Одиночество, соль и чужие квартиры

Одиночество — это не приговор. Так я говорю себе, стоя на балконе и смотря вниз на заснеженные улицы. Там по-зимнему светло и пока что пусто, но скоро во двор выйдут люди. Будут запускать салюты и радостно кричать. До нового года пятьдесят минут. Я закуриваю. Зажигалка почти подходит к концу, и только с третьего раза удаётся высечь слабый огонёк, от которого получается прикурить. Затягиваюсь. На улицах пусто, я перевожу взгляд на соседний балкон: там никого, но из квартиры виден свет и доносится шум предновогодней суеты. Звенят тарелки. Люди готовятся встречать, да. Это только я сегодня один. Ну и ладно. Снова затягиваюсь, пожимаю плечами. Убеждаю себя, что это мой выбор. А что, разве нет? К родителям я ехать не захотел. Друзья… кто-то с семьёй. Кто-то обо мне не вспомнил. Кому-то не стал писать сам. Честно говоря, к концу года я очень устал. От мысли о шумных тусовках хотелось только завернуться в одеяло и проспать до следующего года. Так я и поступлю, только встречу… Один. В компании искусственной ёлки с гирляндой и бокала вина. Когда один — можно не поддаваться этому всеобщему порыву пить шампанское, которое я терпеть не могу. Налить себе красное полусладкое. В одну харю сожрать оливье, предусмотрительно купленный днём в магазине. Одиночество — это очень даже неплохо порой. Хотя всё равно тоскливо. Делаю третью затяжку — и тут за спиной мигает и гаснет свет. Я оборачиваюсь: в моей комнате теперь темно и гирлянда больше не мигает разноцветными огоньками. Отлично. Что ещё может пойти лучше, чем в новый год остаться без света? Интересно, что случилось? Неполадки на линии? Я снова смотрю на соседний балкон, но у соседей свет всё ещё горит. Значит, что-то у меня. Мелькает надежда, что стоит просто перезагрузить щиток. Я вздыхаю и продолжаю курить, постепенно замерзая на застеклённом, но неутеплённом балконе. Шум от соседей становится громче и перерастает в какую-то ругань. Слышу женский голос, который на повышенных тонах кого-то отчитывает. Затем грубый мужской. Посуда звенит как-то особенно громко, разве что не бьётся. Или разбилась тарелка? Под конец года у многих сдают нервы, и я всё больше рад, что сегодня один. Жалко только, что без света. Докуриваю, возвращаюсь в комнату. Смотрю на мобильник: сорок минут до двенадцати. Вздыхаю, иду на ощупь проверять щитки. Сначала тот, что в квартире. По очереди поднимаю и опускаю рычажки, но чуда не происходит. Выхожу в общий коридор. На лестничной клетке свет тоже горит. Значит, и правда проблема у меня. Нахожу свой щиток, открываю. Снова рычажки. Вверх. Вниз. Возвращаюсь к себе, но света всё ещё нет. Что же, очень печально, ведь на этих действиях мои познания в электрике заканчиваются. Думаю посидеть в темноте, но вдруг вспоминаю, что у меня есть свечи. Целая упаковка больших свечей из икеи, которые мне дарили на какой-то праздник, и я с тех пор ни разу ими не пользовался. Обычно я не жгу свечи, но сейчас… Будет даже лучше. Чертыхаюсь, пытаясь найти их в темноте, потом нахожу, расставляю по столу. Красиво. Пытаюсь поджечь. Зажигалка сдохла. Выдаёт искорки, но ни одной такой, чтобы был даже слабый огонёк, которым можно поджечь хотя бы одну свечку. Это что, новогодний заговор против меня? Вспоминаю, что запасной зажигалки нет. Поленился купить днём. Думал, что просижу без сигарет, если что. Но кто же знал… Снова вздыхаю. Сдаваться не хочется, и я думаю, что можно попросить у соседей. Я не очень люблю ходить по соседям со странными просьбами, но раз в год-то можно? Магазины сейчас закрыты. А спички или зажигалка точно у кого-нибудь есть. Набираюсь решимости, не