The Red Means I Love You

Unusual They say strange fascination, infatuation Необычно они зовут меня странным, увлеченным.       Минута за минутой, часы за часами я нахожусь в ожидании ее пробуждения. Силуэт сотканный из бархатной тьмы безжизненно болтается на цепях посреди склепа. Будь Уэнсдей Аддамс сейчас не в роли жертвы, наверняка бы оценила всю мрачность сложившейся ситуации: директриса мертва, героиня в оковах, окруженная частями тел погибших и кучей приспособлений для воскрешения неживой материи. Словно происходящее - это очередная глава в готичном романе ее любимой писательницы Мэри Шелли. Она и сама выглядит так, будто сошла со страниц Франкенштейна. Знаете, это чертовски привлекательно.       Шаг, еще шаг, моя рука уже скользит по обнаженной шее пленницы. Я мог бы придушить ее прямо сейчас. Пальцы дрогнули, сжав горло девушки чуть сильнее. Мог, если бы не знал, что девчонка – ключ. Схватив за подбородок, легким движением поворачиваю ее голову к источнику света. Надо же, не думал, что ты можешь быть еще более бледной. Еще более мертвой. Подушечкой большого пальца вытираю с щеки гранатовую дорожку крови – единственный признак того, что ты не персонаж черно-белого фильма. Мягко цепляю обветренные губы. Сейчас они выглядят не так соблазнительно, как когда из них сочились ядовитые речи о бессмысленности человеческого существования. Должен признать, невозможно не согласиться с твоими рассуждениями о том, как глупы и наивны окружающие нас люди.       Внезапный всхлип Уэнсдей, ее жадный глоток воздуха, прерывает мой поток мыслей, и я отстраняюсь. Нужно закончить приготовления к трансмутации до прихода Лорел. Даже сквозь лязг перебираемых мною инструментов я слышу, как наша замогильная принцесса, широко открыв рот, изо всех сил пытается отдышаться. Кажется, что ее поместили в одну из пыточных камер поместья Аддамс, откуда медленно, но верно выкачивают остатки кислорода. Мне не нужно видеть, чтобы понять, сейчас она не в состоянии сконцентрироваться на попытках высвободиться. Уж слишком саднит рана на лбу, прикрытая слипшимися смоляными прядями челки. Пара пустяковых кровоподтеков на бедрах может быть никак не ощущаются, но руки явно затекли так, словно по венам пустили раскалённый свинец.       Мозг услужливо рисует в фантазиях твое податливое тело, лишённое всякой претензии на борьбу. Но мне не суждено обнажить зубы в победной ухмылке.       - Ты псих, - непробиваемо беземоциональная реплика срывается с уст Аддамс, что заставляет меня обернуться. A lunatic? Call me what suits your taste. Псих? Зови меня, как тебе нравится.       Я смотрю на девчонку. Угольно черная униформа только подчеркивает ее хрупкость. Но не хрупкость характера, нет. Здесь явно что-то покрепче угля, графита или из чего там делают стержни? Возможно даже покрепче стали.       - Сочту за комплимент, - попытка выдавить дружелюбную улыбку, как раньше, не увенчалась успехом.       Ее лицо остаётся нечитаемым, но взгляд: глаза, что обычно темнее ночи, вдруг вспыхивают ненавистью. Из маленькой искры разгорается целый пожар, который, кажется, вот-вот поглотит весь склеп. Да, я знал, что с Уэнсдей будет интересно, но чтобы настолько… Пламя манит подойти ближе, нырнуть в него с головой. Так, чтобы плавилась плоть, оголяя кости. Чтобы боль, смешиваясь с сомнительным наслаждением, затуманила разум. Чтобы почувствовать хоть что-то за долгое время помимо холода отца и мерзкого послевкусия от манипуляций Гейтс.       - Скажи, такое свидание тебе больше по душе?       Мы оба прекрасно помним, что ещё пару дней назад здесь, на этом же месте, состоялась наша первая неловкая попытка в романтику: фильмы ужасов, огоньки и попкорн. Интересно, она жалеет об этом?       - Я предпочитаю пытать, а не быть жертвой пыток, - брови взмыли вверх, имитируя сухую, но эмоцию, - хотя и в этом что-то есть.       Конечно жалеет. Не потому, что разочарована во мне (ее не пугают такие пустяки, как список трупов на моем счету), а потому что предала себя. Отказалась от принципов одиночки, слепо ступила в капкан доверия и ловушка сработала. Это было даже легче, чем я себе представлял. Жаль, что у всего в этом мире есть последствия. И у нашего свидания тоже.       Прерванный моим отцом поцелуй - незакрытый гештальт. Навязчивой мыслью пускает корни в моем сознании, прорастая все глубже, заставляя думать об этом все чаще. I just wanna taste Я просто хочу попробовать       Девичьи руки, заведенные над головой, подрагивают под тяжестью собственного тела. Или это жалкие попытки высвободиться? Уэнсдей постепенно приходит в себя, отрезвляя разум, восстанавливая холодный, как могильная плита, рассудок. Наверняка в ее голове зреет план, который в момент выстрелит, сразив меня наповал. С ней нужно быть аккуратнее.       Осторожно движусь в ее направлении, словно змея, выследившая свою жертву для решающего смертельного броска. Аддамс это ни капли не смущает. Ее взгляд прикован ко мне с того момента, как она пришла в себя. Порой мне кажется, что Уэнсдей вообще не моргает. Даже подойдя к ней вплотную, я не заметил ни толики страха на девичьем лица. Да уж, Барби из мира мертвых. Мертвых душой, но вскоре поставим галочку и в разделе мертвых телом. По секрету, мне бы этого не хотелось.       Нависаю над ней так, что, могу предположить, она чувствует мое дыхание. Вряд ли такое же ровное и ледянящее, как ее.       - Сохраняй дистанцию, иначе хозяйка накажет, - мне показалось или ее губы искривились в усмешке?       Колкость только подогревает мой внутренний интерес, который, кажется, и без того достиг точки кипения. Хватаю ее за фарфоровое личико, с силой сжимая скулы.       - Это что, ревность? - пытаюсь ответить с тем же остроумием и ехидством, но Аддамс явно на шаг впереди.       - Ревность - удел жалких неуверенных в себе слабаков, коими являются большинство из человеческого рода.       - Но не ты? - ослабляю хватку и оставляю на месте пальцев красноватые отпечатки - немой символ беспомощности и мнимого покорства студентки Невермора. Молчит, явно переваривает все происходящее, в попытке найти малейший намек на спасение.       Откровенно говоря, я нахожусь в опасной близости. В любой момент девчонка может хорошенько врезать мне одной из свободных конечностей (целых две ноги в арсенале, готовые дать отпор обидчику), но почему-то ещё этого не сделала. Действительно, почему?       - Позволь задать один вопрос, - всё-таки решаю отстраниться, негоже испытывать судьбу. - Зная тебя, могу высказать догадку, что ты разработала уже сотню планов побега, 95 из которых включают мое убийство, но ты всё ещё здесь. Почему до сих пор не врезала мне как следует? Боишься, что я обращусь?       - Два. - черство подмечает Уэнсдей. - Ты задал уже два вопроса.       - И ни на один из них ты не ответила, - если дьявол есть, то это он продаст Уэнсдей душу, ибо она явно умеет выворачивать все в своих интересах.       Аддамс качнулась на цепях, и тихий смешок вырвался из девичьей груди. Он неприятно ужалил меня в самое..место, где предположительно бьётся сердце. Анатомия Хайдов мне неизвестна, но я не думаю, что она сильно отличается от человеческой.       - Думаешь, если выпустишь когти - сможешь напугать меня? Ты никчемен во всех формах своего существования. Будь то монстр или человек. I've always heard it's what's inside that counts Я всегда слышал Что внутренний мир важнее внешнего       - Мне казалось, ты считаешь иначе.       - А мне казалось, что я наконец встретила человеческую особь, от которой меня не тошнит, которая хоть немного понимает меня.       Понимает? Конечно, я понимал ее. В каждом принятом решении, в каждой саркастичной фразе, в каждом презрительном взгляде я видел частичку себя. Пускай на моем лице цвела приторно-сладкая улыбка и я выглядел, как самый беззаботный парень в этом городе, но на деле… Как часто мы задумываемся, сколько зияющих ран скрывается в душе другого человека? Сколько травм он несёт за собой неподъемным грузом на шее? Я - ни разу до встречи с этой девушкой, с этим несносным воплощением безэмоциональной ненависти ко всему окружающему.       На протяжении всей своей жизни я пытался смириться с мыслью о том, что мамы больше нет. Черт, да и отца тоже не было. Казалось бы, он жив, я вижу его каждый день за завтраком и ужином, но это лишь образ, картонка, декорация, имитирующая счастливую семейную жизнь. Ему всегда было плевать на меня. Уж не знаю, чем я заслужил все то отцовское безразличие, но единственная причина, которая приходила мне в голову была безумно банальна: я был копией собственной матери. Не только внешне, нет, манера общения и повадки, а главное - глубоко внутри меня таился монстр.       Отец явно боялся проснуться однажды и увидеть перед собой то чудище, от которого он избавился вскоре после моего рождения. Что ж, папа, хоть где-то ты оказался прав. Со смертью мамы на одно чудище стало меньше, но второе все ещё никуда не делось. Каждый день, каждую секунду оно было рядом с тобой и лишь ждало удобного момента, чтобы вырваться наружу. Гейтс поспособствовала этому. Жаль осознавать, что именно весь тот холод и безразличие, твоя вечная работа стали катализатором его пробуждения. Ты никогда не был рядом, когда я так отчаянно нуждался в этом. Черт, ты проигнорировал даже мой школьный выпускной! Кто знает, как бы сложились обстоятельства в ином случае.       Приходило ли Уэнсдей в голову, как мы похожи на самом деле? Семейные проблемы не самая большая редкость в современном мире. Только защитная реакция у всех разная. Благо, ты, Аддамс, в ответ на материнское непонимание, решила ответить тем же безумием, что и я. Облачиться в шкуру монстра, но по собственному желанию, без всякой сторонней помощи и химикатов Лорел. Какое количество жертв в твоём личном списке достижений? Сколько крови на твоих бледных девичьих пальцах? Да, ты определенно была такой же. Сломленной собственными родителями, идущей к своим целям по трупам, питаемая не только ненавистью, но и желанием доказать кому-то, что ты лучше, что ты права, что твое существование имеет смысл. Не зря ты понравилась мне при первой встрече, тогда в кофейне. Искреннее чувство тревоги и плотоядных бабочек, бьющихся о стенки брюшной полости – это называют влюбленностью с первого взгляда? С твоего первого убийственно-безразличного взгляда. Cause my insides are red And yours are too Ведь внутри у меня — красный И у тебя тоже       Мои внутренние конфликты и рассуждения длятся, вероятно, уже слишком долго и мне бы следовало что-то ответить ей. Два глаза, словно тлеющие угольки, продолжают прожигать меня взглядом. Как же она прекрасна в своей невинности, таящей демона глубоко внутри. Стоит этой мысли едва промелькнуть на задворках моего разума, как я тут же срываюсь с места и решительно сокращаю расстояние между нами. Грозовой тучей приближаюсь к ложно-беззащитной ученице Невермора так, что наши лбы соприкасаются, а затем шепчу:       - Я понимаю тебя лучше, чем ты думаешь.       - Ты не знаешь меня, - с безрассудным упрямством выплевывает очередное замечание.       