Третье Китайское Небесное Управление и два невыносимых смертных

— Мне действительно стоит купить электробритву, — бормочет Вэй Ин себе под нос, когда лезвие снова выпадает из его дрожащих рук. Из зеркала на него смотрит его собственное бледное лицо с заметной щетиной, опухшими глазами с глубокими тенями под ними и искусанными губами. Ничего удивительного, такую картину он наблюдает каждое утро. — Даже побриться нормально уже не могу. Вздохнув, он предпринимает ещё одну попытку соскрести с подбородка жалкие намётки на бороду, частью сознания надеясь, что в этот раз рука дрогнет достаточно, чтобы перерезать какую-нибудь важную артерию. Впрочем, настоящих иллюзий он на этот счёт не питает — безопасные бритвы не могут нанести серьёзной травмы, разве что некрасиво поцарапать. — Вот если бы ты всегда вслух обозначал свои намерения, нам всем было бы значительно легче, — ворчит Ваньинь, закатывая глаза за его спиной и складывая руки на груди. — А то вчера три часа пытался себе вены вскрыть, а сегодня я откуда-то должен был понять, что ты просто побриться собираешься? Однако, честно говоря, большой веры словам этого мальчишки нет, поэтому Ваньинь обходит его и устраивается почти напротив, зорко следя за каждым движением человеческих рук. Да, он не собирается выбивать бритву из его рук снова, но если тот сделает хотя бы попытку использовать её не по назначению… — Ой дуралей. А пена для бритья, по-твоему, шутка какая-то? — зло цокает хранитель и спихивает баллончик с полки, так что тот с грохотом валится прямо в раковину. Вэй Ин разбужено моргает, следя глазами за перекатывающимся баллончиком. Кожу на горле неприятно тянет от попытки сухо пошкрябать её, но вообще-то именно этой раздражающей боли он и добивался, так что удивляться ей бессмысленно. Гораздо сильнее удивляет тот факт, что у него, оказывается, ещё не закончилась пена для бритья, которую он не покупал уже… давно. Не то чтобы он собирается ей воспользоваться. Просто убирает на место, но проклятая штуковина не хочет ровно стоять на полке, всё время скатываясь обратно. Так что Вэй Ин раздражённо вздыхает и, бормоча что-то про знаки свыше, принимается мазать лицо и бриться аккуратнее. В этот раз, что странно, руки даже перестают мелко вздрагивать. — Знаки свыше! Вот пошутил, блять, обхохочешься, — взмахивает руками Ваньинь, едва не снося зеркало со стены. Хорошо хоть его влияние на материальный мир весьма ограничено и требует концентрации — иначе в порывах праведного гнева он бы уже неоднократно разнёс квартиру подопечного в пух и прах. Здраво оценив свой внешний вид, Вэй Ин хмыкает и тянется за косметикой: нельзя появляться перед камерой прямо так, даже если потом монтажёры и наложат достаточно фильтров на его лицо. Он замазывает круги под глазами и царапины на шее, кое-как причёсывает волосы и наносит немного заживляющей мази на губы, чтобы не обдирать засохшие корочки. Сегодня ему предстоит познакомиться с новым оператором, так что не хотелось бы произвести на него ну совсем уж плохое впечатление. — Впрочем, я и хорошее впечатление — определённо не сочетаются в одном предложении, — фыркает он, наконец выходя из ванной. Ваньинь закатывает глаза: иногда ему лично хочется поколотить каждого, кто превратил самооценку его человека вот в это жалкое подобие любви к себе. Хотел бы он знать имена хотя бы хранителей семьи Цзян, чтобы настучать им по головам за то, чему они позволили случиться. (Внутренний голос, напоминающий, что ангелы-хранители не всесильны, он заталкивает подальше уже который год: если уж он всё это время справляется с нездоровыми наклонностями своего человека, то имеет право быть строгим к другим). Когда они наконец покидают дом, Ваньинь почти искрится от нетерпения: если всё пройдёт хорошо, то возможно (только возможно) ему удастся переложить хоть немного своих ангельских обязанностей в осязаемые человеческие руки, которые смогут физически схватить и вырвать Вэй Усяня из его очередной самоубийственной авантюры. Потому что Ваньинь в край задолбался вывозить закидоны этого мальчишки в одиночку. — Вы снова опоздали. [А Сичень задолбался сидеть в четырёх стенах и слушать классическую музыку по двадцать часов в сутки, что безмерно на руку Ваньиню и его человеку, даже если последний об этом и не подозревает] — Возможно, я слегка перебдел, так что бритьё заняло у него в два раза больше времени, — ведёт плечами он. — Твой уже пришёл, или ты явился, чтобы обломать меня? — Ванцзи уже три раза посмотрел на часы, — выразительно отвечает Сичень, пока они пересекают просторный холл киностудии, направляясь к лифтам. — И что это значит в терминах твоего отмороженного? — Он не отмороженный, — привычно возражает Сичень, но не заостряет на замечании внимание. — Это значит: «я даже не знаю, как я ввязался во что-то подобное, и собираюсь уйти в ближайшее время». Лифт забит людьми и их ангелами, но эфирность последних позволяет им не испытывать дискомфорта. Вэй Усянь солнечно улыбается коллегам, активно взмахивает руками, в красках описывая свою последнюю поездку, и старательно делает вид, будто не рыдал вчера в ванной от неудачных попыток покромсать себе предплечья. Ваньинь