Спичка догорела и погасла

- Давай! Давай! Ну, быстрее!- резкий голос толкает вперед по льду. Даня не понимает - это все еще Соне или уже ему, поэтому прибавляет скорость, понукаемый командой. Этери все еще владеет его телом как своим. Для чего брала, тем и пользуется. И пользуется ровно так, как считает нужным. В 2015, после Новогорска предложила: - Даниил Маркович, мне нужен кто-то, кто будет мною. - Это невозможно, вы уникальны,- даже и не комплимент, правда так считал. Улыбнулась. Фраза понравилась, польстила. Этери Георгиевна была хоть взрослой женщиной против двадцатичестырехлетнего мастера скольжения, а все же женщиной. И это в первую очередь. - Ты не понял,- еще раз улыбнулась.- Кто-то должен стоять на моем месте, а я буду смотреть на композицию со стороны. Так думать удобнее. Когда видишь, удобнее. Сразу понятно, как "сядет" на спортсмена. - А!- наконец понял Глейхенгауз.- Ну, я могу, да! Что делать надо? - Вечером приходи на сеновал,- совершенно серьезно ответила Тутберидзе. - В смысле?- Даня даже пару раз глазами хлопнул. Суть фразы понимал, но, он же это, не это. Он правда работать хотел, и у Этери ему нравилось, но без секса, в смысле. Без сеновала то есть. Женщин глянула на опешившего подчиненного и кажется сообразила, что прочиталось в ее фразе. Смутилась, а после рассмеялась: - Прости, ради бога, Даниил Маркович! Нахваталась плохого от Дудакова. Вечером после тренировок, через час где-то, приходи на лед. Будем смотреть, что ставить. И два сезона Даня стоял за всех фигуристов ТШТ на ночном льду. Работал, был погоняем и не раз обруган. Зато Этери разглядела и его талант к хореографии. Разрешала вносить предложения, многие одобряла. Казалось временами, что сплелись мыслями и нервами.Наверное, то, что произошло осенью 2017, когда-то должно было произойти при таком режиме взаимодействия. Даже вопросов не было, правильно ли целовать свою начальницу в гостиничном лифте между короткой и произвольной японского этапа, правильно ли вести к себе в номер и правильно ли становиться ее любовником? Это было естественно. И Новый Год вместе - естественно, и летний отпуск - тоже. И кажется, тогда был пик, который Даня проскочил, не заметив.

Спичка отгорела и погасла — Мы не прикурили от нее, А луна — сияющее масло — Уходила тихо в бытие.

Прошло уже два года, а он все еще спрашивает себя, можно ли было повернуть ситуацию? Дело даже не в том, что у него не отболело. Вроде и отболело, но все же интересно: если бы он сделал что-то иначе, если бы не подчинился ее указаниям, не последовал советам, могла ли, вернувшись из США, Этери вернуться и в его жизнь? Вернуть и его тоже, как часть своей жизни? Ответа на это не было. Был аэропорт Шереметьево, были ее чемоданы. Был прощальный разговор. - Ты ведь ненадолго?- пытался заглянуть в глаза. - Дань,я не знаю. Сколько получится. Сколько потребуется. Сколько этот дурацкий карантин продлится,- пожала плечами.- Я хочу быть в это непонятное время с семьей. - А я?- он вполне искренне считал и себя семьей тоже. - Ты?- показалось, удивилась.- Ну,я не знаю. Может, пока тут толком делать нечего, наконец, обзаведешься нормальной личной жизнью. Должна же она быть у молодого перспективного мужчины. - А ты?- хотел напомнить, что вот же личная жизнь - он и она. - А я хочу к семье, Дань!- Для Этери все это не было личной жизнью, даже, кажется, и жизнью не было, так маленькое приключение.

И тогда, протягивая руку, Думая о бедном, о своем, Полюбил я горькую разлуку, Без которой мы не проживем.

