Наказание

— Мне начинает это действовать на нервы, Лале. — Мехмед метался из стороны в сторону, словно взбешённый зверь в клетке. Лале покорно сидит на своей кровати не смея поднимать взгляд. В глазах Мехмеда бушует настоящий ураган. На устах мир, в сердце война. Он действительно пытает сохранять спокойствие, но душу разрывает глодающее чувство ревности. Они были даже не в отношениях, но столь трепетное, хоть и дружеское чувство к другому мужчине вызывало у него только беспорядочный гнев. Сейчас ему ничего не мешало схватить торшер с туалета Лале, кинуть его об стену с такой силой, что все хрустальные камни на нём разлетятся по покоям. Он бы мог в охапку схватить Лале и вынудить клятвами и запугиваниями, наконец правду нужную ему. Под пеленой ревности все казалось лживым, неправдивым для него. Из характерно жестоких мыслей выбивало лишь присутствие той, из-за которой он ещё к чертям не разнёс эту комнату. Она с понурым носом молча сидела и отсчитывала в голове шаги Мехмеда, словно секунды до окончания её жизни. Шаги замедлились и Лале кажется перестала дышать. — Зачем ты постоянно ходишь к Аслану? Моя персона не удовлетворяет тебя? — Мехмед прижимает её к стене, становится перед ней на уровне её лица, не даёт отвести взгляд от прожирающих насквозь глаз. Он ещё ничего не делал, но уже дал почувствовать себя пристыженной. — Ты знаешь, как меня это выводит из себя? Его рука упирается в стену. — Но вы же знаете, что мы же друзья.. Она не успела договорить, так как ладонь Мехмеда прижалась к её нежным пунцовым губам, слегка царапая их небрежным жестом, он перекрывает не только поток жалких слов, но и доступ к желанной дозе воздуха. — Я разрешал разговаривать тебе? — зарычал он снова и вдавил пальцы в чужую челюсть крепко, что после наверняка расползутся синяки, словно змеи. Потрясённая поведением, Лале захныкала. Восторженно. Единственный человек с кем Шехзаде был нежен — Лале. Весь дворец был уверен в том, что коварная ведьма очаровала его и поймала в его сети. Многие помнили события двухлетней давности и считали девушку провокаторшей, но никто не знал истины. Лале была идеальна во всем, никто не должен был трогать её хоть пальцем. Все, кто её расстроили лишались бы в ту же секунду головы. Однако, Мехмед был жёстким. Его вторая рука продолжала вжиматься в каменную стену в то же мгновение опустилась ниже, миновав коленку и плечи.       Его дыхание от бесконечного гнева со временем выровнялось.       — Я полагаю, что ты не осознаешь весь смысл моих наказаний, Лале, — зашептал Мехмед, а после спокойно, совершенно не соответствующе своей личности добавил: — Я хочу увидеть, как ты понимаешь меня. Это прозвучало как что-то обыденное. Будто Лале провинилась в чем-то другом, будто должна была.. попросить прощения и весь конфликт будет исчерпан. Но все было не так. Его рука скользнула по её щеке, нежно поглаживая, но за секунду она сменила траекторию и грубо, почти с натяжкой ногтем скользнула по внутренней части губы.       — Мне повторить? — зарычал он и его брови исказились от гнева. — Ты не поняла меня?       Кузина замотала головой, что получалось с трудом, учитывая ладонь на её застывшем рту. И ни слова сказать не получалось, лишь томное мычание. Её бедра дергались, пальцы нашли место в переплетении рюшей платья.       — Я поняла вас.. — пробормотала она, на её ресницах уже образовывались жалостливые слезы. — Мехмед, пожалуйста.       