и Сичень коротко приветствуют сослуживцев. — Твой суицидник всё ещё живее всех живых, — с восхищением замечает Вэнхань, глядя на Вэй Ина глазами, полными интереса. — Если ты не лучший из ангелов, Ваньинь, то я даже не знаю, кто. — Он не суицидник, — рявкает Ваньинь, краснея скулами. Приятно, когда его работу признают и ценят, но Вэй Усянь не заслуживает того, чтобы о нём говорили так пренебрежительно. И если Сиченю ещё позволены такие шутки (как и самому Ваньиню — шутки об отмороженности его подопечного), это не значит, что кому-то ещё — тоже. — У него тяжёлая жизнь, прояви уважение. Вэнхань тушуется, как и другие ангелы в лифте, тогда как Сичень по-доброму закатывает глаза и усмехается: Ваньинь громче других стенает на тему специфического образа жизни Вэй Усяня, однако, как и полагается истинному хранителю, всегда стоит за него горой. Их общие коллеги настолько привыкли к постоянно взвинченному состоянию товарища, что грубости значения уже не придают, поэтому Сичень даже не пытается как-то повысить градус вежливости этой беседы. На двенадцатом этаже лифт радостно звонькает, Вэй Ин выскакивает в родной коридор офиса, где бывает хорошо если раз в неделю, и уголки его приклеенной улыбки слегка опускаются, чего не может не заметить Сичень. — Ты сказал, что «перебдел»? — У нас была напряжённая ночь, так что, когда он утром схватился за бритву, я запаниковал. Сичень вздыхает и сочувственно хлопает его по плечу. В конференц-зал он почти что влетает, распахивая дверь едва ли не с ноги, но на пороге замирает столбом: за круглым столом величественно сидит прекраснейший мужчина, которого когда-либо могла носить земля, так что он определённо не может быть его новым оператором. Наверное, канал запускает новый сезон Холостяка, и этот богический красавец очередной главный герой. — П-простите, — улыбается он со всей возможной очаровательностью, на которую способен, — наверное, мою встречу перенесли в другой зал, а я не заметил. Ахахаха, как неловко вышло. Совсем не было времени разобрать почту с утра, бежал изо всех сил, и всё равно опоздал, а вот теперь ещё и залы перепутал. Вы из нового шоу? Часто будете в студии? О, и может быть, вы знаете, куда перевели моего оператора? Я Вэй Усянь, кстати. Вэй Ин. Ваньинь так громко закрывает лицо ладонью, что Сичень искренне старается сдержать смешок: он уже и забыл, какой катастрофой бывает Вэй Усянь. Однако выражение лица Лань Ванцзи быстро остужает веселье хранителя, так что тот подходит и гладит подопечного по плечу, стараясь хоть немного унять его раздражение. — Дай ему шанс, Ванцзи, ну пожалуйста. Что ж, если этот парень собирается участвовать в романтическом шоу, это явно будет напряжённый сезон, потому что он, хоть и красавчик, меньше всего похож на китайского Казанову. И это если не считать полного ярости взгляда, которым Вэй Ина буквально прострелили насквозь. — Я ваш оператор. Лань Ванцзи. Оу. Это… хорошая новость? Наверное. Вэй Ин прочищает горло и старается удержать доброжелательную улыбку. — Ты выглядишь как модель с обложки! Поверить не могу, что твоя работа не ходить перед камерой, а держать её, — хихикает Вэй Ин, скидывая рюкзак на стул и усаживаясь напротив собеседника. Оператор бросает на него ещё один убийственный взгляд и молча толкает к Вэй Ину план их работы на неделю. — Я видел, — усмехается тот, — на самом деле, я его составлял, так что если у тебя нет вопросов, то мы можем отправиться на канатную дорогу прямо сейчас. Лань Ванцзи выглядит так, словно у него очень много вопросов. И главный из них в том, какого беса он тут делает и может ли уйти прямо сейчас. Вэй Ин виновато улыбается и издаёт неловкий смешок: — Если ты ожидал, что автор и единственный ведущий шоу об экстремальном отдыхе будет каким-то другим, то мне жаль, что я тебя разочаровал. Наверное, ты ещё можешь отказаться? Хочешь, я позвоню господину Шэню? — Надо было сводить его с психотерапевтом, — ворчит Ваньинь, методично постукивая лбом о стол. — Я почти вижу, как он будет загоняться вечером. — Он в любом случае будет загоняться вечером, — справедливо замечает Сичень, усаживаясь рядом со своим человеком. Понизив голос и прикоснувшись к плечу, он обращается к нему, словно тот может его слышать. — Ванцзи, ты ведь хотел этого так долго. С тех пор, как пошёл на курсы видеооператоров назло дядюшке, помнишь? Помнишь, как совмещал их с университетом, делая домашки по ночам? Разве всё это не ради этого момента? Ваньинь даже перестаёт биться о стол, чтобы спросить: — Он ходил на курсы? — А ты думаешь я его диплом из воздуха сотворил? — возмущается Сичень, на всякий случай убрав руку от плеча человека, чтобы не транслировать лишних эмоций. — Ходил и был лучшим! — Ну кто бы сомневался, — закатывает глаза Ваньинь. Он замечает, что Вэй Ин под столом начинает вырывать собственные заусенцы, а потому накрывает его руки своей, надеясь, что ощущения ангельского тепла помогут подопечному хоть немного успокоиться. За последнее время Вэй Ин пообвыкся с его энергией и теперь реагирует на неё ощутимо лучше, чем в первый год их взаимодействия, хоть и не так хорошо, как Лань Ванцзи на Сиченя. — У меня не было ложных