Гадание.

Гаданием, по наблюдениям Вадима, занимались все люди Кордовы. От малых, до старших были вовлечены в долгий и завораживающий процесс, который вполне мог растянуться не то на что на недели, но и на целые месяцы. Без еды и воды, шаманы наговаривали словно мантру длинные молитвы и заставляли Вадима сомневаться тот ли языковой курс он взял незадолго до этого. Язык был витиеватым, а на слух словно мед со стеклом, иногда заставляя морщиться, в другое же время клевать носом от накатившего сна. Зависело ли это от того, что в воздухе было слишком много кислорода, отчего кордованцы теряли способность анализировать происходящее вокруг, или же им правда мерещились всякие образы в незамысловатом дыме, Вадим не знал, да и понимать не то чтобы очень хотел. Хватало презрительных взглядов, брошенных из-под ресниц, стоило ему криво пошутить или начать разглагольствовать о том, что «это, золотце мое, обычная физика и то, что мы стоим на склоне, а не волшебство листиков с кустика». У него не было конечной цели, чтобы довести кого-то до трясучки своими шутками — только лишь, если дело не касалось особо раздражающих персон — но, когда в следующий раз Алтан просто не явился, подослав вместо себя какую-то мельтешащую из стороны в сторону девочку, где-то внутри зашевелилась совесть. Олег, как и сам Дракон, мало что понимали в шаманстве, поэтому атмосфера вначале отталкивала и даже пугала. Вот только, если первого в это все втянула резко начавшаяся лихорадка, которая прошла под долгими молитвами и чайными отварами рыжего бледненького шамана, то Вадима же держал спортивный интерес, который помог не забросить резко появившуюся в голове идею. — Ну, же, золотце, я уверен, я пришел туда, — Дракон постучал в соломенную на вид дверь ещё пару раз, подсознательно начиная рассматривать вариант, при котором ее же можно осторожно вскрыть. Насколько прочными, а самое главное сложными по своей составляющей были замки он не знал, но попробовать никогда ничего не мешало. Когда же Вадим начал присматриваться к будущим инструментам, оценивая проблемы, которые он может нанести, как и будущие за это наказания, дверь едва страдальчески скрипнула и приоткрылась. Магия это, нашептывания духов или обычный ветер его интересовало в последнюю очередь, поэтому, все же разуваясь перед этим — хватило и того, что в прошлый раз ему эту обувь кинули в лицо, огибая все правила доброжелательности, спокойствия и безмерного смирения, — Вадим вошёл внутрь, осматриваясь. Тяжелые шторы свисали со стен и закрывали окна, все внутри пропахло благовониями и душистыми маслами, отчего даже медленно тлеющие свечи напоминали жженую карамель, стекая по деревянному столу и оставаясь на железном подносе на полу. Комната казалась пустой и слишком наполненной одновременно, даже предметы мебели, как жесткий на вид диван, пару стульев и низкий стол, не добавляли ни уюта, ни гостеприимства. Кровати Вадим и вовсе так и не увидел, только накиданные друг на друга одеяла с подушками за едва просвечивающей занавеской напоминали ему что-то похожее. В остальном же комната не выглядела так, что внутри кто-то был, да и может быть все это время Дракон и вовсе простучался в пустоту. — Вас не учили, что заходить в чужой дом без хозяина нельзя, — спокойный голос с едва восточным акцентом раздается в помещении неожиданно. Он отлетает от пустых стен, что придает ему глубины, заставляет едва видно улыбнуться его обладателю и поднять руки в знак капитуляции. — Дверь сама открылась, я был приглашен, — Вадим кивает ему насмешливо, возводя глаза к потолку, на котором сейчас были лишь пара лоз какого-то растения. — Только если своей глупостью, — огрызается Алтан, хмурясь ещё больше. Ему не нравилось, когда приходили незваные гости, ещё больше не нравилось, когда его к этому подталкивали. Сколько бы