даю себе времени передумать. Накидываю сверху ветровку и выхожу из квартиры, заперев за собой дверь. В нашем подъезде всего по две квартиры на этаже. Сначала думаю зайти к соседям рядом, но звуки их скандала слышно уже из-за двери. Ну уж нет, в чужую ссору я лезть не буду. Осталось только выбрать: вверх или вниз? До полуночи всего тридцать минут. Выбираю верх, поднимаюсь по пролёту. Этажом выше как-то неуютно. Лампочки перегорели, едва светится только одна, из-за чего на лестничной клетке полумрак. На полу грязь. Две двери. На одной есть звонок, на другой нет. Я даже не знаю, кто тут живёт надо мной. Выбираю дверь со звонком, нажимаю, жду. Натягиваю на лицо дружелюбную улыбку. Ну, насколько умею. Нервничаю. Приятно познакомиться, Кирилл, тридцать три годика. Потеет как школьник, когда надо попросить у соседей спички. Да, это я. Дверь распахивается рывком — и я вздрагиваю. На пороге стоит мужик в майке алкоголичке. Обвисшее пузо, усы топорщатся в разные стороны. Запах спиртного. Вид такой, как будто он отмечает не только сегодня, а каждый день. — Здравствуйте, я ваш сосед снизу, — спешно тараторю я, пока он не подумал обо мне что-нибудь не то. — У меня свет отключился, у вас случайно нет спиче… — Нету, — рявкает на меня мужик, не дав договорить. Его голос низкий, хриплый. — Ладно, спасибо, извините за беспокойство, — бормочу я как провинившийся школьник. — Пойду дальше искать… — И нечего тут шастать, — говорит мне мужик. — На этаже больше никого не живёт. Вали. — И захлопывает дверь прямо у меня перед носом. Я несколько секунд стою в оцепенении. Недружелюбный какой сосед. Ему что, жалко, если я буду шастать? Боится, что я в углу насру? Так здесь и без меня справились, вот уж было бы за что переживать… Но и задерживаться здесь я не хочу. Проверяю часы: двадцать пять минут до нового года. Думаю, что пойду дальше наверх, но проходя мимо второй двери притормаживаю и тихо стучусь. Не от того, что не поверил грубому мужику, но из какого-то упрямства. Впрочем, ответа не жду. Вижу, что прямо у порога насыпан какой-то мусор. Грязь, песок и… словно соль рассыпали. Видимо, эту дверь давно никто не открывал. Разворачиваюсь и вдруг слышу тихий щелчок за спиной. Поворачиваю голову. Дверь, в которую я только что стучал, чуть-чуть приоткрыта. Я не слышал ни шагов, ни голоса. На мгновение думаю, что она была не заперта и открылась от моего стука. Но это же бред. Почему-то воровато оглядываюсь на квартиру, в которой живёт усатый мужик, а потом подхожу к открывшейся двери. — Здравствуйте, — негромко говорю я. — Есть тут кто? Я сосед снизу… Из-за двери никто не отвечает. Что-то мне подсказывает, что надо развернуться и идти дальше, но любопытство сильнее. Может быть, там живёт старый человек? Я решаю ещё немного попытаться. Чуть тяну дверь на себя и заглядываю внутрь. Внутри темно, но слабый свет с лестничной клетки освещает часть прихожей. Я просовываю голову в дверной проём. — Есть кто-нибудь? — спрашиваю я. Я стараюсь говорить негромко, почему-то ожидая, что вот-вот из квартиры напротив выбежит мужик и пинками погонит меня отсюда. Внутри квартиры включается свет. Передо мной длинный коридор прихожей, по правой стороне которого приоткрытая дверь в комнату. Свет зажёгся в ней, и теперь у меня на пути лежит полоска света. Я в замешательстве. Переступаю порог и слегка прикрываю за собой дверь, чтобы не думать о недружелюбном соседе, и пытаюсь снова объясниться: — Здравствуйте, я ваш сосед снизу, — говорю я. — У меня выключился свет, и я хотел спросить, не будет ли у вас спичек или зажигалки. Я верну, — зачем-то добавляю я. Из комнаты на пол коридора выпадает