ожиданий, — наконец подаёт голос Лань Ванцзи, выглядя при этом так строго, что Вэй Ин не видит в этой фразе ничего хорошего. — Я смотрел ваше шоу. Усянь моргает: — Смотрел?.. — Смотрел его шоу? — Ваньинь едва не подпрыгивает на стуле. — А что случилось с бесконечными концертами классической музыки в его квартире? Я даже не знал, что у него есть какие-то другие каналы. Не очень хорошо пряча самодовольство, Сичень пытается изобразить на своём лице невинное выражение: — Возможно, однажды из-за скачка электричества телевизор сам переключил канал на выпуск про американские горки. Ваньинь прищуривается с весёлой усмешкой: — Ангелы не лгут. — С его точки зрения всё выглядело именно так, это не ложь, — парирует Сичень. — Нам ведь нужно было, чтобы он сам подал заявку на место оператора, а значит очаровать его следовало заочно. В чём я не прав? — Я видел несколько выпусков, — поясняет Лань Ванцзи, и Вэй Ину почему-то кажется, что он выглядит смущённым. — Очень… познавательно. — Он не отрывал взгляда от экрана все полтора часа, а на следующий день внёс расписание программ в своё еженедельное расписание, — тоном победителя Олимпийских игр сообщает Сичень. Ваньинь хмыкает. — Кажется, я начинаю доверять прогнозам Амурного отдела. Раньше он подозревал, что купидоны просто подогнали отчёт о совместимости подопечных, чтобы успокоить их с Сиченем, но теперь… Возможно, девяносто девятипроцентная сочетаемость двух таких непохожих смертных реально может существовать. — Оу, это круто, — нервно смеётся Вэй Ин. — Значит, ты не сильно разочарован? — Вы опоздали, — припечатывает Лань Ванцзи, сверкнув глазами. — На полчаса. — Но я же извинился! На заправке была очередь, а если бы мотоцикл вдруг резко остановился на полном ходу на дороге, я мог бы не приехать вообще! Краем сознания он задумывается о том, почему не попытался использовать эту возможность, а потом у него возникает ощущение, будто кто-то дал ему лёгкий подзатыльник. Он даже оборачивается на секунду, но никого не видит за своей спиной и приписывает это своей тревожности. Сичень смотрит очень осуждающе. — Да у него на лице было написано, что он пожалел об упущенном шансе! — защищается Ваньинь, складывая руки на груди. — И вообще, лечебные ангельские подзатыльники ещё никому не вредили! — Мотоциклы так не работают, — строго парирует Лань Ванцзи, и Вэй Ин чувствует агрессивное желание сменить тему. — Я представился тебе первым именем, было бы вежливо ответить мне тем же! На жаркое восклицание собеседник отвечает ровным и сухим тоном: — Я говорю с вами на «вы» и не давал согласия на неформальное общение. Было бы вежливо ответить мне тем же. Вэй Ин теряет дар речи и чувствует, как вспыхивают щёки. Он надеется, что это от злости. — Нам вместе работать! Мы будем проводить десятки часов рядом! Вполне вероятно, что ты будешь последним человеком, который увидит меня живым, очень странно держать дистанцию в таких условиях! На лице оператора что-то мелькает, но сложно разобрать эмоцию под слоем вежливого (или скорее, очень невежливого) безразличия. Вэй Ин раздражённо вскакивает со своего места и хватает рюкзак: — Я пошёл к канатной дороге. С оператором или без, мне нужно всё изучить и начать готовиться к съёмкам, а вы, — он едко выделяет обращение, — или забираете свой потрясающий талант и отправляетесь сниматься в Холостяке, или учитесь вести себя с людьми и едете со мной! Вылетая из зала так же стремительно, как влетел, Вэй Ин не хлопает дверью только потому, что она стеклянная и на ней установлены доводчики, которые мешают ему добавить драматичности в свой уход. В лифте он оказывается один и приваливается к стене, устало закрывая глаза. Ну что за ничтожество. — Шикарный мужчина может работать с тобой десять часов в день и просит только называть его вторым именем и обращаться на вы. Отличная идея наорать на него и уйти. Очень профессионально, молодец, Вэй Ин. Теперь он, кажется, снова вернётся к формату блогов на телефон, нужно бы вспомнить, как это делается. Прежний оператор вряд ли променяет гавайский филиал студии на возвращение к сомнительному удовольствию следовать за его самоубийственными идеями, а нового, наверное, будут искать слишком долго, чтобы успеть отснять свежий материал до тех пор, как существующий выйдет в эфир. Впрочем, в этом наверняка можно найти что-то хорошее: теперь он сможет спокойно обращаться к мёртвой сестре и родителям вслух, сможет рисковать по-настоящему, а не просто молиться на обрыв страховочного троса. Сможет, наконец, перестать бояться за второго человека и их общую ответственность, просто расслабиться и однажды не то чтобы рискнуть, а просто… прыгнуть? Сжав зубы и глаза, Вэй Ин напоминает себе, что не может раскваситься здесь и сейчас. Годовщина смерти старших Цзянов через неделю, он почти уверен, что именно призрак госпожи Юй вчера не дал ему спокойно умереть, чтобы он как следует позаботился о приличествующих поминках. Или, может быть, это был господин Цзян. Он никогда не был так строг или жесток, как его супруга, но в посмертии мог изменить своё мнение по поводу приёмыша и проклясть его долгой жизнью. А-цзе… Цзян Яньли бы не стала. Если Вэй Ина кто-то и любил