он ни списывал на наваждения все происходящее, голоса становились все громче, а образы четче. Это мешало спать, думать, а ещё больше отрицать происходящее. Он не мог сосредоточиться на молитвах, подготавливать травы для будущих гаданий или элементарно слушать главу племени, когда тот благодарил всевышних за еду на столе. — В любом случае, раз я уже здесь, не погадаешь ли мне, котеночек? — Вадим валяет дурака и почти об этом не беспокоится. Он слышал, что процесс этот не проводят кому попало, да и точно не в таких условиях. К этому долго готовятся, жгут особенные благовония, освещают ими помещение и как минимум знают друг друга чуть лучше, чем пару недель. Конечно же, если процесс действительно подразумевает под собой гадание на прошлое, будущее и настоящее. — Хорошо. Такое простое согласие заставляет лицо Вадима от удивления вытянуться, а рот едва приоткрыться. Он делает шаг вперед, выходя из тени комнаты, и пытается вглядеться в потемневшие глаза перед собой. Не слышно даже как от ветра шелестят ветви деревьев снаружи, зато отчетливо слышно чужое тяжелое дыхание. Дверь закрывается за его спиной спустя пару минут, когда Дракон замечает в окнах насмешливые пляски теней. Подготовка должна занять весь день и всю ночь, отчего внутри даже тянет от предвкушения. Он не верил, но интерес душил, а это, как известно, тот еще проклятый двигатель, заглушить который почти невозможно. Мысль пойти обратно хоть и кажется заманчивой, в конце концов, даже не считая нудного голоса повествования, ему все ещё нужно узнать как можно больше и о традициях, и происходящем вокруг. Но и подготовиться должным образом к ритуалу тоже хотелось. Как минимум, Вадим не планировал упасть в грязь лицом, вытворив что-то не то и случайно продав свою же душу. Быть подопытным кроликом, по ладошке которого совсем ещё неопытные шаманы пытаются определить судьбу, щекотало нервы. Одно неверное слово, и вот Вадиму осталось жить не тридцать лет, а секунд, отчего принимать участие в таком не хотелось. То ли дело один на один с золотым цветком племени, когда вокруг будут лишь «духи» и уже можно будет не продать душу, а заполучить чужую. Вадим приходит к полночи на следующий день, ждёт на пороге, пытаясь понять горит ли огонь в окнах или же Алтан все же обманул его. Как и было заверено в книгах, он снял с себя все тяжелые браслеты, даже оставил короткий острый нож, который по сути и брать не должен был. Происходящее кажется шуткой, когда он слышит позади себя шепот, а когда оборачивается, от него бегут лишь лунные зайчики. Дверь вновь открывается неожиданно, словно ее кто-то для Вадима подталкивает, заставляя того нахмуриться и осторожно приоткрыть ее шире. В доме все также темно, как и не видно хозяина, лишь добавилось больше свеч, которые теперь стояли по углам и освещали тёмные пятна. Выглядит все не то, чтобы угрожающе, но и спокойней от этого не становится. Тем более, когда Дракон замечает расстеленный на полу узорчатый ковёр и травы, разложенные по кругу. Между лопаток свербит, но стоит ему захотеть повернуться, на плечи опускаются чужие изящные руки, и шепот разрезает тишину. — Ещё не испугался? На лице Алтана теперь красовались красные полосы, похожие на перья, что обрамляли щеки и лоб, и переливающиеся витиеватые черные линии, обводящие яркие карминовые глаза, которые сейчас насмешливо щурились. Оторваться от такого зрелища было сложно, учитывая, что и тяжелые черные наряды, предпочтения которым обычно отдавал шаман, сменились на полу-прозрачное темное платье с пушистым воротником, закрывающим плечи и шею. — Я ничего не боюсь, — хмыкает Вадим, убирая с лица Алтана упавшую прядку кудрявых и на этот раз неубранных в тугие косы волос. — Вот и проверим. Алтан пожимает плечами, обходя Вадима и заходя внутрь. Благовония чувствуются ещё ярче, когда Дракон