Она резко замолчала, стоило ударить рядом с головой с такой точностью, что в янтарных глазах наверняка засверкали звёздочки. Её тело словно онемело. Широкие ладони брюнета прошлись по его плечам, спустились к впалому животу. — Если мне что-то не понравится, то отхлестаю настолько сильно, что сидеть не сможешь, — сказал он и, сжалившись, сложил концы кнута спрятанного в боковине шервани вместе, прижал к все ещё вертящейся на месте Лале. — Я должен напомнить, что мне не нравится когда ты дергаешься? — Она замотала головой. Шехзаде довольный своим контролем, заваливает её на письменный стол. Распрямившись, он без лишних слов задирает подол её хлопчатого платья. Она по дурацки хлопает глазами, невинно вглядывается в его лицо. — Сегодня ты обращаешься ко мне как «Повелитель». Уяснила? Кивок. Он подхватывает её под коленками и поднимает худые ноги настолько высоко, что её коленки трещат от натяжки, а лодыжки Лале ударяются об сильную спину. В порыве страсти Мехмед впивается пальцами в ткань такого по-детски глупого белья. Раздаётся звонкий треск, освобождающий девушку от панталонов. Мехмед видит, насколько сильно Лале хочет его коснуться, как дрожат тонкие пальцы в попытке оторваться от раздражающей поверхности стола, как хочется впиться губами в губы и прижать её к себе. Шехзаде приближается её уху и обдаёт шепотом: — Как с тобой делал это Аслан? Он был лучше меня? — Мехмед с нажимом проводит ладонями по бедрам девушки. Лале шумно втягивает воздух сквозь стиснутые зубы и тут же одергивает себя. Не хочется шуметь. — Теперь ты и правда будешь молчать? — Ещё ничего не успело произойти, а Лале уже сжимает у рта свой кулак, впиваясь зубами в костяшки, кой вырвавшийся из неё стон не был слишком громким. — Мех.. Повелитель! Его пальцы не перестают останавливаться, вжимаются в соски шатенки, потирают их крепко, почти что болезненно, заставляя Лале под ним задыхаться и качнуть бедрами навстречу, тереться о плоть Мехмеда непреднамеренно. От такого контакта Лале невольно хныкает. — Ты любишь когда тебя унижают? Потаскуха. Лале шмыгает носом, на её глазах скапливаются слёзы.       Шехзаде отвлекается, задирает ноги госпожи, раскрывая девочку так, что щеки сразу становятся красными и теперь сравнимы с наливными плодами яблонь. — Ты мокреешь, когда я тебя рассматриваю, — он крепко прижимается обнаженной кожей к раскрасневшимся бёдрам партнёрши, измазав самый низ её живота влагой. — ты потеряла стойкость. Узкая.       Такая узкая, что хочется простить все погрешности, не наказывать, а постоянно поощрять, рассыпаться похвалой прямо на балахинах этих покоев. Такая, что хочется даже забыть о рыжем пленнике, который вывел его из себя. Он тянется к её острому плечику, вылизывает, смыкает зубы — сильно, резко, впивается в мягкую кожу. Зубы вторят: Моёмоемоемоемое..       Но в движениях он смягчается, двигает пальцами медленно, видит как Лале изводится и дёргается. Через напористые и резкие движения, грубую хватку он признаётся девушку одновременно и в любви, и в ненависти. Только к кому? В какой-то момент для Мехмеда их яростное соитие превращается в акт театрального унижения Лале. Не в серьёз конечно. Он никогда бы не стал унижать Лале, просто заигрался. В конце концов, если бы она полностью потеряла стойкость и волю, послушалась и выполняла его приказы до крайности, словно рабыня — это бы перестало быть чем-то приятным.. Мехмед сжаливается на мгновение, опустился на руках ниже и прижался к щеке так нежно, так трепетно, что заставляет Лале задыхаться от нескончаемого стыда и любви к этому человеку. Как бы он ни был груб с ней. Как бы он её не называл. — Ты не должна на меня обижаться, — сказал он и толкается глубже. — ты же знаешь, что заслужила подобное? Пара движений и он изводит девушку до предела. Дыхание стало ровном, а время начало иметь свой вес и давить сверху виной, Мехмед утыкается в мокрый лоб девушки, вжимается в него до предела и облегченно выдыхая, словно с его души спал каменный груз. — Я тебя люблю. — Шепчет Мехмед. — Извини. — Начинает говорить Лале и обхватывает его за шею на себя.