в этом мире хоть когда-нибудь, то только она. И он абсолютно уверен, что ни смерть, ни боль, ни гнев не заставили бы её искренне пожелать ему зла. Возможно, если бы она хотела ему отомстить, то просто дождалась бы его в посмертии и, грустно поджав губы, простила. Затем навек попрощалась бы, уйдя в счастливое перерождение, а он так и остался бы на бесконечные годы в кипящих котлах Диюя, помня лишь её добрую разочарованную улыбку. Ведь это всё, что он может делать, — разочаровывать. Вот и Лань Ванцзи разочаровал. Тот пришёл работать с ним, вдохновлённый увиденным на экране, а встретился с бестактной обратной стороной ведущего. Просто ничтожество. Наверное, только чудо помогает Вэй Ину не задохнуться чувством вины за те короткие минуты, что лифт спускается вниз. Как и чудо позволяет подавить зарождающийся приступ паники по пути к парковке. Истерически яркое солнце отрезвляет окончательно, что очень на руку, ведь садиться на мотоцикл в полупьяном от расстройства состоянии он бы не стал. Несмотря на то, как сильно стремится его душа к свободе, а сердце — к покою, разум не собирается подвергать риску посторонних. Ему принадлежит лишь его собственная жизнь, калечить чужие он не в праве. Однако у мотоцикла его ждёт сюрприз. — Лань Ванцзи? Оператор испытующе смотрит на него, словно пытаясь транслировать мысли через взгляд, не желая произносить их вслух. А после, будто бы смущаясь, отводит взгляд и тихо произносит: — Лань Чжань. Аппаратура в машине. Вэй Ин неверяще улыбается. Ваньиня потряхивает от нервов, пока он упаковывается в мерседес. Сичень усаживается на своё место со всей возможной грацией, но и по нему видно, что он тоже не в самом спокойном расположении духа. — Ну, первый этап прошёл… терпимо, — слегка приподняв уголки губ, замечает хранитель. Ваньинь, хмуро глядя перед собой, ворчливо замечает: — Да с хера ли! Ты же с Лань Ванцзи с самого детства! Не мог как-то позаботиться о его коммуникативных навыках?! Это же просто пиздец какой-то! Собеседник в лице не меняется: матерящийся хранитель, конечно, не самое распространённое явление в эфирной части мироздания, но конкретно о Ваньине по всему Управлению легенды ходят, так что его даже начальство не попрекает. — Я ему не нянька. И делал всё, что в моих силах, но ты же сам понимаешь, что на личность влияют люди, а не ангелы. Ответное нецензурное бормотание тонет в шуме улиц и звуках радио, которое прибавляет Вэй Усянь. Кажется, их подопечные начинают находить общий язык. Если можно таковым назвать болтовню одного и заинтересованное молчание другого. По дороге к старой канатной дороге Вэй Ин даже успевает немного расслабиться. Да, его оператор по-прежнему ведёт себя как мороженная селёдка, но почему-то кажется несколько более спокойным. Даже вон радио разрешил переключить (ну, или хотя бы не переключил обратно). — Ты что, всерьёз слушаешь классическую музыку? — Мгм. Вэй Ин позволяет паузе затянуться, на случай если спутник захочет что-то добавить, но тот продолжает невозмутимо вести машину. Не получив ответа, он прокашливается и поворачивается к нему: — Серьёзно? Просто «мгм», без пояснений? — Пояснений? — Тебе лет тридцать, а ты слушаешь по радио классическую музыку безо всякой иронии? И считаешь, тут не нужны пояснения? — Мгм. Вэй Ин всплёскивает руками и беспомощно делает «прррр» губами. Ему даже сказать на это нечего. Лань Ванцзи мимолётно скашивает на него взгляд, очевидно подавляет тяжёлый вздох и словно бы выдавливает из себя слова: — Я люблю классическую музыку. Часто слушаю. — Ох, я в курсе, — едко комментирует Сичень, не справившись с искушением. — Я был хранителем Шопена, но выучил все его произведения только благодаря тебе! Ваньинь присвистывает: — Хранителем Шопена? — У меня был двухсотлетний максимализм. Я попробовал свои силы в Европе, — смутившись от внезапного внимания, пожимает плечами Сичень, отвернувшись к окну. — Готов поспорить, ты ещё и играешь. Вэй Ин не хотел залипать взглядом на этих длинных пальцах. Правда не хотел! Но то, как широкие ладони оглаживают массивный руль автомобиля люкс-класса, зацепило всё его внимание против воли. — Мгм, — очевидно, добавлять какие-либо слова после этого Лань Ванцзи не собирался, но вспомнив, кто сидит рядом, всё же добавляет, — фортепиано, гуцинь, немного сяо, скрипка. Сдержать восхищённый свист не получается. — Вау! Вот это список! Мне терпения хватило только на дицзы и гитару! Лань Ванцзи, кажется, тоже удивлён этим откровением. Вэй Ин усмехается про себя: что, не похож он на музыканта, да? Этот разговор заставляет его задуматься над тем, почему он бросил музыку. Флейта раньше помогала ему бороться с тяжёлыми состояниями и придавала сил даже в тёмные времена, но почему-то он совсем перестал прикасаться к ней в последние годы. А-цзе любила слушать, как он играл. Может быть, стоит сходить на её могилу и сыграть ей как-нибудь, чтобы облегчить чувство вины и, может быть, порыдать рядом, как когда-то в детстве. Её он ведь так и не оплакал по-настоящему. — Ты не говорил об этом в шоу, — замечает Лань Ванцзи, съезжая с трассы на грунтовку. Дорога к заброшенной канатке достаточно укатанная, чтобы у дорогого автомобиля