садится на ковер, оглядываясь. Он здесь раз третий и каждый раз убранство почти невидимо, но меняется: добавляются какие-то баночки или исчезают горшки с растениями. С чем это именно связано Вадим не знает, да и спрашивать как-то момента не было, но что-то подсказывает, что сделано это было не специально. Словно кто-то отдавал и забирал ту или иную вещицу бесцельно. — Раздевайся. Вадим удивлённо оборачивается и ухмылка сама по себе лезет на лицо. Каждый шаман проводит ритуал на своих правах и условиях, нет никакой определенной последовательности действий, лишь правила, соблюдать и знать которые должен каждый. Эта мысль одновременно заставляет мурашки пробежать по загривку и похолодеть кончики пальцев. Они играют на условиях Алтана, он выстраивает или рушит стены, а значит и то, как состоится ритуал, — его прихоть. — Полностью? — Да. Алтан наблюдает за тем, как Дракон поднимается, выходя из защитного круга, а после стягивает в одно движение футболку. Она почти ничего и не скрывала, но теперь лучше видно, как под кожей перекатываются мышцы, и как блестят под свечами капельки пота. Сказать, что это не завораживает — соврать, Алтан внимательно следит за тем, как Вадим складывает одежду в сторону, заходя обратно в круг, когда шаман передает ему покрывало, которым можно накрыться. Холодно не было, но начать ритуал нужно было хотя бы до момента пока вся выдержка не канула в лету. — Мы точно гаданием собираемся заняться? — Вадим ухмыляется, замечая на себе заинтересованный взгляд, который даже за густыми ресницами спрятать сложно. Такое внимание льстило, было интересно к чему это все приведет и как же закончится, но и торопить события совершенно не хотелось. Момент нужно было запомнить, впитать его чуть ли не до конца и обязательно повторить, как только представится возможность. — А у тебя есть сомнения? — Алтан предупреждающе щурится, поджимая губы, когда замечает ещё больше не высказанных и только мешающих шуток в чужих глазах. — Дверь открыта, пока не поздно. — Так легко уходить я точно не собираюсь, — Вадим скалится, кладя руки на колени верх ладонями и смотрит выжидающе. Внутри все бурлит, а ладони едва не потеют. Даже если его решат сжечь в качестве подарка для жертвоприношения, он вряд ли сможет убежать далеко, да и, если честно, не хочется. Ещё больше Дракон убеждается в этом, когда Алтан снимает с себя накидку и остается лишь в просвечивающем одеянии, садясь напротив и зажигая оставшиеся вокруг них свечи, для чего-то отодвигая их подальше. — Ты мне доверяешь? — Нет, — Вадим поджимает губы, ловя на себе довольный взгляд, а после берет в руки кружку, которую ему протягивают тонкие холодные пальцы. Они соприкасаются всего лишь на секунду, но и этого хватает, чтобы воздух вокруг стал гуще, а свечи ярче, словно по инерции вспыхивая. — Это хорошо. Пей. Дракон качает головой неверяще, все ещё не понимая на что подписывается и чем это потом ему аукнется, но послушно делает глоток за глотком. Напиток похож на травяной настой, но горчит на самом корне языка, и кажется слишком горячим. Он пробовал и что похуже в золотых пустынных песках, поэтому, когда, даже не морщась, опускает кружку обратно на стол, Алтан перед ним выглядит удивленным. Не настолько, чтобы что-то сказать, но настолько, чтобы наградить его почти гордым взглядом. — Отравить меня все-таки решил? — наигранно печально спрашивает Вадим, когда получает лишь закатанные в ответ глаза. — Слишком маленькая доза, — хмыкает Алтан, наклоняя голову. Он чем-то напоминает змею, следующую за добычей, и решил ли оставить таковую на будущее или же прикончить сразу определить нельзя. — Если не смешивать, то вполне возможно. — Чувствуешь, как немеют пальцы? — услужливо уточняет шаман, щурясь от едва различимого смеха. — Чувствую, как горит мое сердце. Вадим прикладывает