коробок спичек. Как будто его кто-то бросил. И теперь он лежит. На полу. Что происходит? В квартире живёт кто-то, кто не любит видеть других людей, но при этом открывает дверь? Мне хочется свалить отсюда. Но теперь, когда моя цель так близка, не хочется уходить без спичек. — Спасибо, — бормочу я в пустоту. Кроме моего голоса и шороха упавшего коробка я не слышу в квартире никаких звуков. Как будто тот, кто в комнате, не шевелится и даже не дышит. Кто это? Ребёнок? Старик? Психический больной? — Я тогда… возьму и пойду, — говорю я вслух. — А завтра занесу обратно… Я делаю шаг к полоске света. Потом ещё шаг. Понимаю, что, достигнув комнаты, смогу повернуться и посмотреть, кто там. Мне одновременно любопытно и страшно. Я не знаю, что могу там увидеть. Кого. Дохожу до лежащего на полу коробка. Присаживаюсь на корточки, протягиваю руку. Пальцы сжимают картонный прямоугольник. Понимаю, что вот сейчас могу повернуть голову — и в этот момент в комнате гаснет свет. Квартира погружается в темноту. Становится неуютно. — Спасибо ещё раз, — очень тихо говорю я. — Я тогда… пойду. Выпрямляюсь, убираю спички в карман. Разворачиваюсь и иду по коридору обратно к двери. Тут всего шагов пять… или шесть. Мне кажется, что сзади меня кто-то есть. Что кто-то идёт за мной. Хотя я не слышу шагов. Но мне кажется… Нет, я уверен. Дохожу до двери, кладу пальцы на ручку, и в этот момент я просто не сомневаюсь, что сзади меня кто-то стоит. Я не двигаюсь. В голову приходит логичная мысль, что надо открыть дверь и выбежать в коридор, но я стою, как будто ожидаю чего-то. Силюсь расслышать сзади себя хотя бы дыхание, но не слышу ничего — только стук собственного сердца, отдающийся в висках. Мне страшно, но почему-то и любопытно тоже. Я даже думаю, что могу обернуться, как в этот момент в голове проносится мысль: «Не смотри». Я не понимаю и сначала даже пытаюсь задать себе вопрос: почему не смотреть? Но потом ко мне приходит осознание, что это не моя мысль. Что это… даже не чужая мысль. Но и не голос. Это сообщение. От того, кто стоит сзади. Не смотреть. И тут мою руку, лежащую на дверной ручке, накрывает чья-то ладонь. По крайней мере, так ощущается. Я вздрагиваю, но не издаю ни звука. Только пульс учащается. Кожа гладкая. Плотная. Я усилием воли заставляю себя не опускать взгляд, чтобы не пытаться разглядеть что-то в темноте. В голове складываются детали пазла. Дверь в квартиру, которую давно не открывали. Прихожая — та её часть, которую я видел — выглядит совсем не жилой. Без вещей. Предметов, которые так или иначе появляются даже в жилище у аскета. Тот, кто стоит за спиной, не издаёт звуков. Ни шагов, ни дыхания. И эти слова в моей голове… За моей спиной стоит не человек. Это так нереально, что мозг отказывается на это реагировать. Так странно… И почему-то ужасно любопытно. Тот, кто живёт в квартире, одолжил мне спички. «Одолжение за одолжение», — снова проносится в голове мысль, принадлежащая не мне. Что? Я понимаю смысл, но у меня ничего нет… И что я могу дать взамен? — Что ты хочешь? — спрашиваю я. — Знаешь, я… просто не хотелось бы умирать за спички. — И издаю нервный смешок. Мне правда не настолько они нужны. Если это… существо хочет меня съесть. Или даже пообкусывать… я бы лучше вернул спички. Правда. Но мне не отвечают. Вместо этого чужая рука исчезает, а затем сзади ко мне прижимается тело. Я пытаюсь понять его, не глядя. Оно чуть тёплое. Кажется, похоже на человека. По крайней мере, мне представляется грудная клетка… рост вроде бы выше моего. Чужие руки опускаются на бёдра. Пальцы длинные, но больше я ничего не могу понять. Я не смотрю и не рискую трогать. А