать эту сложную миссию на плечи одной лишь мисс Синклер было бы действительно безответственно. В конечном итоге, уже почти год как Вещь носился по всему Невермору, выполняя различные мелкие, и не очень, поручения своей молодой хозяйки. Эту старинную школу и её окрестности он успел изучить как свои пять пальцев. И даже оборудовал для себя и своей хозяйки несколько тайников. Как правило, там хранились всякие приятные и полезные мелочи вроде запчастей от любимой паровой гильотины Уэнсдей, деталей электрического стула, ножи различных форм и размеров, яды, немного взрывчатки (подарок Паксли на Рождество) или материалов для различных пакостей. Был только один тайник, который Вещь хранил в строжайшем секрете, и содержимое которого могло стоить ему не только смерти, но и посмертия с дальнейшим упокоением - небольшая шкатулка под половицей в совместной комнате Энид и Уэнсдей. Там Вещь трепетно хранил детские фотографии своей подопечной, тщательно оберегая своё сокровище от посторонних глаз. Иногда, когда девочки спали или надолго уходили из комнаты, старый слуга позволял себе пересматривать старые снимки, ностальгируя о прошедшем времени. Как быстро летит время…. В это раз всё было точно так же. Вещь, уже в который раз, рассматривал снимки маленькой Уэнсдей - его любимым был тот, на котором маленькая Аддамс в розовом плюшевом костюме зайки с пластиковой тыквой-ведёрком в руках хмуро взирала на фотографа, словно заранее обещая самую страшную кару тем, кто увидит это свидетельство её «позора». В тот Самайн она впервые сама выбирала себе костюм - и самым страшным чудовищем в представлении маленькой Уэнсдей оказался розовый плюшевый заяц. Разумеется, никого напугать не удалось - взрослые лишь умилённо выдавали ей конфеты, что сильно расстроило малышку. Погрузившись глубоко в свои воспоминания о том времени Вещь не заметил страшное - в комнату вошла Энид Синклер. Если быть точным, то волчица рухнула, наступив на собственные развязанные шнурки. В своём человеческом облике Энид была потрясающе неуклюжа, и если бы не потрясающие способности оборотней к регенерации, то ходила бы, с головы до ног усыпана синяками и ссадинами, в том числе и от собственных когтей. Резкий звук падения чужого тела испугал Вещь, и фотографии из его пальцев рассыпались по полу комнаты. Придаток испуганно замер - что делать? Срочно собирать фото? Бежать? Прятаться? Как же ему не хотелось лишаться пальцев…. - Блин… - захныкала Энид, потирая ушибленную коленку. - Опять навернулась. Вещь всё не решался шёлохнуться. Фактически, его застали с поличным. - Прости, Вещь, я не хотела тебя пугать, - Энид всё ещё не смотрела на происходящее, приводя себя в порядок после падения. - Я нечаянно пролила удобрения на нашего нового учителя ботаники, и на него набросилось какое-то жуткое растение, от которого Уэнсдей пришла в абсолютный восторг. Представляешь, она предложила мне перенести это чудовище в нашу комна…. Волчица замерла на полуслове. Её взору предстал Вещь, испуганно жмущийся не то к стене, не то к полу, а вокруг него лежало несколько десятков старых фотоснимков. Тот самый, горячо любимый придатком, предательски оказался на самом верху. Одна из половиц у дальней стены была снята из своего места, а в открывшемся пространстве виднелась небольшая металлическая шкатулка, которая, собственно, и служила тайником. В комнате повисла неловкая тишина. Первым очнулся Вещь - он почуял отсрочку от своей неминуемой и очень жестокой смерти. Бешено забарабанив пальцами по полу, он умолял Энид спасти его и ничего не говорить Аддамс. По крайней мере, именно это уловила оборотень из его панических и хаотичных движений. - Подожди, я тебя не понимаю. Почему я должна спасти тебя от Уэнсдей? Она же…. - Синклер подошла поближе и внимательней присмотрелась к фото. Маленькая девочка в розовом кроличьем костюме всё так же хмуро поглядывала со снимка, и в этом взгляде Вещь видел место своего последнего упокоения, прямо за забором семейного кладбища домашних животных. - Ух, ты! «Не. Выдавай. Меня. Иначе. Мне. Не жить» - уже отчётливо отстучал слуга на азбуке Морзе, пытаясь одновременно собрать разбросанные фотокарточки. - Да брось, - фыркнула блондинка, теперь уже с интересом рассматривая «компромат». - Уэнсдей тебя любит. «Её. Это. Не. Остановит» - снова застучал придаток. - Перестань, - отмахнулась Синклер. - Почему ты мне раньше это не показывал? Она в детстве была такой миленькой! - Кто «миленький»? - поинтересовался бесцветный голос у входа в комнату и душа Вещи, то, что от неё осталось, ушла в самые кончики ногтей. Это было фиаско. Уэнсдей Аддамс, его ночной кошмар и радость его посмертия, собственной персоной, стояла на пороге, деловито отряхивая пальто. - Если ты всё-таки поменяла мнение о той чудной Dionaea muscipula, то мистер Виконас её нам отдать готов прямо сейчас. Она прокусила ему плече-лучевую мышцу на левой руке и, кажется, всё-таки успела выхватить кусок трицепса на правой. Такой ужасный домашний питомец увеличит мои возможности по незаметному сокрытию чужих останков. - Фу, Уилла, не надо подробностей, - Энид сморщила носик. - Тогда кто? - в голосе Уэнсдей появились скрытые нотки ревности. Вещь аккуратно пятился к балконной двери. Если у него не было шансов выжить, то, по крайней мере, он не хотел окончить свой посмертный путь на стенде из набора «Юный таксидермист». Лёгкий щелчок - и придаток на скорости, которой позавидовало бы любое полноценное тело, устремлялся прочь по крышам, незамеченный никем из изгоев. - Ты не говорила, что у тебя такие классные фотки! Ты тут такая миленькая! - Энид, несмотря на широкую волчью улыбку, полную опасных клыков, была больше похожа на щеночка лабрадора. - Какие фотки? - подозрительно сощурила глаза Уэнсдей, принимая из рук подруги старые снимки. - Вещь… - Не вздумай его обижать! - сразу же заступилась за друга Энид. - Он должен меня защищать, а не распространять компромат, - насупилась Аддамс, пересматривая слегка выцветшие от времени изображения. - За такую оплошность ему следует назначить наказание. - Он не специально, Уилла, - Синклер слегка притопнула, и аккуратно взяла свою девушку за подбородок. - Εφιάλτης των ματιών μου, нужно быть самоубийцей чтобы попытаться навредить тебе таким глупым образом. Вещь просто любит тебя и скучает по тем временам, когда мог заботиться о тебе, не опасаясь потерять пальцы. Уэнсдей слегка ухмыльнулась на это замечание. - Ладно, ma chére, можешь оставить эти дурацкие картинки себе. Наказанием для Вещи послужит потеря права хранить этот компромат у себя. - Не боишься оставлять это у меня? Ответом был поцелуй в щёку и тихий ехидный шёпоток на ухо: - Я хочу посмотреть на suicidio disperato, который решить украсть компромат на члена семьи Аддамс у обращённого оборотня, - Уэнсдей отстранилась от возлюбленной и сразу же сменила тему. - К слову о самоубийцах. Я совершенно уверенна, что нам необходим хищный питомец, и эта мухоловка… - Уилла!