к груди руку, почти что влюбленно вздыхая, но не удерживается и вместо улыбки на губах возникает оскал. Они играют в какую-то только им двоим ясную игру, без зазрения совести перекидываясь колкостями, а в следующую секунду взглядом опускаясь все ниже положенного. — Преднамеренное убийство в шаманстве — грех. — А что же духи говорят о жертвоприношениях, золотце? — Об этом духи предпочитают молчать, — Алтан улыбается едко, перетасовывая в руках карты, которые выуживает из-под ковра. Что же ещё там лежит Вадим знать почти что не хочет. Шаман делает несколько стопок карт, после этого рукой смахивая их в круг воротниками вниз. Свечи вновь неладно вспыхивают, заставляя Вадима на секунду отвести взгляд, а уже в следующую нос к носу столкнуться с внимательными глазами, цвет которых едва различимо меняется, темнеет неуловимо. Ему хочется сказать, что его точно опоили то ли алкоголем, то ли галлюциногеном, но не получается вымолвить ни слова, отчего Дракон лишь тяжело дышит, моргая и пытаясь уловить черные переливы за спиной Алтана, которые с каждой секундой становились все ярче. — Надеюсь, ты сможешь пару минут посидеть в тишине, — острые ногти впиваются в подбородок, за который Алтан отводит его голову обратно на себя, а после почти невесомо пальцы гладят щеку. — Вот и славно. Алтан садится обратно на свое место, теперь тасуя карты не отрывая от Вадима глаз. Он словно смотрит в самую душу, но ни закрыться, ни отвести взгляда так и не получается даже спустя пару минут, он перед ним словно открытая книга — заходи и разглядывай сколько угодно. Он только хочет сказать, что тот собрался ему не гадать, а приворожить, когда Дагбаев медленно переворачивает первые семь карт, ласково оглаживая по золотым каемкам и осматривая их, а после кивает сам себе. Он поджигает ещё пару свеч, расставляя их по бокам от круга из трав, и только потом закрывает глаза, наконец-то разрывая зрительный контакт. Шепот на едва различимом языке заполняет комнату. Песня ли это или молитва разобрать невозможно, как и поймать среди этого всего хотя бы одну знакомую фразу, которую можно запомнить, а потом подсмотреть. Между лопатками вновь начинает свербеть, словно кто-то находится и смотрит позади него, но случая обернуться так и не представляется, отчего он лишь дышит чаще, а капельки пота скатываются вниз по виску. Непонятное желание поднимается откуда-то снизу до самого горла, когда кончики пальцев начинают покалывать, а глаза мутнеть. Такую уж ли правду говорил Алтан, когда сказал, что его не собираются травить, или спрашивал о доверии, и насколько хорошей была идея соглашаться на серьезный ритуал, с которого сбежать желания не будет, Вадим уже думать не может. Разум затуманивает едва различимой дымкой, а тело, вновь способное двигаться, рвётся вперед, чуть не роняя свечи. Шепот прерывает долгожданно-удивлённый вздох, когда Вадим притягивает Алтана к себе, впечатывая рот поцелуем и руками прижимая за шею ближе. В голове не остается не единой мысли, а голоса вокруг, сливаемые до этого с тихими молитвами, начинают кричать громче, не давая ему даже задуматься о своих действиях. Стянуть с чужого тела одеяние, называемое платьем, но по сути являющееся чуть более, чем простынкой, не составляет особого труда. Целоваться с ним одно удовольствие, горячее тело извивается, прижимаясь ближе и не давая оторваться ни на секунду, словно не только Вадим этого хотел, но и Алтан все это время находился в напряжении только от невозможности подойти ближе положенного. Они сталкиваются зубами, но сейчас это не причиняет никакого дискомфорта, а язык, почти сразу же зализывающий на губах едва видные ранки, лишь помогает с каждой секундой все больше лишаться рассудка. Целуется он топко, посасывая, пытаясь вытянуть самую душу, только вот пока они не закончат на это можно