не возникало проблем с подъёмом, но уровень комфорта явно значительно снижается на ухабах. Вэй Ин натянуто смеётся: — О. Я о многом там не говорю. Смысл шоу не в том, чтобы показать, какой я крутой, а в том, чтобы зрители могли испытать острые ощущения через экран телевизора. А прыгать с парашютом и играть на гитаре довольно проблематично. Представляешь, какой скандал будет, если она из рук выскользнет и прибьёт кого-нибудь? Я достаточно неуклюжий для таких глупых проколов. — Можно использовать страховочные тросы, — невозмутимо произносит Лань Ванцзи, не отрывая взгляда от дороги, словно бы выпадение инструмента из рук — лишь мелкая техническая сложность, и только она мешает провернуть такой прыжок. Вэй Ин на мгновение замирает с выпученными глазами, пытаясь осознать произошедшее. — Ты что… пошутил? Отвечать на это, видимо, оператор находит ниже своего достоинства, но Вэй Ин и так заливается смехом, представляя себе нарисовавшуюся картинку. Действительно, рейтинги могли бы взлететь от одной только рекламы. Жаль, он в своё время не додумался так рискнуть. Вскоре они подъезжают к канатной дороге. Вэй Ин выскакивает из машины и преувеличенно бодро принимается исследовать ландшафт. Лань Чжань достаёт оборудование: им предстоит снять подготовку и изучение местности для превью и флэшбеков, а ему самому — прикинуть удобные точки для размещения камер во время основной съёмки. — Я тебя умоляю, отойди от края, бедствие суицидальное! — ворчит Ваньинь, изо всех сил вцепившись в куртку подопечного. Он знает, что это не поможет в случае обвала или если кое-кто случайно поскользнётся, но не может не попытаться. Человек, ожидаемо, уговорам не поддаётся, вслух просчитывая необходимое снаряжение и предстоящие проверки безопасности, которые, впрочем, предпочёл бы пропустить. Сичень тем временем с наслаждением вдыхает свежий воздух: — Последний раз мы были так далеко от города в пятнадцать, когда его вынудили поехать на школьную экскурсию. Это были требования администрации, но Ванцзи всё равно тогда не разговаривал с дядей три недели. Не то чтобы тот заметил, конечно. — Он не выходит из дома круглыми сутками. Ты можешь сматываться на отдых хоть каждый день, — раздражённо замечает Ваньинь. Да, он понимает, что даже с домоседом могут случиться несчастья, но когда он сравнивает себя и Сиченя, то становится обидно, ведь ему-то порой даже отвернуться нельзя! Даже если опустить психологическое состояние подопечного, тот словно притягивает к себе все возможные неудачи и наверняка найдёт, обо что пораниться даже в обитой войлоком комнате. Не то чтобы Ваньинь часто представлял Усяня в такой комнате, разумеется. — Так что заставило тебя захотеть работать со мной? — закопавшись в рюкзак, глухо интересуется Вэй Ин, когда напарник проходит рядом. — Заставило? — Ну… у меня есть приятели в кадрах. На самом деле, они есть везде, так что я как бы в курсе немного. Ты же типа… литературовед? Критик или типа того. Богатый наследник? Эм, плейбой-миллиардер-филантроп, как говорится. И никогда ничего не снимал. С чего вдруг… со мной? — У меня есть образование и опыт, — слегка резко замечает оператор. — Я имею право на эту должность. — Конечно-конечно! — взмахивает руками Вэй Ин, едва не выронив блокнот, где собирался делать чертежи и расчёты для подбора снаряжения. — Мне сказали, что у тебя какой-то офигенный диплом и даже победа в супер-крутом конкурсе, я знаю! Мне повезло, что ты будешь снимать меня. Я не в этом смысле. Просто… почему ты не начал… с чего-то получше? Типа, не знаю… Оперы или концерты, театральные постановки, даже может новости или вроде того… — Я смотрел твоё шоу, — строго глядя ему прямо в глаза, моментально отвечает Ванцзи. — И это типа вся причина? — Мгм. Вэй Ин недоумённо моргает. Ваньинь тоже. А потом вскидывает руки к небу: — ГОСПОДИ, СПАСИБО! Сичень смеётся, но удручённо качает головой: — С самооценкой Вэй Усяня точно надо что-то делать. Ваньинь сразу мрачнеет и опускает руки. — Разумеется. И я рассчитываю на то, что это «что-то» сделает твой отмороженный. Теперь это не кажется такой безнадёжной идеей. — Он не отмороженный. — А мой не суицидник. Но мы же оба понимаем… Вэй Ин растерянно перебирает возможные смыслы выражения Лань Ванцзи и не находит ни одного, который не звучал бы комплиментом. Но этого же не может быть. — Мы должны начать съёмку, пока не стемнело, — перебивает его мысли оператор. — О. Да, точно. Давай. Начнём от машины, чаще всего наши выпуски… — Я знаю, — отрезает собеседник. — А, ну да. Смотрел шоу. Перед камерой Вэй Ин превращается в другого человека и краем глаза даже замечает что-то вроде недоумения на лице оператора. Шутить и смеяться, стоя в зоне видимости стеклянного объектива получается так же естественно, как когда-то в школе. Дурачиться, перепрыгивая с камня на камень, дышать полной грудью, глядя на необъятный городской вид с такой высоты, — играть роль живого человека без груза вины и боли на плечах выходит как-то само собой. Наверное, поэтому Вэй Ин всё ещё не бросил работу, а вовсе не из-за какой-то адреналиновой гонки. — Вэй Ин. Отойди от края, — не удержавшись, строго зовёт его Лань Ванцзи, чуть