потом эти руки подцепляют резинку моих домашних штанов и стягивают вниз. Вместе с этим чужое тело отстраняется и, кажется, опускается вниз. — О боже… — бормочу я. — Что ты… Я не договариваю, потому что не знаю, что именно хочу сказать. Я догадываюсь, но не верю до конца, когда мои ягодицы раздвигает что-то мягкое и влажное. Очень похоже на язык. Чей-то неестественно длинный язык. Движение приятное, и мне от этого очень стыдно, а также всё ещё немного страшно. — Что же… ты такое… — бормочу я. Ответа я не получаю — могу только говорить, потому что моё тело меня не слушается. Я не могу понять: дело во мне или в каком-то внешнем воздействии, но внутри всё как будто наполняется ватой. Или желе… Я немного плыву, потому что язык сзади становится всё настойчивее и толкается внутрь. У меня чертовски давно никого не было, но обитатель этой квартиры очень нежен. Я говорю себе, что это сон, что я заснул в ожидании нового года, и мне с недотраха снится, как меня имеет монстр из квартиры сверху за коробок спичек. Я знаю, что не сплю, но мозгу чуть проще смириться с происходящим, когда я позволяю ему назвать вымыслом реальность. Язык — я теперь полностью уверен, что это именно язык — как будто чуть утолщается, растягивая мышцы. Это… приятно. — Меня поимеют за коробок спичек, — вслух бормочу я, чтобы придать происходящему какую-то словесную форму, и прижимаюсь щекой к металлической двери. Я бы не смог сейчас убежать, даже если бы захотел, потому что с трудом стою на ногах, борясь с желанием сползти вниз. Не знаю, куда деть себя, и вдруг понимаю, что прямо передо мной дверной глазок. Прижимаюсь к нему и смотрю наружу — на всё так же тускло освещённую лестничную клетку. В глазке видна дверь напротив — дверь недружелюбного соседа. Во мне двигается чужой язык, и от него низ живота медленно наливается тяжестью. Я вижу, как дверь напротив открывается, и на пороге появляется тот усатый мужик. Он смотрит как будто бы прямо на меня, заставляя чувствовать себя так, словно я был пойман с поличным. Словно он знает, что я внутри. Вопреки здравому смыслу мне не хочется, чтобы меня обнаружили. Я замираю, стараясь не шуметь, но это сложно, потому что тот, кто сзади, впервые задевает внутри ту точку, от которой по телу растекается сладкая вспышка удовольствия. Я прикусываю губу, чтобы не издать звуков. Сосед скрывается в своей квартире и почти сразу возвращается. У него в руках пачка соли. Он подходит к двери, за которой я, и мне виднеется, как он сыплет её прямо под порог. Так вот оно что. Сосед что-то знает. Соль. Тот, кто сзади, отстраняется от меня внезапно и резко. Я ощущаю возбуждение, разочарование и пустоту. Я вдруг остаюсь у двери один. Сзади больше никто не стоит. Но какое-то время я всё ещё не могу двигаться. Стою, прижавшись к глазку, и смотрю, как недружелюбный сосед заканчивает сыпать соль и скрывается в своей квартире. Наверное, он не знает, что я здесь. Наверное, он знает, что здесь есть кто-то другой. Я отлипаю от двери через какое-то время и возвращаю на себя штаны. Я чувствую себя странно. То, что только что так нежно трахало меня языком, куда-то делось. Я бы мог открыть дверь и вернуться к себе. Мне бы надо отсюда бежать, но вместо этого даю себе немного времени, чтобы осмыслить. Нащупываю коробок спичек в кармане. Тебе не нравится соль, да? Я тоже не любитель. Предпочитаю сладкое. Я достаю мобильник и бросаю взгляд на время: до нового года пятнадцать минут. Тут же выключаю подсветку и, не давая себе времени передумать, разворачиваюсь вглубь чужой квартиры. — Эй, — негромко говорю я. — Он ушёл. Где ты? Я могу… пройти? В ответ на мои слова я