даже не рассчитывать. Алтан ведет руками по его груди, чувствуя, как под кожей перекатываются мышцы, на которые сейчас можно было не только смотреть, но и трогать. Он силой оттягивает от себя Вадима, голову его направляя к шее, чтобы через секунду громко всхлипнуть. Дракон вылизывает ее с упоением, прерываясь на укусы, которые завтра расцветут кровавыми пятнами и не сойдут ближайшие пару дней. От Алтана всего пахнет маслами, даже волосы были умащены в пахучих травах, отчего Вадим утыкается в них носом, вдыхая приятный аромат и не давая отстраниться, когда тот дёргается. Наваждение словно становится ещё сильнее, заставляя его уложить шамана перед собой и кусачими поцелуями спуститься к груди. Руки блуждают по худым бедрам, сжимая пальцы и оставляя едва видные лунки от ногтей. Вадим прикусывает чужие соски, оттягивая за самые горошинки и вылизывая сразу после. Если бы Алтану не нравилось, давно бы оттолкнул, но тот лишь притягивает ближе, заставляя вжаться в белоснежную кожу. Что там говорят духи Вадим уже даже не слышит, все слилось в невозможную какофонию звуков, да и обращать внимание на что-то помимо Алтана желания нет — слишком велик соблазн, который сейчас вытеснял все из головы. Тени кружат вокруг них, переливаясь под едва видным свечением, пытаясь то ли подтолкнуть ближе, или же, наоборот, заставить их отпрянуть друг от друга и не осквернить алтарь. — Золотце, — Вадим резко выдыхает между поцелуями, вновь притягивая его к себе и с упоением наблюдая, как ещё чуть-чуть и все вокруг вспыхнет ярким пламенем. — Такой хороший, такой прекрасный, где же ты был раньше. Дракон опускается ниже, поднимая чужие ноги себе на плечи и покрывая щиколотки поцелуями. Кожу украшает длинная вязь рун, которые прочитать сейчас точно не удастся, но хотя бы запомнить, что они там есть и потом спросить, Вадиму ничего не мешает. Он изучает тело под ним, не пропуская ни единого сантиметра, руками блуждая по длинным ногам, носом ведя по впалому животу. Всхлипы смешиваются с едва слышными стонами и поскуливанием, когда Вадим чувствует, как ему царапают плечи, из-за чего приходится словить чужие руки, сжав над головой. Ему не обязательно видеть происходящее: яркие вишневые глаза, которые в темноте едва ли не светятся, как и искусанные губы, которые от такого напора едва опухли, говорят сами за себя. — Приподнимись, — Дракон ведет рукой по внутренней стороне бедра, заставляя раздвинуть подрагивающие колени. — Держи при себе, — Вадим дожидается кивка, отпуская тонкие руки, опускаясь ниже, заставляя Алтана чуть приподняться, чтобы через секунду широко провести языком по возбужденному члену. Алтан выгибается, руками закрывая лицо от переполняющих эмоций и смазывая перья, которые сам же старательно наносил перед зеркалом. Хочется одновременно уйти от прикосновений и чуть ли не заставить Вадима ласкать себя всю ночь, когда он чувствует, как его бедра приподнимают выше, а язык спускается к мошонке, задевая сфинктер. Стон вырывается из груди неожиданно и скорее всего слишком громко, но помешать ни ритуалу, ни зайти сюда не получится. Духи слишком ревностно охраняют пространство вокруг себя, пряча их в тени. — Пой, цветочек, хочу слышать твой голос, — Вадим отрывается всего на секунду, чтобы потом начать вылизывать с двойной силой, добавляя к этому пальцы и стараясь осторожно, но быстро растягивать мышцы. Терпения почти не хватало, а возбуждение било по вискам с самого начала, лишая даже возможности задуматься о том, что он делает. — Пожалуйста-пожалуйста, Вадим, пожалуйста, — Алтан скулит, задыхаясь, когда язык внутри начинает двигаться интенсивней, а сам он почти что нарушает круг вокруг себя, ногтями вцепляясь в ковер, на котором лежит и лихорадочно кусает губы. Внутри все горит от желания, когда Дагбаев чувствует, как ко входу приставляют