отведя камеру в сторону. Он терпел необоснованный риск напарника почти полтора часа, но это уже последняя капля. — Я его сейчас поцелую, — абсолютно серьёзно замечает Ваньинь, который даже крылья уже распушил, безуспешно пытаясь отпихнуть подопечного от крошащегося обрыва. Сичень посмеивается: — Даже если бы он мог почувствовать, вряд ли бы оценил. — Ладно. Пусть Усянь его поцелует, когда уже можно будет, — снисходительно соглашается хранитель. — Лань Чжань, в этом и смысл шоу — ходить по краю безопасного, — посмеивается Вэй Ин, перекатываясь с пятки на носок и не делая ни шагу вперёд. О том, что он и занимается этой работой ради несчастного случая, решает не говорить. — …в предназначенных для экстремального отдыха местах с соответствующей страховкой, — холодно добавляет оператор, зачем-то сдвигая камеру с плеча. Вэй Ин не успевает спросить, зачем он это делает. Земля под его ногами крошится и кроссовок соскальзывает. Спина откидывается на воздух, который оказывается несколько плотнее, чем он ожидает, и в голове успевает промелькнуть короткое «наконец-то!», прежде чем кто-то хватает его за руку. Лань Ванцзи держит его с абсолютно убийственным выражением лица, и частью сознания Усянь уверен, что если его вытащат на устойчивую землю, то только для того, чтобы придушить собственными руками. Хорошо, на таких условиях он спасаться согласен. — Твою ж грёбанную мать! Я поседею с ним вопреки всем законам ангельского организма! Сичень слегка ошарашен произошедшим, поэтому пропускает восклицание друга мимо ушей. Сразу вспоминаются те три дня, когда они с Ваньинем ненадолго поменялись подопечными: Сиченю хотелось развлечься, товарищ мечтал расслабиться, вот они и помогли друг другу. Кончилось всё дёргающимся глазом Сиченя, которому такой энергичный подопечный без чувства самосохранения оказался не по зубам, и вывихнутой от зевания челюстью Ваньинья, единственным развлечением которого все эти дни был разве что поход в тренажёрный зал в пять утра. Тогда Вэй Усянь был в лучшем эмоциональном состоянии, чем сейчас, но Сиченю и так хватило этого риска с головой. Особенно когда ему пришлось отталкивать мальчишку с проезжей части, пока тот крайне безответственно ловил такси. В его ангельской голове тогда тоже промелькнула мысль о седине, которая, вообще-то бессмертным эфирным существам обычно не грозит, но некоторые люди словно бы стремятся достичь невозможного. — Сичень, эй, приём! Приведи свою ледышку в чувство. Он кажется, сейчас руку Усяню вывихнет. Так ему и надо, конечно, но… «Синяк точно останется», — отстранённо думает Вэй Ин, чувствуя, как Лань Ванцзи сжимает его запястье. — Ты уже вытянул меня, можешь отпустить, — с лёгким раздражением бурчит он. Да, сорвался не специально, но уже успел на секундочку почувствовать освобождение, как его насильно вернули обратно. — Я же сказал отойти от края. — А я не отошёл. Да. Что, сломаешь мне руку за это?! Лань Ванцзи вдруг моргает, словно только что осознал собственную хватку, и отпускает его. На запястье чётко видны отпечатки пальцев и намечающийся синяк, но оператор только выдыхает сквозь сжатые губы и возвращается к камере, которая… — О боги, ты бросил камеру, чтобы поймать меня?! Она не разбилась? Скажи, что она не разбилась! Ответом его не удостаивают. Лань Ванцзи поднимает камеру, стряхивает с неё землю и холодно спрашивает: — У тебя ещё есть работа? — Нет, — бурчит Вэй Ин, возмущённый и взвинченный от нервов. — Поехали в студию. Он подхватывает рюкзак и обиженно заползает на пассажирское сиденье, пока оператор сам собирает оставшееся оборудование и укладывает его в багажник. Голова Вэй Ина кружится — то ли от адреналинового отката, то ли от страха за ремонт камеры, который на него теперь повесят. И это только в том случае, если мистер «отойди от края» не нажалуется на него руководству и не передумает с ним работать вообще. — И нечего тут из себя обиженного строить! — взрывается Ваньинь так громко, что у Сиченя, который, вообще-то не имеет физического тела, простреливает виски. — Тебе жизнь спасли, которую ты, суицидник несчастный, совсем не пытаешься ценить! Сичень знает, что вопли товарища вызваны исключительной привязанностью и тревогой за подопечного. Знает, что тот ни в коем случае не осуждает человека за его состояние и искренне хочет избавить того от душевного недуга, но прямо сейчас Сиченю плевать на то, что он там знает, потому что хочет, чтобы Ваньинь просто заткнулся нахрен. — Он тебя всё равно не слышит. — Что очень зря! Если бы слышал, я бы ему всё высказал! И треснул эту бедовую головушку так, чтобы выбить из него тупые мысли! Сичень возносит короткую молитву к высшему начальству, прося о терпении. Вероятно, ему следует попросить в том числе с запасом на Ванцзи, потому что от того веет раздражением и тревогой за версту, и бешенный от гнева ангел на заднем сиденье не помогает. — Он же не суицидник? — напоминает Сичень. Ваньинь сразу сдувается: — Я его ангел-хранитель и могу звать его, как хочу! — он скрещивает руки на груди, откидывается на спинку сиденья и отворачивается к окну. — Зато мы убедились, что наша затея имеет смысл, — примирительный тон заставляет собеседника