Писал чаще, чем женщина на другом континенте отвечала. Ждал. Месяц, второй. Скучал. А Этери не скучала. Высылала в общий чат фото. Жаловалась на судьбу-злодейку, которая так неудачно уронила Дишу с поддержки, что сразу в гипс, точнее лангет. Иногда фыркала на Глеба, но чаще отзывалась с благодарностью и уважением. В Америке, рядом с дочерью никакой Даня Этери был ненужен. Через шесть недель разлуки Глейхенгауз понял окончательно - без него обходились, обходятся и дальше обойдутся. И вроде даже обиделся. Напился, рассказал все Максу Ковтуну, а тот только хмыкнул: - Нашел о чем страдать. Ты бы радовался лучше, что отпустила без лишних разборок. И ищи девушку, чтобы, вернувшись, не передумала. - Лучше бы передумала.- пьяно тосковал Глейх. - Совсем что ли дурак?- у приятеля аж челюсть перекосило от удивления.- Сколько твоей Этери? Сорок пять, сорок семь?- Махнул рукой.- Ну, да и не имеет значения. Через пять лет уже будет бабушкой. Нашел по кому чахнуть! И было вроде разумно.

Будем помнить грохот на вокзале, Беспокойный, Тягостный вокзал, Что сказали, Что не досказали, Потому что поезд побежал.

- Дань, а можно вот тут сделать прыжок?!- не вопрос, требование. - Нельзя!- они все еще шутят, как раньше. - Почему нельзя?- и во время таких перешучиваний все прежнее, будто время по дуге возвращается вспять. Что тогда правильного он не сказал? Что любит? Любил ли? Был привязан до полного растворения, а про любовь - не знает. Если бы любил, наверное, дождался бы. Не так уж много времени они были врозь, а успела нажиться новая жизнь, в которой по-честному Этери и не помещалась. Наверное, мог бы расстаться с Олей, даже попробовал, но как-то все завязло или завязалось. Выходило нормально. Для Этери, вроде, тоже было хорошо. Может, он просто не герой, не умеет быть борцом за счастье и ждать, когда прекрасная дама соблаговолит свой взгляд подарить простому смертному. У всех свои недостатки.

Все уедем в пропасть голубую, Скажут будущие: молод был, Девушку веселую, любую, Как реку весеннюю любил…

Сейчас все чаще кажется, что так, как решила Этери - к лучшему. У него неплохие отношения. Скоро женится. Оля, между прочим, что бы там про нее ни писали в комментариях, какие бы ярлыки ни вешали, а хороший человек. В отличие от Этери видит с ним будущее и хочет этого будущего. Макс правильно сказал,что у Глейха неадекватные пожелания к миру и неадекватные представления о добре и зле. Этери добром по мнению Ковтуна не была и быть не могла бы. И это, кажется, правда. С Олей, прежде всего, было проще. Как сказал, так и делала. не без женских выкрутасов, но напрямую его пожеланий к личным отношениям не нарушала. В отношениях с Этери говорил не он. С Этери Олей был Даня. Впрочем, он и сейчас такой же: Тутберидзе свою территорию держит стальным захватом в мягкой бархатной перчатке. Тебе тепло и уютно, пока кулак, в котором прячут от ударов жизни, не сжался, удавив все лишнее в опекаемом. - Ты зачем вообще туда поехала?- отчитывает чуть насмешливо Соню тренер. - Сонь, вот сюда, где я стою,- привлекает внимание обеих Глейхенгауз. Его ни одна даже толком взглядом не удостаивает, что уж говорить о благодарности или похвале. У них так не принято. С Олей проще. Ей сказать “спасибо” не затруднительно. И внимание на слова Дани обратить.

Унесет она И укачает, И у ней ни ярости, ни зла, А впадая в океан, не чает, Что меня с собою унесла.

И дальше идет нормальная жизнь. Настоящая. Где настоящая любовь. Настоящая девушка. Настоящая свадьба. Все правильно. Этери кружится на льду, глядя в белую поверхность. Замирает. Взмахивает руками так, что кажется, сейчас оттолкнется ото мерзлой воды и взлетит под металлические несущие конструкции крыши “Хрустального”. Раз. Два. Будто убеждается в силе крыльев. - Она же у нас птица в конце там?- уточняет, не глядя на собеседника. И снова легко взмахивает крыльями. - Сонь, сделай вот так!- повторяет, опять норовя вспорхнуть.- Да нет! Вот так же! Еще чуть-чуть и полетят вдвоём: сильная птица Этери и птенчик Соня. А Даня останется на земле, ждать возвращения. Как тогда - в аэропорту. Только не дождался. И не сказал чего-то главного. И жизнь прошла мимо. Та жизнь, которая бы ему нравилась безусловно. И безусильно.

Вот и всё. Когда вы уезжали, Я подумал, Только не сказал, О реке подумал, О вокзале, О земле, похожей на вокзал.