Заблудился

Он сбегал. Долго и неумолимо прытко, будто от самой Вселенной. Иногда он запинался, тормозил и возвращался. Например тогда когда сам подсел ко мне в парке. Голуби ходили туда-сюда, а мы даже друг на друга не посмотрели. Он любил намекать. Правда я был настолько глуп что не замечал этого. Только сейчас я понял что он хотел этим сделать. Он тогда решил перестать бегать, но расстроился из-за моего бездействия и снова ушел. Впервые я понял насколько горько может быть от сладкого шлейфа когда он сбежал от меня в той беседке. Мы говорили по душам, как пошёл дождь и бледный, худой, но такой красивый подросток скрылся у меня из виду. Из-за капель воды я не смог бы найти его по запаху и он рассчитывал на это. Но я снова повёлся. Второй раз этот сладкий запах повеял прямиком с моей комнаты. Я впервые почувствовал насколько же сильно хочу его поймать, обуздать, присвоить и запереть под три замка. Пока я принюхивался к сладкому вину, оно ускользнуло с моих покоев. Он долго бегал по коридорам родительского особняка и, наконец, остановился. Заперся в какой-то кладовке. Сладость гаденько хихикал за дверью пока я сдерживался чтобы не выбить чёртов кусок дерева. Тогда мой мозг придумал хитрость — я ушёл, но не далеко. Феромон смог выветрится и мой омежка выглянул с коморки. Это была его ошибка. Он сладостно подвывал пока я любил его прямо в коридоре, цеплялся за мои руки, выкрикивал моё имя и подмахивал своими Господибожемой мягкими бёдрами навстречу. Я не смог остановится пока не почувствовал обмякшее тело. Он отключился от, кажется, седьмого сногсшибательного оргазма. Пришёл в себя снова подо мной, только уже в моей комнате. Я брал его даже бессознательного, поэтому дырочка пошло хлюпала от моего семени. Он был сладок и внутри и снаружи, и я присвоил себе каждый участок хрупкого тела. Он ушёл пока я спал. Следующий раз наступил через много лет. Тогда я научился театральному искусству, был прекрасно обучен военному делу и выбрал себе политику, поменялся в общем. А он всё так же сладко пах вином, будоража мои рецепторы, и украдкой поглядывал на мои мышцы. Я заметил это когда запах окутал меня.. нет не так, исключительно меня в большом зале, а я сидел как послушный мальчик и довольно принюхивался. В этот раз он был всё также хрупок, но не настолько бледен и немного подкачан. Я брал его прямо на диванчике в кабинете. Он что есть мочи глушил стоны чтобы ими наслаждаться мог только я. А моя альфа недовольно фыркала на это — хотела что бы все знали кому он принадлежит. Впервые он не ушёл. Некуда было идти. Он довольно помуркивал у меня на груди и откровенно нежился. Ластился так сильно и правильно, но, как и раньше, ушёл. Чуть ли не навсегда. Я шёл по побитым коридорам, скорее даже бежал, за тонкой ниточкой кислого, но такого же любимого мной вина. Как только открыл дверь — застал месиво из мозгов и крови. Он сидел в углу, кисло пах его страх. Но он всё равно звал меня, а потом прильнул сам, лепеча что-то про то что его приказа наконец послушались. И ластился ко мне, так. Впервые? Один офицер действительно лежит так, будто хотел пристрелить сначала мою омегу, а потом уже себя. Выкинутый пистолет только-только начал окрашиваться в офицерскую кровь. Он не врал мне. Он снова заблагоухал тем сладким ароматом, ласково потираясь щекой о мою грудь, и я, на момент, снова вернулся на пару десятков лет назад. Бледная кожа, хрупкий стан, но теперь он смотрел на меня как на самое ценное что у него есть. Его фиалково-красные глазки будто снова изучали меня. Ну да, я ведь поменялся, щетину отпустил, длинные волосы подстриг, не узнать было б. А он узнал, из тысячи бы узнал, и тянулся ко мне так правильно, и окутывал моим любимым запахом, и просил ласки и любви. Но я давно перестал быть таким импульсивным, сначала я забрал его домой, в Москву. Только там я смог снова любить его, он стонал громко, звал меня отчаянно и пах так сильно что я опять не мог остановиться. И вот смотрю я на, уже точно, мою прелесть и думаю, стоило ли оно того? Определённо да, главное чтобы увидеть его рядом с собой завтра утром, а всё остальное им не сдалось. Год за годом душа в душу, но что-то тревожило в его запахе. «Горечь» — догадался я, когда его не оказалось рядом в один день 23-его июня. Он не хотел уходить, но по другому не умеет. Наверное, он сам заблудился в себе, нужно дать ему немного времени. Он вернулся в тот момент когда я уже пошёл искать, винный дурман набросился на меня прямо на улице и поцеловал так легко и спокойно. Запах больше не горчил, а я не расспрашивал куда он убегал. В общем-то он и не сбегал больше, ластился и любился. И целый свет нам стал нипочём. А потом снова ушёл. Только теперь на небо. Сгорел вместе с тем злоебучим зданием, но я его нашел. Снова. Теперь ему некуда бежать.