вижу полоску света, которая падает уже не из ближней комнаты, а откуда-то дальше. — Хорошо. Я иду, — предупреждаю я и двигаюсь вглубь. Прихожая пустая. Миную одну дверь, другую… когда подхожу к источнику света — он гаснет. Я стою перед последней дверью в комнату. Она чуть приоткрыта. — Я зайду? — спрашиваю я и осторожно толкаю дверь. «Не смотри», — снова проносится в моей голове. — Хорошо, я не буду… В комнате темно, но я всё равно закрываю глаза, чтобы не разглядеть чего-нибудь в свете из окон. Делаю осторожный шаг вперёд — и утыкаюсь в него. Точнее, мой нос упирается в чью-то грудь. Я стою и не двигаюсь. Он не двигается тоже. Не уходит. Не трогает. Что же… — Я не буду смотреть, но я могу… потрогать? — спрашиваю я. Я не уверен, но мне кажется, что не только мне здесь страшно. Как будто это существо… тоже чего-то боится. Что его увидят? Возражений на мою фразу нет, и я решаю принимать молчание за согласие. Провожу ладонью по чужой груди. Она гладкая. Разом и похоже и не похоже на кожу. Как будто бы трогаешь силикон… но более живой. Я оказываюсь прав, что он выше. Веду ладонью вверх, пока не нащупываю плечо. Почему-то не решаюсь коснуться головы, и веду дальше по руке. Рука длинная, но кисть почти человеческая. Я добираюсь до пальцев и беру их в руку. Они длиннее моих и заканчиваются когтями. Твёрдыми и очень острыми на конце. Это точно не человек. От этой мысли по спине пробегают мурашки. — Ты… опасный, — говорю я зачем-то и улыбаюсь. Ниже руки нахожу ещё одну руку. — О боже, — говорю я. — Ты… Теперь я ощупываю его торс целиком, и он мне не мешает. Он такой высокий, что моё лицо буквально упирается ему в грудь. Тело плотное, и мне кажется, что под этой силиконовой кожей переливаются мышцы. У него четыре руки, как у шивы, или нет? Не могу вспомнить, но почему-то это приводит меня в восторг. Я наглею, прижимаюсь ближе и добираюсь до спины. Вдоль хребта я обнаруживаю полоску жёстких волос или шерсти… Полоска, как гребень, идёт вдоль спины вниз и продолжается на чём-то, что я определил как хвост. У меня неполная картина. Я не знаю, какая у него голова. Я не трогал его ниже пояса, поэтому понятия не имею, какого цвета кожа и какой длины хвост. У меня есть только мощный торс и когтистые руки, а также я помню про длинный язык. Понимаю, что это существо могло бы разорвать меня на части, но вместо этого оно прячется в темноте и просит на него не смотреть. Я решаюсь, хотя на самом деле я решился ещё в коридоре. — Ты всё ещё хочешь… своё одолжение за спички? — спрашиваю я. В ответ он касается моих губ длинным языком, мягко проводит по ним. Я чуть приоткрываю рот, впуская его внутрь. Обхватываю губами и скольжу по его языку своим. Самый странный поцелуй в моей жизни, но от него внутри как будто лопаются пузырьки от шампанского. Странно чувствую себя, стоя с закрытыми глазами, но ещё страннее, когда его руки толкают меня в сторону. Пара мгновений невесомости — и я падаю на кровать. Под ладонями ощущается грубая ткань, похожая на покрывало. — Подожди… — бормочу я. Понимаю, что лёжа на спине будет почти невыносимо не смотреть, и я переворачиваюсь на живот. Так проще. Так можно открыть глаза и ничего не увидеть. Остальное он делает сам. Я снова остаюсь без штанов и упираюсь коленями в кровать. Когда его язык снова толкается внутрь, влажно упираясь в колечко мышц, я понимаю, что зря не проверил, что у него ниже пояса. Он крупнее меня но… такой нежный. Снова растягивает меня, вылизывает. В какой-то момент его толчки становятся чаще и ритмичней, и мне кажется, что это будет финал, и я сейчас кончу, но тут он прерывается и убирает язык. Я понимаю, что