чуть-чуть расслабить плечи и прислониться к подголовнику. В офисе они расходятся в разные стороны, не говоря друг другу ни слова. Вэй Ину предстоит выбор страховочного оборудования, инвентаризация и заказ нового, а Лань Ванцзи — забота о камерах, кадрах, звуке и освещении в грядущих кадрах, если он планирует завтра продолжить работать с Вэй Усянем. На самом деле, Вэй Ин толком даже не очень хорошо представляет, что будет делать на канатной дороге, потому что она не работает уже лет двадцать (у него есть смутные детские воспоминания о том, как он ехал в кабинке ещё с родными родителями, но это плохой ориентир), а ржавые крепления всё ещё висят на металлических тросах, что как минимум исключает обычную поездку с ветерком сверху вниз посредством какого-нибудь поручня. Вэй Ин предполагал, что воспользуется подробным осмотром местности и придумает что-то на ходу, но теперь, когда он знает, что его оператор (если он останется его оператором) реально будет оценивать безопасность подготовки, затея кажется сомнительной. Так что он берёт сделанные пометки, надевает наушники и тихонько приступает к вдохновенному сочинительству очередного экстремального развлечения, которое должно подарить зрителям максимум острых ощущений.

~

Когда его плеча касаются, он взвизгивает, а наушник выпадает из уха. Рядом с ним стоит Лань Ванцзи и общее рабочее пространство не только пусто, но ещё и погружено во мрак. Вэй Ин моргает: — Что случилось? — М? — Почему темно? Взгляд оператора становится каким-то отстранённым, словно он снова задаётся вопросом, почему всё ещё продолжает разговаривать с ним. — Десять часов. — Что? Сколько? Но я же только!.. — он потирает лицо ладонями, надавливает на уставшие от компьютерного света глаза и тяжело вздыхает: за вдохновенным придумыванием не заметил времени. — Спасибо. Я бы так до утра и просидел. Кивнув в знак принятой благодарности, Лань Ванцзи делает шаг назад. Вэй Ин не знает, что и думать: будут ли они работать вместе, или мужчина пришёл попрощаться? — Ты ужинал? — вместо всего, что собирался сказать, выдаёт Усянь. — Хочешь зайти куда-то вместе? Он и сам не понимает, зачем предлагает это. Он чувствует себя разбитым и уставшим, даже несмотря на то, что проделал хорошую работу и кроме прочего успел подыскать несколько подходящих предметов экипировки, чтобы завтра согласовать их покупку с начальством. Однако успешный рабочий день уже давно не был для него источником сил. Тем удивительнее, что он впервые за несколько лет решился сам пригласить кого-то на ужин. — Нет, — отвечает Лань Ванцзи, развеивая любые надежды и мысли. — Я не ем так поздно. — О. Хорошо. Отлично, без проблем. Вэй Ин выключает компьютер, сгребает все наработки в кучу, закидывая их в рюкзак, и мимолётно хлопает Лань Ванцзи по плечу: — Тогда идём? Тот отстаёт на пару шагов, но когда Усянь поворачивается, чтобы понять причину, уже идёт следом. — Ладно я, а почему ты задержался так надолго? — не вынося долгой тишины, снова начинает болтать Вэй Ин, несмотря на желание никогда больше не открывать рот. Он так привык игнорировать собственную потребность в тишине и отдыхе, что даже теперь, когда он уже не то чтобы сильно хочет продолжать притворяться более беззаботной версией себя, не может этого не делать. — Просматривал старые выпуски. — Зачем? Лифт приглашающе открывает створки и в полумраке офиса кажется слишком освещённым. — Анализировал подход твоего прежнего оператора и определял, стоит ли ему подражать. — О, это круто. Ты так дотошен. В ответ на сомнительный комплимент Лань Ванцзи издаёт тихий «мгм», и Вэй Ин удовлетворённо улыбается, прислонившись к стенке лифта. — Значит, ты не бросаешь меня, — уверенно констатирует он. Спутник окидывает его почти что свирепым взглядом, после чего снова агрессивно смотрит на дверцы лифта. — Нет. Вэй Ин хихикает над какой-то детской ноткой, проскользнувшей в категоричном отказе, и, на краткий миг ощутив себя слегка пьяным, раздумывает, стоит ли ему вызвать такси, или по спящему городу он спокойно может добраться и на мотоцикле. Но вдруг собеседник нарушает тишину первым. — Твой прежний напарник… не слишком следил за тобой? Лифт сообщает о прибытии на нужный этаж и распахивает створки. Растерянно посмеиваясь, Вэй Ин выскакивает из него и идёт спиной вперёд: — Зачем ему следить за мной? Я ведь не ребёнок. — Ты стоял на краю обрыва. — Это моя ра… — Без страховки, камеры и сценария. Вэй Ин кривится и почёсывает нос, смущаясь: — Ну, строго говоря, камера была. Кстати, ты разбил её? Острый взгляд Лань Ванцзи простреливает едва ли не насквозь, а потом Вэй Ин врезается в турникет и коротко ойкает. Наигранно весело прощается с охранниками, шумно вываливается из офисного здания киностудии, но после, ожидая ответ, всё ещё продолжает идти спиной вперёд к парковке. Вечерний воздух достаточно разгоняет сонное марево в голове, чтобы сесть за руль. — Пострадал только объектив, я уже написал объяснительную и заказал новый. Сморщившись, Вэй Ин понуро разворачивается лицом вперёд: — Тогда странно, что никто не пришёл настучать мне по голове за порчу имущества. Прости, что я испортил тебе первый же рабочий день. Такой уж