Она просто невыносима и это срывает мне крышу. Хватаю пленницу за обе косички, наматываю на кулак, запрокидывая ее голову. Из горла Уэнсдей вырывается сдавленный хрип. Ее глаза вновь вспыхивают то ли от ненависти ко мне, то ли от ненависти к себе за то, что ей даже нравится подобное обращение.       - Мне хватило последнего поцел…       Я не даю закончить ей очередную колкость в свой адрес, резко прижимаясь губами к ее губам. Кажется, писатели и кинематографисты слишком романтизируют момент поцелуя между двумя врагами, описывая, как один из них сопротивляется до тех пор, пока не поддастся пленящей муке удовольствия и не войдет во вкус. Наш поцелуй выходит кратким и топорным. Она отстранилась так же быстро, как я прильнул к ней, оставляя на моих губах легкий холодок могильного дыхания. Ее грудь вздымалась быстро, рвано. Словно в поисках какого-то спасения, взгляд Аддамс заметался из стороны в сторону, пока не остановился на моей левой щеке.       - У тебя кровь! – голос девушки громче, чем обычно, неужели это проявление эмоций? - вот тут.       - Да, Лорел не понравилось, что я проявил слабину, - в памяти вспыхивает образ разгневанной хозяйки, наносящей увечия, и мои глаза застилает пелена слез. Выдавать слабость в мои планы не входило, но школьницы умудряется это заметить.       - Удивительно.       - Тебя удивляет, что такой человек, - я осекся, тяжело назвать Хайда «человеком», - Такое создание, как я может быть уязвимым, истекать кровью, испытывать боль?       - Меня удивляет, что такой человек, - нарочито подчеркивает последнее слово, от чего мои ладони мокнут, а внутренности будто завязываются в узел, - не смог оказать сопротивления какому-то фанатичному, сумасшедшему нормису! – ее тон выражал самое большое недовольство за все то время, что я был знаком с ней. И как только гневная тирада была окончена, Уэнсдей подалась вперед, впиваясь хищным поцелуем. Ее язык, будто змея, ловко проскользнул в мои уста, от чего к вспотевшим ладоням добавились стайки мурашек, снующих по спине туда-сюда. Она исследовала каждый уголок моего рта чувственно и нежно, я в свою очередь прижимался к ней все сильнее, пока моя рука скользила вниз по ее талии, бедрам и обратно. Все перевернулось, полнейший хаос воцарился в некогда трезвой голове. Это действительно ощущалось, как опьянение: ноги становились ватными, перед глазами плыло, а все, что находилось вокруг и вовсе померкло. Казалось, в этом мире остались только мы. Я – гребанный монстр. И она – воплощение смерти в человеческом облике. And the red on my face Is matching you И красный на моём лице Подходит тебе       Я отрываюсь от девичьих губ. Почти невесомыми поцелуями спускаюсь к шее. К счастью, темные косы все еще в моем кулаке, и я оттягиваю их книзу сильнее, чтобы обеспечить доступ к манящей мраморной коже. Еще пару минут назад я хотел придушить Аддамс. Теперь же просто хотел, а потому, припав к ней губами, страстно посасывал кожу на ее шее. О, если бы Уэнсдей могла, я уверен, она бы впилась своими черными коготками в мою спину, но наручники, все еще сковывали в движениях. Ей оставалось лишь беспомощно извиваться в моих руках, пока я наносил багровые отметины над ключицами и выше. Увлекаюсь и захожу слишком далеко: засосы сменяются укусами. Пленница вздрагивает каждый раз, как зубы вонзаются в ее плоть. Ни одного стона из уст школьницы, в противовес во мне зреет томный гортанный рык. Словно дикий зверь, вступивший в схватку, отчаянно кусаю тончайшую кожу в очередной раз и чувствую, как металлический привкус касается моих губ, кончика языка, а затем разливается в глубине ротовой полости. And goodness you're bleeding What a wonderful feeling И, Боже, ты истекаешь кровью, Какое замечательное чувство       