должно быть дальше. — Знаешь, у меня давно никого не было, — сообщаю я куда-то в покрывало. Мне хорошо и очень странно, и я не сразу вспоминаю, что хочу сказать. — Я к тому, что… не делай мне больно, — говорю я. Надеюсь, что он понимает такое. Мне кажется, он должен понимать. В мой вход упирается что-то твёрдое. Надеюсь, что не что-то, на самом деле, а его член. Надавливает, а затем толкается внутрь. Медленно, но в одно движение. Он просто плавно загоняет его в меня до конца. Я готовлюсь к боли, но её нет. Запоздало думаю, что это его слюна что-то делает со мной. Меня ведёт. И мне приятно. Я совсем не против, если это так. Его руки держат меня за бёдра. Чуть выше одна пара рук, чуть ниже — вторая. Я мог бы улететь просто от этих ощущений. Он замирает внутри, и мне от этого становится невыносимо. — Давай, — говорю я тихо, но думаю, что он всё слышит. — Трахай уже… Он выходит и толкается снова, а потом просто берёт резкий и быстрый ритм, от которого из меня вырывается жалобный стон. Каждый толчок вызывает яркое удовольствие. Я вот-вот готов кончить — и тут за окном взрываются салюты. Я слышу свист, радостные крики и снова салюты. Зажмуриваюсь, но даже сквозь закрытые веки вижу яркие вспышки, озаряющие комнату. До полуночи ноль часов, ноль минут. Мой монстр вбивается в меня резкими, короткими толчками, и я, кажется, ору от этого, ору вместе с этими людьми на улице. Вместе со взрывами салютов. Я ору и комкаю чужое покрывало, а потом меня перетряхивает оргазмом. Так хорошо, что я почти готов отключиться. Мой монстр кончает тоже, но я не понимаю, в какой момент, но ощущаю, когда он отстраняется. Он уходит быстро, как и тогда, у двери, а я ещё какое-то время лежу, не в силах пошевелиться. Когда я наконец прихожу в себя и смотрю на часы, то они показывают всего пятнадцать минут первого. Я встаю с кровати. В комнате я теперь один. Подхожу к окну и смотрю на улицу: кто-то поджигает петарды, кто-то открывает спиртное, люди собираются группами, а кто-то один. И не только я. Перевожу взгляд на подоконник чужой квартиры: он посыпан тонким слоем соли. Кто-то не выпускает тебя отсюда, да? У меня столько вопросов, но только один план. Я не даю себе времени много думать. — Эй, — говорю я в пустоту квартиры. — Я похожу тут, хорошо? Предупреди, если не надо будет смотреть. Мне никто не отвечает, но я знаю, что он меня слышит. Поэтому я неспешно обхожу квартиру. Планировка как у моей: две комнаты, кухня, санузел. Вещей почти нет. Не знаю, кто здесь жил и кому она принадлежит. Я ищу кое-что конкретное, и наконец нахожу. Ведро. И швабру. Сначала беру ведро и обхожу все окна. Смахиваю в ведро соль, стараюсь не оставлять крупицы. Собрав всё, что смог найти, отношу ведро в ванную. Хочу смыть, но воды в кранах нет. Тогда я просто оставляю ведро там. Пока я хожу по квартире — не встречаю своего монстра. Может быть, он умеет становиться бесплотным и невидимым. Или просто ходит сквозь стены. Я ничего не знаю о нём, но хочу узнать. Добираюсь до входной двери и выглядываю в глазок: лестничная клетка пустая. Я тихо приоткрываю дверь, надеясь не привлечь внимание соседа напротив. Стараясь действовать бесшумно, но быстро, сметаю с порога весь мусор вместе с солью. Очищаю проход к лестничным пролётам. Закончив, возвращаюсь в чужую квартиру. Ставлю швабру в угол. — Ты теперь можешь выйти, — говорю я. — И… если хочешь, пойдём ко мне. Я приглашаю. На этом всё. Я покидаю чужую квартиру и медленно иду к себе, спускаясь по лестнице. Я думаю, что одиночество — это не приговор, кем бы ты ни был. Я думаю так и улыбаюсь, чувствуя, что сзади меня кто-то есть. Что кто-то идёт за мной.