головку, правда вместо масел смазкой служит слюна. Он успевает притянуть Дракона ближе, вновь утягивая в поцелуй, чтобы через секунду до крови прикусить чужую губу. Это не больно, но неприятно и тянет, отчего он пальцами скребется по мощной спине над собой, оставляя длинные красные полосы. Вадим не двигается, давая привыкнуть, отстраняется лишь на секунду, чтобы лицезреть перед собой довольное лицо и тонкую струйку крови на чужих губах, которую непременно слизывают, раззадоривая только больше. Он на пробу поддается бёдрами вперед, все ещё узко, но с каждым движением становится лучше, хочется как можно больше и сразу. Сдержаться почти невозможно, однако Вадим не увеличивает темп, медленно выходя и наблюдая, как от тела тянутся тонкие ниточки слюны, смешанные с маслами. Смотреть на это завораживает, от чего он делает фрикции ещё пару раз, отстраняясь и вновь входя почти что до конца. Слишком медленно, чтобы кончить, но достаточно, чтобы заставить парня под ним начать извиваться и пытаться насадиться самостоятельно. — Даже не думай, — Вадим ловит чужой подбородок, слизывая капельки пота и убирая растрепавшиеся волосы, которые сейчас только мешали, в сторону, — это будет долгая ночь. У Алтана взгляд расфокусированный, едва цепляется за что-то, но даже так он кивает, стараясь смотреть только на лицо Вадима перед собой и сильнее сжимает пальцы на чужой коже. Ему до одури хорошо, когда тот все-таки решает сжалиться, ускоряясь, ещё чуть-чуть и на боль становится все равно, даже на то, что он совершенно нагой лежит на собственном полу, когда вокруг мечутся тени, не способные подступиться ближе. — Быстрее, пожалуйста, быстрее, — Алтан стонет, притягивая Вадима ближе, заставляя чуть ли на себя не улечься полностью, но так он хотя бы может быть уверен, что их никто не тронет. Дракону повторять дважды не нужно, он начинает бедрами вдалбливаться в податливое тело, наращивая темп с каждым толчком и вновь прикусывая чужую шею, которая сейчас была слаще сахара. Стоны заполняют помещение, огонь от свечей поднимается чуть ли не до самого потолка, когда Вадим чувствует, как пространство вокруг них почти что и вибрирует, вот только развалится дом или нет, проблема уже не его. Он входит особенно глубоко, когда между телами становится липко, а живот окропляют белесые капли, Алтан замирает на грани реальности, кончая. Вадиму хватает ещё пару движений, чтобы догнать шамана и наконец-то скатиться в сторону, чтобы не задавить Дагбаева своим весом. Отдышаться получается не с первого раза, внутри до сих пор все горит, когда Вадим поворачивается в сторону Алтана, витающего между мирами, расфокусированно наблюдая за тонкими столбиками дыма. Лицо его становится совсем расслабленным, кудри обрамляют скулы, а губы чуть подрагивают, привнося в это все почти что нежную наивность. Свечи одна за одной гаснут, но списывать это на галлюцинации уже не хочется, тем более, когда все вокруг так и кричит, что что-то в самом воздухе едва заметно меняется. Вадим стягивает с кровати покрывало, выходя за начертанный круг и только после этого замечает, что под устланными травами видно мелом начертанную линию. Защитило ли их именно это или рассудок окончательно его покинул, Дракон даже не думает, лишь накрывая обоих, и прячет голые холодные пятки, чтобы через пару секунд притянуть к себе слабое тело, уткнувшись лицом в загривок. Душ, а в их случае речка, может и подождать, уходить в ближайшее время он точно никуда не собирается, а расспросить из чего же был отвар и не является ли это настоящим зельем, связывающим их души, он успеет. — Надеюсь, ты увидел долгую жизнь и это не прощальный подарок, — Вадим улавливает едва слышный выдох, похожий на смешок и ухмыляется сам. Возможно к гаданиям он был слишком предвзят, возможно стоит участвовать в них почаще.