я бедовый, тебе придётся привыкнуть. — Я разбил объектив. — Что? — Вэй Ин даже оборачивается к нему. — Это же из-за меня ты бросил камеру и… — Но это я её бросил. Ты не просил тебя спасать и, очевидно, принял вероятную возможность падения. Бросить камеру было моим решением, и я готов отвечать за последствия. Вэй Ин теряет дар речи. Это… звучит одновременно и логично, и абсурдно, так что горло сжимается от эмоций. Лань Ванцзи… не указал его в своей объяснительной? У него не вычтут стоимость объектива из зарплаты, и бухгалтер не станет на него орать? — Это дорого? — смущённо ведёт плечом Вэй Ин. Не то чтобы он думает, будто сможет возместить стоимость объектива на самом деле, но… Лань Ванцзи ухмыляется. В смысле, едва заметно приподнимает один уголок губ, но глаза его блестят таким ехидством, что иначе как ухмылкой выражение не назвать. Сердце Вэй Ина внезапно бьётся сильнее от чего-то, смутно напоминающего очарование. — «Плейбой-миллиардер-филантроп», — цитирует Ванцзи Вэйиновы же слова и обходит его, чтобы войти на парковку. — Ты!.. — задыхается Усянь, прикладывая холодные ладони к горящим щекам, — ты просто!.. Пф! Как ты смеешь! Сквозь смущение и возмущение впервые за весь день в его сознании возникает кроткая неуверенная надежда на то, что может быть они с этим красавчиком всё-таки сработаются. Машина Лань Ванцзи стоит совсем рядом с мотоциклом Вэй Ина на парковке киностудии, и, учитывая поздний час, других автомобилей здесь почти нет, разве что чуть в стороне — ближе к отдельным павильонам. Усянь принимается открывать небольшой багажник, чтобы достать шлем, но вдруг чужая рука захлопывает крышку. Оператор смотрит на него холодным взглядом, и Вэй Ин возмущённо всплёскивает руками: — Что ещё? — Ты выглядишь слишком уставшим, чтобы ехать на мотоцикле. Усянь внезапно задаётся вопросом, как умудрился позволить себе показать собственную замученность достаточно явно, чтобы посторонний мог её заметить. — А ты мне что, мать родная? Я в порядке, — ворчит он, решая, что лучшая защита — это нападение. Однако спихнуть чужую руку с багажника внезапно оказывается невозможно, и приходится со стыдом признать, что затея обречена на провал. — Я подвезу тебя. Садись в машину, — словно не замечая борьбы с его рукой, невозмутимо продолжает Лань Ванцзи. — Предлагаешь мне утром встать на час раньше, чтобы впихнуть свою тушку в метро и успеть к началу рабочего дня? Ну уж нет. Ваньинь восхищённо присвистывает. — Охренеть. Существуют люди упрямее моего придурка. Лань Ванцзи, ты действительно начинаешь мне нравиться. Самодовольство на лице Сиченя проступает так явственно, словно он лично приложил руку к формированию этой его упёртости. Впрочем, кто знает. Может и приложил. — Лани весьма настойчивы, когда дело касается симпатичных им людей. Ваньинь недоверчиво изгибает бровь, глядя на то, как Вэй Усянь наконец-то сдаётся и усаживается в машину, заверенный, что утром его до работы подвезут тоже. — Симпатичных? Ты прикалываешься? Сичень подходит к товарищу со спины, сжимает его плечи и направляет в сторону машины, менторским тоном поясняя мысль: — Я тебе больше скажу: Лань Чжань очарован и даже влюблён, честное слово! Просто посмотри на него! — Ты головой ударился, Сичень? Глюки начались? Он же его едва терпит! Мягкий смех товарища заставляет Ваньиня почувствовать себя идиотом, но сдавать позиции он не собирается. — Если бы Вэй Ин не был ему симпатичен, он ни за что не подал бы заявку на место оператора. Не поддался бы моим уговорам потерпеть фамильярность и разорвал бы контракт ещё утром. Не умолчал бы в объяснительной о причине поломки объектива и уж тем более, тем более, Ваньинь, не стал бы дожидаться его до десяти вечера, чтобы убедиться, что тот не сядет на мотоцикл! Ваньинь так долго смотрит им во след, обрабатывая информацию, что мерседес успевает выехать с парковки и даже добраться до перекрёстка, прежде чем он отвисает. Один взмах крыльев, и вот он уже сидит рядом с самодовольным Сиченем на заднем сиденье машины, и поражённо смотрит на его аристократический профиль. — Люди не влюбляются так быстро! Не через экран телевизора! — О, мой дорогой друг, — певуче тянет Сичень, не глядя на него. — Сразу видно, что в Амурный отдел ты не ходок. Ваньинь фыркает, потому что точно знает, что приятель обожает наблюдать за драмами купидонов. Особенно за моментами, когда что-то идёт не так и те без конца хватаются за волосы. Если бы воспитание позволяло, тот наверняка с удовольствием брал бы попкорн и усаживался в уголок их кабинета, чтобы умилённо хихикать над каждым поворотом любовных сюжетов неловких смертных. — Ну куда уж мне, — едко парирует он. Сичень на подначку не ведётся и невозмутимо продолжает: — Он же Лань. А у Ланей в каждом поколении, что ни любовь — то легенда. И на сей раз эта легенда начинается с… моргнувшего телевизора. Хитрая улыбка и самодовольный прищур, с которым Сичень наконец смотрит на товарища, заставляют Ваньиня задуматься над тем, кто из них двоих вообще придумал план по сведению подопечных. Теперь он начинает задумываться, действительно ли идея принадлежала ему самому. Впрочем, если срастётся, то какая разница, правда?