Ты даже не вскрикиваешь, лишь сильнее запрокидываешь голову и жадно вдыхаешь затхлый воздух склепа Крэкстоуна. Я же, как сумасшедший, слизываю проступившие гранатовые капли. Это удовольствие не сравнить ни с чем. Разве что с разрядом тока, который пронзает тебя насквозь, проходит вдоль позвоночника, задевая каждое ребро, и с характерной болью отдается в кончиках пальцев. Нет, это лучше. Это лучше, чем убивать. Ловлю себя на мысли, что мой язык давно сместился от кровоточащей раны, наверное, к самой чувствительной твоей части, ведь ты наконец издаешь едва уловимый тихий стон. Острый, словно лезвие любимого ножа-бабочки Аддамс, кончик моего языка описывает неразборчивые узоры, оставляет влажные дорожки, огибая ушную раковину, переходя на подбородок, а оттуда вновь, возвращаясь к твоим слегка припухшим губам. Резкий рывок вперед, и вот, ты уже выдернула косы из моей крепкой хватки. Все ради того, чтобы буквально прорычать мне в чуть приоткрытые губы:       - Я требую, чтобы ты не останавливался.       - Неужели я заразил тебя своим чудовищным желанием? – моя очередь издеваться и язвить. Ты в моей власти.       - Действуй. You're down and you're pleading My head is just reeling Ты повержен и умоляешь, Моя голова идёт кругом       Не дожидаясь, она вновь накрывает мои губы своими, но теперь еще более настойчиво. Я бы даже сказал агрессивно. Я с энтузиазмом отвечаю на поцелуй, крепче прижимая податливое хрупкое тело к себе. Уэнсдей не против, она легко отталкивается от пола ногами и обвивает ими мои бедра. Тем временем я с азартом всасываю нижнюю губу школьницы, зажимая краешек между зубов. Раз за разом, пока та не трескается где-то ближе к середине, вновь пропитывая мой язык солоноватостью твоей крови. The Red means I love you Tasting your blood means I love you Красный означает «Я люблю тебя» То, что я пробую твою кровь, означает «Я люблю тебя»       Этот привкус… Он будоражит до мозга костей, и хочется, чтобы эта сладострастная пытка длилась вечно, но я не могу отделаться от чувства, что монстр внутри меня вот-вот проснется. Это опасно. Для нее, для меня. Здравый рассудок (смешно, в таком состоянии я точно не могу назвать его здравым) побеждает, и я наконец отрываюсь от девушки. Пячусь назад, будто загнанный зверь, с опаской осматриваюсь по сторонам. Я слишком увлекся, но, к моей радости, Лорел еще не пришла.       Аддамс смотрит на меня исподлобья, тяжело дыша. Как же она прекрасна во всей своей беззащитности, но со следами отчаянной борьбы: запекшаяся дорожка крови, что спускается от виска, напитывается свежей багряностью из губы, и когда ей больше нет места на лице, мелкими каплями падает на плечо, где вновь смешивается с новой порцией крови из другого источника – моего укуса. Истерзанные губы, взъерошенная челка, выбившиеся из кос смоляные пряди выглядят вполне естественно. Как еще ей выглядеть в плену за пару часов до жертвоприношения? Черт, всего пару часов, и я навсегда попрощаюсь с этой готичной занозой в своем сердце. Возможно, так будет лучше? Возможно. Но сейчас я думаю, что не могу оставить ее вот так: беспомощно ожидать конца, болтаясь на цепях посреди ампутированных конечностей других жертв. Я не думаю, я знаю, что не могу оставить ее. Решительно вынимаю маленький ключик, серебряное спасение, из кармана собственных брюк.       - Запомни эти отметины. Красный означает, что я люблю тебя.       Раздается щелчок, и кандалы распахивают свои стальные объятия. Уэнсдей обессиленно падает в мои руки. Девичьи глаза-угольки меркнут, веки медленно опускаются. И прежде чем она потеряет сознание, я успеваю уловить почти беззвучный шепот: - Красный означает, что я люблю тебя. The Red means I love you.